Меган Брэнди
Соблазнительные изгибы
Даже так.
Мне хочется кричать, плакать, требовать, чтобы он извинился и чтобы мы начали все с чистого листа.
Но больше всего мне хочется, чтобы он смотрел на меня как раньше. Хотя это такая глупость, ведь я никогда не смогу сделать то же самое.
С этой мыслью иду домой, открываю компьютер и делаю то, что должна была сделать несколько месяцев назад.
Подаю заявку на перевод в университет Флориды.
Глава 7
Тобиас
– Хорошо, это был последний вопрос. Теперь мы можем начать работу над твоим исследовательским эссе по истории. Впереди несколько недель, но если мы сейчас определимся, о чем ты планируешь писать, и подготовим все нужные материалы, то выполним задание раньше и сможем таким образом отменить одну из наших встреч.
Я смотрю на нее, ожидая, что она поднимет глаза на меня, но, конечно, этого не происходит.
Мы встречаемся уже две недели – восемь занятий, а эта девчонка все еще продолжает строить из себя «я сильнее тебя». Из нее получилась бы чертовски хорошая актриса. Я почти поверил, что она действительно не хочет возиться со мной, если бы не ее большие карие глаза.
Просто время от времени ей все-таки приходится смотреть на меня, дабы убедиться, внимательно ли я слушаю, и все такое. Когда она это делает, ее взгляд задерживается на мне, губы слегка приоткрываются, и она вздыхает.
Как будто мои глаза волнуют что-то в ней, создают напряжение внизу живота. Я это понимаю.
Прошлым вечером цыпочка, ждавшая меня после занятий, сказала, что хочет провести со мной ночь, потому что мечтает разглядеть, какой оттенок синего приобретают мои глаза, когда я буду трахать ее.
Эта фишка с глазами нравится девушкам. Так что да, не только мой большой член позволяет выбирать. Остается только решить: трахать или нет, вот в чем вопрос… и ответ тут только один.
Один?
Вчерашняя цыпочка получила отказ.
Но малышке, сидящей напротив меня, надо отдать должное: она умело скрывает свои желания. Готов поспорить, под этим свитером много что прячется.
– Ты вообще слушаешь? – Она вопросительно смотрит на меня.
Опять! Если я не отвечаю, ей приходится взглянуть на меня.
Губы приоткрываются, тихий вздох…
Ничего не отвечаю. Наклоняю голову, пытаясь проникнуть под ее кожу. Пусть задумается о том, что крутится в моей голове. Но она отводит взгляд, возвращаясь к своему проклятому ноутбуку.
Какого черта?
Конечно, в мои планы не входит спать с ней, но очень странно, что она не выказывает желания.
Нет-нет. Я просто хочу поиздеваться, подразнить, показать, кто из нас главный.
Но у нее другие планы… продолжить занятие.
– Сейчас я перекину тебе список вариантов. Просмотри его, и мы выберем тему, исходя из…
– Я проголодался.
– Ты только что поел.
– Это был сэндвич.
– Точнее, два сэндвича, упаковка вяленого мяса и витаминный напиток.
– Хочу еще подкрепиться.
Она хмыкает и молча поднимается. Я тоже вскакиваю и начинаю собирать вещи, пока она возится со своими.
– Китайская или мексиканская кухня? – Окидываю ее многозначительным взглядом. Она молчит, и я повторяю вопрос, чтобы убедить девочку: ей не показалось, я действительно приглашаю ее присоединиться. – Так китайская или мексиканская?
Перекинув сумку через плечо, она говорит:
– Список тем для эссе на твоей электронной почте. Постарайся ознакомиться с ним до четверга, если будет возможность, о’кей?
Четверг.
Эта девчонка меня бесит.
Скрестив руки на груди, выпрямляюсь, чтобы казаться больше, и пристально смотрю на нее.
Ее глаза блуждают по моему телу с головы до ног и обратно.
– Не усложняй, – говорит она.
На моем лице расплывается ухмылка, и у нее вырывается очередной глубокий вздох. Плечи поникли, ведь она уже знает, что я собираюсь сказать. Мы занимались всего час десять. Она моя еще на пятьдесят минут.
– Китайская кухня или пицца?
– Я не голодна.
– Пицца или паста?
– Я не голодна.
– Врунишка. Твой желудок урчит уже минут двадцать. Ты вообще ела сегодня?
