Марвин Минский
Машина эмоций
1.6. Эмоции взрослых людей
Природа к человеку не строга.
Ребенку погремушка дорога,
Игрою той же юность занята,
Хотя немного громче пустота;
А взрослый любит золотом играть,
И четки старец рад перебирать;
Так тешатся на поприще земном,
Пока не засыпают вечным сном[9].
Александр Поуп
Когда ребенок из-за чего-то расстраивается, эта перемена кажется быстрой, как щелчок выключателя.
Маленький ребенок не может выносить разочарования и реагирует на каждую проблему, впадая в истерику. Он не может сделать очередной вдох и выгибает спину до такой степени, что упирается теменем в поверхность, на которой лежит.
Но уже через несколько недель его поведение изменилось.
Истерика больше не захватывает его полностью, и он уже может найти способ защитить себя, чувствуя приближение подобного приступа: он бежит к какой-нибудь мягкой поверхности, чтобы пережить судорогу на ней.
Это позволяет предположить, что в мозгу маленького ребенка может работать в один и тот же момент только один «способ думать», поэтому в нем почти не возникает конфликтов. Однако эти младенческие системы реагирования не в состоянии разрешить конфликты, с которыми мы встречаемся по мере взросления. Это заставило наш человеческий мозг эволюционировать к системам высшего уровня, в которых инстинкты, ранее легко различимые, очень сильно переплетаются друг с другом. Но по мере овладения все новыми способностями мы также овладели новыми способами делать ошибки, поэтому нам также нужно разработать новые способы контролировать себя – а это влечет за собой дальнейшее развитие.
Мы зачастую считаем проблему «сложной», когда уже попробовали несколько способов ее решения, но не добились успеха. Однако недостаточно знать, что вы застряли. У вас больше шансов на успех, если вы распознаете, что встретились с препятствием конкретного вида. Ведь если вы сможете диагностировать тип проблемы, с которым столкнулись, это поможет вам выбрать самый подходящий способ думать. И эта книга выдвигает предположение, что для решения сложных проблем наш мозг переработал древние «машины реакций» в более продвинутые машины, которые мы назовем «Машинами Критиков и Переключателей».
Самые простые версии этих машин – это машины «если – действуй», описанные в разделе 1.4. В них, когда «если» определяет ситуацию в реальном мире, «действуй» реагирует с помощью определенного реального действия. Конечно, это означает, что простые машины «если – действуй» – очень ограниченные и негибкие конструкции.
Однако Критики в машинах Критиков и Переключателей определяют ситуации или проблемы внутри разума. Схожим образом Переключатели в этих машинах не просто выполняют действия во внешнем мире, но могут реагировать на психические препятствия, включая и выключая разные ресурсы и тем самым переключаясь на разные способы думать.
Например, одним таким способом думать будет рассмотрение несколько альтернативных вариантов действий, прежде чем выбрать из них какой-то один. Таким образом взрослый человек, встретившийся с чем-то, что может оказаться угрозой, не просто действует инстинктивно – сначала он может обдумать, стоит ли ему защищаться или нападать, с помощью высокоуровневых стратегий выбирая из перечня возможных действий. Таким образом он может сделать сознательный выбор между тем, какую испытать эмоцию – гнев или страх. Ведь если наиболее разумной стратегией покажется запугивание противника, человек может специально привести себя в состояние гнева, хоть и не всегда осознает это.
Позже мы сделаем еще несколько предположений о том, как могут работать различные способы думать, а также как они у нас появляются. Мы знаем, что в детстве наш мозг проходит множество стадий развития. Дойдя до главы пятой, мы сможем выдвинуть предположение, что это приводит к появлению как минимум шести уровней психических процессов; данная диаграмма суммирует наши основные представления о том, как организован человеческий разум:
Нижний уровень этой диаграммы ассоциируется с самыми базовыми типами инстинктов, которыми наш мозг вооружен от рождения (хотя некоторые их них не сразу проявляются в поведении). Верхние уровни обеспечивают идеи, которые мы приобретаем позже и называем этикой или ценностями. В середине – слои методов, помогающих разбираться со всевозможными проблемами, конфликтами и целями; в основном это то, что мы называем повседневным здравым смыслом. Например, на «сознательном» уровне вы можете рассмотреть несколько возможных действий, затем представить себе последствия каждого – и сравнить эти варианты. После этого на «рефлексивных» уровнях вы можете поразмышлять о том, что уже сделали, попытаться определить, были ли принятые вами решения удачными, и в конце концов начать рефлексировать над тем, соответствовали ли ваши действия установленным вами же для себя идеалам.
