Мариэтта А. Роз
Человек с глазами волка
Не стоит верить волку, ибо у него глаза человека.
Не стоит верить человеку, ибо у него глаза волка.
Мариэтта А. Роз
Миф о мире
Земля!
Когда-то она казалась безграничной, неисчерпаемой. В те далёкие времена, когда это было непреложной истиной, на её просторах обитали самые разные создания. Люди и дивные: эльфы, гномы, метафоры, дриады, нимфы, драконы…
Уже никто не может толком сказать, как так получилось, что бок о бок с простыми смертными жили они, даже между собой не похожие существа, столь разные, столь волшебные. Люди почитали их как богов – возможно, они и были богами. По крайней мере, тогда.
Кстати, возможно, именно дивные и стали причиной появления людей. Какой-нибудь волшебник шутки ради наделил разумом племя обезьян, со временем они и создали собственную цивилизацию. Или же их сотворили искусственно в ходе одного из магических экспериментов для услужения, увеселения, наравне с големами? Только вот опыт оказался чуть более успешным, чем ожидал творец. Хотя все могло быть и иначе. К примеру, сами дивные пришли из далёких миров, возможно по той же самой причине, по которой после покинули Землю, и стали более или менее миролюбивыми соседями. Сейчас уже никто не может сказать, как было на самом деле.
Впрочем, не так уж это и важно.
Те дивные, что обращали внимание на людей, стали их проводниками в жизни. В основном это были эльфы, гномы, русалки. Они охотно учили этих «странных недалеких существ» тому, что знали сами: искусствам, ремеслам, любви, состраданию и всему такому прочему. Иногда – магии. Хотя, как оказалось, в большинстве своём люди с трудом осваивают даже базовые навыки мастерства – лишь единицам действительно удавалось чего-то достичь. Скорее всего, думали эльфы, проблема кроется в сроках жизни. Ведь человеческий организм рассчитан всего лишь на три капли: детство, молодость, старость.
Так они и жили, дивные и люди. Достаточно долго. Соседствовали, влюблялись, рожали общих детей, иногда ссорились.
Но однажды всё изменилось.
То тут, то там стали появляться мрачные люди в чёрных балахонах. Называли они себя инквизиторами. Кто они такие, откуда пришли – никто толком не знал, но они нашёптывали: «Смотрите, как красивы эльфы! Как богаты гномы! А кровь огненных птиц лечит любые болезни! Все их сокровища, все тайны должны принадлежать нам, людям, это мы здесь хозяева!»
Конечно, поначалу большинство отмахивались, но злые слова упали в благодатную почву. Чисто людское качество – зависть – выросло из этих семян.
А ведь действительно! Почему им – всё, а мне – ничего? Им – долгая жизнь, красивые женщины, богатства недр, а мне? Что остается мне? А вот если бы их не было, то всё это досталось бы мне!
Сами дивные не сразу заметили перемену. Когда люди стали к ним относиться прохладнее, приняли это спокойно, с истинным фатализмом дивных. Но прохлада быстро переросла во враждебность, а враждебность – в войну.
Инквизиторы теперь во весь голос кричали:
– Ату их! Ату! Закидайте их камнями! Разграбьте их жилища! Возьмите их женщин!
И дивные схватились за оружие.
Дивные быстро поняли, что противостояние закончится ничем. Да, как воины они куда искуснее, но людей больше. Часто случалось так, что на штурм крохотного поселения эльфов бросались десятки тысяч простых смертных. Люди поднимались на стены по трупам, к тому времени у осаждённых заканчивались стрелы – и начиналась обычная резня.
Среди дивных произошел раскол. Метафоры кричали, что нужно использовать всю мощь магии, чтобы раз и навсегда уничтожить людей. Эльфы возражали, что нечестно использовать оружие, которому противник не может противостоять. В ответ их обвиняли в чистоплюйстве, те отвечали соответствующим образом – свара каждый раз получалась приличная.
Впрочем, у большинства народов конкретной позиции не было. Гномы никак не могли определиться: поочередно говорили то «да», то «нет». Дриадам, нимфам всё это было неинтересно: их полупрозрачные тела не могут ранить ни мечи, ни стрелы, так что пока люди не разоряют леса и реки, им всё равно. Зеленокожие вообще радовались возможности помахать дубинками.
