Мариэтта Чудакова
Рассказы про Россию. 1861—1922
15. Реформы Столыпина. Земля
Столыпин задумывал и школьную реформу – всем дать начальное образование!
Но, конечно, главные его реформы относились к земле. В России с ее бескрайними просторами, с крестьянами, составлявшими тогда 85 % населения, вопрос о земле был главный. Это был вопрос не только экономический, но и духовный. И даже, можно сказать, в нашей с вами стране в те далекие годы – душевный.
«Все мы, русские дети, были связаны с Россией от самого рождения бесчисленными нитями, – вспоминал, уже давно находясь в вынужденной эмиграции и горюя о том, что у его детей нет “этой живой, реальной России”, князь Сергей Евгеньевич Трубецкой, сын известного философа и отец известнейшего лингвиста. – Для нас лично очень существенную роль играла наша связанность с землей – принадлежность к поместному классу (то есть помещиков, тех, кто имеет свое поместье – принадлежащую им по наследству, от прабабушек и прадедушек, землю. – М. Ч.). Можно чувствовать эту органическую связь с Отечеством и не зная истории. Так чувствует ее крестьянин, безвестные деды и прадеды которого покоятся на сельском кладбище».
Но для князя, знающего «историю своих предков», важны были особые нити, связывающие его «с родной землей и ее прошлым…»[2]. Тяжело думать о том, с каким чувством эти люди покидали свою землю помимо воли в 1918–1922 годах; об этом наша речь впереди.
Находясь в вынужденной эмиграции, князь Сергей Евгеньевич Трубецкой горевал о том, что у его детей нет «живой, реальной России»
16. Реформы Столыпина. Община
Столыпин хотел довести совершенное Великой реформой раскрепощение, освобождение крестьян до конца. В центре его программы была аграрная реформа. Ее главной идеей было разрешение крестьянину свободного выхода из общины.
Община, или мир, – эти слова закрепились в свое время именно за крестьянским обществом в каждом русском селе. Важной чертой мира была круговая порука. То есть коллективная (не личная!) ответственность за разного рода повинности (обязанности, обязательства) в пользу государства.
Всем миром решали, например (до военной реформы Александра II), кому из молодых парней в этом году забрить лоб, чтобы предоставить государству назначенное число рекрутов (тем, кого забирали в армию, сбривали часть волос надо лбом, чтоб легко было найти возможного беглеца).
В пушкинское время рекрутов из крепостных назначали помещики. Кто читал «Евгения Онегина» (а я надеюсь, что все до одного читатели этой книжки читали хотя бы отдельные главы этого великого произведения – иначе как считать себя русским? Или – гражданином именно России?), тот легко вспомнит описание «старушки» Лариной, матери Татьяны и Ольги:
Она меж делом и досугом
Открыла тайну, как супругом
Самодержавно управлять,
И все тогда пошло на стать.
Она езжала по работам[3],
Солила на зиму грибы,
Вела расходы, брила лбы…
Замечу по ходу дела, что вряд ли вам (да и многим взрослым) известно, как велика разница в понимании возраста человека в пушкинское время и в наше.
Онегин говорит Ленскому, возвращаясь от Лариных:
– А впрочем, Ларина проста,
Но очень милая старушка…
Сколько же «старушке» лет? Подсчитаем. У Лариной две незамужние дочери. Им никак не более тринадцати. Единого мнения пушкинистов здесь нет, но есть довольно уверенная гипотеза, что Татьяне тринадцать лет! Не забудем, что незадолго до времени действия пушкинского романа – в XVIII веке – в России нередко девиц выдавали замуж в тринадцать-четырнадцать лет.
Так что «старушке» немногим больше тридцати трех. Старость в пушкинские времена приходила рано.
Важной частью устройства жизни российского крестьянства было общинное землевладение. Великая реформа 1861 года оставила общинный принцип в нерушимости. В общинном владении оказалось около 80 % всей крестьянской земли.
Что это значит? А то, что земля после отмены крепостного права не стала собственностью российского крестьянина. Он владел этой землей временно: пользовался ею для посевов и сбора урожая.
Раз в несколько лет землю делили всем миром – практически всеми мужчинами села – заново. Называлось – передел. И каждый получал уже другой, новый кусок земли (свой новый надел).
Очень важно – и легко – понять даже тем, кто от земледелия весьма далек: из-за такого порядка у крестьянина, в сущности, не было стимула холить свою землю, удобрять ее и прочее. Зачем, когда в следующую весну она, вполне возможно, достанется другому, а ты на новом куске земли начинай все сначала…
Ясно, что общинное землевладение тормозило экономическую жизнь деревни.
