Марк Рабинович
Пересечение времен
На экран выскочило сообщение: "Зеленоглазка. Повторить соединение?" Как будто боясь передумать, я быстро навел мышку на кнопку "Да" и нажал на ее левую кнопку так судорожно, как, наверное, нажимал на гашетку М16 много лет назад. На этот раз меня не стали баловать анимацией с тряпкой, наверное сочтя "окно" достаточно хорошо "протертым". Экран компа ненадолго почернел и начал быстро светлеть. Вскоре передо мной была все та же комната со все тем же неровно стоящим антикварным стулом. Освещена она была все так же неровно, но на этот раз узкий луч света падал с противоположной стороны. Девушки не было видно и у меня снова похолодело в груди. Я невольно поймал себя на том, что это ощущение начинало становиться привычным.
Она появилась незаметно, наверное возникла из ничего, проявилась, как лицо на фотографии, которую доставали из проявляющего раствора в старом, черно-белом фильме. В том дальнем углу было совсем темно и поначалу я видел лишь смутный силуэт, постепенно превратившийся в фигуру расплывчатых очертаний. Она подошла, нет – подбежала, ближе и я увидел, что на ней свободное платье с вышивкой. Пожалуй это было не платье, а нечто вроде ночной рубашки до пят из грубого светло-бежевого полотна. Ее волосы были распущены и темные пряди падали на лицо.
– Нельзь с'зирати, хазарин – крикнула она, торопливо подбегая к стулу, и перешла на иврит – Пожалуйста, не смотри на меня, я в домашнем.
Наверное, это было не слишком вежливо, но я не мог оторвать глаз от экрана и это она, а не я, отвернулась, торопливо завязывая волосы красной лентой. Теперь ее волосы были убраны, что, надо полагать, отвечало полянским понятиям о нравственности. Вся эти посконно-кондовые игры для стороннего наблюдателя должны были выглядеть глуповато или, по крайней мере, забавно, но мне было не смешно. Наверное, я уже не был сторонним наблюдателем.
– Шалом тебе, хазарин – сказали мне изумрудные глаза.
– Привет – сказал я – Вообще-то, меня зовут Арье.
– Как? – удивилась она – Ты так запросто сообщаешь свое имя? Ты, наверное, очень храбрый и ничего не боишься. Я смотрю, у тебя даже оберега нету, одни застежки. Или это и есть твои обереги?
Что там у них не так с именами по их по полянским правилам? Надо бы поосторожнее, а то она со мной играть не будет. Хорошо хоть, что я поменял похабную гавайку на простую клетчатую рубашку. Наверное, пуговицы на ней она и называет застежками-оберегами.
– А мама меня зовет Лёва – невпопад сказал я.
– Лёва? – она попробовало мое имя на язык – Это твое родное имя? А что оно значит?
– Есть такой зверь, вроде большого кота – подыграл я – Называется – лев.
– А, знаю – песчаный пардус!
– Пусть будет пардус – согласился я.
По моему, пардусами в старое время звали пантер, но я панически боялся нарушить правила ее игры. Слова "арье", означающее на иврите "лев", было ей, похоже, незнакомо.
– Нет, пардусом тебя звать нельзя, можно беду накликать. Давай я буду звать тебя Лёв, как того заморского зверя.
– Давай – согласился я.
Поправлять ее я побоялся, да и имя "Лёв" звучало необычно приятно в ее устах. Хорошо, буду теперь Лёв.
– Ну, а ты? – спросил я – Как тебя зовут?
– А ты никому не расскажешь? – она боязливо огляделась по сторонам.
– Никому! Клянусь, чем хочешь! Хочешь, поклянусь Перуном?
– Господи Иисусе! – воскликнула она и нервно огляделась по сторонам – Ты что? Разве ж так можно? А вдруг кто услышит? Да и нельзя тебе, иудею, так клясться!
– Как же мне узнать твое имя?
– Клянись бессмертной душой своей, что никому! – ее глаза требовательно сверкнули зеленым.
– Клянусь бессмертной душой своей! – заявил я.
– Ни по ту, ни по другую сторону зеркала?
– Ни по ту, ни по другую. Клянусь!