Мы все наблюдаем за развитием ценностей и способностей наших детей. И в то же время никто из нас не может вспомнить ранние стадии собственного психического развития! Одна из причин, возможно, заключается в том, что в этот период мы разрабатываем способы сохранять воспоминания – и каждый раз, когда мы переключаемся на новую версию, нам оказывается сложно извлечь (или понять) записи, которые мы делали раньше. Возможно, эти старые воспоминания все еще существуют, но в форме, которую мы больше не можем понять – и поэтому не можем вспомнить, как перешли от использования младенческих наборов реакций к более продвинутым способам думать. Мы так много раз перестроили свой разум, что забыли, как чувствовали себя в младенчестве!
1.7. Каскады эмоций
Чарльз Дарвин: Некоторые привычки гораздо сложнее исправить или изменить, чем другие. Отсюда внутренний конфликт, который мы часто можем наблюдать у животных, когда в дело вступают разные инстинкты – или инстинкт сталкивается с какой-то привычной ситуацией. Например, когда собака бежит за кроликом, получает выговор от хозяина, останавливается, колеблется – и снова бросается в погоню или возвращается, пристыженная, к хозяину. Или когда собака должна выбирать между любовью к щенкам и к своему хозяину – иногда она крадется к щенкам неуверенно, словно отчасти стыдится того, что не сопровождает хозяина [Дарвин, 1871].
Эта глава ставит перед нами вопросы о том, как же у людей получается так часто менять психические состояния. Давайте снова посмотрим на наш первый пример:
Когда наш знакомый влюбляется, может показаться, что кто-то щелкнул выключателем – и запустил новую программу.
Наша модель разума, основанная на Критиках и Переключателях, позволяет предположить, что подобная перемена может случиться, когда определенный «переключатель» активирует определенный набор ресурсов. Таким образом влечение Чарльза к Селии становится все сильнее, потому что некий Переключатель подавил большую часть его Критиков, находящих в людях недостатки.
Психолог: В самом деле, влюбленности иногда поражают человека совершенно неожиданно. Но другие эмоции могут нарастать медленно – и, как правило, в более зрелом возрасте наше настроение меняется менее внезапно. Таким образом, взрослый может обидеться не сразу, зато потом целыми месяцами мрачно размышлять над самым незначительным или воображаемым оскорблением.
Наша двадцатилетняя полосатая кошка практически не демонстрирует никаких признаков человеческой зрелости. Вот только что она была ласковой и искала нашего общества, как уже, задрав хвост, равнодушно уходит. С другой стороны, наша двенадцатилетняя собака почти никогда не уходит, не обернувшись, – словно выказывает при этом сожаление. Настроения кошки проявляются по одному за раз, а у собаки эмоции кажутся более смешанными – и менее подвластными щелчку выключателя.
Так или иначе, любое крупное изменение активных ресурсов в итоге приводит к изменению психического состояния. Подобный процесс может начаться, когда один переключатель ресурса напрямую приводит в состояние возбуждения несколько других:
Затем некоторые из этих активизированных ресурсов могут активировать и другие – и, если каждое изменение влечет за собой пробуждение нескольких следующих, все это может привести к крупномасштабному «каскаду».
Чем дальше распространяется этот процесс, тем сильнее меняется ваше психическое состояние, но, конечно, кардинальных перемен не будет. Когда Чарльз начинает использовать новый способ думать, не все его ресурсы будут заменены – и во многих аспектах он останется прежним человеком. Он по-прежнему сможет видеть, слышать и говорить, но станет воспринимать все по-другому – и сможет выбирать другие темы для обсуждений. Его отношение к некоторым вопросам может измениться, но он по-прежнему будет иметь доступ к большей части общего багажа своих знаний. У него останутся прежние планы и цели, но он станет преследовать и другие, ведь у него изменились приоритеты.