Решение неожиданно предложили драконы.
– Мы уходим, – сказал самый старый из них – огромный дракон, побелевший от времени. – В другой мир. Мы уже немного изучили его. Там есть множество планет, как и здесь, и одна из них почти такая же, как Земля. Там тоже есть реки, леса, горы, океаны. Все условия! Но самое главное – он пуст. Мы нашли только несколько мёртвых городов. Похоже, что цивилизация того мира давно погибла. – Дракон выдохнул несколько колечек дыма. – Мы уходим. Вы можете пойти с нами и начать всё сначала или же остаться здесь и продолжить войну. Выбирайте! Но прежде чем вы что-то решите, я скажу следующее: люди – всего лишь пешки. За их спинами стоит сила, у которой пока нет названия. Бойтесь их.
И драконы улетели.
Это был выход!
Уйти.
Оставить людям Землю, пусть живут как хотят, как могут! Без них. Конечно, жаль, но так будет лучше.
Для всех.
Но переселить такое количество желающих не так-то просто: порталы между мирами опасны и нестабильны. Первые добровольцы уходили небольшими группами. Увы, были те, кто исчез в неизвестности. Но были и те, кому удавалось добраться до места.
С помощью магии они посылали сигналы, что всё в порядке, что всё именно так, как говорили драконы: мир пуст и пригоден для проживания. После ставили магические маяки. Ориентируясь на них, на Земле взялись за строительство порталов, чтобы сделать переходы более безопасными.
А пока дивные решили избегать столкновений с людьми.
Люди поначалу обрадовались. Честно говоря, они сами уже здорово устали от войны, многие жалели, что ввязались в столь глупую авантюру, но назад дороги нет. Не придёшь же сейчас к дивным просить лекарства, еду, как это бывало в мирные годы.
Когда же они поняли, что дивные не сдались, а просто уходят, – восприняли это как личное оскорбление. Они не могут уйти, забрав с собой всё то, что так нужно им самим!
Их бросают, их предают!
Люди начали атаковать дивных с удвоенной жестокостью.
На массовое переселение понадобилось несколько десятилетий. С дивными уходили и люди. Одни следовали за ними, поскольку боготворили их. Другие просто искали лучшей жизни. Но были и третьи – те, кого с места согнали закон, чума и костры инквизиции.
Потом порталы захлопнулись и закрылись на Ключи. Ключи выбрасывать не стали. Их доверили одному рыцарю из клана Тамплиеров.
Столь сильный магический артефакт неестественно удлинил его молодость. Но вечная жизнь не дает бессмертия, и в одной из войн Средневековья он погиб. После Ключи выбирали себе Хранителя самостоятельно.
Новый мир дивные назвали Эльсидория, что в переводе с эльфийского означает «приют чудес». Старый мир назвали просто Гранью.
Жизнь после потекла своим чередом. Когда буря Средневековья улеглась, люди поняли, что, в принципе, обладая рядом навыков, можно обходиться и без дивных. Некоторые догадались, что знания можно совершенствовать, добывать новые, увлеклись. Постепенно Грань развилась в техногенный мир.
В Эльсидории всё вроде оставалось по-прежнему.
Там, где есть магия, нет места технике.
К тому же заговоры лечили лучше синтетических лекарств, а фатализм дивных позволял без трагизма относиться к самым сложным случаям. Сам мир толком не осваивался: одним это неинтересно, другим – некогда.
Люди основали три королевства: на севере – Лонглию, на западе – Корсиконию, на юге – Сюррию. Правда, всё-таки нашлись и такие, кто даже в новых условиях не хотел соседствовать с дивными. Они ушли на северо-запад, в мрачные бесконечные пустынные поля, основали там несколько городов-государств. Но для общего удобства их территорию назвали Аустерлендом.
Леса между Лонглией и Корсиконией заняли эльфы. На общем совете решили не делить между собой деревья, а жить в мире. Но для единства нужен один король.
