Мери Ли
Холод. 98 лет спустя
Мор очень вежливо попросил меня подать его еду. И я это сделала. Как только он закрыл глаза и уснул, я как можно тише и как можно быстрее просунула ему поднос под решеткой. Но оказалось, он не спал, а просто делал вид. Тут же сполз с кровати и всё съел. Я этого не видела, так как села спиной к нему, но прекрасно слышала все его передвижения. И как только Мор ушел в туалет, я моментально забрала поднос и унесла к двери, доела свою порцию и поставила тарелку туда же. С минуту я успокаивала себя и мысленно обещала, что всё будет хорошо, и Мору нет резона меня убивать, но это не очень помогло, и тогда я взяла свой блокнот и начала рисовать. Полностью погрузилась в свой мир, но на задворках сознания слышала, как Мор вернулся и сел на свою кровать. Я не смотрела на него, но чувствовала, что он смотрит на меня. Рисовала своего жениха, немного увеличила ему нос и мысленно усмехнулась. Дюймом больше, дюймом меньше, какая разница.
Решила, что буду вести себя так, словно я тут одна, и никакого Мора здесь нет и быть не может.
Но не выдержала и бросила осторожный взгляд… наткнулась на кристально-голубые глаза, что смотрели на меня с неподдельным интересом.
Я быстро вернула своё внимание рисунку и пририсовала жениху бородавку, которой нет, теперь его нос украшает темное пятно размером с каплю. Подарю ему рисунок на третью свадьбу. Конечно, я этого не сделаю, но стоит мне представить его шокированное лицо…
Не знаю, долго ли мы сидели в тишине, но в следующий раз, когда я повернулась в сторону Мора, он лежал на кровати спиной ко мне. Я отложила блокнот и карандаш. Легла и, смотря на медленно поднимающиеся и опадающие плечи Мора, быстро провалилась в сон.
Так прошло наше знакомство. Странно, непонятно и глупо.
5. Обычная суббота
Амели.
Прошло шесть дней. Я до сих пор нахожусь в камере. Сегодня пятница, а это значит, что я смогу поговорить с дядей, как и собиралась ранее. Но по прошествии этого времени, я передумала, ведь Мор не доставляет мне совершенно никаких неудобств. Мне кажется, что я даже стала его меньше бояться. Хотя нет, не стала. Он всё так же наводит на меня ужас, просто я привыкла постоянно быть начеку. Но я определенно стала реже поглядывать на красную кнопку.
Мы просто существуем в одном помещении и практически никак не контактируем. Единственное, что нас связывает – это еда. На второй день, как только поднос внесли в комнату, а охранник ушел, Мор поднялся с кровати и покинул камеру, зайдя в туалет. Я быстро подсунула еду и вернулась на свою кровать. И так он делает каждый раз, уходит, чтобы я могла спокойно передать его часть пищи. Если честно, это не укладывается у меня в голове. Дядя всегда говорил, что они ужасные, в них нет сострадания и вообще каких-либо человеческих чувств, но данный Мор показывает, что что-то человеческое в нем есть. Это удивительно, ведь меня с пеленок растили на историях о чудовищах, которые выглядят в точности как люди.
Пару раз он пытался со мной заговорить, но я молчала, а каждая клетка моего тела напрягалась от звука его голоса. Первое, что он мне сказал: "Почему ты здесь?" И в его голосе действительно звучал интерес и непонимание, второе: "В твоём рюкзаке есть что почитать?" Этот вопрос вообще был необычным, но кажется, что в словах, произнесенных Мором, я услышала нотку юмора. Я промолчала оба раза, и он больше не делал попыток заговорить.
Периодически ловлю на себе его взгляды, и от них мне становится неловко. Я всё время рисую или же просто лежу на кровати и рассуждаю, смотря в потолок. Думаю совершенно о разных вещах, даже о тех, в которых ничего не понимаю.
Одиночный стук во входную дверь. Принимаю сидячее положение и подгибаю ноги под себя. Дверь открывается, и входит Дюк. Его обеспокоенное лицо вызывает у меня улыбку, но не успеваю ничего сказать в знак приветствия, как из соседней камеры доносится голос Мора:
– Дружище, привет. Снова пришел выстрелить мне в голову?
