Мартине Глазер
Смотри, слушай – вот я
3
Нe успело пройти и дня, как я стала проклинать Варда вместе с его индейцами.
Все ухудшилось: ночные кошмары, страх, видения вдруг стали накатывать средь бела дня. Мне удавалось кое-как справляться, но только благодаря тому что на этой неделе у меня было три экзамена и две вечеринки. Однако, пока я ехала в сторону Принсенграхт, к доктору Лейдеману, мне казалось, что вся дрянь, скопившаяся за неделю, разом навалилась на меня. Я крутила педали как сумасшедшая, без конца оглядываясь, потому что была уверена, что меня кто-то преследует. В какой-то момент пришлось объехать целый квартал только потому, что впереди по тротуару прошел парень в длинном черном пальто. Всю дорогу я молилась, если это, конечно, можно назвать молитвой: «Пусть все закончится, пусть все закончится». Наконец, оказавшись у его двери и дрожащей рукой нажав на медную кнопку рядом с надписью «В. Лейдеман, психотерапевт», я разревелась. У меня началась истерика, рыдания эхом разносились по всему дому, но я не могла остановиться, и мне вдруг стало совершенно наплевать, хотя в прошлый раз слезы, обыкновенные слезы, казались мне самым постыдным событием в жизни.
Я надеялась, что он будет ждать меня наверху, что обнимет меня, когда я поднимусь, погладит по волосам, все, как в фильмах. Глупо, конечно, я ведь знаю, что психотерапевтам не полагается лишний раз прикасаться к клиентам, как бы последним этого ни хотелось. Мне показалось, что он чем-то расстроен, а когда я села, он подвинул ко мне коробку с бумажными платочками и поставил стакан с водой.
Я радовалась, что мое кресло такое маленькое и уютное. Спинка и высокие подлокотники как будто обнимали меня, утешая, прямо как он, когда держал меня за руки.
На щеках еще не успели высохнуть слезы, но я улыбнулась ему:
– Ну вот, опять.
Вард не улыбнулся в ответ и взглянул на меня чрезвычайно серьезно:
– Что происходит, Одри?
Я глубоко вдохнула, вспомнив о том, как добиралась сюда, особенно тот ужасный момент, когда стояла у его двери, до смерти перепуганная, и думала: «Если дверь сейчас не откроется, мне конец».
Только сделав три глотка, я снова смогла говорить.
– Это несправедливо. Как думаете, я когда-нибудь стану снова нормальной?
– «Нормальной»… А что для тебя значит это слово?
– Что за дурацкий вопрос? – Я разозлилась. – Нормальным, например, не снятся кошмары. Они не видят галлюцинации. Не чувствуют внутри себя кого-то, кого в них быть не должно.
Вард на мгновение замер. Записал что-то. Потом спросил:
– То есть ты думаешь, внутри тебя кто-то есть?
И все это своим невозмутимо спокойным тоном, как будто он каждый день обсуждает подобные вопросы.
Я задумалась: а он ведь и впрямь может не знать, что такое «быть нормальным». В конце концов, к нему приходят одни психи. Психи вроде меня.
– Думаешь, внутри тебя кто-то есть? – повторил Вард.
– Да. То есть… нет. Я бы не хотела так думать. Это же… страшно до чертиков. Если ты даже наедине с самим собой не чувствуешь себя в безопасности, то где тогда?
– Здесь, – уверенно ответил он, глядя мне в глаза, и мгновение спустя добавил: – Откуда у тебя появилась такая мысль? О том, что внутри тебя кто-то есть?
Я вздохнула.
– Не знаю. Может, я как-то не так выразилась. Но… Все, что я вижу, все эти кошмары по ночам и видения днем, они выглядят так правдоподобно. И такое чувство, будто все они связаны между собой. Как будто я раз – и попадаю в тело какого-то другого человека.
– Прежде чем делать выводы, нам надо разобраться в происходящем, – сказал Вард. – Дело может быть в чем угодно.
– Да? И в чем же?