А для правительства Александра III (император с 1881 года – после гибели Александра II), не торопившегося активизировать реформы отца, община была удобна. Прежде всего для компактного взыскания недоимок – недоплаченных налогов. (Так впоследствии гораздо удобней станет «советскому» государству забирать осенью госпоставки – то есть государственные поставки зерна и проч. – с одного колхозного двора, чем собирать по всем дворам.)
Кроме того, власть считала, что только община может защитить крестьянина от нищеты или хотя бы «отдалить опасность голодной смерти».
А между тем десятилетие после реформы стало временем демографического взрыва: за 30 лет сельское население России почти удвоилось!
Людей в селе стало больше, чем могла прокормить земля.
Тем более что она, как мы только что объясняли, была истощена варварским, не «хозяйским» обращением – из-за переделов, когда крестьяне не видели смысла удобрять (холить) только временно принадлежащую им землю!
Княгиня Кантакузина (чье американское происхождение, пожалуй, помогало ей трезво взглянуть на российскую жизнь) писала в мемуарах:
«…Расхолаживало, порождало лень и приводило к падению урожая, поскольку лентяй делал как можно меньше, в то время как усердный работник, который глубоко вспахивал и хорошо удобрял свой участок, видел, как обработанную и улучшенную им землю отдавали в другие руки. Его хорошее зерно продавали, смешивая с плохим зерном другого, и он не получал никакого иного результата, кроме усталости».
17. Как Столыпин боролся с общиной
Столыпин задумал бороться с этой ситуацией естественным для страны с огромной территорией способом: переселять крестьян на свободные и плодородные земли – за Урал (там не было ни крепостного права, ни общин). Конечно, переселяли наспех, сотни тысяч возвращались, не сумев обжиться, разоренными.
И все же в конце концов в Сибири осело два с половиной миллиона (!) предприимчивых людей.
Что этому предшествовало и почему пришлось это делать?
Мировые цены на зерно падали. В европейской части России крестьяне разорялись, а покинуть переставшее их кормить хозяйство в поисках лучшей доли многие не могли: закон 14 декабря 1893 года запретил крестьянину выход из общины без согласия мира (то есть общины)!
Вот когда развернулась в России крестьянская коррупция… «Инициативный мужик, – пишут современные историки, – вынужден был кланяться и унижаться перед соседями, ставить полведра, а то и ведро водки – только чтоб отпустили с миром». («С миром» уже в другом смысле – то есть по-доброму.)
С 1906 года ситуация менялась, хотя и с очень большим затруднением.
По замыслу Столыпина, крестьянин, решившийся выйти из общины, должен был получить в частную собственность все закрепленные за его семьей, по числу душ, наделы (но не помещичью землю, которую он постепенно выкупал…). Разбросанные по разным местам, они сводились теперь – для удобства хозяйствования – в один участок. Крестьяне – те, что не решались переселяться, – могли селиться рядом со своей землей: на хуторах и отрубах.
Кому это столыпинское новшество могло быть невыгодно? Легко догадаться, что в первую очередь лодырям и пьяницам – односельчанам пожелавшего выделиться.
Во-первых, община их подкармливала (за счет как раз работящих мужиков).
Во-вторых, при переделах, глядишь, лодырю достанется чужая ухоженная земля. …Час торжества таких незадачливых сельчан, когда они могли забрать у своих работящих соседей не только землю (правда, как оказалось, ненадолго – у них ее забрали тоже), но и двор с избой, был впереди – после Октября 1917 года.
А в-третьих, это было прежде всего непривычно. Не берусь с уверенностью судить о других странах, но в России не очень-то любят непривычное.
Так что столыпинская аграрная реформа шла очень трудно – по-русски говоря, со скрипом.
В одних местах крестьяне боялись выходить из общины, особенно под нажимом власти (к которой в России привыкли относиться с подозрением). В других – община, как уже сказано, с большой неохотой отпускала своих членов на отруба или хутора. В-третьих – бюрократическое чиновничество совершенно не помогало начинающим фермерам.
В свою очередь, и выделившиеся не очень-то спешили вставать на ноги, самостоятельно хозяйствовать…
18. «Не выделяйся!»
Писатель Н. Златовратский (1845–1911), еще учась в гимназии, окончил двухгодичные землемерные классы. Вслед за тем служба в деревне познакомила его с бытом пореформенного (напомню тем, кто успел забыть, – после Великой реформы 1861 года) крестьянства.
Вот как рисовал он общинные порядки. Речь об известном камне преткновения в общине – так называемых неудобьях, неудобице. То есть о кочковатой, заросшей кустарником или болотистой земле, где можно только пасти скот, но почти невозможно косить траву (разве что выкашивать небольшими кусочками). И уж совсем невозможно распахать ее и засеять. Словом, речь о земле, над которой, прежде чем ее использовать под посевы или овощи, надо очень много работать:
«– У вас ведь много неудобной, болотистой земли около деревни сверх усадеб?