Глаза Дюка превращаются в узкие щелки, а улыбка больше похожа на оскал:
– Нет, но завтра суббота, так что…
– Опять поведете меня в клетку? У вас что других Моров нет?
Дюк ещё сильнее хмурит брови и издевательски спрашивает:
– Ты же не думаешь, что я тебе отвечу?
– Надеялся на это. – безучастно сообщает Мор, лежащий на кровати.
Их разговор заканчивается, как только мой сосед демонстративно закидывает руки за голову и переводит всё своё внимание на потолок. Дюк поворачивается ко мне и кивком головы указывает на дверь. Спускаюсь с кровати и молча надеваю ботинки. Краем глаза вижу, как Мор поднимается с кровати и вплотную подходит к решетке. Обхватывает прутья руками и холодно спрашивает:
– Эй, куда ты её потащил?
Кажется, этот вопрос подействовал одинаково и на Дюка, и на меня. Какая Мору разница? Мой провожатый молчит, а я продолжаю зашнуровывать обувь.
– Я к кому обращаюсь? Куда ты её ведешь? – более громко интересуется Мор.
Опять нет ответа.
Беру рюкзак и вместе с Дюком выхожу из камеры. Что это было? Для какой цели он задает эти вопросы? Мы движемся по тоннелю, и я замечаю за спиной двоих охранников. Как только мы выходим из тюремного отсека, Дюк останавливает меня и разворачивает лицом к себе:
– Малышка, ты что разговаривала с ним?
– Нет, конечно. О чем нам говорить?
Лицо Дюка расслабляется, он удовлетворённо кивает и ведет меня дальше.
Провожает до моей комнаты и удаляется, но я успеваю заметить, что по ту сторону двери остаются двое охранников. Дядя думает, что я могу сбежать? Как глупо. Я, наоборот, хочу остаться в Скале. Ведь только ради жизни здесь я уже шесть дней нахожусь в тюремной камере с Мором. Принимаю душ, переодеваюсь и выхожу из комнаты. Иду в сторону лифта, охрана следует за мной по пятам. Поднимаюсь наверх и стучу в кабинет дяди, искоса поглядывая на мужчин, что приставлены ко мне. Кто они? Мои телохранители или мои надзиратели?
– Входи. – доносится до меня голос дяди, и я открываю дверь.
Охрана остается за порогом, это радует. Не очень люблю посторонних людей, постоянно чувствую себя скованно и неуверенно. Переступаю порог, закрываю дверь и вижу, что дядя стоит возле своего стола и внимательно смотрит на меня.
– Здравствуй. – приветствует он.
– Здравствуйте, дядя. – кивая головой, отвечаю я.
– Идем. – говорит он и шефствует в соседнюю комнату.
Иду вслед за ним и смотрю на него сверху вниз. Да, мой дядя немного нестандартный. У него нанизм, проще говоря, карликовый рост. Из-за этого все смотрят на него "странно". Почему-то люди обращают на это слишком много внимания. Например, Боа, когда он впервые увидел дядю, то перед ним предстал мужчина сорока пяти лет, ростом в сорок семь дюймов, с полностью седой головой и большими зелеными глазами. Его вообще мало кто видел, но я не раз слышала, как люди в городе шептались, что он высокий, статный и очень сильный. Но они описывали моего отца, который правил Скалой до своей смерти, а потом "трон" перешел к дяде, как бы в наследство. Народ не спорил и не возражал, ведь именно наша семья спасла их всех, дала кров, пропитание и в какой-то степени мирную жизнь.
Заходим в столовую, и я замечаю, что стол накрыт только на двоих, значит Бриона не будет. Скорее всего он опять на каком-то задании. Сажусь на своё место, дядя располагается напротив меня. Накладываю себе в тарелку ароматной еды и помимо воли вспоминаю Мора, который ест каждый божий день одно и то же.
– Гипнотизируешь? – спрашивает дядя.
– Что?
Он слегка улыбается и указывает вилкой на мою тарелку:
– Еду долго не гипнотизируй, остынет и будет не так вкусно.
– А да, конечно. – бубню я и начинаю есть.
Спустя пару минут дядя начинает говорить:
– И как тебе новая комната?
– Скудно обставлена, матрас жесткий, а в остальном всё нормально.
