Мелисса Алберт
Ореховый лес
6
После занятий я долго топталась у школьных ворот в ожидании Одри. Но ни она, ни лимузин Гарольда что-то не появлялись. Я проверила время на телефоне, набрала половину сообщения и удалила его. С каждой минутой росла вероятность того, что сейчас из школы выйдет Финч и заметит меня. Когда желание избежать этой встречи стало нестерпимым, я пошла пешком.
Звук мотора я услышала раньше, чем увидела сам автомобиль – старую развалюху-такси желтого цвета, медленно тащившееся рядом с мной по дороге. Слишком большие автомобильные крылья придавали этой колымаге такой вид, будто она сбежала из старого фильма. С зеркала заднего вида свешивалось украшение – плюшевая игральная кость.
Сердце мое подпрыгнуло – но волосы водителя были черными, не рыжими. Он показался мне не сильно старше меня самой, когда опустил переднее стекло и высунулся наружу.
– Вас подвезти? – парень выглядывал из-под козырька странной кепки, которую иначе как таксистской назвать язык не поворачивался.
Обычный нью-йоркский таксист так никогда не спросит. Он голосом робота пробубнит: «Куда едете?» – а если ответ ему не понравится, то он помотает головой и потеряет к вам интерес.
– Нет, спасибо, – ответила я. – Мне не нужно.
– Уверены? – карие глаза водителя были хитрыми. – Мне кажется, за вами сегодня не приедут.
Что-то в его интонации задело кнопку тревоги в самой потаенной части моего сознания. Той части, которая на темной улице внезапно приказывает перейти на другую сторону или немедленно сменить вагон метро, когда входит кто-то подозрительный.
– Я и не ждала, что за мной приедут, – соврала я.
– Тогда почему бы самой не взять такси?
Я взглянула прямо на него – в его узкое, смуглое лицо, в насмешливые глаза, – и пошатнулась от внезапного головокружения. Я никогда не встречала этого парня – но знала его. Просто не могла вспомнить, откуда и каким образом мы познакомились. Манера речи тоже чем-то его выдавала – он говорил со мной как со знакомой, как будто этот диалог мы вели не в первый раз.
Я отступила на шаг. И еще на шаг, и еще, – а потом просто развернулась и побежала по улице. Рюкзачок болтался у меня в руке и колотил по лодыжкам. Какая-то ярко накрашенная старуха в мехах попробовала нахмуриться, когда я ее толкнула, но ботокс не дал ее коже собраться в морщины. Я втиснулась в толпу туристов, дружно фотографировавших огромный капкейк, словно специально похожий на Печенькового Монстра, вписалась плечом в угол, но умудрилась сохранить равновесие и продолжить бег. Двухэтажный автобус вывернул из-за угла и промчался так близко от меня, что поднятый им ветер откинул назад мои волосы. Желудок у меня внутри подпрыгнул, мальчишка в автобусе успел показать мне средний палец. Я почувствовала себя так, словно надралась вусмерть.
Еще квартал я прошла на ватных ногах. Похожим образом я чувствовала себя много лет назад, когда проносившийся мимо фургон задел мой велосипед, так что я вылетела из седла и приземлилась на тротуаре, среди припаркованных машин. Элла тогда выронила сигарету, мигом подхватила упавший велосипед и погналась на нем следом за фургоном, во все горло выкрикивая угрозы. Я поднялась на ноги, колено и локоть были разбиты в кровь, и с удовольствием следила за погоней – Элла знала, что я предпочту месть утешению.
Дыхание мое восстановилось, но во рту страшно пересохло. Я остановилась купить бутылку воды у киоска и бегло просмотрела первые страницы свежих газет, пока продавец отсчитывал сдачу. «Сенатор замешан в крупном финансовом скандале на фоне кампании…», «В серии убийств на севере штата отмечена закономерность…»
– Купи и читай сколько влезет, – продавец хлопнул загорелой ладонью по странице, на которую я смотрела.
