Спустившись в кубрик, я обнаружил четырех похрапывающих негров. Бедняги гребли целый день, совершая эти бессмысленные маневры. При тусклом свете лампы я не без труда нашел свой портсигар. Вынув сигару, я прикурил ее о пламя и подумал с минуту, не лучше ли остаться и не возвращаться на палубу, – здесь, по крайней мере, было не так холодно. Но запах смоленых досок был совершенно невыносим. Дым сигары не мог заглушить его, и я предпочел вернуться опять на палубу.
Определенно, я сделал большую глупость, поплыв на этой барже.
Поднимаясь по трапу, я услышал какую-то возню на палубе. Я не знал, что это значит, и был тем более удивлен, что Блэк и Стингер стояли в том же положении и на том же месте, как я от них ушел. Я хотел опять пройти на свое место, как вдруг услышал бешеный возглас Блэка.
– Клянусь адом, мы идем на водоворот!
И он бросился ко мне с вытянутым вперед веслом.
Прежде чем я успел отскочить, тяжелое весло ударило меня в грудь, и, не схватись я за него обеими руками, сразу же полетел бы в воду.
Я понял истинное намерение Блэка.
– Пустите, иначе мы попадем в водоворот!
И с этими словами он выпустил весло из правой руки. При свете сигары я увидел, как в ней блеснул стальной предмет. В ту же минуту я почувствовал жгучую боль в плече, и рука моя повисла, как плеть. Я выпустил весло и упал навзничь в воду.
Несколько секунд я держался на плаву благодаря одежде, но новый удар весла заставил меня уйти под воду. У меня зазвенело в ушах, горло сдавила судорога. Я сделал отчаянное усилие и снова вынырнул на поверхность. Я уже плохо понимал, где я и что со мной. Мне казалось, что я проснулся от какого-то страшного сна.
Придя немного в себя, я вспомнил, как меня сбросили с баржи, что я боролся и что меня пытались убить ножом.
Я держался на воде не столько благодаря инстинктивным усилиям, которые я для этого делал, сколько благодаря тому, что набросил себе на голову и на плечи плащ. Он-то и поддерживал меня, иначе я давно бы потонул. Попробовав плыть как следует, я понял, что моя правая рука совершенно не работает. Я осмотрелся кругом, чтобы найти баржу. Конечно, у меня и мысли не было, чтобы кричать или звать на помощь, это было не только бесполезно, но и опасно. Я понимал, что мне стоит больше опасаться капитана и его помощника, чем вод реки и всех ее неведомых ужасов. Я предпочел довериться волнам, чем бороться с ними. Однако я не мог долго держаться. Я чувствовал, что слабею все больше и больше. Лишь прилагая страшные усилия, мне удалось не лишиться чувств и не утонуть.
Течение быстро несло меня, но не к берегу. Река была так широка, что я не видел в темноте земли. Да если бы и увидел, я не мог бы к ней приблизиться. Единственное, на что у меня еще хватало силы, это держаться на поверхности.
Скоро я должен утонуть. Эта страшная мысль все больше и больше мной овладевала, и я начал почти хладнокровно относиться к своей неизбежной гибели.
Быстро, как молния, промелькнули в голове все события моей жизни. Отец, мать, сестры, братья – все, что я недавно оставил, представилось мне с поразительной ясностью. Сердце охватила невыразимая скорбь.
И в это самое время что-то сильно толкнуло меня в спину. Холод пробежал у меня по спине, так был силен этот неожиданный толчок среди окружающей меня темноты.
Ужасная мысль промелькнула в моем мозгу. Без сомнения, это был аллигатор. Меня ожидала чудовищная смерть. Я действительно слышал, что они водятся здесь во множестве.
Я сделал отчаянное усилие, чтобы отплыть от чудовища, но напрасно. Гадина следовала за мной и снова бросилась мне на плечи.
Через несколько секунд я почувствую на себе челюсти отвратительного гада, услышу треск моих костей…
Новое усилие – и я обернулся лицом к чудовищу: так это могло кончиться скорее…
Но вместо ожидаемого ужаса ко мне пришло спасение. То, что я принял за аллигатора, оказалось стволом дерева, плывущим по течению.