Мне должно было быть смешно, но не было. Эта игра так завлекла меня, что я на мгновение почувствовал себя средневековым хазарином и мне захотелось преклонить колено. Интересно, что у них, ролевиков, называется зеркалом? Компьютер? А ведь действительно, есть что-то общее. "Ну-ка зеркальце скажи, да всю правду доложи!" – так, если верить Пушкину, раньше обращались к поисковику.
Зеленоглазка еще немного поклебалась и робко сказала:
– У меня несколько имен. Дома отец зовет меня Ингимюнда. Это мое русское имя.
Ничего себе русское, подумал я.
– Но то мое родное имя, только для хором – она нервно огляделась – А на людях я Анна – то мое крестильное имя. По вашему, по хазарски, я буду Ханна или, может, Ганна?. Вот только мама, пока жива была звала меня Ладиславой.
Если звать ее ласково, пришла в голову шальная мысль, то набирается аж четыре имени: Инга, Анюта, Лада и Слава. Да здравствуют древнерусские двусложные имена! Говорят, в раннее советское время тоже были в ходу многосложные имена, но не было в них такого очарования. Разве сравнишь нежную Ладиславу со строго-холодной Владленой или мерзопакостной Даздрапермой? А еще можно звать ее Ханеле. Так бы ее, наверное, называла бы моя одесская бабушка. Но я решил пока ограничиться ее "крестильным" именем. Аня, Аннушка, Анюта!
– А какого ты роду? – спросила Аня.
Наверное, по правилам, ей следовало сказать: "А какого ты роду-племени, добрый молодец?", но иврит для этого не приспособлен.
– Моя фамилия – Ковнер – сказал я.
– Фамилия? – она засмеялась и захлопала в ладоши – Знаю, знаю это слово. Это тоже латинская речь. А чей ты сын?
Я чуть было не ляпнул "мамин", но вовремя спохватился, вспомнив про отчества. Про своего отца я знал не много. Большого следа в нашей семье он не оставил, а ругаться мама не любила, поэтому вспоминала его редко. Но отчество у меня было.
– Я сын Борисов – сказал я, надеясь, что попал в тон.
– Но это же булгарское имя! – удивилась она – Хотя, у вас, у хазар, все по-другому.
Когда Анюта удивлялась, то ее огромные глаза становились еще больше, а веснушки перебегали с места на место. Мне захотелось удивлять ее как можно чаще.
– Ну а я дочь Неждана, сына Ингваря из рода Бравлинов. Наш род осел на Славутиче еще до Хёскольда и Рюрика, поэтому в нас много полянской крови.
– Приветствую тебя, о славная дочь Неждана и внучка Ингваря! – сделал я неуклюжую попытку соответствовать антуражу.
– Ты чего? – удивилась Аня – Разучился по человечески разговаривать?
Прозвучало это у нее настолько естественно, что какая-то смутная мысль промелькнула на краю моего подсознания. Мелькнула и пропала. Подсознание, оно на то и подсознание, что то, что там происходит, как правило так и остается непознанным. Вот и хорошо, тем более что этот всплеск моего подсознания оставил по себе явственное ощущение тревоги.
– Слушай – быстро спросил я ее, чтобы загладить неловкость – А почему ваша страна называется Хазарией?
– Да что ты, Лёв, с брезы свалился, что ли?
Аня время от времени вставляла славянские слова в свою ивритскую речь и слово "берёза" прозвучало почти по-русски, только ударение пало на последний слог, да первое "е" куда-то исчезло.
– Мы уж век как не платим дань хазарскому кагану – наставительно сказала она, подняв пальчик кверху – У нас теперь свой каган – Владимир, а в святом крещении – Василий, сын Святославов. И держава у нас своя – Киевская. Боле наш Владимир-каган тому Цесарь-граду не архонт и не этнарх, а сам себе голова.
Ага, подумал я, еще один дефект на сайте "Случайного Соединения". Не следовало позволять пользователем произвольно указывать страну.
– Но ты же сама указала "Хазарский Каганат"? – удивился я.
– Указала? Кому?
– Зеркалу? – неуверенно предположил я, вспомнив, как в их игре называется компьютер.
– Издеваешся? – улыбнулась она – Разве зеркалу указывают? Его можно лишь попросить. Да и то это грех!
– Грех?