Это было сложно, ведь у каждого клана – своя правящая династия. Как выбрать достойнейшую? Но всё-таки выбрали. Прочие короли сняли короны и стали именоваться лордами. После эльфы зажили обычной жизнью. Сообща работали, сообща веселились, сообща ссорились. В общем, всё как обычно! Их лес назвали Альфаром.
Только один клан решил поселиться отдельно, восточнее, в горах. Их стали называть горными эльфами.
Гномы выбрали крупный горный массив на юго-западе и поступили по примеру эльфов. Вернее, почти. Кланы разыграли горы в карты или на кулаках, в общем, кому как оказалось удобнее. Короли остались королями, а правящую династию выбирали раз в столетие на большой сходке. Самой горной стране дали общее название – Гномлия, то есть «место, где живут гномы». Просто и понятно, по-гномски.
Драконы обжили острова далеко в океане. Русалки, дриады расселились по прочим различным водоемам. Зеленокожие заняли северные горы. Их королевства также заняли своё место на карте Эльсидории.
После появились и другие обозначения. Например, архипелаг Ансара, гора Перворождённых, Зелёное озеро, Великая пустыня и так далее.
В общем, в Эльсидории действительно всем хватило места.
Уже после Великой Миграции Совет магов неожиданно вынес вердикт: никаких полукровок! Это показалось всем весьма странным требованием. Чем плохи полукровки? Но метафоры вдруг заорали:
– И правильно! Если бы эльфы тогда не начали якшаться с людишками, то ничего бы и не было!
Эльфы ожесточенно заспорили: не якшались, а любили. А любовь для них, для эльфов, священна!
Разгоревшийся гвалт прихлопнули сами маги, заявив, что в следующий раз пригласят только коронованных особ и Хранителей, мол, Совет магов теперь только для избранных, а не как раньше, когда приглашались ещё и просто волшебники, герои – в общем, все те, кого дивные считали правильным послать на столь важное заседание.
Конечно, многие рассердились! Но обижаться некогда: освоение новых земель требует огромных усилий.
А потом Совет магов уже в новом своём составе провозгласил Культ Чистой крови. Эльфы растерялись, гномы заохали, метафоры заорали, что так оно и правильно будет, а короли сказали жёстко: никаких полукровок!
Первыми жертвами в той войне стали полукровки. Почему именно они?
Зачем вообще нужен этот запрет?
* * *
Знали ли маги, а может, просто догадывались, что проклятье, идущее по следам полукровок, невозможно остановить никакими засовами?
Сказание начинается
«Нужно решиться».
Женщина стояла у окна, напряженно вслушиваясь в тишину, пытаясь уловить малейшее колебание, изменение – предупреждение об опасности.
Об Их приходе.
«Я должна…»
Женщина судорожно вздохнула. Повернулась.
Ни единого постороннего звука! Ничего лишнего.
Ещё раз оглядела комнату словно в поисках чего-то. Хотя здесь так мало мебели, что потерять что-либо (или спрятаться) просто невозможно! Стол без скатерти, на нём – стопки взрослой и детской одежды, пелёнки, немного посуды, продуктов. Рядом – пара стульев, детская двухместная кроватка. Ничего более! Ни шкафа, ни кровати. Всё белое, ни единого тёмного пятнышка.
Кроме неё самой.
Женщина одета во всё чёрное, отчего черты красивого дивного лица кажутся острее, жёстче. К тому же вооружена: за спиной – меч, на поясе – кинжал, одета в кожаные доспехи.
Зачем?
Вот ещё одна странность: кроватка – двухместная, а ребёнок – один.
Девочка.
Внезапно женщина напряглась.
Шаги! Кто-то идёт сюда!
Лицо женщины исказилось. Правой рукой медленно вынула меч из ножен. Приготовилась. Оскалилась. Крылья ноздрей затрепетали, пытаясь уловить запах шедшего.
Дверь открылась.
– Карий? – невольно воскликнула женщина и опустила меч.
В её голосе прозвучало так много самых разных чувств, что мужчина опешил.
– Анжи… – прошептал он, протянув к ней руки. – Моя Анжи!
Как давно он не видел её! Как мечтал об этой минуте!
«Анжи, моя Анжи!..»