Вард отвел глаза и уставился себе на руки, лежавшие на коленях ладонями вверх.
– Пожалуй, этот вопрос стоит оставить на потом. А сейчас я бы сосредоточился на кошмарах и галлюцинациях.
«А я вот нет», – промелькнуло у меня. Как и он, я уставилась на собственные руки, пока вдруг не поняла, что они тоже развернуты ладонями вверх. Я покраснела от смущения: выглядело так, будто я за ним повторяю.
– Каждый раз, когда я об этом рассказываю, все становится только хуже. – Мой голос звучал как-то странно.
– Возможно, с каждым разом ты открываешься все больше, все ближе подпускаешь к себе эту историю. На мой взгляд, это хорошо. Если тебя что-то пугает, лучший способ побороть свой страх – встретиться с ним лицом к лицу.
– А если станет совсем плохо, можно будет приходить почаще? Два раза в неделю или даже каждый день?
Лейдеман нахмурился и уткнулся в свой блокнот. Да ну, не такой уж трудный вопрос я задала!
– Деньги не проблема, – добавила я. – Денег хватает.
– Нет, – ответил он наконец. – Мне кажется, на данный момент одного раза в неделю достаточно. Но я могу дать тебе адрес своей электронной почты. Это поможет?
Я разочарованно пожала плечами.
– Ладно. Спасибо.
Он взял со стола стикер и написал свой мейл.
– Держи.
С желтой бумажкой в руках я почувствовала себя увереннее. Теперь у меня появились силы вспомнить прошлую ночь. И если сейчас быстренько обо всем рассказать, то, возможно, больше не придется постоянно отгонять от себя эти мысли. Я до смерти устала с ними бороться.
– Мне приснился новый сон, – начала я. – Точнее, два сна. В первом я опять видела церковь, но в этот раз оказалась на площади. Кажется, в какой-то деревне из прошлого.
– Почему ты так думаешь?
– Ну, там не было машин и велосипедов. Люди в мешковатой одежде, все серое и мрачное. А еще солдаты…
– Солдаты?
Боже, ну зачем он меня перебивает? Неужели он не видит, что я хочу поскорее рассказать свой сон? Я сердито выдохнула:
– Да, солдаты. В медных шлемах и с этими длинными штуковинами, копьями. Некоторые ехали верхом на лошадях, кто-то шел пешком. Они гнали нас в церковь, как будто мы какие-то животные.
Лейдеман уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но я строго посмотрела на него и продолжила:
– Я попыталась улизнуть, свернуть за угол, пока никто не видел, но одна женщина схватила меня. Она сказала, что мне надо идти с ними, иначе что-то случится с моими родителями. Их ждет экзе… не могу вспомнить слово, что-то похожее на «экзаменацию», но точно не оно. И им надо будет заплатить штраф, десять реалов. Реалов! Думаю, даже отец не знает, где их сейчас можно достать.
Я отвела взгляд и посмотрела в окно. Мне вдруг подумалось: каких-то три месяца назад все было так просто.
– И больше ничего?
Я легонько пожала плечами.
– А дальше начался другой сон, я о нем уже рассказывала. С тем человеком в черном, который похож на дьявола.
Вард щелкнул ручкой. Раз, потом еще и еще. Надо будет подарить ему ручку, которая не издает никаких звуков.
– Тебя пугает сам человек или то, что он говорит?
«Естественно, он сам, я даже не понимаю, что он говорит», – так я собиралась ответить, как вдруг вспомнила кое-что, точнее, услышала голос изнутри, как будто он все еще был во мне. Я уперлась локтями в колени, скорчилась и зажала уши, но стало только хуже.
– Одри? Что происходит, Одри? – голос Лейдемана звучал так, словно он был где-то далеко, гораздо дальше, чем черный человек.
Я подскочила с места, не отрывая ладони от ушей. Я ходила по комнате, топала, стучала по голове, но ничего не помогало – голос не исчезал.
Лейдеман подошел ко мне.
– Может быть, станет легче, если ты расскажешь, что слышишь?
– Так много ненависти… – прошептала я.