Она все та же бледная девушка, какой была две недели назад, но иногда она выглядит отдохнувшей, а иногда – как будто всю ночь тусовалась. Черт, может, так и есть.
– Не то чтобы это тебя касалось, но да, я поела.
– Что?
– Что – что?
– Что ты ела?
Ее щеки слегка розовеют, и она, как обычно, избегает моего взгляда.
– Сэндвич с арахисовым маслом.
Мои глаза сужаются.
– Без желе?
Она делает вид, будто убирает ворсинки со своих джинсов.
– Без желе.
– Почему?
– Боже ж ты мой. Не лезь не в свое дело!
Девушка разворачивается и направляется к выходу из библиотеки. Я, конечно, не отстаю.
– Ну я же должен знать, если мой репетитор морит себя голодом, потому что считает себя толстой.
Она тяжело вздыхает.
– Кстати, это не так. Если мой дерьмовый и бесчувственный комментарий о фентермине заставил тебя сократить количество еды… Не надо. Пожалуйста, питайся нормально.
Она убыстряет шаг.
– Я сказала, что ем.
– Я тебе не верю.
– Мне все равно.
– Тебе нужно поесть со мной.
– Я не люблю китайскую кухню.
– Ну ты же ешь…
– Стоп! – Она поворачивается ко мне. В ее глазах решимость, но за ними скрывается что-то более важное. – Пожалуйста, просто… Сейчас я ухожу, увидимся в четверг.
Осмотревшись по сторонам, она идет дальше. А я следую за ней. Никто не говорил, что это запрещено. Даю ей небольшую фору, позволяя думать, что она осталась одна. Затем догоняю и равняюсь с ней.
– Что ты здесь делаешь? – шипит она и снова оглядывается.
Кажется, за секунду она успела миллион раз посмотреть по сторонам. Похоже, проверяет, не следит ли кто за нами.
Она что, не хочет, чтобы нас видели вместе?
Протянув руку, хватаю ее за плечо, обгоняю и встаю перед ней. Не ожидая такого маневра, она по инерции делает шаг вперед и врезается в меня. Я чувствую все ее тело… вот это да, под вытянутой хламидой, которую она носит, скрываются большие чудеса.
Любопытно, они настоящие? Такие упругие, полные и так естественно прижимаются к моему телу… Если я начну массировать их, периодически слегка сжимая, ей это понравится.
А если нет?
Ее глаза расширяются, она упирается в мою грудь руками, чтобы оттолкнуть, но я хватаю ее за кисть, удерживая рядом со мной.
Девушка делает вдох своим маленьким носиком, и ее грудь еще больше прижимается ко мне. Но большие медово-карие глаза умоляют отпустить.
Не хочу.
Кто-то, проходя мимо, задевает ее рюкзаком, и она, качнувшись, бедрами задевает мой стояк. В штанах становится болезненно тесно. Эй, братан, ты не вовремя.
Подбородок девушки медленно опускается, и хотя она изо всех сил старается не делать этого, ее взгляд скользит вниз. Смотрит на мои джинсы, и мне в нос ударяет аромат ее свежевымытых волос.
Кубок мне в рот, она пахнет ванильным мороженым. Кажется, теперь это мой любимый запах.
– Тобиас, – шепчет она, озираясь вокруг.
– Это первый раз, когда ты произносишь мое имя.
Она хмурится.
– Что?
– Ну… – О, так это ваниль с ноткой пряности. – Раньше ты меня вообще никак не называла, я даже подумал, вдруг ты боишься этого.
Она поворачивает голову, и я осознаю, что потянулся за упавшей золотисто-каштановой прядью.
– Что ты делаешь? – волнуется она.
– Что я делаю? – Притягиваю ее еще ближе, и между нами не остается свободного пространства. – Просто размышляю, почему вдруг мне захотелось тебя трахнуть, а ты так отчаянно пытаешься от меня сбежать. – Она сглатывает, но я игнорирую и продолжаю: – Почему ты так беспокоишься, что нас увидят вместе, малышка-репетитор? Все жаждут моего внимания, и засветиться рядом со мной полезно для такой девушки, как ты. Станешь более заметной.
Интересно, с чего бы мне ее хотеть?
А почему нет?
После моих слов ее поведение меняется – становится дерзким.