И несмотря на все эти изменения, Чарльз будет настаивать на том, что сохранил свою «личность». В какой степени он будет осознавать, насколько изменилось его психическое состояние? Иногда он вообще не будет замечать никаких перемен, но в других случаях, возможно, задаст себе вопрос вроде: «Почему я сейчас так сильно разозлился?» Однако для того, чтобы ему хотя бы пришло в голову задать такой вопрос, он должен быть снабжен умением рефлексировать над недавними событиями – например, умением распознавать распространение определенных каскадов. В главе четвертой мы обсудим, как это соотносится с процессами, которые мы называем самосознанием, а в главе девятой, в конце этой книги, побольше поговорим о концепциях «самости» и «личности».
1.8. Теории чувств, значений и машин
Читатель: Что такое эмоции и зачем они нам? Как взаимосвязаны эмоции и интеллект?
Когда мы говорим о сознании человека, мы обычно используем слово «эмоции» во множественном числе, но всегда в единственном числе говорим об интеллекте. Однако в этой книге будет показано, что у каждого человека есть множество способов думать и то, что мы называем эмоциональными состояниями, всего лишь разные примеры этих способов. Конечно, мы все выросли под влиянием популярной теории о том, что у нас только один способ думать, который называется логическим или рациональным, но наше мышление может быть окрашено или подвержено какому-либо воздействию так называемых эмоциональных факторов.
Однако концепция рационального мышления неполна, так как логика может помочь нам только сделать выводы из каких-то наших допущений, однако она ничего не говорит о том, какие именно нам следует делать допущения. В разделе 7.4 мы говорим о десяти с лишним способах думать, в которых логика играет лишь незначительную роль, в то время как наша мыслительная сила исходит из умения находить нужные аналогии.
В любом случае вопрос Читателя иллюстрирует слишком распространенную тенденцию делить любое сложное явление на две отдельные, дополняющие друг друга части, в данном случае – на эмоции и интеллект.
Однако в разделе 9.2 мы поспорим о том, что подобные теории о двух частях на самом деле почти никогда не описывают два совершенно разных понятия. Вместо этого большая часть подобных теорий просто берет одно понятие, а затем противопоставляет его всем остальным. Чтобы избежать подобной ошибки, в этой книге будет принят следующий подход: каждый раз, рассматривая сложное явление, постарайтесь разделить его более чем на две части или переключайтесь на другой способ думать!
Читатель: Зачем человеку думать о себе как о всего лишь машине?
В устоявшемся обиходе сравнение человека с машиной может иметь два противоположных значения:
1) У этого человека нет никаких планов, целей или эмоций
или
2) Он бесконечно предан какой-то одной цели или принципу.
Каждое из этих значений предполагает отсутствие человечности, а также некоторого рода ограниченность, потому что бесконечная преданность оборачивается косностью, а отсутствие планов ведет к бесцельному существованию. Однако, если идеи этой книги верны, оба эти значения оказываются устаревшими, потому что мы покажем, как можно построить машину, которая будет не только демонстрировать настойчивость, целеустремленность и находчивость, но и иметь систему сдержек и противовесов, а также возможности к росту путем дальнейшего развития способностей.
Читатель: Но машины не могут чувствовать и воображать. Так что, даже если мы научим их думать, им все равно будет не хватать того ощущения переживания, которое придает значение нашим жизням, разве не так?
У нас есть много слов, придуманных в попытках описать, как мы чувствуем, но наша культура не поощряет нас создавать теории о том, как эти чувства работают. Мы знаем, что гнев заставляет быть более воинственным, а умиротворенные люди с меньшей вероятностью полезут в драку. Но эти слова для обозначения эмоций не указывают на то, каким образом эти эмоции влияют на наши психические состояния.