Лейдеман взял меня за руки и осторожно отвел их от ушей.
– Одри, здесь ты в безопасности. Попробуй. То, что ты говоришь вслух, зачастую не так страшно, как то, что ты слышишь.
– Клянусь служить Священной канцелярии.
Это мой голос?
Откуда я вообще это взяла?
Очевидно, Вард удивился не меньше моего.
– Ты клянешься… служить Священной канцелярии?
В ту же секунду я вспомнила следующие слова. С закрытыми глазами я прошептала:
– Он говорит: «Совершаются грехи против церкви. Мусульмане, протестанты, евреи – все они грешники. Их следует строго наказать. А мы, именно мы должны поймать всех, кто сходит с верного пути».
Я сжалась. Опять эта боль в лодыжке и давящее чувство в груди. Та же вонь, от которой тянет блевать. И снова слова сами полились наружу. Из моего рта вылетали фразы, которые сочинила не я, мне такое никогда в жизни не выдумать.
– Да будут прокляты люди со сверхъестественными способностями, ибо самое гнусное и самое распространенное преступление – это колдовство. Да будут прокляты те, кто заключил сделку с дьяволом. Те, кто оскверняет святое распятие или издевается над ним. Те, кто подвергает сомнениям правила веры. Те, кто занимается астрологией или предсказывает будущее по картам.
Когда я закончила, последние слова все еще звенели у меня в голове, но затем наконец утихли. Они словно испарились, и даже если бы я захотела их повторить, у меня бы ничего не вышло.
Я посмотрела на Варда. «Пожалуйста, помоги мне», – так и хотелось сказать, но я не могла произнести ни слова. Как будто мои губы, мой язык мне не принадлежали.
– Спокойно, Одри, – сказал Вард. – Все будет хорошо. Здесь ты в безопасности.
Мне послышалось, или в его голосе промелькнуло сомнение?
Желтый стикер прилип к рукаву. Я отлепила его и начала то складывать пополам, то снова разворачивать. Складывала и разглаживала. Подумала, что так он может порваться, но мне было все равно. Я уже давно запомнила мейл. Постепенно в голове прояснялось.
– А ведь и правда помогло, – сказала я.
– Да?
– Ага. Тот черный ворон… Это всего лишь какой-то священник-фанатик. Фундаменталист. Мне… мне всегда казалось, что это дьявол. Но дьявол же не может войти в церковь. Так? Если уж и есть какое-то место, где ему нельзя находиться, так это церковь.
Я взглянула на таймер. У нас оставалось еще пятнадцать минут. А мне уже так хотелось выбежать на улицу, погреться на солнышке. Ведь я наконец-то осознала: это не дьявол – и почувствовала себя совершенно свободной.
– Задержись еще ненадолго, Одри, – остановил меня Вард.
Я нехотя послушалась.
– Он меня пугал все это время, – сказала я. – Этот человек в черном. Но теперь я знаю, что это не дьявол… Теперь все наладится. Так что, может, я просто…
«Спокойно уйду и больше никогда сюда не вернусь?» – хотела продолжить я, но Лейдеман меня опередил.
– А твои слова о вере, о ереси… Это тебе Анна такое говорила?
– Разумеется, нет. Она сумасшедшая, конечно, но не настолько.
Цок-цок. Судя по всему, он не мог думать, не издеваясь при этом над своей ручкой.
– И то, что ты видела вокруг: площадь, солдаты. Есть идеи, откуда у тебя эти образы?
– Неважно, – отрезала я. – Все закончилось. Теперь будет лучше.
Он испытующе посмотрел на меня.
– А про второй сон уже не хочешь рассказывать?
– Это же просто сон, – ответила я. – Полный бред вы же знаете.
– Однако, очевидно, его важно проговорить.
Цок. Цок.
Я раздраженно фыркнула.
– Там тоже появились эти церковники, так что я подумала…
Тишина. Осталось семь минут.
– Ты подумала…
– Ладно, ладно!