– Как сосед? – с нажимом интересуется он.
– Не знаю, мы не разговариваем.
– Он уже пытался напасть на тебя?
У меня уходит примерно тридцать секунд, чтобы понять, дядя знает, что рано или поздно Мор попытается на меня наброситься. А что сокамерник делает сейчас? Усыпляет мою бдительность? Я только стала относится к нему менее боязливо.
– Нет. – в итоге отвечаю я.
– Завтра будет бой, и ты будешь присутствовать. – пережевывает очередную порцию картофеля. – И увидишь, какое он животное, и поймешь…
Дальше я старалась не слушать. Я и так знаю, для чего я там нахожусь, но пока Мор не сделал ничего дурного. Можно сказать, что я веду себя невоспитанно, а не он.
– Амели? – голос дяди снова врывается в мои мысли. – Ты слышишь меня?
– Да, конечно. – вру я.
– Тобиас. – заканчивает дядя и подняв брови смотрит на меня.
– Что Тобиас?
Дядя начинает злиться, не нужно знать его, чтобы понять, он закипает. Внешне ничем не выдает этого, но вот аура вокруг него приобретает темно-коричневые тона. Он не любит повторять дважды. Я это знаю, но… я прослушала.
– Простите, я немного задумалась. – начинаю оправдываться я.
Дядя откладывает вилку и сжимает руку в кулак. Сейчас он смотрит на меня не как дядя на племянницу, а как строгий учитель на нерадивого ученика.
– Мор, что находится через решетку от тебя, прямой потомок Тобиаса, который девяносто девять лет назад загнал людей в рабство и начал весь этот ужас, который происходит по сей день.
О, боже! Мурашки пробегают по рукам. Вот с кем меня поселили. Теперь мне хоть что-то стало известно.
– Но он не кажется мне чудовищем…
– Завтра ты всё увидишь. – уверенно говорит дядя.
– Хорошо, дядя. – соглашаюсь я.
Больше мы не разговариваем, а просто поглощаем вкусную пищу. После того, как трапеза заканчивается, начинаю подниматься со стула, но дядя жестом останавливает меня.
– Ты даже не спросила, как поживает твой жених.
– Неудавшийся жених. – поправляю его я.
– Это пока.
Опускаюсь обратно на стул и искренне говорю:
– Мне это не интересно.
– А должно бы.
Я молчу, и дядя отвечает на вопрос, который, по его мнению, должен меня интересовать:
– Он заботится о твоём душевном состоянии и упросил меня сбавить срок твоего наказания на полтора месяца вместо двух. – делает театральную паузу и продолжает. – И я пошел ему на уступки. Так что у тебя остался только месяц и неделя на осознание важности данного брачного союза.
– А если я не осознаю?
– Прости, Амели, но это не будет иметь никакого значения. Брак состоится.
– Как Вы думаете, мой отец был бы рад выбранному жениху?
– Твоего отца нет с нами, и ответственность за тебя несу я.
Поняла, что на этом разговор окончен. Поблагодарила дядю за ужин и отправилась в свою комнату. Забрала рюкзак и в сопровождении всё тех же охранников вернулась в камеру.
Стоило мне переступить порог, дверь тут же закрылась, а Мор оказался у клетки и спросил:
– Что они тебе сделали?
– Ничего. – ответила я.
И замерла… смотря в голубые глаза.
Я заговорила с Мором спустя шесть дней, хотя Дюк запретил мне это.
После моего ответа губы Мора раздвинулись в улыбке, которая преобразила его лицо. Я не знаю, как он выглядит в нормальных условиях, но сейчас у него длинные белые волосы до плеч и борода.
Но улыбка… она творит чудеса.
Несмотря на то, что у Мора поднялось настроение от нашего максимально короткого диалога, мне стало грустно. Кажется, я только что перешла черту, за которую мне не стоило соваться.
Утро наступило слишком быстро.
А день и вовсе пролетел незаметно.
Я очень нервничаю. До сегодняшнего дня я ни разу в жизни не была на боях. Многое слышала о них, но никогда не видела. Конечно, мне интересно, что именно там происходит, но думаю, мне не понравится то, что я увижу. Мор ведет себя совершенно беззаботно, сейчас он просто сидит и, не моргая, смотрит на дверь. Что происходит у него в голове в этот момент?