Я картинно закатила глаза, взяла свою воду и решила срезать дорогу через парк. Мне отчаянно хотелось домой, к Элле, причем сию минуту. Таксист, автобус, рыжеволосый мужчина – я должна немедленно обо всем ей рассказать. На самом деле следовало поговорить с ней еще вчера ночью, не теряя времени. Нетерпение подгоняло меня, так что последний квартал я пробежала; от тревожных новостей меня просто распирало изнутри.
Дверь в подъезд Гарольдова дома оказалась приоткрыта, и за столом не было видно консьержа. Я чуть замедлила шаг при виде этого, как ни глупо – ведь подъезд изнутри и снаружи просматривался тысяча и одной скрытой камерой, а для того, чтобы подняться на лифте – частном, поднимавшем непосредственно в квартиру Гарольда, – нужно было воспользоваться ключом, который вставлялся в отверстие внизу панели.
Я была на взводе, кожей чувствуя нервное возбуждение. И еще кое-что – ни на что не похожее присутствие злой судьбы, беды на подходе: ощущение, знакомое мне не хуже, чем запах маминых духов. Как будто кто-то проводит ладонью вдоль твоей руки, не касаясь ее, но все волоски на коже встают дыбом. Как будто входишь в комнату, еще полную присутствием того, кто только что из нее вышел.
Может быть, Элла в этот момент уже пакует наши вещи. Я представила ее огромный чемодан в пятнах краски, распахнутый поперек Гарольдовой огромной кровати. Может, еще до вечера мы навсегда оставим Нью-Йорк, и все это – Одри, Гарольд, Финч, «Соленая собака», кофе и бискотти, жизнь в просторной квартире, где пахнет, как в супермаркете – растает и выцветет, как краски на палитре. В памяти останутся мелочи – особое «утреннее чувство», когда в шесть утра открываешь кафе, бруклинский ужин – китайская еда с доставкой на дом прямо в постели, чтение «Тэм Лина» на скамейке в Проспект-парке… Остальное развеется на автостраде.
Двери лифта разъехались в стороны, и я вышла в прихожую.
Первое, что меня поразило, – это запах. Влажный и какой-то гнилостный, напоминающий о диких зверях, о бурной растительности. Запах мгновенно проник мне под кожу и заставил сердце колотиться как бешеное.
– Эгей?
Квартира казалась угнетающе пустой; тяжелая тишина давила на барабанные перепонки. Она поглотила мой голос, как темная вода. Я сделала несколько шагов вперед по вестибюлю – стены мягкого кремового цвета, мраморный пол без единого пятнышка.
И этот запах. Откуда он вообще? Я вытащила телефон и позвонила маме – телефон сразу перешел к голосовой почте. Позвонила Гарольду – то же самое. Помедлив минутку и борясь с дурным предчувствием, я набрала Одри.
Конфетно-сладкая попса из глубины квартиры разорвала тишину. Телефон Одри! Я никогда не видела, чтобы эта девчонка хоть где-нибудь появилась без него. Впрочем, я сегодня ее вообще не видела, кроме как утром, по дороге в школу. Мой мозг лихорадочно перебирал версии, одна ужаснее другой. Одри мертва? Откуда этот ужасный запах? Злая судьба выследила нас и на тридцать пятом этаже высотки? Старый ужас растекался по моему телу изнутри.
Я беззвучно двинулась дальше, как будто, если двигаться тише, это могло защитить меня от ожидавшего внутри. В комнатах висело зловещее ощущение чьего-то недавнего присутствия, знакомое мне по тому случаю, когда в нашей съемной квартире побывал взломщик. Он тогда зачем-то снял все книги с полок и на их местах разложил еду из холодильника. Постели были засыпаны сухой листвой, зеркала разбиты… Ничего ценного не пропало, зато взломщик зачем-то прибил над нашей с Эллой кроватью меховую шубку, распялив ее, как шкуру убитого животного, и воткнул посредине разделочный нож.
Наша квартирная хозяйка тогда не затыкаясь повторяла, какая удача, что ничего не пропало, но ее фальшиво-бодрому голосу невозможно было верить. Самое неприятное было, что я с тех пор уже не могла перестать воспринимать наш дом глазами того, кого там быть не должно. Я постоянно представляла, каково это – вторгаться в чужое пространство и позволять себе там любые странные действия, какие можешь придумать. Это ощущение будило во мне голод. И очень ослабляло мой самоконтроль.