Может, мне нечего было опасаться. Теперь я знаю, что человек в черном был всего лишь чокнутым священником, поэтому со вторым сном все должно пройти гладко.
На одном выдохе я выпалила все, что помнила:
– Я была в какой-то пустой комнате. Стены белые, до середины обшитые темным деревом. В другом конце – две глубокие ниши, в обеих – по человеку. На одном – белый хабит[2], на другом – кроваво-красный. Они стоят молча, натянув капюшоны так, что лиц не разглядеть: даже никаких расплывчатых пятен. В руках у обоих по мечу, острием в пол. Между ними стоит тот, в черном. Я пытаюсь подойти к человеку в белом, но, сколько бы шагов ни делала, он остается на том же расстоянии, а затем и вовсе растворяется в воздухе. Я оборачиваюсь и вижу стол, за которым сидит кто-то… вроде священника. С такой странной красной шапкой на голове.
– Кардинальской шапкой?
– Откуда мне знать? Да и какая разница?
Осталось четыре минуты. Я набираю побольше воздуха в легкие, как будто собираюсь нырять в глубину.
– Я спрашиваю у этого человека в шапке: «Зачем меня сюда привели?» Но он ничего не отвечает, только смотрит. Затем открывается дверь, и в комнату заходят еще два человека: один – в одежде священника, а другой – в каком-то странном кожаном костюме.
О боже. Я вдруг снова увидела их перед собой.
– У него… что-то в руках. Какие-то палки с веревками. Он говорит: «Этим мы выбьем из нее правду».
В эту секунду у меня возникло странное чувство, будто по спине пробежала крыса. Волосы на руках встали торчком, меня затрясло.
Я сжала кулаки так сильно, что ногти больно врезались в ладони, но это не помогло – стало только страшнее. Руки налились свинцом, как будто меня парализовало.
Лейдеман подъехал на своем стуле поближе. Теперь он сидел прямо передо мной.
– Я бегу назад, – шепчу я. – К нишам, чтобы выхватить меч у одной из тех молчаливых фигур, хватаю за рукав, он мокрый, в воздухе стоит какой-то отвратительных запах, от которого меня тошнит. И тут я замечаю, что стою в луже крови. Надеясь на чью-нибудь помощь, я оглядываюсь по сторонам и вдруг вижу какую-то женщину. Она стоит на коленях и молится. «Мама! – кричу я. – Помоги мне! Помоги мне, прошу!» Я протягиваю к ней руки, а она уменьшается и уменьшается. А затем… – Мне пришлось несколько раз сглотнуть слюну, прежде чем я смогла продолжить. – А затем вместо нее появляется жаба. Мерзкая коричневая жаба, усыпанная бородавками, и тут я слышу голос…
– Голос? Чей? Того мужчины за столом?
– Нет, жабы. Она говорит: «Все будет хорошо, Майте».
– Майте?.. – удивленно повторяет Вард.
Я киваю:
– Да, Майте. – Глаза начинает щипать от слез. Я беру платок и шепчу, не глядя на Варда: – Самое странное, что… что я ни на секунду не сомневалась: Майте – это я.
Тушь наверняка уже растеклась по всему лицу, но на этот раз мне почему-то было все равно. Я посмотрела на Варда, который сидел настолько близко, что я чувствовала запах его шампуня, и процедила:
– Убедились, что внутри кто-то есть?
Три дня спустя я отправила ему такое письмо: «Здравствуйте, Вард! У меня диссоциативное расстройство личности? Или шизофрения? Очень жду ответа».
На следующее утро я получила ответ. Отправленный в полвторого ночи. Неужели Лейдеман за меня беспокоится? И поэтому не мог уснуть?
«Дорогая Одри, – писал он, – я не любитель наклеивать ярлыки. Они используются для классификации и упорядочивания невероятного богатства человеческого разума, но на самом деле никак не помогают. Давай сначала узнаем поподробнее, что именно происходит. С уважением, Вард».
4
– Майте – это баскское имя, – сообщила я в четверг, усевшись в свое белое кресло. – Я в интернете нашла.