Сердце сжалось от любви, от жалости!.. Как она устала! Под глазами – круги, острые складки у рта…
По дороге сюда он тщательно репетировал все те слова, которые сочинял ночами вот уже несколько недель. Хотел швырнуть их ей в лицо – прямо с порога! Сказать как можно надменнее, злее; но стоило увидеть её, как он тут же всё забыл. Вдруг показалось, что всё сейчас легко пройдет. Она выслушает его, согласится – и всё будет как прежде. Она снова станет его Анжи, только его, словно всего этого никогда не было.
Ничего этого никогда не было.
– Зачем ты здесь? – спросила она.
Этого оказалось вполне достаточно, чтобы мужчина очнулся.
– Тебя прислали Они? Или отец? – бросила женщина. Её лицо вновь стало острым, чёрным.
Мужчина открыл было рот, чтобы ответить, но тут заплакал ребёнок. Женщина кинулась к девочке, свободной рукой осторожно перевернула её на другой бочок – ребёнок снова уснул.
– Ты любишь её больше, чем меня!
– Не кричи, разбудишь, – огрызнулась женщина. – К тому же ты говоришь глупости. Я люблю вас обоих.
– Ну конечно! – Мужчина покосился на меч. – Ради неё ты готова насадить меня, словно индюшку, на вертел.
– Я всего лишь защищаю своё дитя.
– Ну конечно! – повторил мужчина.
От двери так и не отошёл, так что девочка ему видна лишь сквозь прутья кроватки. Словно боялся увидеть ребёнка.
– Говорят, он ходит к тебе, – ухватился мужчина за спасительную мысль.
– Ревнуешь? – рассмеялась женщина. – Он – мой друг. Очень хороший, верный, но друг.
Мужчина нахохлился ещё больше. Смешно ей! Глаза рыскали по комнате, пытаясь ухватиться за любую деталь, которая могла бы разозлить ещё больше.
– Ты подурнела, – бросил он. – Этот тебя плохо обхаживает?
– Спроси у него! Скоро будет.
Мужчина побелел: этого ещё не хватало! Сжался, весь гонор пропал куда-то, но всё-таки сказал:
– Ты не сумеешь защитить её.
– Посмотрим.
– Они убьют тебя. Они сильнее.
– Это тоже посмотрим.
– Отдай ребёнка, Анжела! Им нужны обе девочки!
– Обе? Так тебя всё-таки прислали Они? – чёрные глаза женщины нехорошо сощурились. – Что Они сделали с Машей? – Женщина сжала меч, ещё немного – и кинется.
– Я ничего не знаю! – быстро залепетал мужчина. – Твой отец беспокоится за тебя, Анжи. Ты должна занять своё место в стае!
– Тогда почему пришёл ты, а не он?
– Откажись от ребёнка! Они не успокоятся! Мы разных кровей, и наша дочь… – он запнулся, – полукровка. Для неё никогда не будет места среди метафоров. Всё-таки я – птица, а ты – волк. К тому же родились близнецы – значит, кровь разделилась. Они не успокоятся.
– Успокоятся! – Женщина зло усмехнулась. – К тому же метафоры – не единственные дивные в Эльсидории. Эльфы примут её так же, как приняли меня. Это ведь эльфы! Они готовы принять всех. Так что через шестнадцать лет, когда кровь пробудится, она сможет вернуться.
– Ты собираешься прятать её шестнадцать лет?
Такого поворота он явно не ожидал!
– И где ты собираешься её прятать?
– Миров много! – Глаза женщины сверкнули. – Их бесконечно много! Найдется какой-нибудь подходящий, где тоже есть люди, где она будет в полной безопасности. Пусть далеко от меня, от истоков своей крови, но в безопасности.
– Так вот зачем он здесь! Конечно же! – Мужчина разозлился. – И ты думаешь, что эта сволочь вот так и позволит тебе рискнуть его царственной шеей? Думаешь, Они не сумеют добраться и до него?
– Анжела! – вдруг заговорил он изменившимся голосом. – Всё безнадёжно. Нет ни единого шанса! Они сильнее! Откажись от ребёнка! Откажись – и всё будет как раньше.