Совсем по-другому дело обстоит с машинами. Представьте, что ваш автомобиль однажды утром не завелся. Вы обратились к механику, но получили такого рода ответ: «Похоже, что ваша машина не хочет ехать. Возможно, она разозлилась на вас, потому что вы плохо с ней обращались». Безусловно, подобное «психологическое» описание не поможет вам понять причину неполадки. Однако нас почему-то не раздражает, когда люди используют те же слова для описания событий общественной жизни.
Однако если мы хотим разобраться в любой сложной вещи, будь то мозг или автомобиль, нужно выработать эффективные теории о том, как взаимодействуют между собой части внутри этой вещи. Чтобы понять, что может быть не так с машиной, нужно знать достаточно, чтобы предположить, что проблемы могут быть со стартером, или в баке мог закончиться бензин, или от чрезмерного напряжения сломалась какая-то ось, или неполадка в электрической цепи полностью разрядила аккумулятор. Точно так же мы не добьемся многого, если будем рассматривать сознание как «единую самость»: чтобы понять целое, нужно изучить части. Поэтому оставшаяся часть этой книги будет посвящена следующему: для того чтобы понять, допустим, почему состояние гнева ощущается именно так, а не иначе, нужно гораздо более детально представлять себе, как взаимодействуют между собой разные части разума.
Читатель: Если мои психические ресурсы постоянно так меняются, что же дает мне ощущение, что я – все еще та же самая личность, каким бы я ни был радостным или сердитым?
Почему все мы верим в то, что где-то в глубине каждого сознания существует эта неделимая сущность, которая испытывает все наши чувства и мысли? Вот сжатое изложение того, как я попытаюсь ответить на этот вопрос в главе девятой:
На ранних стадиях нашего развития процессы низшего уровня решают множество мелких проблем, и при этом мы не осознаем, как это происходит. Однако, когда в нас развиваются более высокие уровни мышления, эти более высокие уровни начинают находить новые способы представить некоторые аспекты наших недавних мыслей. В конце концов они складываются в наборы «моделей» наших личностей.
Простая модель личности человека (психическая модель) может состоять всего лишь из нескольких частей, соединенных так, как это изображено ниже.
Однако каждый человек постепенно выстраивает более сложные модели себя (self-models), включающие представления, например, о наших социальных взаимодействиях, физических навыках, отношении к деньгам и т. д. Поэтому в главе девятой объясняется, что, когда мы говорим «Я», мы ссылаемся не на что-то единое, а на огромную сеть различных моделей, которые представляют разные аспекты этого «Я».
В обычном представлении о том, как развивается человеческое сознание, каждый ребенок начинает с инстинктивных реакций, но затем проходит стадии психического роста, которые порождают дополнительные слои различных процессов. Изначальные инстинкты могут при этом сохраняться, но эти новые ресурсы получают все более сильный контроль над нами, пока мы не начинаем думать о своих мотивах и целях и, возможно, пытаться их изменить или переформулировать.
Но как нам понять, какие новые цели следует поставить? Ни один младенец не обладает достаточной мудростью, чтобы самостоятельно сделать подобный выбор. Поэтому в главе второй мы обсудим, что наш мозг наверняка снабжен определенными механизмами, которые каким-то образом помогают нам перенимать цели и идеи у наших родителей и друзей!
Глава 2. Привязанность и цели
2.1. Игры в луже
Важно не просто узнавать что-то новое. Самое главное – это узнавать, что делать с тем, что узнал, и зачем вообще это узнавать.
Нортон Джастер. Мило и волшебная будка
Девочка по имени Кэрол играет в луже. Вооружившись грабельками, совком и ведерком, она решает «испечь» куличик. Предположим, что сначала Кэрол играет одна.
Игра в одиночку. Кэрол хочет наполнить ведерко жидкой грязью и сначала пытается сделать это с помощью грабелек, но у нее не выходит, грязь утекает сквозь зубцы. Она испытывает неудовлетворенность и разочарование. Но, когда ей удается добиться желаемого с помощью совочка, Кэрол ощущает удовлетворение и довольство.