– Любопытно, – задумчиво произнес Вард. Размышляя о чем-то, он внимательно посмотрел на меня, но теперь, когда он начал мне нравиться, я была не против. На маленьком столике рядом с его рабочим креслом стоял древний кассетный диктофон, который я разглядывала, и Вард это заметил.
– А, это. Да, в прошлый раз ты поделилась таким количеством новой информации, что с этого момента я решил записывать наши консультации на пленку. Как тебе такая идея?
Сдвинув брови, я осматривала устройство на столике.
– А он вообще работает?
– Да, конечно. – Он погладил диктофон, словно тот мог обидеться на мои слова. Затем Вард нажал на кнопку и включил аппарат. Сначала кнопка отскочила обратно, но со второго раза все получилось: загорелся красный огонек.
– Ты сегодня хорошо выглядишь, Одри, – сказал он. – Лучше, чем в прошлый раз. Неделя прошла хорошо? Кошмаров снится меньше?
– Меньше? Ага, конечно! Я засыпаю, и начинается. Да и днем тоже… Стоит на секунду отвлечься, как я снова их вижу. Но, может, я привыкла.
– Кого «их»? – заинтересовался Вард.
– Видения. Иногда замершие человеческие фигуры, как на фото, иногда короткие видео. Периодически природу или город.
– А бывают в твоих видениях образы, которые ты узнаешь? Из прошлого, например? Или из фильмов?
– Мне кажется, что-то из этого я уже видела раньше, – неуверенно ответила я. – Например, большие старые постройки с арками. Где у входа стоят статуи святых или жутких зверей. Но, скорее, мне просто знаком этот тип зданий. Отец обожает архитектуру, поэтому всю жизнь таскал меня по всяким церквям и монастырям.
– Только раньше, когда ты жила в Испании, или сейчас тоже?
– Особенно раньше. Он гордился тем, что в пять лет я уже могла безошибочно отличить готическую церковь от романской постройки или храма эпохи Возрождения. Когда с нами были его коллеги, он все время просил меня блеснуть знаниями. И я выделывала трюки, прямо как цирковая собачка.
Вард наморщил лоб.
– Теперь даже как-то неудобно спрашивать, в каком примерно веке были построены здания, которые ты видишь во сне.
«Как мило, – подумала я. – То есть он понимает, насколько мне не нравилось, что отец заставлял меня выступать перед своими друзьями».
Я улыбнулась, чтобы успокоить его.
– Я никогда не вижу современные дома. Обычно это романский стиль. Хотя один раз я видела зал, похожий на эпоху Возрождения. Где-то пятнадцатый-шестнадцатый век.
– А люди? Как они одеты?
– Ну, точно не в «Прада». И не футболки с джинсами. Старые вещи: длинные юбки, бесформенные блузы, платки. Но это вряд ли что-то значит. Когда бабушка работает в огороде, она тоже так одевается.
Бабушка… Я вдруг поняла, что соскучилась. Рисуя указательным пальцем на своих обтягивающих джинсах DKNY невидимые круги, я словно видела ее перед собой: вот она сидит на корточках среди ароматных трав, ее изношенная шляпа, прикрывающая седые волосы, как всегда, немного съехала набок. Я слышу, как стрекочут сверчки, и практически чувствую, как шпарит солнце.
– Ай!
Кто-то резко и больно схватил меня за руки. Я вскочила с кресла, обернулась и увидела человека в медном шлеме, держащего копье. И снова почувствовала, что кто-то трогает меня, на этот раз за плечи. Я замахала кулаками.
– Спокойно, Одри. Здесь с тобой ничего не случится.
У меня за спиной стоял Вард. Это его руки лежали у меня на плечах. Теперь мне было не страшно, наоборот, я почувствовала себя в безопасности. Я посмотрела туда, где стоял призрак, но он успел раствориться в воздухе.
– Вот об этом я и говорила, – произнесла я, дрожа всем телом.
Вард дал мне выпить воды и отдышаться. Теперь мне так сильно не хватало бабушки, что я была готова разрыдаться. Но как только ее образ снова возник передо мной, я затрясла головой.