– Я никогда не чувствовала потребности быть замеченной. А теперь, если позволишь, мне нужно идти.
Девушка вырывается из моей хватки, но я удерживаю ее за талию, потому что она выводит меня из себя.
– Ты не ответила на вопрос.
– Отпусти, – шепчет она.
– Почему ты стараешься, чтобы тебя не видели со мной?
– Я не…
– Не ври.
Глубоко вздохнув, она наконец снова встречается со мной взглядом.
– Мы не друзья.
– И?
– У нас абсолютно разные жизни.
– И что дальше?
– Зачем ты задаешь вопросы, на которые не хочешь получить ответ?
– Что ты имеешь в виду? – Пристально смотрю на раздражающую зануду, стоящую передо мной.
– Как меня зовут?
Я открываю рот, чтобы ответить, но на секунду замираю, и ее брови насмешливо приподнимаются.
– Ладно, я не помню.
Девушка прочищает горло:
– Мейер.
– Мне нравится.
Из нее вырывается сдавленный смех, и она кивает, глядя на землю.
– Мы не друзья, Тобиас. – Кажется, на лице ее промелькнуло отчаяние. – Ты здесь, потому что должен быть здесь. Я занимаюсь с тобой, потому что это моя работа. Хоть и вынужденная. Вот и все.
– В сотый раз спрашиваю… и что дальше? – Раздражение ползет по коже. Знаю, что есть и другая причина. Ее следующие слова подтверждают это.
– Не могу позволить, чтобы меня все обсуждали.
– Потому что сам я ходячий повод для сплетен, да?
Она обращает мое внимание на стопку свежих экземпляров «Студенческого вестника», лежащих на скамейке. На первой полосе красуется моя фотография: я выхожу из раздевалки после последней игры.
– Не притворяйся, что это не так.
Я не могу повлиять на то, что они пишут, но какой смысл говорить ей об этом?
Наверное, она думает, что я кайфую от этого дерьма. Внимание прессы мне по барабану, и я не виноват, что на меня навесили статус бабника. Когда я понял, что он прилип ко мне намертво, я сделал единственное, что мог, – принял эту роль. Пусть пишут что хотят, и кстати, когда я на поле, газетчики сами забывают о своих сказках. Моя игра – это все, что имеет значение. Неважно, кого я привожу или не привожу домой, ни слова о засранцах, которых я вырубаю. Внимание приковано к подаче мяча. Какую стратегию я выберу: кёрвбол, фастбол или слайдер[14].
Мейер, немного колеблясь, произносит:
– Я должна… идти.
– Почему у меня такое ощущение, что это не то, чего ты хочешь на самом деле?
Она мгновенно опускает голову.
– Если я понадоблюсь тебе до четверга, напиши мне, постараюсь найти время.
Моя рука непроизвольно скользит по ее спине:
– А если я скажу, что ты нужна мне сейчас?
– Ты бы солгал.
– Я не вру.
– Тогда, думаю, ты этого не скажешь, – шепчет Мейер, поднимая глаза.
Она мягко отстраняется от меня, и на этот раз я не сопротивляюсь, потому что вся эта ситуация не имеет для меня смысла.
Улыбнувшись, девушка уходит, оставляя меня наедине с моим стояком.
Не то чтобы мне нужна ее помощь.
Сам справлюсь.
Опускаю взгляд, хмурясь от очевидной выпуклости в штанах.
Да уж, он бы со мной поспорил.
⁂
– Ты что, малыш, такой грустный? Дружок подвел?
Выплевываю семечку из уголка рта, наклоняюсь вперед и упираюсь локтями в колени, наблюдая за тем, как эти гребаные идиоты пытаются выглядеть бейсбольной командой. У них получается, но только эта команда ни черта не стоит.
– Отвали.
– Значит, угадал. – Эчо вытирает пот со лба тряпкой, затем отбрасывает ее в сторону. – Бейсболка у малыша в руках, ловушка и бита на полу. Непохоже, что ты в порядке. Рассказывай давай. – Он бросает в меня несколько семечек.
– Тебе сказать, куда пойти?
Засранец хихикает.
Бросок, удар, мяч пролетает мимо базы и улетает в центр поля.
– Черт… – Мой друг качает головой.
– Серьезно? – Опускаюсь обратно на скамейку. – Гэвин ни хрена не умеет бить, Ши не может поймать мяч, чтобы спасти свою жизнь, а ублюдок, играющий в центре, даже не подбежал к нему. Короче, играют как сопляки.