– Ну да, согрешила я. Что смотришь, как древлянин на крест? Или у вас, у хазар, волшба не грех?
– У нас? Нет, у нас можно – неуверенно пробормотал я.
– Правда? – в ее голосе послышалась зависть – И привораживать у вас можно?
– Можно! – на этот раз мой голос для разнообразия прозвучал твердо.
– Здорово! Вот бы побывать у вас, в Хазарии! – мне послышался восторг и восхищение в ее голосе.
Вот те на! Так моя родная Нетания теперь оказалась Хазарией? Интересно, кто у нас регламентирует магию и колдовство? Наверное, министерство образования? Хотя и у нас в Бней-Браке и Иерусалиме хватает чудотворцев.
– Если у вас не Хазария, то откуда ты знаешь иврит? – задал я каверзный вопрос.
– А у нас тут за плетнем хазарская слобода. Я туда девчонкой играть бегала, ну и нахваталась. Меня один меламед и буковкам научил.
У меня сложилось ощущение, что ее легенда была разработана не хуже, чем у глубоко внедренного шпиона. Во всяком случае, моих знаний средневековой истории явно было недостаточно. Можно было засесть за поисковик и основательно подтянуть свои знания, но мне почему-то не хотелось. Аня-Инга-Лада была восхитительно таинственной и эту тайну не хотелось разрушать. Внезапно ее лицо потемнело и она тихо сказала:
– Ой, Лёв!
– Что, Анюта? – вскричал я.
Да, именно вскричал, а не крикнул и не закричал. Только не спрашивайте меня, в чем разница. И вообще, в воздухе явственно веяло чем-то не то античным, не то средневековым.
– Анюта? – она подложила руку под подбородок и задумчиво посмотрела на меня – Как ты меня красиво зовешь. Разве так красиво можно? А ведь у меня сегодня сватьба.
Последнее слово она произнесла по-славянски, напирая на "т" и мягкий знак и с ударением на последнем слоге. Но я все равно его узнал, это проклятое слово. У меня все оборвалось внутри, стены начали медленно сжиматься и экран затянуло дымкой, а может быть дело было в моих глазах?
– Ты выходишь замуж? – заикаясь спросил я.
– Наверное – уныло сказала она, явно не испытывая энтузиазма – Но это еще не скоро. А сегодня только сватьба.
– Какая свадьба? Анюта, опомнись! Ты же еще не совершеннолетняя!
– Совершеннолетняя? Ты насчет того, что я девках засиделась? Напрасно ты меня упрекаешь, Лёв. Да моя бы воля, я бы в девках и осталась, чем идти неизвестно за кого. И ты неправильно говоришь: не свадьба, а сватьба. Одно хорошо, хоть жениха увижу. Может он и не такой старый.
– Анька! Анечка! – завопил я – Приди в себя наконец! Мы же живем в реальном мире, а не в твоей идиотской игре! Посмотри на меня, посмотри же! Не отводи взгляд от камеры! Я тебя оттуда вытащу, я вскрою ваш чертов сайт. Я натравлю киевскую полицию на всю вашу мерзкую секту. Только не исчезай!
– Лёв! Лёв! Я не понимаю тебя, Лёв! – она заплакала – Мне уже надо идти. А ты не приходи больше, не приходи-и-и…
Ее плач перешел в тихий вой и приговором прозвучали слова команды, прерываемые рыданиями:
– Зеркало, закройся во имя Мары.
Только когда экран уже подернулся серым, с него то ли прозвучали, то ли мне послышались едва слышные слова, полные страха и надежды:
– А ты правда сможешь меня выкрасть?
Я живу на свете не первый год и прекрасно знаю, что когда женщина говорит "больше не приходи" таким тоном, то прийти, если ты не полная свинья и окончательный мерзавец, надо обязательно, потому что она будет ждать. Но что это за мерзопакостная "сватьба"? Я порылся в поисковике и узнал, что так называли смотрины в старославянские времена. Была ли "сватьба" частью игры, или у них там секта, в которой девушек насильно выдают замуж? Но пока что это были лишь смотрины и у меня еще было время. Время для чего? Ты же знаешь ее только два дня! Да ты же не знаешь ее совсем! Вопросов было великое множество, а ответов у меня не было.