Дерево было достаточно большим, чтобы удержать меня, истощенного, полумертвого от боли, усталости и ужаса.
Я с трудом вскарабкался и растянулся на нем во всю длину, благословляя Бога за спасение.
Но едва я устроился на дереве, как лишился чувств.
Я впал в забытье и был так истощен, как будто потерял много крови.
По счастью, мой мокрый плащ, тщательно застегнутый на мне, зацепился за ствол, на котором еще осталось несколько толстых веток, и помешал мне соскользнуть в воду. Иначе я перешел бы от жизни к смерти, даже не заметив этого.
Обморок мой был непродолжителен, как я понял потом, прикинув по тому расстоянию, которое я проплыл, увлекаемый потоком.
Когда я пришел в себя, я все еще был на спасительном дереве, которое, как мне казалось вначале, все еще плыло.
Но окончательно опомнившись, я увидел, что ошибаюсь, – дерево пристало к берегу, за что-то зацепившись.
Вокруг меня было совсем темно, еще темнее, чем прежде, и я понял, что нахожусь под навесом из склонившихся над рекой деревьев или, по крайней мере, в ветвях одного гигантского дерева. Вскоре, когда глаза мои привыкли к темноте, я смог в этом убедиться при слабом свете жужжащих вокруг меня светлячков. Некоторое время спустя я с невыразимой радостью увидел, что оказался под ветвями того громадного кипариса, к корням которого Джейк привязал свой челнок, когда ездил со мной на Остров Дьявола на розыски белоголовых орланов. Ствол все еще держал меня, покачиваясь на волнах. Своими ветками он запутался в корнях кипариса, к ним же прицепился и мой плащ. Решительно все устраивалось к лучшему.
Однако мне нужно было быть осторожнее. Я знал, что течение здесь не очень сильное и лучше бы скорее сойти со ствола, избегая при этом резких движений. Действительно, малейший пустяк мог освободить дерево, и я был бы унесен на нем бог знает куда.
Я осторожно отцепил одежду от ветви и, ухватившись здоровой рукой за один из нащупанных мной корней, медленно встал и сумел перелезть на кипарис. Это потребовало немалого труда, так как мне сильно мешала раненая рука. Малейшее прикосновение к ветвям вызывало страшную боль, и я не мог удержаться от стона.
Я не знаю, сколько времени ушло на то, чтобы я, пробираясь с корня на корень, добрался до твердой земли. Наконец я упал на землю, истощенный волнениями и усталостью.
Когда я пришел в себя, я все еще был на спасительном дереве
Я не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Вскоре я понял, что причина этой невероятной слабости в огромном количестве потерянной мной крови.
Очнувшись, я первым делом перевязал рану, оторвав полосу от рубашки. Потом снял с себя намокшую одежду и развесил ее, чтобы она просохла.
Было не очень холодно. Окружавшие деревья защищали меня от ветра, и скоро так потеплело, что я почувствовал себя, как в паровой ванне. И мало-помалу, охваченный приятной теплотой, я забылся тревожным сном. Время от времени я просыпался, но сознание мое было так слабо, что иной раз я не знал, сплю или нет. Раз, однако, я почти совершенно вышел из этого забытья. Меня разбудил страшный шум. Мне послышались пистолетные выстрелы, а за ними как будто крик смертельно раненного человека.
Потом до меня донеслись крики о помощи.
Я долго прислушивался, но все снова стихло. Вокруг раздавалось лишь монотонное стрекотание кузнечиков, да порой слышалось кваканье болотных лягушек. Я подумал, что мне почудилось, и это лишь галлюцинация больного мозга. Однако я хорошо помнил, что выстрел разбудил меня, а крик и человеческие голоса я услышал, когда уже проснулся.
Я и не думал связывать это с тем, что случилось со мною на барже. С тех пор как я упал в воду, мистер Блэк и негры должны были уплыть уже далеко, слишком далеко, чтобы я мог их слышать.
Рана моя очень болела. Спать я уже не мог и принялся раздумывать.
«Почему Блэк хотел убить меня? Не может быть, чтобы причиной этого была только наша взаимная антипатия», – такие мысли крутились в моей голове.