– Так вот в чем дело?
Смотрю на Эчо. Он приподнимает бровь.
– Пропустил мур-мур-час, дружище?
– Ты бы услышал, стены тонкие.
– О, какое разочарование. – Он смеется и сползает со скамейки, когда я поднимаю руку, чтобы стукнуть его.
– Я надеру тебе задницу, Эч.
– А если серьезно, что стряслось?
Осматриваюсь, проверяя, не слушает ли кто. Эчо склоняется ко мне.
– Проблемы, бро. Игры становятся все насыщеннее, главный матч сезона уже чертовски близок, но вместе с ним и гребаные экзамены. – Я трясу головой. – Такое ощущение, будто дерьмо наваливается со всех сторон. Это выматывает.
– Ты что, завалил анатомию?
– Пока нет. Но лучше бы я сосредоточился на поле.
– Да, это было бы неплохо.
– Спасибо, Капитан Очевидность, – хмыкаю я. – Слава богу, это последний год.
Раздается треск от удара битой, и мы вскидываем глаза. Мяч вылетает в аут, смотреть больше не на что.
– Твой репетитор не помогает?
Хмурюсь при мысли о ней.
– Она действует мне на нервы. До ужаса серьезная и ведет себя как недотрога, а это скучно. Ни черта для меня не делает и уходит, как только время заканчивается.
Эчо молчит, и я поворачиваюсь к нему.
– Ты хочешь сказать, что она не пытается удовлетворить все твои потребности? – ухмыляется он.
– Черт, я бы хотел этого. Слушай, чувак, если бы в природе существовала девушка, которая могла бы удовлетворить все мои потребности, я бы стал ее щенком. – Смеюсь, хватаю перчатку и поднимаюсь на ноги. – Не притворяйся, что ты не сделал бы то же самое.
Тренер Леон, один из помощников тренера Рида, подает сигнал, что наше время пришло:
– Давай покажем этим придуркам, как должен выглядеть настоящий бейсбол.
Стукнувшись перчатками, мы вместе выходим из зоны запасных и занимаем свои позиции. Сквозь маску кэтчера[15] видны только глаза Эчо. Он смотрит на меня, а я – на него.
Игровое поле – единственное место, где такие парни, как мы, контролируют ситуацию и стоят большего, чем может показаться в любом другом месте. Здесь я не горячий питчер, как пишут в «Студенческом вестнике», не эгоистичный болван, стремящийся сорвать куш любыми способами, не жаждущий славы тусовщик, каким меня считают все вокруг. Я не пятничное развлечение и не герой истории, которой можно поделиться с друзьями. Не переходящий приз и не бесполезное воспоминание, которое со временем померкнет.
На поле я – Тобиас Круз, настоящий Тобиас Круз.
Двенадцатилетний мальчик, который вставал до рассвета, чтобы пробежать шесть километров до школы.
Пятнадцатилетний юнец, привязывавший старую покрышку от «Хонды» к ногам и таскавший ее по улице, чтобы натренировать выносливость и скорость.
Семнадцатилетний юноша, пропускавший школьные занятия, потому что был занят тем, что отрабатывал подачу в заклеенную палатку, купленную в «Гудвилле».
Восемнадцатилетний парень, который хотел стать лучшим, но при этом постоянно беспокоил и разочаровывал родителей. У него не было друзей и не было других целей, кроме одной – бейсбола.
Все это – чтобы быть лучшим в своем деле.
Чтобы быть сейчас здесь, на этом поле.
Я тот, кто знает, чего хочет, и работает на пределе возможностей, чтобы получить это.
Я тот, кто понимает, что нет никаких уступок, когда речь идет о совершенствовании дела всей жизни. Нет коротких путей, нет халтуры.
Я тот, кто знает, что легкий путь не всегда правильный. Только трудолюбие, сосредоточенность, жертвенность.
И да, иногда это означает разрешать людям видеть в тебе дурака, потому что переубеждать их – значит потратить время и энергию, которые понадобятся на поле.
Когда я и Эчо на своих позициях, все остальное не имеет значения. Мы знаем, кто мы и что собой представляем.
Мы звенья одной цепи: от решения одного зависит подача другого.