Тем же вечером у меня состоялась странная встреча в Тель-Авиве. В этом никогда не спящем городе можно, как известно, найти какие угодно заведения на самый извращенный, утонченный или экзотический вкус. В этот вечер, уже плавно переходящий в ночь, я решил навестить своих друзей-геймеров. Их штаб-квартира размещается в маленьком кафе-баре в Йеменском квартале Тель-Авива. На заведении даже нет вывески, но те, кому надо, его знают. Сюда ходят подозрительные личности и занимаются они подозрительными делами, тихо перешептываясь и периодически выходя через черный ход. Геймеры подозрительными делами не занимаются и говорят отнюдь не шепотом. Иногда я задаюсь вопросом, почему хозяин терпит тех, кто за ночь не торопясь высасывает всего одну кружку пива? Действительно, откуда у геймеров деньги? Я полагаю, что они нужны заведению как ширма, для того, что напыщенно называют легиматизацией.
Меня геймеры терпят в своей среде, как программера. Они вообще допускают существование программеров, как неизбежное зло. Так, наверное, римские патриции допускали существование рабов-учителей, потому что от них была польза. Тут главное – не злоупотреблять. Рабы-учителя это знали, знаю и я, поэтому, обычно веду себя скромно, в основном – помалкиваю. Меня привлекает сюда атмосфера раскованности, мне симпатичны эти странные, фанатично увлеченные люди. Но сегодня я пришел по делу.
Я очень надеялся, что геймеры разбираются и в ролевых играх. Действительно, ведь и то и другое – игры. На что я надеялся – не знаю, какие ответы рассчитывал получить – без понятия. Я их и не получил. Ребята пожимали плечами, задавали вопросы, интересовались, но про игру в Киевский Каганат никто не слышал. И лишь тогда, когда отчаявшись узнать что-либо про странную игру, я разочарованно плюхнулся на стул, в меня воткнулся пристальный взгляд Эйтана. Этого человека я практически не знал. В геймеровской компании он появлялся лишь пару раз на моей памяти и, кажется, ни разу не раскрыл рта. Лишь время от времени я натыкался на его острый, как рапира, взгляд, сканирующий окружающих подобно корабельному радару. Эйтан явно не был геймером и было совершенно непонятно, что он здесь делает. Впрочем, почти то же самое можно было сказать и про меня.
Я поднялся, распрощался с ребятами и быстрым шагом пошел по направлению к стоянке, на которой запарковал свой "хендай". За углом я остановился и стал ждать. Долго ждать мне, однако, не пришлось.
– Давай пройдемся не торопясь до твоей машины – сказал Эйтан.
Я не возражал. Мы медленно двинулись вдоль мертвых, по ночному времени, прилавков и лабазов Тель-Авивского рынка. Я мельком взглянул на него. Обычное лицо, типичное для израильтянина-сабры, с выразительными глазами и сверкающим в свете луны бритым черепом рано облысевшего мужчины. Обтягивающую рубашку "поло" распирают накачанные мускулы, обнаженные по локоть руки перевиты синеватыми, почти черными в свете уличных фонарей, жилами. А ведь он много старше всех нас, подумал я, наверное перевалил за сорок. Интересно, что он мне сейчас скажет?
– Расскажешь? – лаконично спросил он.
– Нет! – резко сказал я – Извини!
– Тогда позволь один совет?
– Валяй!
– Попроси ее вынести свой… – он помедлил, подыскивая слово – … комп из комнаты и показать тебе то, что на улице.
– Зачем? – удивился я.
– Так – он замялся – На всякий случай.
И тут я сообразил, что он сказал "ее"! А ведь я за весь вечер ни разу упомянул ни о своей потусторонней собеседнице, ни о "Случайном Соединении". Настораживала также и странная заминка перед словом "комп", но объяснения всему этому у меня не было.
– Ладно, мне пора. Удачи тебе. И звони в любое время – он протянул мне визитную карточку.