Я ничего не понимал во всей этой истории.
Потом мне вспомнилось странное поведение моего проводника Джейка на Острове Дьявола и то, что он мне рассказывал о странных звуках, слышанных здесь по ночам. Значит, в этой легенде есть некоторая доля правды.
Я не спал весь остаток ночи. Впервые в жизни я поддался суеверному страху. И когда сквозь густые ветви дерева показались лучи утреннего света, я обрадовался так, что и описать нельзя.
Прошло несколько часов после восхода солнца, прежде чем ко мне отчасти вернулись силы. Я был еще слаб, как ребенок, но мог, по крайней мере, держаться на ногах. Первым делом я хотел утолить жажду. Она мучила меня в высшей степени, как всегда бывает с ранеными, в особенности после большой кровопотери.
Так близко от меня была масса воды, а вместе с тем я мог напиться лишь со страшным трудом. Нужно было совершить в обратном порядке все, что я делал, когда взбирался на остров. Тем не менее мне удалось это, я пил, и мне казалось, что большего счастья я никогда еще не испытывал. Потом я вернулся на свое прежнее место.
Одежда моя успела уже вся высохнуть, и я оделся. Потом стал раздумывать, что предпринять, чтобы как-то уплыть с острова.
Я вспомнил о том заливе, на берегах которого я нашел следы пребывания людей, а также о старой лодке, которую видел под кипарисом.
Я не мог не подивиться прямо-таки чудесному стечению обстоятельств, благодаря которому мог теперь избежать смерти. Не поплыви я на эту охоту, не заметь этого челнока – сколько времени пришлось бы мне оставаться на этом острове! Могло пройти много дней, прежде чем меня заметило бы какое-нибудь судно, а за это время я успел бы умереть с голоду.
Перевязав руку снова, я сделал из остатков рубашки перевязь, чтобы поддерживать ее, и направился к маленькому заливчику. Но я попал туда не сразу. Скорее случайно, чем по памяти, нашел я разбитое дерево, на котором было гнездо орланов. Когда я выходил на поляну, птицы встретили меня криками и, покружившись надо мной, улетели прочь.
Самое трудное было позади. Я уже знал, в каком направлении от этого дерева лежит заливчик, и, припоминая дорогу, по которой шел, я вскоре увидел между деревьями блестящую поверхность воды.
Но в тот же момент я внезапно остановился.
Я услышал человеческие голоса!
Люди, которых я не видел, разговаривали негромко, но очень оживленно. Очевидно, они были на берегу того самого залива, к которому я направлялся.
«Это новый шанс спастись, – подумал я. – Без сомнения, это какие-нибудь охотники».
Итак, я имел возможность уплыть с острова, не пользуясь челноком, которым управлять мог лишь одной рукой.
Я уже собирался поздравить себя с новой удачей, как один из голосов послышался яснее.
И волосы у меня встали дыбом, как только я узнал этот голос!
Он принадлежал человеку, который несколько часов назад пытался меня убить.
Да, это был голос капитана Блэка!
После нескольких минут размышлений ко мне вернулось хладнокровие, и ужас сменился глубоким удивлением.
Что мог делать капитан баржи на этом острове? Вероятно, баржа была тоже там, причем со всем ее экипажем: со стороны лагуны слышалось несколько голосов. Но что случилось? Может, ее здесь чинили?
Я не думал, что Блэк остановился здесь, чтобы меня искать. Они хотели от меня избавиться и теперь наверняка были уверены, что преуспели в этом. Конечно, если бы Блэк и Стингер заметили, что я избежал смерти, они не упустили бы случая покончить со мной навсегда.
Правда, негры сквайра Вудли были здесь. Днем только их присутствие и останавливало Блэка от расправы надо мной. Но бедные рабы не смогли бы мне сейчас помочь. Даже как на свидетелей на них нельзя было положиться – страх перед хозяевами заставит их сказать что угодно. И негодяи нашли бы способ убрать их со своего пути, как они делали это прежде, стоит только приказать им не высовываться из кубрика. Тогда Блэк и Стингер отволокут меня за деревья и убьют как им вздумается. А я был слаб, ранен и безоружен, и у меня не было сил оказать даже малейшее сопротивление.