Глава 8
Тобиас
Я был прав. Все идет своим чередом. Сезон в самом разгаре. Мы на вершине турнирной таблицы. Это бесспорно чертовски круто, но учебный семестр продолжается, и нам приходится нелегко.
С историей я сумел расквитаться, а вот анатомии проигрываю всухую.
Анатомия!
Ненавижу.
Говорить об английском нет смысла.
Складываю ладони на затылке и наклоняюсь вперед с тяжелым стоном.
– Черт, это бессмысленно.
– Ты все поймешь, просто нужно время.
– Его нет, малышка-репетитор. Тест через два дня. Моя оценка составляет шестьдесят семь процентов. Провалиться я не могу, и, черт, мне нужно получить не меньше четверки, иначе дело дрянь, тренер надерет мне зад.
– Ты слишком сильно давишь на себя. – Она морщит свой маленький носик, а в ее следующих словах сквозит осуждение: – Перестань думать о бейсболе и о том, чего от тебя хотят другие, подумай о том, что нужно тебе.
– Черт возьми, мне нужно сыграть в этой игре, – говорю нахмурившись.
– Нет. Тебе нужно сдать этот тест.
– Отлично. Мне нужно сдать тест, – мои брови поднимаются, а глаза расширяются, – чтобы выйти на поле.
Вздохнув, Мейер откидывается на спинку стула.
Мы готовимся к тесту по анатомии уже три занятия, а я все никак не могу усвоить тему «Строение сердца».
Ее взгляд падает на столешницу, и она прикусывает нижнюю губу. Я уже знаю: она так делает, когда сильно задумывается.
Это безумно отвлекает.
– Выкладывай.
Ее глаза встречаются с моими, и, на одно мгновение задержав взгляд, она медленно встает со стула.
– Стой, стой, стой, – раздраженно вскакиваю я. – Мы не закончили. Точнее, только начали. Я…
– Расслабься. – Уверен, что услышал улыбку в ее голосе, но она не появляется на губах. – У меня есть идея. Давай, пошли.
– Пошли? – уточняю я.
– Да. – Ее темные брови слегка приподнимаются, почти убеждая меня в том, что она способна на юмор. – Захвати вещички. Возвращаться мы не будем.
Это кажется странным. Но выбора у меня нет, поэтому делаю что велено.
На этой неделе ее излюбленным местом встреч стала зона отдыха за научным корпусом, мы уже были там. Она молчит всю дорогу, пока мы идем вдоль ограды, вокруг здания математического факультета, и только потом я понимаю, куда именно она направляется.
– Бейсбольная площадка! – восклицаю я. – Серьезно? – Малышка действительно не понимает, как работает мозг спортсмена.
Она подходит к калитке, я открываю ее и говорю:
– Слушай, не сомневаюсь, что ты хочешь помочь, но теперь я действительно не смогу сосредоточиться.
– Ты даже не знаешь, зачем мы здесь.
– Неважно. – Смотрю на поле, и в моем воображении проносится прошлый матч.
Мейер бросает сумку и направляется к питчерской горке[16], моей горке.
– Осторожно, малышка-репетитор. Ты стоишь на святом месте.
Подхожу к ней, она поднимает руку и командует:
– Иди к хоум-плейт[17].
Хмурюсь.
– Но ты же стоишь на моей базе[18].
– Да ладно, – закатывает она глаза. – Иди уже.
Пустая трата времени. Но делаю как сказано.
– Хорошо! – кричит она. – Давай представим, что хоум-плейт – это обычная база.
– Это все равно что называть пирожное тортиком. Звучит почти что правильно, но по сути это не так.
Скрестив руки на груди, Мейер слегка покачивает бедрами. Ух, да она с характером. Кто бы мог подумать?
Расставив ноги, я приподнимаю подбородок.
– Ладно, малышка-репетитор, подыграю тебе. В бейсболе есть четыре базы: «дом» и еще три.
Ее карие глаза встречаются с моими, и она кивает.
– Четыре, говоришь?
– Ну да, я так и сказал.
Как же манят ее бедра.
– А сколько камер у сердца?
– Понятия не имею. Теперь ты понимаешь, что прийти сюда была плохая… – Осекаюсь на полуслове.
Да она шутит!
По моему лицу медленно расползается ухмылка, и на этот раз Мейер не может сдержать свою. Наблюдаю за ее пухлыми губами.
– Четыре. У сердца четыре камеры.