Что Кэрол могла усвоить в этом случае? Своим методом «проб и ошибок» она выясняет, что граблями жидкую грязь не зачерпнешь. Но потом, управившись совочком, обнаруживает: совки отлично подходят для того, чтобы переносить жидкости; поэтому, скорее всего, в следующий раз, когда захочет наполнить ведерко, она выберет этот способ. Обратите внимание, что здесь Кэрол работала одна – и приобрела новые знания абсолютно самостоятельно. В процессе научения методом проб и ошибок человеку не требуется учитель.
Ее ругает какой-то чужой человек. Теперь на сцене появляется незнакомец и делает ей замечание: «Ты ведешь себя плохо». Кэрол охватывают беспокойство, тревога, страх. Поддавшись испугу и желанию спрятаться, она отказывается от своей текущей цели (испечь куличик) и убегает, ища защиты у кого-то из родителей.
Чему Кэрол может научиться в этой ситуации? Этот случай, скорее всего, не добавит чего-то нового к ее знаниям о том, как наполнять ведерки грязью, но она, скорее всего, придет к заключению, что оказалась в опасном месте. В следующий раз она будет играть в более безопасном месте. Кроме того, пережив несколько подобных пугающих встреч, она может стать более боязливой.
Ее ругает мама. Кэрол прибегает к матери за помощью, но вместо защиты или поощрения получает лишь упрек: «Что за грязь ты развела, отвратительно! Посмотри только, вся одежда и лицо перепачканы. Сил нет глядеть на тебя!» Кэрол, устыдившись, начинает плакать.
А что сможет Кэрол извлечь из этой ситуации? Она станет менее охотно играть в лужах, потому что, если бы мама похвалила бы ее, а не обругала, Кэрол почувствовала бы гордость, а не стыд, и в будущем была бы более расположена к подобным играм. Столкнувшись с осуждением или упреком родителей, она узнает, что выбрала для себя неприемлемую цель.
Только представьте себе, какое количество эмоциональных состояний сменяется у наших детей за тысячу минут каждого дня! В этом очень кратком рассказе мы упомянули удовлетворение, расположение, гордость – чувства, которые мы считаем положительными, – а также стыд, страх, отвращение и тревогу, которые считаем отрицательными. Каковы функции всех этих психических состояний, почему у нас их так много и почему мы столь часто разделяем их на положительные и отрицательные?
Самые популярные теории, связанные с процессом научения, утверждают, что «позитивные» чувства, которые приходят с успехом, каким-то образом связаны с тем, что мы учимся новым способам поведения, тогда как «негативные» чувства, к которым приводят неудачи, заставляют нас запомнить, как себя вести нельзя. Однако, хотя с этим можно согласиться применительно к некоторым животным, идея «научения положительным подкреплением» неспособна объяснить огромное количество примеров человеческого научения, потому что, когда наша цель – обрести более глубокое понимание чего-либо, неудачи часто помогают больше, чем успехи.
Мы вернемся к феномену научения в главе восьмой, а здесь сосредоточимся скорее на том, как люди приобретают новые цели, чем на том, как они учатся их достигать. И поскольку взрослый разум – штука очень сложная, для начала взглянем на детей.
2.2. Привязанность и цели
Большинство самых сильных эмоций мы испытываем, когда находимся рядом с людьми, к которым привязались. Когда нас хвалят или отвергают люди, которых мы любим, мы не просто ощущаем удовольствие или неудовлетворенность; вместо этого мы склонны чувствовать гордость или стыд. Конечно, некоторые функции ранних привязанностей ясны: они помогают молодым особям выживать, обеспечивая питание, комфорт и защиту. Однако в этом разделе мы изложим аргументы в пользу того, что конкретно чувства гордости и стыда могут играть уникальную и своеобразную роль в том, как у людей формируются новые ценности и цели.