Все это промелькнуло в моей голове за долю секунды. Под влиянием этой страшной встречи я стоял как вкопанный, так близко к ним, что сухая ветка, треснув под ногой, могла бы меня выдать. Непонятно, как до сих пор они не обнаружили моего присутствия.
Несколько минут я стоял в нерешительности, потом мне пришло в голову, что кто-нибудь может подойти сюда и меня увидеть. Около меня рос громадный кипарис. Его нижние ветви поднимались над землей не более чем на фут. Здесь мне можно было спрятаться и ждать.
Стараясь не шуметь, я залез в самую середину ветвей и остановился только тогда, когда увидел, что достаточно хорошо укрыт зелеными листьями. Я дрожал, как беглец, знающий, что его преследуют и вот-вот заметят его убежище.
Какое-то время я оставался здесь, охваченный мрачным предчувствием. У меня были более чем серьезные причины бояться Блэка и его сообщников!
Я не смел пошевелится; казалось, что даже мое частое дыхание способно выдать меня.
Я сидел уже около часа, пытаясь придумать, что делать дальше. Враги были в тридцати ярдах, а другого средства выбраться с острова у меня не было. Я был бы счастлив, если бы мог вновь оказаться на доставившем меня сюда стволе, но течение его уже унесло.
Значит, я мог рассчитывать только на челнок. Экипаж баржи не нуждался в нем, так как при барже была большая лодка.
Мне оставалось ждать, когда Блэк и его сообщник покинут остров, и тогда уехать самому с помощью старого челнока.
Но они оставались что-то слишком долго. При этом было ясно, что баржа не потерпела аварии. Не слышно было ни ударов молотка, ни визга пилы. Слышны были лишь голоса да топот шагов по палубе.
Я попробовал разобрать, о чем шел разговор, но голоса были довольно тихие. Говоривших было трое, я различил голос Блэка. Второй как будто походил на Стингера, но я не был уверен, он говорил очень мало, через большие промежутки времени. Третий был мне не знаком.
Что касается негров, то они молчали. Это было странно, я знал, что они за всякой работой болтают, шутят и громко смеются.
Потом я услышал четвертый голос, который, очевидно, что-то приказывал.
Я, вздрогнул, тотчас узнав его. Это был голос Брэдли!
Я стал вслушиваться в разговор еще внимательнее, ловя каждое слово. Но мне не удавалось ничего расслышать, кроме низкого гула голосов, заглушаемых кустарниками и резким стрекотанием кузнечиков.
Сначала я запутался в предположениях. Ему-то что здесь нужно? Как он сюда попал?
Это так заинтересовало меня, что я не мог преодолеть желания увидеть, что делают эти четыре человека. Я долго отыскивал средство увидеть их так, чтобы они меня не заметили, и наконец нашел. Надо было взобраться повыше и как можно дальше подвинуться по одной из толстых ветвей, которые были надо мной.
Это оказалось не очень трудно. Ветви были густые и широкие, и я поднялся по ним, как по лестнице.
Сидя на дереве, я находился в безопасности, так как листва была очень густа. Кроме того, меня окружало множество растений, так что здесь мог спрятаться даже слон.
Главное – не шуметь, и ничто не выдаст моего присутствия. Я долго сидел, не смея высунуть головы из листьев. Просидев так минут двадцать, я вполне убедился, что жизнь моя висела на волоске. Я заключил это не из того что услышал, а из того, что увидел. Голоса отсюда были все так же неразборчивы, зато теперь я видел все как на ладони. Одна из самых толстых ветвей кипариса росла прямо по направлению к лагуне. Я прополз вдоль этой ветви и увидел не только лагуну, но и баржу сквайра Вудли. Там были лишь белые, а негры куда-то исчезли.
Сначала я увидел троих: Блэка, Стингера и того, которого я не знал, но, судя по его лицу и манерам, он находился в подходящей компании.
Все они усердно трудились, каждый над своим делом.
Прежде всего я увидел Стингера. Он стоял в том месте баржи, где была лестница в каюту. Он тщательно вытирал доски палубы и первые ступени лестницы, держа в одной руке швабру, а в другой – сосуд с мыльной водой.