Но здесь все вроде бы лежало по местам. Никаких мокрых кусков мяса на книжных полках, никаких шубок, распяленных на стенах.
Только одно: на кухонной стойке для готовки – опрокинутый винный бокал. Я подошла достаточно близко, чтобы различить мазок помады Эллы на его крае. На одну ужасную, странно растянувшуюся секунду воображение нарисовало мне ее тело здесь же, на кухонном полу – но нет, был только бокал и натекшая лужица вина. Кухня была белоснежным сердцем невротически чистого дома Гарольда, так что разлитое вино выглядело в нем, как кровавая бойня.
Я бросилась в спальню мамы и Гарольда в ужасе от того, что вот сейчас я войду – и увижу хрупкую фигурку Эллы на этой ужасной антикварной кровати…
Это видение так ясно представлялось мне, что, когда я рывком распахнула дверь, мне потребовалась пара мгновений, чтобы осознать, что комната пуста. На прикроватном столике Гарольда высились аккуратные стопки «Экономиста» и электронная книга Kindle, битком набитая космической фантастикой, как мне было известно из-за привычки совать нос в чужие гаджеты. На стороне кровати, принадлежавшей Элле, лежали слаксы и кардиган, явно приготовленные в качестве утренней домашней одежды. Я наклонилась и заглянула под кровать, приподняв кружева покрывала. Пусто.
Комната Одри выглядела как место генерального сражения компаний Sephora и Barney’s, но это было в норме вещей. Под туалетным столиком не прятался никакой маньяк, вонь исходила явно не от остатков недопитого сока BluePrint в бутылочке. Розовый, как клубничная жвачка, телефон валялся на кровати, на экране мигали непрочитанные сообщения и пропущенные звонки. Сучка, ты где?
Свою комнату я оставила напоследок. Здесь запах был сильнее всего – бешеное сочетание дикого леса и гнили, отупляющее, будто кто-то обхватил мой мозг грязными руками. Я осторожно опустилась на пол, готовая в любой момент сигануть в ближайшее окно, если кто-нибудь обнаружится под кроватью. Но там был только квадрат вычищенного ковра. Дверь шкафа была распахнута, и в нем, слава Богу, не было ничего более страшного, чем мимозное платье подружки невесты, которое я надевала на свадьбу Эллы и Гарольда.
И наконец я заметила это. Письмо у меня на подушке. Я подобралась к нему маленькими шажками и наклонилась. На конверте от руки был написан адресат – Алиса Прозерпина. И никакого обратного адреса.
Кажется, все внутри у меня лопнуло осколками и завертелось, как в калейдоскопе. Как сквозь пелену я увидела собственную руку, берущую письмо, подносящую его к лицу. Дешевые чернила, старая бумага. Лицо мое горело, а руки покрылись гусиной кожей. Я разорвала конверт.
Внутри лежал лист бумаги, мягкий от постоянного использования, сложенный пополам. Меня накрыло острым дежавю.
Да, это была титульная страница из книги, которую я уже видела много лет назад. «Трижды-Алиса», гласила надпись курсивом. Заголовок был украшен фрактальным орнаментом, напоминавшим кристаллы льда. Один край страницы был неровным – там, где ее поспешно вырвали из книги.
7
Я так сильно вцепилась в страницу, что порвала ее. Наконец я осторожно присела на край кровати.
«Трижды-Алиса», сказка, которую я так и не дочитала. Все это выглядело как детская игра – девчонки играют в такое по ночам в детских лагерях, шепчут загадочные слова в зеркало, когда свет погашен. Давным-давно, когда я держала в руках книгу моей бабушки в первый и последний раз, я понадеялась, что меня назвали Алисой в честь ее персонажа, что она имела отношение ко мне. Теперь я молилась, чтобы это оказалось не так.
Губы мои были сухими, как земля. Наверное, здесь побывал рыжий мужчина. Это все его рук дело. У него ведь есть экземпляр книги. И он явился Бог весть откуда, чтобы меня отыскать.