– Как ты? – спросил Вард.
Я кивнула.
– Когда… Когда я вот так задумываюсь, как бы сказать, витаю где-то в облаках, они появляются. Вот как он…
– Он?
– Да, солдат. Как те у церкви, я про них рассказывала. С шлемами и копьями. Он… Он схватил меня за руку.
Шагнув назад, я закатала рукав. Я была почти уверена, что там остался синяк, но на коже ничего не было. Я раздраженно взглянула на Варда.
– И вы до сих пор считаете меня нормальной? Если я расскажу об этом папе, он отправит меня лечиться.
– Тогда не рассказывай, – невозмутимо ответил тот. – Конечно, Одри, я понимаю, все это пугает тебя, вселяет неуверенность. Скорее всего, придя домой, ты тут же сядешь за компьютер и начнешь искать, симптомами каких расстройств личности являются подобные реалистичные видения. Не думаю, что так ты получишь ответы на свои вопросы, скорее наоборот. Так что я предлагаю сейчас спокойно изучить возможные варианты. И сделать это вместе.
Он пригласил меня сесть обратно в белое кресло, но на этот раз я выбрала плетеное. Я до сих пор чувствовала боль там, где мою руку сжали чужие пальцы.
– Ты видишь предметы и людей, – начал он, – которых здесь нет. Ты увидела солдата, я – никого.
Он сделал паузу, очевидно, подбирая слова.
– Ты называешь это галлюцинациями. Мне как психотерапевту важно понять, приходят ли эти видения, как тебе кажется, извне или же их источник – ты сама.
– Извне, – уверенно ответила я.
– А сны? Твои кошмары?
Вопрос был непростой, я об этом и раньше задумывалась. И все же было ощущение, будто кто-то посторонний без спроса показывает мне фильмы прямо у меня в голове.
– Тоже извне, – сказала я наконец. – Но иногда туда словно проникает что-то от меня. Знакомые предметы и люди.
Вард кивнул.
– Ты же точно не употребляешь наркотики?
– Нет. Клянусь.
– Хорошо… Возникновение галлюцинаций могут спровоцировать сильные эмоции, а также серьезные психические или физические проблемы.
– Например, шизофрения, – мрачно добавила я. – Которая часто начинает развиваться в моем возрасте.
– У тебя нет шизофрении, – ответил Вард с полной уверенностью. – Ты совершенно ясно и связно излагаешь мысли, хотя, возможно, видишь галлюцинации.
– Давайте-ка уберем это ваше «возможно», – высокомерно парировала я, хотя мысленно выдохнула с облегчением. – По-моему, доказательств уже предостаточно. Разве нет?
Он никак не отреагировал, казалось, полностью поглощенный собственными записями.
– А раньше с тобой когда-нибудь случалось подобное? – спросил он.
– Нет, никогда.
Он в очередной раз кивнул, думая о чем-то своем. У дедушки была собачка, которая так же кивала. Пластмассовая, с тонким слоем плюша, истершегося в нескольких местах. Щелкнешь ее по носу – и она начинает кивать. Прямо как Вард сейчас. Я смотрела, как он пытается подобрать слова.
– Ни в коем случае не хочу оскорбить твою веру Одри, – осторожно начал он, – но некоторые элементы католической церкви могут быть несколько устрашающими, особенно для детей. Смертные грехи. Дьявол. Чистилище… Тебя это все когда-нибудь пугало?
Я пожала плечами.
– Да вроде бы нет. Там просто все… ну, есть как есть. Немного напоминает кукольный театр, балаган. Да, это другой мир. Но бояться там особо нечего.
– Может, какие-то фильмы или компьютерные игры произвели на тебя сильное впечатление?
– Не помню ничего такого.
Вард молча пощелкал ручкой. Раз-два, раз-два.
– Ты смотрела «Шестое чувство»? – неожиданно спросил он.