Взглянув на нее, я увидел надпись крупным шрифтом: "Эйтан. Консультант" и номер телефона. Ни фамилии, ни места работы, ни логотипа там не было и я вопросительно посмотрел на него, еще не соображая, что именно мне следует спросить. Но увидел я только спину черной куртки, исчезающей в переулке. Консультант? Что-то подобное встречалось мне в одной старой книге, но там, насколько я помню, все кончилось весьма плачевно. А ведь идея неплоха. Интересно, подумал я, как Аня объяснит самой себе машины и троллейбусы проезжающие по средневековому Киеву? На худой конец сойдет и велосипедист.
На следующее утро я проснулся в пять утра и еле дождался девяти часов, чтобы зайти в "Случайное Соединение". Анна, казалось, не вставала со своего антикварного стула.
– Шалом, Лёв – тихо сказала она – Зачем ты пришел?
Тут она тихо заплакала а у меня сжалось сердце так, как будто это был мой плачь и моя боль.
– Мне больше нельзя тебя видеть! – прошептала она сквозь плач.
– Почему?
– Я теперь просватана. А обрученица – она опять перешла на полянский язык – не должна быть наедине с другим мужем.
– Наедине? – возмутился я – Да между нами тысячи километров.
– Кило… чего? – удивилась она.
И тут я вспомнил совет Эйтана.
– Послушай, Анюта – услышав как я ее называю, она прищурилась от удовольствия – Ты можешь мне показать свою улицу?
– Да разве это улица, так – стегна – последнее слово прозвучало по-полянски – Да и как я тебе ее покажу?
– А ты возьми свой… свое зеркало и поднеси его к окну.
– Как же я его поднесу, если окно высоко? Пододвинуть-то я его смогу, а вот поднять у меня не получится. Ага, знаю. Я его вытащу на крыльцо. Сейчас ночь, никто не заметит. Подожди-ка…
Я невольно посмотрел на экран телефона: аппарат исправно показывал полдесятого утра. Какая ночь? Мне вдруг стало страшно. Но экран уже двигался по комнате, к серо-сумеречному проему двери. Слева промелькнул кованый сундук, деревянная лавка и еще что-то, что мне разобрать не удалось. Экран качнулся, как будто что-то перевалило через дверной порог. Неужели у нее стационарный компьютер? Потом панорама скачками пошла вниз, как будто спускались по ступенькам. Мелькнули какие-то бревенчатые постройки и ворота с навесом над ними. И вот наконец передо мною улица. Да, это именно улица, а не двор, потому что напротив был смутно виден бревенчатый сруб другого дома. Неужели Аня живет в деревне? На краю экрана я увидел одинокое корявое дерево, покосившийся плетень с двумя надетыми на колья горшками и каким-то одеялом. По темному небу неслись странно подсвеченные рваные облака.
И тут, наконец, до меня дошло. На улице было светло, необыкновенно светло, но был это лунный свет. Как бы в подтверждение этого луна как раз выглянула в неровный просвет облаков в правой верхней части экрана! Не может быть! Ведь Киев же в нашей временной зоне? Может летнее время разнится? Но ведь это всего один час. И что-то еще было не так, неправильно. Эта неправильность ускользала от меня, играла со мной как недосказанность. Постой, Арье, ведь у корявого дерева две корявые тени. Одна от луны, а вторая…? Наверное – уличный фонарь.
– Анюта, поверни-ка зеркало немного влево – хриплым голосом попросил я.
Мое лево было у нее справа, но Аня поняла и картинка медленно сместилась влево. Нет, это был не фонарь. О, нет! Из разрыва облаков на меня смотрела еще одна луна!
Явне: обнаруживаю пересечение времен
– Что это? – прошептал я.
– Это же Луна! – удивилась моему непониманию Аня – А то был Месяц. Теперь вот Луна взошла и будет с нами два месяца. Видишь, как светло.
Второй спутник, Луна, была немного больше Месяца и слегка красноватой. Нет, она мне не померещилась. Ощущение было таким, как будто меня чем-то с размаху ударили по голове. Представьте себе, что вам нравится девушка, нравится так, что сводит зубы от тоски, когда ее не видишь. Ты уже примериваешься, как бы получше ее найти, задаешь осторожные вопросы выходцам из Украины, прикидываешь сколько времени займет перелет из Бен-Гуриона до Борисполя. И вдруг… Вдруг выясняется, что она… Что же она такое? Может быть это всего лишь иллюзия, запредельная графика, созданная гениальными программистами "Случайного Соединения"? Может быть это все же игра и я просто не замечаю этого? Нет, не верю! Так где же она, черт побери, где? На тысячу лет тому назад от тебя? На миллионы… Чего? Парсеков? Параллельных миров? Где она?