Тишина, она начинает давить на меня. После нашего маленького разговора, Мор больше не пытался со мной заговорить, я тем более. Неожиданно резко распахивается дверь, и четыре охранника вваливаются внутрь. У двоих автоматы, у третьего наручники и какие-то цепи, у четвертого тряпка в руках.
– Открывай. – говорит мне тот, что с тряпкой.
Прихожу в себя и быстро встаю с кровати, подхожу к решетке и начинаю открывать замки по очереди. Бросаю взгляд на Мора и наблюдаю, как его глаза прожигают ненавистью тех, кто стоит за моей спиной. Не хотела бы я, чтобы на меня так кто-то смотрел. Это жутко. Одним только взглядом обещать ужасной кары.
На меня же Мор вообще не обращает внимания, это к лучшему, боюсь, что если он глянет на меня так хоть раз, то ключи моментально выпадут из рук. Отпираю последний замок, и чьи-то руки меня просто отставляют в сторону, словно вещь. Четверка врывается в камеру к Мору. И то, что они делают с ним… ужасно. Они очень грубо заковывают его в кандалы, причем, одну затягивают так, что на правой руке у заключенного выступает кровь и стекает тонкой струйкой сквозь пальцы капая на пол. Надевают на него мешок и выталкивают из его камеры в мою. Отступаю на шаг назад. Один из охранников бросает на меня взгляд и приказывает:
– Идем.
И я иду.
Сердце колотится как сумасшедшее. Покидаем камеру, и я натыкаюсь ещё на шестерых вооруженных громил. Они облепляют Мора со всех сторон, я же плетусь следом за ними. Каждый шаг отдается страхом в сердце. Не хочу это видеть. Клетку, бой, смерть. Несмотря на то, что сейчас война, я… не привыкла к такому. И не хочу привыкать.
Проходим по коридорам и оказываемся в большом зале, где стоит огромная клетка. Боже! Люди. Здесь столько людей и все они гомоном кричат уничижительные вещи в сторону Мора. Они свистят. Ругаются матом. В этом зале царит неприкрытая и мерзкая ненависть.
Проходя мимо первого ряда, один из охраны останавливает меня и указывает рукой на единственное свободное место, прямо возле прохода. Так сказать, я буду находиться в первом ряду. Встаю за невысокое ограждение и наблюдаю, как Мора заводят в огромную металлическую клетку. Его там уже ожидают двое парней и одна девушка. Девушка? Я думала, в клетку входят только мужчины, но, оказалось, что нет.
Ладони покрылись липким потом. Вся эта атмосфера давит на меня и заставляет нервничать сильнее обычного. Как только с Мора снимают кандалы и мешок, в эту же секунду звучит гонг. Он разносится так неожиданно, что я вздрагиваю и хватаюсь за поручень, что служит разметкой "за предел не заходить".
Противники начинают кружить по клетке. Но это длится недолго, Мор молниеносно запрыгивает на парня, который наиболее габаритный, и валит его на пол. Тут же несколько раз ударяет по лицу, и первая кровь брызгает на каменистый ринг. Второй нападает на Мора со спины, хватает его за горло и оттаскивает от первого. Тем временем первый приходит в себя и поднимается на ноги, его улыбка – это нечто ужасное и обещающее черную месть. Мор выкручивается из рук второго, и вот они снова кружат. Кружат и кружат. Девушка старается держаться на расстоянии, и мне вообще кажется, что она там оказалась неслучайно. Дядя решил мне показать, насколько Моры ужасные, раз согласны биться с девушкой? Убить девушку?
Руки, ноги – всё идет в ход. Противники наносят друг другу удар за ударом. Мору удается захватить второго, и он придушивает его так, что тот падает на пол без движения. Он что мертв? О, боже! Хочу прикрыть глаза, но не могу. Они живут своей жизнью и смотрят на эту кровавую картину, не отрываясь.