Подвинувшись еще несколько вперед, я увидел и двух других мошенников. С баржи на берег была уложена доска. На берегу валялось с полдюжины тюков хлопка, которые выкатили по этой доске. Блэк и незнакомец занимались тюками. Все трое были без верхней одежды.
Подвинувшись еще несколько вперед, я увидел и двух других мошенников
Сначала я наивно подумал, что баржа действительно потерпела крушение, попав в водоворот, и они ее разгружали, чтобы не дать потонуть. А все мои прежние предположения были сделаны под влиянием страха и волнения.
Тогда не было ничего удивительного в том, что баржа вошла в залив. Не удивился я и отсутствию негров. Вероятно, они были под палубой и подавали тюки в палубный люк. Единственное, что меня удивляло теперь, это то, что я не слышал под палубой их обычного шума и смеха.
«Что же с ними случилось?» – гадал я.
Однако вскоре занятие Блэка и незнакомца меня озадачило, я увидел, что они развязывают стягивающие тюк веревки и снимают упаковку с тюков. Наконец я понял, в чем дело. На снятых упаковках было крупными буквами написано имя владельца. Я смог разобрать надпись: «Вудли». Упаковки заменялись новыми, вполне похожими на эти, но надпись была иная. На новых было написано крупным шрифтом: «Н. Брэдли»!
До этого момента я мог довольствоваться лишь предположениями. Теперь все стало ясно. Я наблюдал сцену пиратства – явления, как говорили, нередкого на берегах Миссисипи.
Плантаторы-пираты овладевали баржей и маркировали груз так, чтобы его можно было продать на рынках Нового Орлеана.
Нат Брэдли был вожаком шайки. Это было очевидно и доказывалось тем, что на упаковках было написано его имя. Он не присутствовал при перегрузке, но я не сомневался, что слышал его голос, отдававший приказания лодочникам. Как же он устроил этот захват?
Я снова подумал о неграх и все старался найти их на барже или рядом с ней. Но их не было, и они хранили не свойственное им молчание.
Заснули или их заперли? А может быть, они мертвы!
От этой мысли кровь застыла у меня в жилах. Сначала я не мог и подумать, что это правда, но негры все не показывались.
Только Стингер на верху лестницы старательно тер палубу.
Я сосредоточил свое внимание на этом человеке.
«С чего это, – думалось мне, – он стал так опрятен?»
И пока я искал ответ на этот вопрос, взгляд мой упал случайно на воду, брызгавшую из-под швабры. Она была красного цвета, словно окрашена кровью. Я содрогнулся с головы до пят и вспомнил то, что слышал ночью и что принял за кошмарный сон. Я вспомнил выстрелы и последовавшие за ними крики агонии.
Итак, это мне не приснилось. Убийство было действительно совершено, и Стингер смывал следы преступления. Негры не показывались… Их-то, значит, и убили; это их кровь, а трупы, вероятно, брошены в воду.
Как ни ужасны были подозрения, они настолько овладели моим умом, что никакие рассуждения не могли их опровергнуть. Я застыл от ужаса, сидя на своей ветви.
Я продолжал сидеть тихо и неподвижно на ветви кипариса. Несмотря на усталость и неудобство своего положения, я теперь не имел ни малейшего желания спуститься вниз.
Очевидно, я находился в большой опасности. Люди эти были убийцами, одно лишнее преступление не прибавило бы ничего к тому, что они уже совершили. Напротив, избавиться от меня им просто необходимо, и я не мог ожидать пощады, если бы они меня заметили.
Я решил дождаться ночи. Тогда я проскользну через чащу к покинутому челноку, отвяжу его, пользуясь темнотой, и вытащу из лагуны. Таков был мой план.
Так как нечего было и пытаться сделать это раньше середины ночи, я призвал на помощь все свое терпение и всю энергию. Никогда за всю мою жизнь время не шло так медленно. Казалось, дню не будет конца, а солнце никогда не зайдет.
Наконец мало-помалу я примирился с судьбой. Я стал наблюдать за тремя пиратами, старался поймать отрывки их разговоров, хотя у меня уже не оставалось сомнений в том, чем они промышляли. Говорили пираты очень оживленно, но почти шепотом.