– Как раньше, уже не будет. Они отняли у меня одного ребёнка, но второго не получат. – Женщина оскалилась. – Я люблю тебя, Карий. Даже несмотря на то, как ты сейчас жалок, я всё равно люблю тебя. Но и она… они… мои девочки! Две Мари! Я люблю их. Я мать! Я спасу её. А теперь уходи. И не смей возвращаться.
…Мужчина ушел.
Женщина напряженно прислушивалась к его угасающим шагам и, как только они полностью стихли, – разрыдалась.
Она рыдала, закрыв лицо левой рукой, а правой всё ещё сжимая меч.
Внезапно дверь скрипнула – женщина сделала резкий выпад.
– Спокойнее!
Мужчина – но не тот, которого она так любила и презирала одновременно, другой – отскочил в сторону, вскинув руки.
– Думаю, ты не меня поджидаешь? – спросил он с явной надеждой.
Женщина отшвырнула меч.
– Что ты так долго? Так долго! – кинулась к нему.
Мужчина обнял её.
– Ну-ну, успокойся! А то девочка возьмёт пример с тебя, а двух ревущих женщин я просто не вынесу. Всё будет хорошо, – пообещал он, проводя ладонью по её волосам. – Всё будет хорошо.
– Да… – Казалось, женщина немного успокоилась. – Теперь всё будет хорошо!..
Она решилась.
* * *
Спустя несколько месяцев женщина всё так же стояла у окна, всё так же напряженно вслушиваясь.
«Чего она ждет? – подумал он. – Странно. Она стала такой целостной, решительной».
Он стоял, прислонившись к дверному косяку, ждал, когда она заметит его. Не хотел начинать разговор первым. Он вообще не хотел говорить об этом.
«Такое впечатление, что пропажа первого ребёнка разбила её на части, а второго – собрала. Криво, кособоко, но всё-таки собрала. И эта новая женщина, совершенно незнакомая мне, чего-то ждёт.
Только чего?»
– Ты? – наконец сказала она. – Ты нашел её?
– Нет, – после минутного молчания признался он. Говорить тяжело. – Анжи, я думаю… Прошло три месяца… думаю, уже бесполезно…
– Ищи! – Она бросилась к нему, ударила кулаком в грудь. – Ищи её, чёрт тебя подери! – закричала дурным голосом. – Ты будешь искать её, пока жив! Слышишь?! Ты будешь искать её всю свою грёбаную вечную жизнь!
Кулаки гулко отскакивали от его груди, она кричала, молила. Наконец ему удалось схватить её за руки, женщина тут же обмякла, уткнулась мокрым лицом в массивный воротник его шёлковой рубашки…
Спустя ещё несколько дней он снова войдет в эту комнату.
Женщина будет всё так же стоять у окна…
Только на этот раз она будет мертва.
* * *
Сказание начинается.
Глава 1. Грань. Мариэтта. Часть первая
Свой шестнадцатый день рождения Мариэтта отметила, как и все прочие праздники, на городской свалке, потягивая горькое дешёвое пиво и размышляя о судьбе.
Мариэтта выросла на планете, настолько бедной ресурсами и настолько далёкой от цивилизации, что если бы не космодром, то жизнь на ней давно остановилась бы. А город… Вообще-то здесь всего лишь один город, Космополинск. Все прочие поселения – крохотные нищие деревеньки или одиноко стоящие кособокие дома, почему-то гордо именуемые фермами.
Космополинск – это хаотичный город с населением в два миллиона человек. Роскошные особняки соседствуют с полуистлевшими бараками, а за углом обязательно есть невзрачное заведеньице, где можно купить немного травки и примерно столько же любви. Правда, приобретая то или другое, нужно быть предельно осторожным, иначе радость покупки будет последним, что испытаешь в жизни.
Сама планета – русская колония, официально находится на самой границе торговых путей и являет собой смесь культур, народностей, поскольку заселялась переселенцами. В общем, в туристических проспектах значится как транзит, не более.
Здесь толпами останавливаются, переводят дух после долгого космического перелёта путешественники всех мастей: и крупные бизнесмены, и мелкие торгаши, ведущие свой сомнительный бизнес, и просто уставшие от офисной рутины «белые воротнички». Одни рвутся сюда, на окраину цивилизации, в поисках новых ощущений, другие уносят от них ноги.