– Есть-таки.
– Может, из вас кто хочет обработать эту землю под огород, например?
– Может, отчего ж, не стесняем…
– А потом он уж все время этим огородом будет пользоваться?
– За что так? Надо по справедливости.
– Да ведь он все обработал, расчистил.
– За труды он и пользуется. Три года ему даем. Зачем обижать?
– А потом?
– А потом уж сообща будем пользоваться, потому – земля общая»[4].
С. Е. Трубецкой вспоминает свой разговор примерно в 1912 году с несколькими очень хорошими стариками, крестьянами соседнего села Васильевского.
«Я спросил их, не выделился кто-нибудь из их общины, как это уже наблюдалось в соседних деревнях? – “Нет, – отвечали старики, – никто не выделился”. – “И ошибется, кто выделится”, – спокойно заметил хозяйственный старик Поликарп… “Почему ошибется?” – спросил я. “Потому, что палить его будем, – рассудительно сказал другой старик… Так уж решили – значит, не выделяйся!”» (курсив С. Трубецкого).
Вот это – не выделяйся – имело в общине и другой, особый смысл.
Община была хранителем уравниловки: живи как все, не хуже и не лучше других. И тем более – не на особицу.
Наш замечательный писатель и общественный деятель Александр Герцен верил, что крестьянская община может стать главной движущей силой социалистических преобразований…
Зато премьер-министр С. Ю. Витте (предшественник на этом посту Столыпина) в освобождении крестьянина от власти общины видел, пожалуй, завершение его освобождения, начатого Великой реформой.
Он писал: «Но что же выиграет крестьянин, променяв прежнюю крепостную зависимость от помещика на такую же, если не более тяжелую, зависимость от своего общества. Какое улучшение последует в его домашнем быту при подчинении его исключительному произволу старшины или старосты, от самоуправства которых он в прежнее время искал и находил защиту у помещика». Витте утверждал, что «уравнительное землепользование есть порядок временный, обусловленный отсутствием привычки или нужды в тщательной обработке земли и естественным плодородием почвы», что «с постепенным развитием хозяйственных условий оно окажется тягостным для самих крестьян».
Против столыпинских реформ были многие – по разным причинам. Непримиримыми их противниками были социалисты – разных оттенков. Главное, что их отталкивало, что это были реформы. Для кого надежда, а для кого опасность состояла в том, что реформы могли изменить жизнь страны к лучшему без революции.
Но революционеры-то верили – вслед за Марксом, а затем за Лениным – только в революцию. О том, нельзя ли обойтись без нее, они даже и не думали.
19. Убийство Столыпина
Столыпин не сомневался в том, что его смерть будет насильственной: слишком многим он мешал. Он завещал: «Я хочу быть погребенным там, где меня убьют».
На него было много покушений – его выручало мужество, ошеломлявшее нападавших.
Уже рассказано было о парне с дубиной, о взрыве в приемной Столыпина. Однажды крестьянин навел дуло на его грудь. Столыпин распахнул пиджак и спокойно сказал: «Стреляй!» Крестьянин оцепенел и выстрелить не сумел.
…До сих пор так и неизвестно, действовал ли убийца сорокадевятилетнего премьера по заданию революционеров или по сговору с охранкой. Нельзя исключить и сочетания того и другого… К Столыпину враждебно были настроены решительно все – от революционеров до лучших писателей (напомню письмо-статью Льва Толстого «Не могу молчать!») и высших слоев российского общества во главе с царем.
В конце августа 1911 года Столыпин приехал в Киев – на торжества по случаю открытия памятника Александру II (а заодно и некоторых земских учреждений). Вечером 1 сентября царский двор и члены правительства (которое, напомню, возглавлял премьер Столыпин) собрались в Киевском оперном театре. Шла опера Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане». В конце второго отделения прозвучал знаменитый «Полет шмеля». Во втором антракте Столыпин встал с места и, опираясь на ограждение оркестровой ямы, начал беседовать с двумя правительственными чиновниками.
Убийца Богров, подойдя, выстрелил в него в упор. Столыпин перекрестил находящегося неподалеку Николая II, рухнул в кресло. Отчетливо произнес: «Счастлив умереть за царя» – и потерял сознание. Через несколько дней он скончался.
20. Россия на подъеме. Наука и техника
Не только в культуре, в искусстве – Россия в начале XX века имела очень хорошие позиции и в науке.
Повлияла проведенная в конце XIX века реформа среднего и высшего образования. Ее называли Боголеповской реформой – по имени талантливого министра образования Боголепова, убитого в 1901 году революционером-террористом.