Потом они вскоре куда-то исчезли один за другим. Тюки были теперь, должно быть, все перепакованы, и Стингер закончил свою работу, потому что все трое ушли под палубу и несколько часов оттуда не показывались.
Вероятно, они уже не первый раз занимались этой подделкой упаковок, потому что втроем закончили всю работу всего за несколько часов. Впрочем, я припомнил, что в день охоты на орланов видел клочья упаковочного полотна на берегу, и понимал теперь, что это были остатки добычи, захваченной пиратами.
Стало ясно, каким образом Нат Брэдли так быстро составил себе состояние на новой плантации. Прямо перед моими глазами и было объяснение этой тайны!
Разбитый усталостью, полумертвый от голода и жажды, мучимый раной и лихорадкой, не берусь сказать, как я не потерял сознание и не свалился с дерева вниз, прямо в руки врагов.
Наступила ночь, и пираты снова показались на берегу. Торопливо собрав остатки упаковки и сделав несколько больших свертков, они привязали к ним камни и бросили в воду. Потом сели в челнок, находившийся при барже, предварительно заперев ее, и в несколько ударов весел вышли из лагуны и скрылись.
Убедившись, что они уехали, я с большим трудом спустился с дерева и, улегшись на мох, стал ждать, когда совсем стемнеет. Тогда только я решился приблизиться к тому месту, где видел челнок.
Днем я сделал несколько наметок, и теперь, пользуясь ими, мне быстро удалось его отыскать. Он наполовину врезался в песок, но, сломав ветви, к которым челнок был привязан, я довольно легко столкнул его в воду. Потом вошел в него. Там лежало всего одно весло, но я все равно мог действовать лишь одной рукой.
Медленно и осторожно пробрался я вдоль берега, минуя баржу, и вышел из лагуны в реку. По счастью, я никого не встретил. Ночь была действительно очень темной, и, кроме того, после заката солнца стлался густой туман.
Выйдя из лагуны, я уже легко ориентировался. Мне нужно было опять подняться по течению, стараясь не попасть на середину реки. Это было трудно, так как я греб только одним веслом. Но, преодолев усталость и волнения дня, я почувствовал, что вместе с надеждой на спасение и отмщение ко мне вернулась моя прежняя энергия.
Впрочем, я был искусным гребцом, и доплыть до плантации для меня было лишь вопросом времени, если только я не попаду в водоворот или не буду унесен течением на середину реки.
Я греб уже около получаса и, убедившись, что меня не преследуют, остановился отдохнуть. Кроме того, я был уверен и в том, что отплыл довольно далеко от убежища убийц, так справедливо названного Островом Дьявола.
Я охотно вышел бы на берег, чтобы пешком дойти до плантации, но рассудил, что в лодке оставаться безопаснее. Так я не рисковал встретиться с дикими зверями или с людьми и при всяком подозрительном шуме мог укрыться в росших вдоль берегов кустах.
Не прошло и четверти часа после восхода солнца, как я достиг места, при виде которого у меня забилось сердце. Это была пристань плантации Вудли.
Здесь не было никакого жилища, только небольшой настил служил пристанью, и к нему были привязаны две лодки, которые я тотчас же узнал.
Дом был отсюда в двух или трех милях, и большая деревня мешала его увидеть с берега.
В этот ранний час и в то время когда уборка была уже окончена, я не надеялся, что меня увидят, да и не желал этого.
Прошло несколько часов с тех пор, как всякая опасность миновала, и теперь я думал о будущем и, главное, о том, как отомстить пиратам-убийцам, как уличить их в преступлениях.
Я знал, что в этой удивительной стране, где жили Вудли, трудно добиться правосудия иначе, как личными усилиями. И я говорил себе, что, несмотря на все имевшиеся у меня в руках доказательства, надо было уличить Брэдли с помощью хитрости.
Во всяком случае, лучше было бы мне не встречаться с неграми на плантации, пока я не увижу хозяина и мы не решим с ним, как действовать дальше.
Я поторопился сойти на землю и, привязав челнок, бросился под деревья и осторожно направился к дому.