Нужно было срочно выбираться из квартиры. Ее стены начинали на меня давить, смыкались вокруг, молчаливо наблюдая. Я затолкала книжную страницу в рюкзак и побежала к лифту.
В подъезде все еще не было консьержа, так что я не могла спросить, не видел ли он, как Элла уходит. Консьерж, впрочем, всякий раз смотрел на меня особым взглядом – как на доставщицу пиццы, которая однажды вечером привезла заказ и до сих пор не удосужилась убраться, так что, пожалуй, я в любом случае не стала бы его спрашивать.
Я мерила вестибюль шагами, то и дело поглядывая на улицу. Я трижды позвонила Элле – она не брала трубку. Я проклинала себя за то, что у меня нет никаких контактов ее знакомых – например, коллег с бывшей официантской работы, хотя в последнее время мама с ними никак не общалась. Я попробовала еще раз набрать Гарольда – тот же результат.
В раннем детстве меня постоянно мучил страх, что мама может уехать и не взять меня с собой. Когда однажды этот страх настолько усилился, что не давал мне уснуть, я вышла к машине и пристегнулась на пассажирском сиденье, чтобы мама меня точно не забыла, если ей придет в голову уехать ночью. Теперь меня охватило похожее желание – убедиться, что наша машина все еще стоит у Гарольда в подземном гараже.
Гарольд еще не сделал для Эллы копию ключа от гаражного лифта – должно быть, боялся, как я в детстве, что она внезапно уедет из города. Но запасной ключ точно был у консьержа, и я пошла обыскивать его стол.
Огромная связка ключей лежала рядом с недоеденной порцией суши из японской забегаловки. Я быстро огляделась на случай, если он вдруг нарисуется у меня за спиной с палочками для еды в руке, но вестибюль оставался пустым. Прижав связку ключей к груди, чтобы они не звенели, я прокралась к лифту, спускавшему в гараж.
Когда мы спускались на парковочный этаж впервые, я ожидала, что гараж Гарольда окажется беломраморным, с узорной плиткой на полу. Но он был таким же, как все на свете подземные гаражи – бетонной коробкой, слегка пахнувшей автомобильными выхлопами. Нашу машину я разглядела еще из дверей лифта – она скромно притулилась между «мерседесом» и «БМВ». Какой-то придурочный ребенок богатеньких родителей пальцем вывел матерное слово на ее грязном заднем стекле.
Я долго смотрела на машину, словно пытаясь себя убедить, что она и правда здесь. Достаточно долго, чтобы тени в гараже стали казаться слишком длинными, а на языке появился привкус пыли и железа – привкус злой судьбы. Я отступила в глубь лифта и давила на кнопку «Вестибюль» до тех пор, пока двери не закрылись.
Когда я вернулась на улицу, было около пяти. Как и всяким погожим ранним вечером, Нью-Йорк разыгрывал свою любимую пьесу, выступая в роли самого себя. В такие вечера он заставляет вас забыть кучи мусора на улицах, или ужасные сэндвичи по двадцатке за штуку, или парня, который в час пик в поезде метро расстегнул перед вами ширинку… А всего-то линия горизонта подергивается золотом, в лицо ударяет запах жареных орешков, а рядом на тротуаре вырисовывается брат-близнец Леонардо ди Каприо, что-то бормочущий в свой мобильник. Дешевый трюк, но всегда срабатывает.
Однако сегодня он не сработал, потому что в моей крови кипел адреналин, а мозг все старался заглянуть за угол чужого нового мира, в котором я даже не представляла, как жить. Мира, в котором моя мама попросту исчезла. Я сходила с ума. Пропажу матери я обнаружила не более часа назад. Но этот конверт на подушке, казавшийся таким неправильным, и страх, угнездившийся у меня внутри, говорили, что я имею право паниковать.
Титульная страница. Что это – предупреждение? Приглашение? Ключ? Тот, кто оставил ее, заходил в мою комнату. Его рука зависла над моей подушкой, прежде чем опустить письмо.