Наверное, последнее слово я выкрикнул вслух, потому что она испуганно прошептала:
– Ой, что с тобой, Лёв?
– Все хорошо Анюта, все хорошо – заставил я себя соврать.
Но ничего, решительно ничего, не было хорошо. Голова, бедная моя голова! Мысли в ней перепутались, как рыболовные снасти неопытного рыболова. И все же шок был не так уж велик. Наверное, я давно инстинктивно подозревал нечто в этом роде и мое мудрое подсознание оказалось готовым воспринять невозможную реальность много раньше меня, дурака и консерватора. Да и туманные предупреждения Эйтана сделали свое дело.
– Спасибо, Анюта – сказал я – Убирай зеркало.
Зеркало поехало назад и я снова увидел лавку и сундук и кровать с такой-же, как на стуле, "антикварной" спинкой. Промелькнуло маленькое окошко, через которое проникал острый луч лунного (или правильнее будет сказать – "месячного"?) света. Так вот откуда шло то странное освещение. Второй луч света, наверное от второй луны, падал из такого же окошка напротив и эти лучи пересекались на полу как лунные лезвия. Наконец зеркало остановилось и я снова мог видеть девушку.
– Ты сказал "Где она?" – требовательно спросила Аня – Кого ты ищешь?
– Тебя – ответил я, потому что это была правда.
– Но я же здесь? – в ее глазах промелькнул ужас.
– Ты очень, очень далеко – я смотрел в ее глаза и не мог врать.
– Ты же хазарин, а до твоей Хазарии лишь месяц пути, верно? Ты можешь прискакать и увезти меня. Или ты меня не хочешь?
– Хочу! – сказал я и не было в этом признании никакого сексуального подтекста – Безумно хочу. Только…
– Только что? – ее голос был едва слышен.
– Аня, в моем мире только одна луна – признался я и поправился – Точнее, в моем мире нет Луны, только Месяц.
– Ой! – она закрыла рот ладошкой.
– Боюсь, что к тебе не доскачешь ни за месяц, ни за год. Я даже не знаю, где находится твой Киев-град. Мы с тобой в разных мирах.
Теперь все встало на свои места: и таинственное Зеркало и древнеславянский язык и "антикварный" стул и киевский Кани-гард и Славутич и Хазария. Да, все встало на свои места, и, в тоже время, буквально все было неправильно, перпендикулярно, вывернуто наизнанку. Как бы мне хотелось быть хазарином, даже совершенно неразумным. Ведь тогда до нее был бы всего месяц пути. А теперь к ней не было никакого пути, кроме неверного соединения Сети.
– В разных мирах – повторила она, пробуя эту мысль на слух.
– Смотри! – я потащил свой ноутбук на балкон и стал медленно поворачивать его.
Мне не было видно, что показывала камера, но я мог судить по участившемуся дыханию Ани, по невольно вырывавшимся у нее возгласам. Восторга? Ужаса? Что почувствовала она при виде пятнадцатиэтажных высоток, пыхтящих и отдувающихся автобусов на остановке под балконом, пролетевшего над морем вертолета, лохматых пальм? Поразил ли ее мой мир? Изумил ли яркий декабрьский день посреди ее летней ночи?
Я вернул ноутбук в комнату и мы долго молчали.
– И совсем никак? – спросила она.
Смысл ее невнятного вопроса был ясен, как солнечный день. Я промолчал, да и что я мог сказать.
– Так что же теперь? – ее голос стал необычайно спокоен, но это было спокойствие натянутой тетивы – Мне нужно будет выйти замуж за кого скажут? Родить детей этому мужу? Жить не своей жизнью? Неужели более ничего? Лёв! О, Лёв! Скажи, ты любил когда-нибудь раньше?
Задай мне кто-нибудь этот вопрос еще неделю назад и я бы искренне задумался, перебирая прошлое, а теперь я не задумываясь ответил:
– Нет!
И это была правда. Теперь был мой черед спрашивать.
– За кого тебя выдают?