К тому же это последний оплот, где закон имеет хоть какую-то силу, далее – Печорский квадрат, республика якобы бедная и для туристов абсолютно не интересная. Но более богатого и порочного места на Грани отыскать трудно, путешественники туда рвутся просто толпами. Ведь там и только там разрешены проституция, наркотики, азартные игры, прочие сомнительные увеселения. В общем, в Печорском квадрате можно сполна насладиться любым пороком, были бы только на это средства. Так что через космодром Космополинска туда и обратно постоянно шныряют корабли, как туристические, так и торговые.
А что там, за Печорским квадратом, никто не знает.
Мариэтта выросла в более или менее приличном квартале, в семье Джонсонов, которые приходятся ей некими дальними родственниками. Более точно родство как-то не определялось. Сами Джонсоны говорили о девочке обычно так: «Она дочь одной нашей… гхм!.. родственницы», – и кривили при этом губы. Можно подумать, что она дочь проститутки и серийного маньяка-убийцы! Многие так и думали.
Честно говоря, иначе к ней относиться тогда было сложно. Девочка всегда очень неряшливо выглядела: поношенные платья, лоснившиеся на локтях, которые ей вечно то малы, то велики, стоптанные туфли, дешёвые резинки в растрепанных косах.
Застенчивая по своему характеру, она не знала, как подойти к другим детям, её никто не учил этому, никто не помогал. Да и сами другие дети не хотели играть с ней. Правда, задирать особо не решались: Мариэтта дралась, как загнанный в угол зверек, – царапалась, кусалась, всегда молча, всегда отчаянно.
Эмма Джонсон откровенно не любила девочку, воспринимала её как наказанье Божье. Поэтому, или же просто будучи ярой христианкой, исправно посещала церковь, ежедневно молилась. Вообще была одержима манией укрощать плоть: не пользовалась косметикой, ходила в нелепых тёмных платьях, полностью скрывающих фигуру, ела только постную пищу. Все эти правила распространялись и на ребёнка, может даже в ещё более жёсткой форме.
Джордж Джонсон замечал девочку только тогда, когда она попадалась ему под ноги, и то лишь для того, чтобы наградить тумаками. Вёл небольшой бизнес: торговал подержанными машинами. Правда, он имел обыкновение большую часть доходов спускать в пабах на выпивку и проституток. Впрочем, дела шли так себе, и денег часто хватало только на спиртное. Тогда в пьяном угаре Джонсон заставлял жену ублажать его так, как это делали бы продажные женщины. После таких ночей Эмма всегда жестоко избивала девочку.
В общем, ожидать адекватного поведения от ребёнка не стоило. И по-своему правы были те мамаши, которые строго-настрого запрещали своим детям водиться с этой странной девчонкой, смотрящей на мир из-под косо обрезанной чёлки голодными глазами волка.
Жизнь осложнилась в подростковый период. И дело было не просто в половом созревании – в ней просыпалась кровь, о которой она даже не подозревала. И, конечно же, мальчики! Которые хоть и посматривали, но знаков внимания не оказывали.
Именно тогда Мариэтта всерьёз заинтересовалась своей внешностью. Поскольку дома было лишь одно небольшое зеркало в ванной, пришлось довольствоваться теми, что оказывались в зоне доступа. Каждый раз, всматриваясь в своё отражение, она видела угловатого подростка с едва наметившийся грудью, пушистыми каштановыми волосами и пронзительными чёрными глазами. Считать ли себя красивой или просто хорошенькой – не знала, но очень хотела узнать. Увы, спросить не у кого.
Захотелось хорошо выглядеть; для этого, правда, пришлось воровать в магазинах одежду, бельё, косметику. Вещи хранила в укромном местечке на свалке, там же переодевалась перед школой и после занятий, хотя и приходилось делать солидный круг.
Но всё-таки труднее всего было с голодом. Молодой организм, организм зверя, тяжело переносил бесконечные посты, устраиваемые дома. Мариэтта буквально сатанела! Не выдерживала, воровала шоколадки в супермаркетах, отбирала завтраки у малышей – безумно стыдно, но ничего не могла с собой поделать! Порой этот самый украденный батончик или чужой пакетик с бутербродами были единственной едой в течение всего дня.