Может, это насмешка? Он дразнит меня: я тебя вижу, я неподалеку, запертые двери и ключи от лифта для меня не препятствие. Но если это все-таки ключ к разгадке – и в сказке содержится нечто, намек или подсказка, – я должна ее прочитать. Где мне взять «Истории Сопредельных земель»? Я могла придумать только одно место.
Я пробежала восемь кварталов – хотелось слегка растратить тревожную энергию, электризовавшую тело. Я знала, где живет Эллери Финч, потому что его отец, Джонатан Абрамс-Финч, был богаче Господа Бога и поэтому жил в доме, по сравнению с которым дом Гарольда казался лачугой. О доме Финчей дважды писали в «Нью-Йорк Таймс», в разделе про стиль жизни. Не то чтобы я увлекалась чтением о том, как живут богачи, – зато этой темой живо интересовалась Одри, которую каждое упоминание мистера Абрамс-Финча заставляло долго и громко рассуждать о том, что такое удивительное богатство достается совершенно не сексуальным и скучным парням.
Консьерж в доме Финчей был похож на нашего, разве что старше. Завидев меня, он слегка скривил рот под роскошными седыми усами.
– Мне нужен Эллери Финч, – сообщила я.
Он сощурился.
– Кто-кто?
Я вздохнула.
– Эллери Джан-что-то-там-Абрамс-Финч.
Консьерж тоже вздохнул в ответ, как будто я прошла некий сложный тест, хотя он и был уверен в моем провале.
– Как вас представить?
– Алиса Кру. Нет, погодите – Алиса Прозерпина. Скажите, что его ждет Алиса Прозерпина.
Он поднял трубку антикварного телефона с диском и нажал на кнопку, а потом заговорил, зачем-то изображая – клянусь – британский акцент. Он извинялся в трубку за мое посещение и существование до тех пор, пока его собеседник не изъявил явного согласия спуститься ко мне, что заставило консьержа разочарованно задвигать усами.
Я не сводила глаз с лифта, украшенного в стиле ар-деко – такого красивого, что его хотелось разобрать на бижутерию. Урок сценического мастерства ощущался безумно далеким, но я все же вспомнила предложение Финча. И мой ответ. Накатила неловкость с любопытством вперемешку: как он может воспринять мое появление тут?
Я постаралась придать лицу бесстрастное выражение, но когда двери лифта разъехались, ничего не могла с собой поделать: мир подернулся слезами. Знакомое лицо Финча было как спасительный остров для тонущего пловца.
Глаза его расширились, он подался вперед, будто желая меня приобнять. Не давая ему на это времени, я с ледяной физиономией прошествовала мимо него в лифт.
– Э-гм, спасибо, что вышел. Я могу подняться наверх?
– Конечно, – ответил он. – Конечно, Алиса.
Я заметила, что ему нравится называть меня по имени. Или по фамилии, или использовать и то и другое. Наверное, в реальном мире это признак дружелюбия, но в сказках имена несут в себе опасность. Когда-то я размышляла, не потому ли Алтея сменила свое на нечто столь экстравагантное. Потемкинская деревня, роскошный фасад, за который никому не захочется заглядывать.
Я стряхнула с лица сказочную паутину. Это не какая-нибудь книжка, а реальная жизнь. Соберись, тряпка. Двери лифта сомкнулись, запечатав нас в небольшой роскошной комнатке. У стены – длинная кушетка в стиле Людовика XV, над головой – хрустальная люстра. Люстра. В лифте. Финч проследил мой взгляд и засмеялся раньше, чем это могла бы сделать я.
– Религиозные взгляды моей мачехи сводятся к тому, что не бывает слишком много шампанского, хитрых диет и уродских бриллиантов. Это вроде бы пословица, но я думаю, что она сама ее изобрела. – Финч снова занервничал, я заметила это даже сквозь собственный страх и жалость к себе, и почему-то от этого почувствовала себя немного спокойнее.
А также от того, что Финч не приставал ко мне с немедленными расспросами, зачем я засоряю своим присутствием его шикарный лифт. Нередко мне в жизни приходилось являться куда-то без приглашения – в компании мамы, с искусственной улыбкой, прилипшей к губам, с чемоданами, притулившимися у ног – и я научилась безошибочно различать, когда мне рады, а когда – нет. Эллери Финч точно не был мне не рад.