Кивает.
– Четыре базы, четыре камеры. Отлично.
Она спускается с питчерской горки и жестом приглашает меня занять ее место.
Проскальзываю мимо нее и встаю на покрытую грязью позицию. Широко развожу руки, и она, качая головой, быстро поворачивается ко мне спиной.
Думаю, она это сделала, чтобы скрыть улыбку. Ну да, я уверен, что прямо сейчас она улыбается.
Девчонка разворачивается и отступает назад.
– Скажи, а кто формально контролирует игру?
– Я.
– Давай без перехода на личности.
– Питчер.
– Верно, питчер контролирует игру. Представим, что твоя позиция – это ядро всего. Теперь давай разберемся с задачами остальных игроков. Какие у них функции?
Я сканирую поле, прокручивая в голове данную ею установку.
– Итак, подача сделана, мяч отбит… – подбадривает она.
– Если. Если мяч отбит.
Мейер вздыхает, но не удрученно, как раньше, а скорее игриво.
– Поработайте со мной в этом направлении, мистер Совершенство.
Ухмыляюсь.
– Ладно, так уж и быть. Подача сделана, мяч отбит. Без «если».
– Бэттер[19] бежит к первой базе… – ободряюще кивает она.
Прикусываю нижнюю губу, щурясь на первую базовую линию[20].
– Направо… Значит… легочный клапан посылает кровь в правый желудочек?
– Да! – Губы Мейер изгибаются в гордой улыбке, и черт меня побери…
Я снова хочу ответить правильно.
Мы продвигаемся дальше, и каждый ответ дается мне легче предыдущего. Наконец мы на последнем пункте.
– В легкие! – выпаливаю я.
– Точно. – Мейер взволнованно топает ногой. – Именно так. Отличная работа!
Оглядываю поле, снова прокручивая в голове усвоенный материал, и думаю, что девчонка растолковала все за несколько минут. Привела меня сюда и приложила все усилия, чтобы говорить на моем языке.
Поворачиваюсь к ней с улыбкой, и она не отводит глаза. Во взгляде ее читается нечто, что я не могу объяснить.
Это длится недолго.
– Ладно, – говорит она. – Занятие подошло к концу. Думаю, у тебя все получится.
– Не так быстро.
Пробегаю мимо нее, вытаскивая из рюкзака ключи. Перчатка и мяч тоже при мне.
Она с любопытством следит за мной. Подмигиваю ей, отпираю дверь и лечу в подсобку в блиндаже[21]. Открываю оранжевый ящик, хватаю биту, возвращаюсь на поле и вручаю биту девчонке, не дав возможности отказаться.
– Ты помогла мне с анатомией, позволь и тебя научить кое-чему.
На миг задержав на мне взгляд, она переводит его на биту.
– Тобиас…
– Ну же, попробуй. Я буду с тобой помягче.
Она фыркает, заставляя меня улыбнуться, и я добавляю:
– Не бойся учиться, малышка-репетитор.
Мейер облизывает губы и, прежде чем занять позицию в «доме», оглядывается через плечо на меня.
Я собираюсь проинструктировать ее, как встать в стойку, но она делает это самостоятельно. Ставит ноги на пластину, стойка на ширине плеч, бита поднята высоко в воздух.
Упс… И как это понимать? Она не проявляет интереса к моему виду спорта, но в то же время неплохо разбирается в нем?
Странно…
Качаю головой, но она, прекрасно понимая, что у меня есть вопросы, никак не реагирует. Ладно, оставлю вопросы на потом. Показываю ей мяч, давая понять, что игра началась.
Без особого усердия бросаю мяч в ее сторону.
Она выпрямляется в свой метр с кепкой и покачивает бедрами.
– Что? – невинно пожимаю я плечами.
– Значит, заставил стоять здесь с битой, а подать как следует не можешь?
– Ладно, чемпионка, – поддразниваю я. – Хочешь погорячее?
На ее лице слегка проступил румянец, но она не отступает и снова готовится к удару.
Бросаю мяч с чуть большей силой.
Замах. Удар. Промах.
Раздается тихое ворчание, но я не говорю ни слова, и она, подняв мяч, бросает его мне.
Следующая подача отбита, мяч летит мимо шорта[22] в центр поля. Однако… Поворачиваюсь к ней, выжидающе приподняв бровь, но девушка просто пожимает плечами, кладет биту на плечо и ждет.