О какой учёбе стоило говорить в таких условиях? Хотя она – умная девочка. Внимательная, любознательная. Читала много, запоем. Обо всём. Засиживалась в библиотеке допоздна, хватала с полок первые попавшиеся томики и погружалась в их волшебный, призрачный мир.
Особенно любила сказки.
Часто вечерами, сидя в укромном местечке на свалке или же глядя в окно своей комнаты, площадью больше похожей на кладовую, чем на жилое помещение, она мечтала. Мечтала о далеком радужном мире, где больше никогда не будет одинока, где всё будет совсем иначе.
С возрастом мечты стали сложнее, но, собственно говоря, они не сильно отличались от мечтаний любой девочки-подростка. Она мечтала о собственном доме – полной чаше, о любви…
Конечно, ей рассказали, что принцев на белом коне не бывает, но она верила! Как верит любая девочка. И этим принцем (пусть и без белого коня) ей казался одноклассник, Дмитрий Грей, выхоленный, самоуверенный подросток.
И всё чаще Мариэтта посещала городскую свалку. В тот период она вообще любила сломанные вещи. Они казались ей олицетворением собственной жизни.
Как оно и бывает, кровь просыпалась с болью. Если бы Мариэтта выросла в Эльсидории, среди тех, кто понимает и знает, что происходит, то, конечно, переносила бы всё гораздо легче, но она была одна.
Постоянно мучили кошмары. Снилось, что превращается в волка или волки гонятся за ней, бегут вместе с ней. А ещё огонь. Много огня!.. Просыпалась каждый раз в холодном поту. Значения снов она не понимала.
Предельно обострилось обоняние, что существенно расширило сознание. Она полюбила стоять под дождём, мять в руках комья чёрной земли или снега, прижиматься носом к свежим листьям. Постепенно Мариэтта начинала понимать и принимать мир совсем не так, как другие люди, а согласно своей породе, что делало её только ещё более одинокой…
* * *
И вот в тот день, тринадцатого сентября, ей исполнилось шестнадцать лет.
Знаковый возраст! Именно в этот день пружиной запускаются уникальные особенности дивной породы. Всё то, что лишь робко напоминало о себе, заиграет неожиданными красками, набухнет и окончательно расцветёт лишь через девять-десять лет, что будет означать завершение процесса взросления.
Как мечтала Анжела Вир о том, что её дочь доживёт до шестнадцатого дня рождения! Как мечтала увидеть… Верила, что этот день освободит её и позволит ей наконец-то вернуться домой, в Эльсидорию…
* * *
…Горькие мысли, отяжелённые дешёвым пивом, текли вяло, и от них становилось ещё горше.
Шестнадцать лет! «Я стала уже почти взрослой, – думала девушка, – а жизнь так и не изменилась. И похоже, не изменится никогда. По крайней мере, просветов не видно». Будущее казалось пустым. Стипендия не светит, это с её-то оценками! Характеристикой! Денег на образование Джонсоны не дадут, на это даже глупо надеяться. «И что тогда? – от таких мыслей хотелось плакать. – Что делать?..»
Как же хотелось хоть что-то изменить! Вырваться из этого страшного омута. Уехать. А там… Тут голова начинала кружиться от несбыточных мечтаний. Собственно говоря, ничего конкретнее мифического «а там» у неё нет.
Она не видела, не понимала, что реальность уже подаёт знаки о том, что жизнь вот-вот изменится. Изменится навсегда. Неумолимо. Что цепочка событий уже соткана и скоро закружится водоворот судьбы, который унесет её так далеко, что даже трудно предположить, и столкнёт с такими удивительными созданиями, о существовании которых она даже не подозревает, и что однажды жизнь в доме Джонсонов покажется полузабытым кошмаром…
Наконец встала. Отряхнулась. В её движениях, в том, как приводила в порядок свою одежду, проскользнуло что-то волчье.
Грация молодого зверя.
* * *
…Странно.
Мариэтта ощутила опасность, как только переступила порог дома.