До сих пор я не видела апартаментов красивее, чем квартира Гарольда, но дом Финча – это был уже качественно другой уровень. Он как будто сошел со страниц добротного английского романа, где сплошь графские угодья, сезон охоты на фазанов и избирательное право. Так и ждешь, что откуда-нибудь из-за угла выйдет злющий мистер Дарси.
– Дома никого нет, кроме экономки, – сказал Финч. – Мачеха ушла на фитнес или не знаю куда, а отец вообще дома редко бывает. Быть императором потогонных фабрик даже хуже, чем надсмотрщиком на галерах.
Я не знала, что на это ответить, но Финч вроде бы и не ждал ответа. На меня он не смотрел. Я вслед за ним уставилась на ковер, уставленный предметами мебели, каждый из которых заставил бы Гарольда рыдать от зависти. Финч, должно быть, привык показывать дом гостям, потому что сразу повел меня к смотровой площадке. Так странно было посмотреть из высокого стрельчатого окна – и увидеть внизу не туман над вересковыми болотами, а ранний вечер над Центральным парком. Этот вид заставил меня забыть грубость об отце, которую Финч только что сказал.
Он дал мне несколько минут насладиться зрелищем, потом улыбнулся – снова нервно, как с самого начала.
– Итак. Ты здесь.
– Я здесь.
– Ты хотела… увидеться со мной. Намеренно.
Боже мой. Он повторял слова, которыми в школе приглашал меня на свидание.
– Нет! Я не за этим, я просто…
– Я пошутил. Извини. Я знаю, что шучу ужасно глупо, просто не умею вовремя остановиться.
Он явно ждал, что я заговорю, что-то объясню, а мне хотелось одного – затормозить время. Я не убирала руку с телефона, звонок был поставлен на максимальную громкость, но оскверненная вторжением квартира Гарольда сейчас отошла куда-то очень далеко. До того, как Элла наконец отзвонится, мне было некуда идти. И чем скорее я получу от Финча то, что мне нужно, тем быстрее снова останусь одна.
– Можно мне попить чего-нибудь? – выпалила я.
В глазах его мелькнуло любопытство, прежде чем он вернул им свое обычное спокойно-доброжелательное выражение. То, которое он носил как щит.
– Конечно. А перекусить не хочешь?
– Хочу, – ответила я, слегка покривив душой. – Просто умираю от голода.
Финч повел меня в кухню. Экономка по имени Анна выглядела как девушка Бонда, вышедшая на пенсию… А голос у нее был как у злодейки из бондианы, на пенсию отнюдь не вышедшей. Лет ей было около шестидесяти, и она кудахтала вокруг Финча, как любящая тетушка, пока пекла для нас бесконечное множество крохотных блинчиков с сахарной пудрой, к которым полагался красный ягодный джем. Мы почти не разговаривали за едой, но тишину естественно заполняли уютное шкворчание масла на сковороде и голос Анны, которым она приговаривала что-то незначащее, взбивая тесто. Когда мы наконец наелись досыта и перемазали руки в джеме, она подала нам изящные чаши для омовения рук, что казалось немного слишком для быстрого перекуса после школы. К 7 часам вечера и наши пальцы, и кухня снова были совершенно чистыми. После чего Анна поцеловала Финча в лоб, подхватила свою огромную сумку Мэри Поппинс и была такова.
Мы остались вдвоем в пустом доме, набитом дорогой техникой и роскошной мебелью.
– Итак, – начала я. – Ты, наверное, удивляешься, зачем я пришла.
– Что меня в самом деле удивляет, так это имя, которым ты назвалась консьержу. Прозерпина.
– Ну да, к слову. Я надеюсь, что ты мне кое с чем можешь помочь.
Мой голос дрогнул, и это не укрылось от внимания Финча, который сразу сосредоточился.
– Мне нужно прочесть книгу моей бабушки. Надеюсь, она у тебя есть.
Он заморгал, слегка обескураженный.