Тихонько смеюсь и спешу за мячом.
– Продолжаем.
Мы играем еще добрых десять минут, и оба уже порядком вспотели, несмотря на прохладный мартовский вечер.
Когда Мейер бросает биту, мне становится грустно. Признаюсь, было неплохо. С другой стороны, я всегда счастлив, когда подаю мяч.
Но кажется, веселье закончилось. А может, и нет…
Смотрю на Мейер, пока она идет к невысоким воротам перед блиндажом, где поставила рюкзак. Девчонка стягивает свой отвратительный свитер, и… черт возьми. Эмоции те же, как если открыть старую коробку «КрекерДжек», оставшуюся от дедушки, и найти там карточку Микки Мэнтла[23].
Да это же преступление – прятать такие сокровища!
Отнюдь не кожа да кости, как можно было подумать по ее осунувшемуся лицу.
Она стоит ко мне спиной, и ее округлая упругая попка дразнит меня. Лучше было бы сказать «мучает»…
Мои пальцы машинально дергаются – так хочется пошлепать эту попку, подержать в ладонях, посмотреть, как она двигается… Но мне не удается продолжить фантазии, потому что девушка чуть поворачивается, открывая новые сокровища.
Бедра, пышные и широкие, просто созданы для того, чтобы за них держаться…
Наконец она стягивает свитер через голову и… кладет меня на лопатки…
Плотный дешевый хлопок обтягивает ее грудь, и я провожу языком по задней поверхности зубов.
Такие наливные, такие… роскошные. Так и норовят показаться из-под майки, но, как можно догадаться, это не в ее стиле. Она целомудренно одергивает ткань.
Будь я менее искушен, возмутился бы.
Пытаюсь найти лучший угол обзора: она по-прежнему стоит вполоборота ко мне и… снова стреляет в упор.
Стягивает резинку с волос, и каскадом разлетаются пряди. Аппетитная задница и длинные локоны – мое любимое сочетание.
Ее каштановые волосы достигают поясницы. В солнечных лучах они переливаются медным оттенком, похожим на цвет ее глаз. Пряди скользят сквозь ее пальцы, прежде чем она скручивает их в пучок. Мои глаза следят за каждым движением, потом сосредотачиваются на ее груди, которая вздымается в унисон с моей.
Быстро поднимаю глаза, чтобы проверить, не попался ли я. Но Мейер не обращает на меня никакого внимания – смотрит куда-то в сторону, погруженная в свои мысли. И тогда я украдкой бросаю еще один взгляд.
Не могу понять, делала она грудь или нет, но это и не важно. Большая, маленькая, настоящая, силиконовая – мне нравится любая. Хочу быть маммологом и прямо сейчас провести осмотр. Хочу прикасаться к этим грудям, целовать, сосать… хочу трахать ее, а затем все по новой.
В ту секунду, когда я заставляю себя поднять голову, наши взгляды встречаются. Я замираю, не в силах оторваться.
Не могу.
Не хочу.
Но ей это под силу. Внезапно она осознает, что происходит. Все читается по ее лицу.
И… мы снова начинаем играть.
Мейер хватает биту, а я готовлюсь к броску.
Мы дурачимся еще немного. Один мяч летит прямо в меня, я с ухмылкой ловлю его, подбрасываю вверх и снова подхватываю.
– Ты, должно быть, часто зависаешь на бейсбольных площадках, но даже не упомянула об этом. – Подкручиваю мяч в ладони, прижимая средний палец к правому шву, чтобы сделать облегченный кёрвбол.
Уже приготовившись бросить мяч, я вдруг замечаю, что она поникла и опустила биту.
Мейер бросается к своему рюкзаку и спешно вытаскивает телефон из переднего кармана, и на этот раз я понимаю, что мы действительно закончили.
Убираю все обратно в ящик, закрываю его и направляюсь к тому месту, где она стоит.
– Знаешь, это было подло…
– Мне нужно идти, – обрывает она меня на полуслове и натягивает свитер, прежде чем поднять с земли рюкзак.
Меня удивляет, что она бросила в грязи свои вещи. Никогда не видел девушку, которая не боялась бы запачкаться.
Мейер закидывает рюкзак на плечо, засовывает телефон в карман и спешит к выходу.