– Я вижу мертвецов, – пошутила я, но, сказав это, почувствовала, как от лица отлила кровь. У меня закружилась голова, во рту пересохло. – Думаете, в этом дело? – прошептала я.
– Я бы расценивал это как один из вариантов, хоть и осознаю, что он выходит за рамки традиционной психотерапии. И раз уж я заговорил на ненаучном языке: некоторые утверждают, что люди иногда могут видеть то, что происходило с ними в прошлой жизни.
– Реинкарнация, – догадалась я. – Но ведь все это полная чушь?
Вард едва заметно пожал плечами.
– Насколько мне известно, убедительных доказательств не существует, но и опровергнуть это пока никому не удалось.
Я задумалась над его словами. После всего, что я прочитала в интернете о шизофрении и опухолях головного мозга, его вариант казался не таким уж плохим. Может, мне нужен медиум, а не психотерапевт. Да уж, отец только этого и ждет. А что до Анны… Она точно решит, что в меня вселился дьявол. И меня больше не пустят на порог дома.
– А ДРЛ? – спросила я.
– ДРЛ?
– Да, диссоциативное расстройство личности, – нетерпеливо протараторила я.
– Мне так не кажется. – Вард покачал головой.
– Кажется, не кажется, – пробормотала я, – мне от этого не легче.
– Ну, сама посуди, – он поднялся и достал из шкафа толстую книгу. Пролистав несколько страниц, принялся читать. – Основные критерии. У пациента существуют две или более различимые идентичности или личностных состояния, при этом каждое из них обладает относительно устойчивой моделью мировосприятия, собственным мировоззрением и отношением к окружающей действительности. По крайней мере две из этих идентичностей попеременно захватывают контроль над поведением пациента. – Он вопросительно посмотрел на меня. Я помотала головой. – Пациент не может вспомнить важную информацию о себе, – он продолжил читать, – забывает целые эпизоды из прошлого, иногда не может вспомнить, что делал только что. При деперсонализации… – Еще один взгляд на меня. – Знаешь, что это значит?
Я раздраженно вздохнула.
– Можете просто читать дальше?
– Ладно-ладно… – Очевидно, он потерял место, на котором остановился. Если бы у меня была такая же ручка, как у него, то я бы уже нервно щелкала. – Эм… А, вот. Здесь. При деперсонализации собственные действия воспринимаются как бы со стороны и сопровождаются ощущением невозможности управлять ими. Человек чувствует себя роботом, не испытывает эмоций при выполнении действий.
И снова этот взгляд.
– Пока ничего знакомого?
– Нет.
В общем-то, я и сама пришла к такому же выводу, когда читала об этом в интернете.
Зазвонил таймер.
Вард закрыл книгу, положил ее на стол, но не потянулся за своим ежедневником, как обычно. Он выключил таймер и сел на край стола, скрестив руки на груди.
– Кажется, все, что ты видишь, как-то связано между собой, – сказал он. – Я бы хотел вместе с тобой выяснить, являются ли эти сны и галлюцинации частями одной истории. Хотя я также считаю, что нам стоит поподробнее остановиться на некоторых событиях твоей жизни. Обсудить смерть твоей мамы. Расставание с бабушкой из-за переезда в Нидерланды. Анну и ее… сильные эмоции по поводу церкви. Пабло и что ты к нему чувствуешь или не чувствуешь. Но это серьезная работа, Одри. Придется тщательно исследовать свой внутренний мир, идти глубоко. Ты не боишься?
– Как будто там есть в чем копаться, – недовольно ответила я. – Все мои видения приходят сами, я не могу ими управлять.
– А вдруг можешь?
В дверь позвонили. Вард спустился со стола, взял ежедневник и подошел к домофону. Нажимая на кнопку, он сказал:
– У меня есть знакомая, психолог-гипнотерапевт. Почитай сегодня в интернете и напиши мне, видишь ли ты смысл в совместной сессии. В любом случае мы встречаемся в четверг, как обычно, но я добавлю еще час на случай, если ты согласишься.
«Давайте попробуем», – написала я ему вечером.
На более длинное письмо у меня не хватило сил.