– Погоди. Ты хочешь сказать, что никогда ее не читала?
– Угу. Я хотела. Но ее очень трудно найти.
– Неудивительно, что трудно. Мой экземпляр достался мне только благодаря… ну, благодаря возможностям моей семьи. Собственно, это единственный подарок, который я попросил у моего отца на Хануку. Думаю, он специально сгонял кого-то из стажеров за книгой в Грецию.
От облегчения у меня заслезились глаза.
– Значит, она у тебя есть?
– Была. Ее украли.
Блинчики с джемом мигом обратились в кислоту у меня в желудке.
– Как? Украли – у тебя из дома?
– Нет. Прямо у меня из рук. Я дружу с одним букинистом, владельцем магазина редких книг, так вот он никогда не держал в руках экземпляра «Сопределья». Я сам не идиот и знаю, сколько стоит эта книга, так что я поехал к нему на такси…
К тому же ты слишком богат, чтобы ездить на метро, подумала я – но не сказала.
– Книгу я привез запакованной в специальный пластиковый пакет, а в магазине даже не оставлял моего друга одного с ней в руках – он отличный старичок, я с ним подружился, когда охотился за первыми изданиями, – но все равно некоторые ценности не стоит никогда упускать из вида. Так что он натянул нитяные перчатки и перелистывал страницы осторожно, как в фильме про Индиану Джонса, когда из книги может появиться демон, в общем, впал в прострацию, как бывает с коллекционерами. И тут дверь магазина распахивается – и вбегает этот мальчишка. Мелкий, лет восемь-девять на вид. Я на всякий случай подхватываю книгу – даже не подумав всерьез, что мальчишка может ее украсть, да и вообще разобрать, что это такое. Но маленький говнюк подскочил, прыснул мне что-то в глаза – не газ, к счастью, а какой-то аэрозоль – и выхватил книгу. Я настолько этого не ожидал, что держал ее совсем не крепко. Потом я бросился за ним, но было уже поздно – его за дверью ждало такси, он прыгнул в машину и укатил.
Я таращила на Финча глаза.
– Что за бред.
– К сожалению, не бред, а правда.
– Но зачем ему понадобилась эта конкретная книга? Что вообще ребенок забыл в магазине редких книг?
– Думаю, кто-то ему заплатил за кражу. Какое-то время я даже подозревал, что это все спланировал мой друг-букинист, но мы все же друзья, и нельзя быть таким параноиком. Так что я решил, что третье лицо перехватывало наши с ним сообщения о книге. Может, кто-то, специально настроивший отслеживание любых электронных писем с упоминанием «Историй Сопредельных земель».
– А это, по-твоему, не паранойя?
– Тонко подмечено. В свою защиту скажу, что на самом деле я в это не очень верю. Просто эта книга… особая. На свете полно изданий, которые полностью распроданы, и все же их можно отыскать. «Истории Сопределья» должны встречаться в библиотеках, в читальных залах, на eBаy – но их там нет. Либо кто-то задался целью собрать у себя весь тираж, либо… – он выразительно пожал плечами. – Либо еще что-то. Даже сканы страниц в сети отсутствуют.
Финч был прав. Должно существовать хоть что-то – какой-нибудь фанат мог отсканить книгу, перепечатать отдельные сказки, рисовать к ним фан-арт… Но не было решительно ничего.
Нет – почти ничего. В четырнадцать лет я нашла в сети фрагмент книги – кусочек одной из сказок.
Мы тогда жили в Айова-Сити, и мое увлечение Алтеей было в те времена моим главным – да и единственным – секретом. Четыре года поисков книги по букинистам и сведений об авторе по сети, четыре года пренебрежения книгами, которыми пыталась заинтересовать меня Элла, ради одного вида литературы – волшебных сказок, которые я глотала не жуя. Сперва я ограничивалась классическим пантеоном, потом расширила границы. Чем дальше, тем страннее, тем темней. Сказки со всего мира. Мне было интересно, как близко с их помощью я смогу подобраться к Алтее.
Но именно в Айове мой секрет довел меня до предательства: в Айове я начала общаться с фанатами Алтеи.