В 1913 году российские технические и политехнические институты и училища занимали в первой десятке мира второе, шестое, седьмое, восьмое и девятое места!
В начале XX века в стране был, как пишет исследователь Д. Сапрыкин, «феноменальный демографический рост».
И очень трудно было обеспечить начальное школьное образование «для такого огромного количества детей на колоссальной территории. ‹…› В 1907–1916 годах, – пишет Д. Сапрыкин, – царское правительство, земства (органы местного самоуправления. – М. Ч.), церковь создали необходимые условия для всеобщего начального образования. Перед началом Первой мировой войны в стране было 100 тысяч школ» – в два раза больше, чем в нынешней Российской Федерации!
Пожалуйста, вспомните об этом, когда услышите от не очень осведомленных старших, что только «советская» власть позаботилась о всеобщем образовании…
То есть Россия в начале XX века шла вверх, причем круто!
Известны слова Столыпина, не раз им повторенные: «Погубить Россию может только война…»
Он говорил также о необходимых стране двадцати годах мира – они вознесут Россию очень высоко…
Но историческая судьба не дала России этого шанса.
21. Комета Галлея
19 мая 1910 года прошла по небу комета Галлея – та самая, которой суждено приближаться к Земле раз в 76 лет и что-то провозвещать.
Гадали, что и кому она провозвещает на этот раз?
22. Мировая война. Патриотический угар и его угасание. Приближение Февраля 1917 года
Мировая война, в которую Россия вступила 1 августа 1914 года (есть мнение авторитетных историков, что вполне могла бы и не вступать!), сыграла поистине роковую – просто-таки ужасную – роль в дальнейшей судьбе нашей с вами страны.
А 1 августа 1914 года, когда Германия объявила России войну, люди обнимались на улицах, радуясь этому! И не только в России – жители разных европейских стран, вступивших в войну, от души радовались этому. У психологов и психиатров есть специальный термин для обозначения этого странного явления – патриотический угар. Просто в те годы мало кто из европейцев понимал, что это такое – «мировая война».
Вообще до этого европейцы (в том числе и граждане России) имели в своей истории опыт войн, во-первых, не очень долгих, а во-вторых – между двумя-тремя странами.
Никто еще не мог себе представить, что такое мировая война, то есть идущая почти во всем мире. К тому же она оказалась гораздо более продолжительной, чем люди почему-то надеялись.
Россия в этой войне и выигрывала сражения, и проигрывала – с большими потерями.
…В декабре 1916 года настроение в войсках было уже совершенно не то, что в начале войны. Это понимали многие. Но этого не видел и не понимал (увы, так бывает в истории!) тот, кто был главным лицом в Российской империи, – император Николай II. Недаром говорили древние римляне (до христианства – когда почитали многочисленных богов Олимпа): «Если Юпитер хочет наказать – прежде всего отнимает разум».
Его сподвижник В. И. Мамонтов писал впоследствии в своей книге «На государевой службе. Воспоминания» об этих днях:
«Я нашел Государя бодрым и жизнерадостным, каким уже давно его не видел. Он великолепно выглядел и казался помолодевшим и полным сил, что я ему и высказал. “Физически-то я всегда чувствую себя хорошо, и это неважно, что я выгляжу лучше, – сказал мне Государь. – А вот важно то, что нравственно я сейчас совершенно спокоен и уверенно смотрю в будущее. Я много работаю и, будучи в курсе всех наших военных действий (он давно уже взял на себя функции главнокомандующего. – М. Ч.), вполне убежден, что победа нам обеспечена”».
Слово историку П. Мультатули: «Согласившись с Государем, что военная ситуация как никогда благоприятна для России, В. И. Мамонтов, тем не менее, высказал все же озабоченность внутриполитической обстановкой. “Государь, внимательно, с недоверчивой улыбкой и нараставшим изумлением слушавший меня не прерывая, при заключительных словах моих воскликнул: «Да Вы с ума сошли! Вам все это приснилось и приснилось когда же?! Чуть не накануне нашей победы?! И чего вы боитесь? Сплетен гнилого Петербурга и крикунов в Думе, которым дорога не Россия, а их собственные интересы? Можете быть спокойны: если бы и могли произойти какие-нибудь неожиданности, то соответственные меры против них приняты и, повторю, победа уже не за горами»”.
А меж тем до Февральской смуты 1917 года оставалось меньше трех месяцев…»
Николаю II не приходило в голову, что огромное большинство его подданных давно уже думает не о победе, а исключительно о любом конце войны…
И в начале 1917 года множество солдат (в основном – крестьян) уже хотели только одного – домой! Пахать наконец свою давно заброшенную землю. Воевать они больше не хотели.
Это настроение сыграло очень большую роль в последующих катастрофических для России событиях.