– Уверена, у тебя все получится, просто запомни позиции и используй нужные термины.
Она снова пытается от меня отделаться, забыть до следующего раза, как будто мы не веселились пять минут назад.
Неужели ей было плохо со мной? Разве игра не вывела ее из темной коробки депрессии, не помогла получить немного витамина D, в котором она отчаянно нуждается?
Почему меня это парит?
– Вау, малышка-репетитор, да ты совсем другая девушка вне библиотеки, – говорю шутливым тоном. Мы все равно закончили, время вышло, лимит, который она мне дала, превышен. Теперь нужно будет влезть к ней под кожу, хотя бы для того, чтобы напомнить, что я другой человек. Что, по сути, не имеет значения. Пока я не набрал свои чертовы баллы, мы зависим друг от друга, я вынужден быть рядом с ней, так же как и она со мной. – Сначала ты раздеваешься для меня, потом говоришь о терминах и позициях. Что тренер Рид скажет о таком поведении?
Лицо девушки становится каменным, по нему невозможно понять ее истинные мысли. Проходит целая вечность, прежде чем она говорит тем роботизированным тоном, который я ненавижу:
– Сегодня вечером еще раз просмотри учебное пособие и отложи в сторону. Даже перед тестом не открывай его. Позже пришлю тебе разбор сегодняшнего занятия.
Она разворачивается и уходит. И как на карусели, на которой мы, похоже, застряли, я плетусь за ней, хотя должен был отпустить.
Ну что с ней не так?
– Что же мы видим? Только-только сбросившая напряжение малышка-репетитор снова превращается в зануду.
Молчит. Зацепить не получилось, попробую еще раз:
– Подумать только, на пару секунду ты показалась мне почти нормальной.
Ее шаг ускоряется.
– В чем дело, а? Не можешь вынести долгого пребывания рядом со мной? Признайся, потекла?
Она идет и не оглядывается.
Еще одна капля – и ее выдержке конец. Хочу, чтобы она сорвалась, чтобы закричала или завопила. Чтобы сказала хоть что-нибудь.
Молчит.
– Кстати, знаешь, тебе действительно стоит потратить часть денег, которые ты зарабатываешь на мне, на более плотные легинсы. Такие, которые лучше скрывают то, как сильно ты меня хочешь.
Ахнув от возмущения, она резко поворачивается, во взгляде читается презрение.
Ухмыляюсь, наклоняю голову и смотрю в карие глаза.
Да, знаю, внутреннюю сторону ее бедер покрывает испарина. После интенсивной тренировки – обычное дело, а тем более при таких сочных формах с идеальными изгибами. Вот уж где природа не поскупилась.
Был ли я мудаком, когда указал ей на изношенные легинсы и неизбежное потоотделение? Конечно, был, и сегодня вечером буду чувствовать себя последней сволочью за то, что смутил ее. Однако сейчас мои мысли вовсе не об этом.
Она стоит и смотрит на меня. Пристально, вдумчиво, глубоко.
Будто видит меня насквозь.
Почему мне хочется, чтобы она всегда смотрела именно так?
Мейер сглатывает и шепчет:
– Мне нужно идти.
– Нужно или хочешь?
Поджав губы, она разворачивается, но моя рука стремительно хватает ее, заставляя остановиться. Возбуждение нарастает лишь оттого, что я касаюсь ее кожи.
– Почему бы тебе не попробовать оказаться со мной в постели?
Потеряв дар речи, она пытается вырваться из моей хватки, но я блокирую все попытки. Нахмурившись, она наконец произносит:
– Я твой репетитор.
– Это не ответ. – Облизываю губы. – Я могу дать тебе все, что захочешь, сделаю все, что захочешь. Я буду самым щедрым и добрым, обещаю.
Неосознанно приближаюсь к ней, пока она не отступает.
В ее глазах отражаются сотни мыслей.
– Увидимся в пятницу, Тобиас. – Быстрее, чем я мог бы ожидать, она исчезает.
А я застыл на месте, как гребаный булыжник. В штанах снова тесно из-за этой занудной, правильной, раздражающе красивой девушки с божественными формами.
Единственная девушка, которая, кажется, не поддается моему обаянию.
Мейер – загадка, которую мне предстоит разгадать.
Я хочу узнать ее. Понять ее.
Просто хочу немного с ней поговорить.
Мой мир точно перевернулся с ног на голову.