– Меня просватали за Зосиму, княжего ратника и малого воеводу…
Она говорила спокойно, как будто все в ней уже перегорело.
– Это очень почетно для меня…
Ей не было почетно, ей было все равно.
– Он старый и уродливый? – спросил я.
Но мне тоже было все равно.
– Нет – в ее голосе не прибавилось эмоций – Он молод и красив.
Я должен был еще что-то спросить, но язык не слушался меня и Аня сама ответила на незаданный мною вопрос:
– Только я его не хочу! Я хочу тебя, Лёв!
Еще час назад я мечтал услышать эти слова и ответить на них. Но теперь всё было иначе, теперь над нами нависло молчание безысходности. И снова она первая нарушила его.
– Ты сказал – "нет пути". Но один путь есть. Мне рассказывали.
– Какой? Где? – закричал я.
– Только это очень страшный путь…
– Говори же! – завопил я.
– Надо разбить Зеркало! Молчи и слушай! Та, что дала мне Зеркало… Только не спрашивай, кто это, мне нельзя ее называть. Она рассказала, что если разобьешь его, то попадешь в иной мир и иной век. Надо только очень, очень хотеть и очень, очень верить… Тогда ты попадешь куда надо. А если ты плохо хочешь или плохо веришь, то попадешь в никуда.
Разбить Зеркало? Как это сделать? Взять молоток и ударить по ноутбуку? Почему-то я плохо в это верил, наверное мешал впитанный с молоком матери материализм.
– Я это сделаю, Лёв! Сделаю! – прошептала Аня.
Я видел, что на пути к своей любви она готова была исчезнуть в страшном "нигде". Но я не мог этого допустить, ведь это был мой путь и мой долг. В одно мгновение я забыл все железобетонные принципы феминизма, вбитые в нас назойливыми медийными каналами и вернулся к Домострою. Это я был мужчиной и это я должен был сражаться и защищать свою любовь. Но как? Как разбить мое Зеркало? И тут я вспомнил Эйтана.
– Стой! – закричал я – Я знаю как разбить Зеркало. Я это сделаю.
Ничего такого я еще не знал, лишь лелеял робкую надежду, но мне надо было передать мою уверенность туда, в ее неправильный Киев, надо было не дать ей первой разбить ее Зеркало. И мне это удалось.
– Правда? – теперь ее глаза смотрели доверчиво и с надеждой – Правда?
– Да, любимая! – теперь я и сам в это верил.
– Лёв! О, Лёв!
…Я гнал свой "хендай", нарушая все правила движения, выскакивая на обочину и подрезая зазевавшихся водителей. Мне истошно клаксонили вслед, но я проскакивал на мигающий желтый свет и врезался последним в столпотворение машин за светофором. Наверное еще никто не проходил тель-авивскую рокаду в часы пик с такой скоростью. В багажнике лежал мой ноутбук с включенным сайтом "Случайного Соединения". Когда я позвонил Эйтану, то на мои несвязные попытки что-либо рассказать я услышал спасительное: "Приезжай сейчас". Ехать нужно было на окраину Явне и я уже гнал машину по ашдодскому шоссе, не глядя на спидометр и выжимая все что можно было из слабого, экономичного двигателя. Эйтановская контора занимала полуоблезлый двухэтажный особняк за высоким забором. Такие безликие дома строились в период британского мандата, когда будущее страны было туманно и не все были готовы вкладывать средства в архитектурные излишки. Вывеска, разумеется, отсутствовала, как на доме, так и на глухих воротах. Охранник посмотрел на номер моей машины и приглашающе махнул рукой. Ворота поползли в сторону, я въехал внутрь и запарковал свой "хендай". На скромных размеров парковке, среди безликих "тойот" и "мазд" зеленым параллелепипедом выделялся антикварный "майбах". Наверное, Эйтана, почему-то подумал я. Никто меня не встречал, но единственная дверь была приветливо полуоткрыта.
За дверью меня уже ждал Эйтан, стряхивая пепел с сигареты в прикрепленную к стене пепельницу.
– Наверх, в лабораторию – приказал он вместо приветствия.