Слово фанаты Элла обычно выплевывала, как вишневую косточку. И это имело основание: те фанаты, которых я лично встречала – моя учительница английского в шестом классе, или совершенно чокнутая аспирантка, которая зажала нас в угол в супермаркете «Фейрвей» в наше первое пребывание в Нью-Йорке, или биограф Алтеи, который преследовал Эллу и пытался добраться до нее через меня – собственно, хуже он придумать просто не мог, – все эти люди казались карикатурными психами, их объединяло несвежее дыхание и отсутствие у них своей настоящей жизни.
В сети все выглядело по-другому. Здесь я встречала фанатов, похожих на меня саму: кому-то ужасно понравилась книга Алтеи, кого-то и при невозможности найти книгу зацепила сама личность писательницы. Идея Алтеи, тянувшаяся за ней, как хвост кометы, прежде чем исчезнуть во мраке. Я просыпалась – и сразу ныряла в свою интернетную кроличью нору. Голодная, неумытая, едва Элла уходила на работу в бар в пешеходной зоне, я начинала свои поиски в сети. Когда вечером она возвращалась, пропахшая дешевым пивом и жидкостью для розжига, я захлопывала ее ноутбук с деланно скучающим видом.
Она верила мне, потому что мы никогда не лгали друг другу. За исключением тех случаев, когда лгали.
Воспоминания об Айове у меня такие же тоскливые, как сам этот штат. Серая весна, унылые дома, сточные канавы с ярким девчачьим мусором – ленточками, заколками, однажды даже парой розовых трикотажных шортов. Из этой унылой череды выделялась только одна ночь – когда я с головой ушла в Интернет, перескакивая со страницы на страницу, из блога в блог, пока наконец не оказалась на сайте DeviantArt с разделом, полным отрывков из сказок Алтеи, оформленных изысканно, как страницы священной книги.
Я водила по пиксельным картинкам кончиками пальцев. Они были прекрасны – и к тому же содержали больше текста Алтеи, чем мне случалось видеть с того дня в чужой мансарде. Мое сердце отбивало неровные удары, когда я кликом увеличила длинную страницу сказки под названием «Морской погреб».
Я начала читать. Я была слегка нетрезва – приложилась к скверному яблочному вину, которое сделал тогдашний бойфренд Эллы, поставивший у себя на заднем дворе винный пресс. Пить в одиночку было грустно и неприлично, а сказка обеспечивала что-то вроде компании – как будто я в тысячный раз потянулась к далекой Алтее и наконец получила отклик.
История начиналась с того, что юная невеста отправляется в долгий путь к дому своего будущего мужа и по прибытии находит его ярко освещенным, но совершенно пустым. Я успела прочесть несколько абзацев – про невесту, про путешествие, про роскошный покинутый всеми дом, – когда вдруг на ноутбуке сам собой включился огонек камеры.
Замерев, я пару секунд смотрела в ее яблочно-зеленый глазок, прежде чем со стуком захлопнуть крышку ноутбука.
Дома было тихо; в ушах стоял тонкий тревожный звон. Я оглянулась на пустые окна, чувствуя на затылке чей-то взгляд. Страх приковал меня к месту.
Я чуть приподняла крышку ноутбука – достаточно для того, чтобы зажать пальцем глазок камеры – после чего открыла его целиком. Зеленый огонек погас, браузер был закрыт, а история моего поиска – полностью удалена. Я метнулась в кухню, нашла там черную изоленту и залепила ею камеру, потом задернула шторы, включила свет и забралась в кровать, ожидая возвращения Эллы.
К тому моменту я была достаточно взрослой, чтобы понимать, что Алтея не следит за мной. Однако как раз тогда я начала подозревать, что это делает кто-то другой.
Элла ничего не спросила у меня о залепленной изолентой камере, но где-то неделю спустя я все равно себя выдала – уснула за ноутбуком, где была открыта фанатская дискуссия об использовании Алтеей нумерологии. Проснулась я от шумного вдоха Эллы и от того, что ее черные волосы щекочут мне лицо. Она наклонилась, чтобы захлопнуть ноутбук ударом кулака.