Большинство млекопитающих уже вскоре после рождения способны передвигаться и следовать за своими матерями, но люди являются исключением из этого правила. Почему у человеческих младенцев установились более медленные темпы развития? Конечно, отчасти причина в том, что их более крупному мозгу требовалось больше времени для достижения зрелости. Но также, поскольку более мощный мозг привел к появлению более сложных сообществ, у наших детей уже больше не было времени учиться на индивидуальном опыте. Вместо этого мы перешли к более эффективной форме обучения – передаче огромных объемов культурной информации напрямую от родителей к ребенку. Короче говоря, с тех пор мы научились узнавать новое «из рассказов»! Однако это стало возможным лишь тогда, когда наш новообретенный крупный мозг разработал более мощные способы репрезентации знаний, а затем «выражения» этих знаний способами, которые в конечном итоге привели к появлению языка.
Чтобы передача знаний от родителей к ребенку стала возможной, каждая сторона должна обладать эффективным способом привлечения и поддержания внимания. Конечно, у наших предков уже были навыки, которые помогали этого добиться; например, потомство большинства видов животных с рождения умеет издавать писк или визг, который способен пробудить их родителей от самого глубокого сна, – а в мозг родителей встроены механизмы, которые заставляют их реагировать на эти звуки. Например, родители испытывают сильное беспокойство, когда перестают понимать, где находится их детеныш, в то время как у детеныша есть врожденный инстинкт, который заставляет его пищать, если он оказывается вне зоны видимости от родителей.
Кроме того, по мере увеличения срока младенчества наши дети стали все больше беспокоиться о том, как на них реагируют родители, – а родители стали больше внимания обращать на формирование ценностей и целей своих детей. Таким образом, в той сцене, где мать Кэрол упрекнула ее, ребенок, вероятно, подумал что-то вроде: «Мне не следовало хотеть играть с грязью, потому что это оказалось неприемлемой целью». Другими словами, стыд Кэрол заставил ее поменять свои цели вместо того, чтобы помочь ей достигнуть их! Точно так же, если бы мать одобрила ее игры, то Кэрол, возможно, в результате еще сильнее заинтересовалась бы изучением материалов и конструированием предметов.
Узнать, как получать то, чего хочешь, – это одно, а узнать, чего ты должен хотеть, – совсем другое. Наш привычный процесс научения методом проб и ошибок направлен на то, чтобы совершенствовать способы достижения целей, которые мы уже себе поставили. Однако, когда мы осознанно размышляем о своих целях (см. главы пятую и шестую), мы склонны менять их приоритет. Мое предположение состоит в том, что самоосознанные эмоции (self-conscious emotions) – такие как гордость и стыд – играют особые роли: они учат целям, а не средствам. Выходит, в то время как метод проб и ошибок учит нас новым путям достижения целей, которые у нас уже есть, – основанные на привязанности упрек и похвала учат, какие цели следует отбросить, а какие – сохранить. Вот как Майкл Льюис описывает власть стыда и его последствий:
Майкл Льюис: Стыд возникает, когда человек оценивает свои действия как неудачу по сравнению со своими стандартами, правилами и целями, а затем производит глобальную атрибуцию. Человек, испытывающий стыд, хочет спрятаться, исчезнуть или умереть. Это крайне негативное и болезненное состояние, которое также нарушает текущее поведение и вызывает ступор в мышлении и неспособность говорить. Тело стыдящегося, кажется, сжимается, словно в попытке скрыться от себя или других. Из-за интенсивности этого эмоционального состояния и всесторонности негативной позиции по отношению к системе «Я» в целом все, что человек способен делать, оказавшись в таком состоянии, – это пытаться избавиться от него [Льюис, 1995b].
Но в каких случаях люди могут испытывать столь сильные и болезненные самоосознанные эмоции? Подобные чувства часто охватывают нас, когда мы находимся в компании тех, кого уважаем, или тех, чьего уважения хотели бы добиться; еще один выдающийся психолог описал это уже давным-давно:
Аристотель: Поскольку стыд – это мысленный образ позора, при котором мы съеживаемся от самого позора, а не от его последствий, и нам важно, какого мнения о нас люди, только из-за самих людей, которые формируют это мнение, следовательно, люди, перед которыми мы чувствуем стыд, – это те, чье мнение о нас имеет для нас значение. Такими людьми являются: те, кто восхищается нами, те, кем восхищаемся мы, те, кого нам бы хотелось заставить собой восхищаться, те, с кем мы соревнуемся, и те, чье мнение о нас мы уважаем [Аристотель a].