Именно это показалось странным.
Попыталась отмахнуться. Что может угрожать ей в этом доме? «Люди», – тут же ответил инстинкт. Но Мариэтта, ещё не приученная доверять собственным чувствам, не поверила. Да и чего можно ожидать от Джонсонов? Новых побоев? Не привыкать!
Но на кухне горит свет. Джонсоны всё ещё почему-то не спят, хотя обычно ложатся рано.
Странно.
Это была первая странность, за которую ухватилось сознание. Мариэтта тут же попыталась снова отмахнуться: подумаешь! Мало ли! Может, у них бессонница. Групповая. И решили на кухне посидеть. Почему бы и нет? Это же их дом! Конечно, несколько необычно, но…
Но Джордж был пьян. Мертвецки. Мариэтта услышала густой навязчивый запах спирта.
Они ждут её.
Мариэтта испугалась.
Сама не могла понять, что так испугало. Да, есть масса самых обычных причин бояться их! Но сейчас… что-то не так. Что-то действительно не так.
– Мариэтта! – От пьяного рыка Джорджа девушку бросило в холодный пот. – Зайди сюда.
Переступила порог. И стало ещё хуже.
В руках Джорджа она увидела нож. Обычный кухонный нож с длинным тонким лезвием, орудие, почти забытое на кухне благодаря многочисленным комбайнам, но всё ещё обязательный атрибут любой домохозяйки.
Универсальное оружие улиц.
– Я только хочу поговорить с тобой, – прохрипел Джонсон.
Мариэтта послушно кивнула.
– Мы растим тебя вот уже шестнадцать лет. – Он пытался быть спокоен. – Растим, как родную дочь. Даже родную дочь мы бы не растили, как тебя! – вдруг рявкнул Джордж.
Сидящая рядом Эмма вздрогнула и подняла глаза. Она – высохшая, почерневшая от насилия и привыкшая к насилию – впервые подняла глаза, чтобы искоса, украдкой посмотреть на мужа.
– А ты!.. – Джордж внезапно замолчал. – Она сказала, что за тобой придут, когда тебе исполнится шестнадцать. НО НИКТО НЕ ПРИШЁЛ!!! – закричал Джордж так, что Мариэтта чуть не подскочила.
– Никто так и не пришёл… – повторил он уже чуть спокойнее. – А деньги уже давно закончились… А ведь она обещала, что придут и дадут ещё денег. Много денег! Ещё больше!
Мариэтта молчала. Ничего не понимала.
Но при этом не забывала о ноже.
Внезапно спросила:
– Кто придет? Моя мать? – Самой тошно от такой смелости – заговорить с Джорджем! – и от всего… от имени…
– Да, твоя мать. – Джордж замолчал на некоторое время. – Я не знаю, почему она выбрала нас, но она предложила денег, много денег! Чтобы мы воспитали тебя, как собственное дитя. И, видит Бог, ей не в чем упрекнуть нас!
Джордж пьяно ударил по столу:
– Ты была очень плохим ребенком, Мариэтта. Постоянно перечила мне и Эмме, тебя нужно было укрощать, как дикого звереныша! И вот ты выросла. И теперь ты позоришь наш дом. Мы ждали её весь день, но она не пришла. Никто не пришёл! Нас обманули! – И Джордж начал вставать.
Он вставал долго, пьяно раскачиваясь, набычась.
Девушка попятилась.
«Он сейчас нападёт».
Мариэтта уперлась лопатками в стену кухни.
«Он сейчас нападёт!»
Она собралась, сжалась, подобно пружине, готовая в любой момент отскочить, дать отпор.
«Ах, если бы я была волком!..»
Мысль пришла неожиданно. Но удивляться времени нет! Потом… позже… Она подумает об этом позже.
Джордж сделал шаг в её сторону.
«Да, стать волком.
Большим,
сильным
волком!»
Мариэтта не отрывала взгляда от Джорджа. Глаза почернели, сузились.
Приготовилась…
стать волком,
к нападению,
к бою?
Мариэтта прекрасно понимала, что Джордж сейчас слишком пьян, слишком зол, что он не собирается просто избить её.
Он собирается её убить.