Я безропотно повиновался и мы понеслись по металлической лестнице, перескакивая через ступени. Наверху Эйтан приблизил правый глаз к окуляру камеры и металлическая дверь, зазвенев, отъехала в сторону. Мы вошли в огромный зал, заполненный шкафами разнообразной аппаратуры и змеями кабелей, через которые были проложены пластиковые мостики. Это, вероятно, и была лаборатория. Все присутствующие, а их было немало, одновременно посмотрели на нас.
– Нечего глазеть – прикрикнул на них Эйтан – За работу.
К нам подбежал, а вернее – подкатился, очень странный тип. Больше всего он был похож на надувное чучело, типа тех, что таскают на парадах. Был он весь какой-то рыхлый, с рыхлыми ногами и пухлыми руками, с короткими, торчащими во все стороны лохмами и в мешковатой, мятой одежде. В левой руке он держал огрызок сэндвича.
– Привет, командир – промурлыкал он Эйтану – А это наш "случайный соединитель"? Ну-ка посмотрим, что тут у него…
С этими словами он попытался правой рукой вырвать у меня рюкзак с ноутбуком, но у него ничего не вышло, потому что я вцепился в рюкзак так, что побелели костяшки пальцев.
– Остынь, Попай – проворчал Эйтан, шлепая его по пухлой лапе – А ты, Арье, ничего не бойся. Только на всякий случай держись поближе ко мне, чтобы эти бандиты не сожрали тебя с потрохами. А теперь, если не возражаешь, подключайся.
Я посмотрел вокруг себя. Десятка два пар глаз непрерывно сканировали меня, как томограф – раковую опухоль в мозгу.
– Пускай они все выйдут – сказал я.
Рыхлый тип захихикал, но Эйтан предостерегающе крикнул: "Попай!" и так на него посмотрел, что тот немедленно заткнулся и, казалось бы, сдулся как воздушный шарик. Выглядело это, я полагаю, весьма забавно, только мне было не смешно.
– Это не получится – сказал Эйтан и добавил непонятное – Нам ведь еще надо замерить координаты. Но ты можешь зайти за эти шкафы. Там тебя никто не увидит.
За шкафами действительно никого не было, там было пыльно, душно и шумели десятки невидимых вентиляторов. Рыхлый индивид, которого Эйтан почему-то звал "Попай", притащил маленький столик на колесиках и неудобный пластмассовый стул с витой спинкой вроде тех, что мне приходилось видеть в залах торжеств на открытом воздухе. Виновато улыбаясь, рыхлый Попай положил на столик неаккуратно оторванный клочок бумаги и сказал:
– Вот – учетная запись и пароль. За скорость не беспокойся, у нас выделенка. Ну и если что… в общем, меня зовут Рои.
Неловко повернувшись и задев шкаф, который опасно покачнулся, он оставил меня одного. Не более минуты заняло у меня развернуть ноутбук, подключить его к сети и вызвать "Случайное Соединение". Аня, казалось, не сдвинулась с места и так у просидела все эти полтора часа на своем деревянном стуле, глядя в Зеркало.
– Лёв! – вскрикнула она.
Ей, по-видимому, хотелось что-то спросить, но она лишь закрыла рот рукой, а огромные бархатные глаза по-прежнему смотрели на меня со смесью страха и надежды. Я знал, что она хотела спросить.
– У меня есть друзья, готовые нам помочь – сказал я – Можно им посмотреть в мое Зеркало?
– Пусть – ответила Аня – Только ты моих родных имен им не называй.
– Эйтан! – позвал я – Рои!
Мне показалось, что они оба возникли внезапно из ничего как чертики из табакерки.
– Шалом, госпожа – сказал Эйтан – Меня зовут Эйтан.
При этом за спиной он показывал рыхлому Рои свой огромный кулак. По-видимому, он успел вовремя, потому что Рои явно собирался что-то ляпнуть, но вместо этого лишь с треском захлопнул рот.
– Шалом, господин Эйтан – робко отозвалась Аня, губы ее дрожали – Меня зовут Ханна.
– Этот толстяк у меня за спиной – Рои и мы оба друзья твоего Арье.
– Он – Лёв – твердо заявила Аня, губы ее перестали дрожать.
– Разумеется – согласился Эйтан – Мы хотели бы попробовать вам помочь, но нам нужна и твоя помощь.