Это предполагает, что на наши ценности и цели в значительной степени влияют люди, к которым мы «привязаны», – по крайней мере, в самые ранние годы «формирования» личности. Поэтому в следующих разделах будет обсуждаться то, каким образом функционирует данный тип научения. Для этого мы рассмотрим, например, такие вопросы:
Какова продолжительность этого периода «формирования»?
К кому привязываются наши дети?
Когда и как мы перерастаем свои привязанности?
Как привязанности помогают нам выработать систему ценностей?
Человек почти всегда преследует цели. Когда вы голодны, вы пытаетесь найти пищу. Когда чувствуете опасность, стремитесь убежать. Если вас обидели, вам, возможно, захочется отомстить. Иногда ваша цель заключается в том, чтобы закончить какое-либо дело – или, возможно, найти способ от него уклониться. Существует множество разных слов для обозначения этих действий – например, «пытаться», «желать», «хотеть», «намереваться», «стремиться» и «искать», – но вот такие вопросы мы задаем себе очень редко:
Что такое цели и как они функционируют?
С какими чувствами они связаны?
Что делает одни цели важными, а другие – нет?
Что может сделать импульс «слишком сильным, чтобы ему сопротивляться»?
Что «активирует» определенные цели в конкретный момент?
Чем определяется то, как долго они удержатся в нашем сознании?
Вот одна полезная теория о том, когда мы используем такие слова, как «желание» и «цель»: вы говорите, что «хотите» определенную вещь, когда в вашем мозгу активирован ментальный процесс, который помогает уменьшить разницу между вашей нынешней ситуацией и той, в которой вы обладаете этой вещью. Вот примерная схема того, как мог бы работать этот механизм:
Например, каждый ребенок рождается с двумя такими системами для поддержания «нормальной» температуры тела. Одна из целей ставится, когда ребенку слишком жарко: она заставляет его потеть, тяжело дышать, раскидываться в кроватке, вызывает расширение сосудов (вазодилатацию). Но если ребенку холодно, он начнет съеживаться, дрожать, последует сужение сосудов и/или ускорение метаболизма.
В разделе 6.3 будет более детально рассказано о подобных механизмах поиска целей.
Когда такие процессы работают на нижних когнитивных уровнях, вы поначалу можете их даже не распознать – например, когда вам становится жарко и вы начинаете потеть. Но к тому времени, как образуются капли пота, вы, возможно, уже их заметите и сделаете вывод: «Нужно найти какой-то способ спрятаться от этой жары». Затем когнитивные механизмы высшего уровня предлагают другое возможное действие, например передвинуться в более прохладное место. Точно так же, осознав, что вам холодно, вы можете надеть свитер, включить обогреватель или начать делать какое-нибудь упражнение (что заставит ваше тело производить в десять раз больше тепла).
Если вам нужно преодолеть несколько различий, может потребоваться несколько шагов. Например, предположим, что вы голодны и хотите поесть, но у вас есть только банка консервированного супа. Значит, вам потребуется инструмент, чтобы открыть эту банку, вам потребуется найти миску и ложку, а также потребуется отыскать место, где вы сможете расположиться, чтобы поесть. Получается, что каждая такая потребность – это «подцель», достигнув которой, вы устраните определенное различие между тем, что у вас есть сейчас, и тем, чего вы желаете.
Конечно же, для эффективного достижения нескольких целей понадобится план, иначе вы можете потратить впустую кучу времени. Было бы глупо усесться с намерением поесть, не приготовив себе еду заранее, ведь тогда пришлось бы вставать и начинать все заново. В главе пятой рассказывается, как можно мысленно построить нужную последовательность шагов. Что же касается того, что такое цели как таковые, как они функционируют и что делает некоторые из них более актуальными, чем другие, – эти вопросы мы отложим до главы шестой, где обсудим заодно и то, каким образом цели сохраняются и как снова становятся актуальными, а также то, как научиться новым способам их достижения. Но на данный момент мы повременим с такими вопросами и сосредоточимся только на том, как мы формируем новые цели и идеалы.