Двое против одного, но девушка… девушку можно не брать в расчет. Так я думала. Но Мор не согласен со мной. Он срывается с места и подлетает к девушке. Сжимает её голову в ладонях, и она замирает на месте. Мурашки пробегают по рукам от холода, которым веет из клетки. Он подпитывается ею! Я не вижу его глаз, он стоит боком, но люди говорят, что их глаза приобретают невообразимый голубой оттенок и даже начинают светиться. Но ему мешает громила, он резко откидывает девушку в сторону и наносит Мору сильный удар по лицу. Пока девушка приходит в себя, я наблюдаю за схваткой Мора и человека один на один. Мне кажется, что их силы равны, но что-то подсказывает, что Мор сдерживается. Зачем? Удар, второй, третий, и человек отлетает к прутьям и медленно осаживается на пол.
О, нет! Девушка бежит на Мора, у неё в руке нож. Я до боли сжимаю перекладину, немного наклоняюсь вперед и непроизвольно кричу:
– Сзади!
Мор услышал мой крик…
Так же, как и все остальные в этом подземном зале.
На трибунах наступает гробовая тишина. Все взгляды теперь устремлены не в клетку, а на меня. Что я наделала?
Мор из клетки тоже смотрит на меня и перехватывает руку девушки налету, выкручивает её, и нож выпадает из её пальцев. Я прикрываю глаза и хочу провалиться сквозь землю. Шепот толпы заставляет меня зажмуриться ещё сильнее. Они называют меня: "Предательница", "Подстилка Мора", "Изменница" и так далее, стараюсь не слушать, но это невозможно, с каждой секундой их голоса становятся громче и громче… и вот, уже зрители вовсю скандируют "Предательница".
Чувствую, как щеки горят, слезы начинают закипать под закрытыми веками. Что я наделала? Пожалела Мора? Боже! Да меня теперь вся Скала будет ненавидеть.
Мужчина, что стоит возле меня, толкает меня в плечо, и я, оступившись, падаю на пол. Охранник начинает меня поднимать, и я вижу, как Мор подходит к краю клетки и зло смотрит на моего обидчика. Он только хуже делает. Не смотри так на людей. Не надо.
Другой охранник перекрывает мне вид на Мора, но буквально через пару мгновений толпа взрывается радостными криками. Что? Что произошло? Выглядываю из-за плеча охранника и вижу, как Мор сидит на коленях, голова склонена вниз. Девушка стоит за его спиной, ликующе улыбается и поднимает руки вверх. Дальше я ничего не вижу, так как меня волоком тащат обратно в камеру. Что они с ним сделали? Он мертв?
Если судить по тому, как ликует толпа, то определенно да. В сопровождении двух охранников, я словно в тумане дошла до своей камеры. После того, как они вполне не нежно втолкнули меня внутрь и заперли дверь, я не находила себе места. Ходила из угла в угол и не понимала, почему дядин эксперимент провалился? Я должна была переживать за людей в клетке, а я опасалась за Мора. За того, кто хочет убить нас и поработить.
Я окончательно сбрендила.
Со мной явно что-то не так.
Дверь снова открылась, и в камеру втащили Мора. Двое охранников держат его под руки, голова бойца по-прежнему свисает вниз, так же, как и руки, а босые ноги тащатся по каменному полу. Охрана внесла Мора в соседнюю камеру и просто бросила его тело на пол.
– Он жив? – тихо спросила я и не дождалась ответа.
Как только охранники удалились, я сделала два шага по направлению к нему. Но остановилась. Из его спины, между лопатками торчит нож. Они воткнули его по самую рукоять и оставили там. И кто здесь зверь?
Вернулась за аптечкой и со страхом зашла за клетку. Он дышит. Жив.
– Вытащи… его. – хрипло с закрытыми глазами просит Мор.
Опускаюсь на пол и трясущимися пальцами открываю чемодан. Зачем он мне вообще? Дезинфекция? Тянусь руками к ножу, но стоит мне его задеть, как Мор вздрагивает. Я тут же убираю руки.
– Вытащи. – снова просит он.
– Хорошо. – зачем-то отвечаю я.
Быстро хватаюсь за рукоять и тяну нож наверх. Как только лезвие покидает тело Мора, из раны начинает бежать кровь.
– Надо… зашить? – шепотом спрашиваю я.
– Нет. – говорит Мор и открывает глаза, сглатывает ком. Медленно и тихо спрашивает. – Мне каждый раз нужно быть при смерти… чтобы ты заговорила со мной?
Раздумываю секунду и произношу более-менее уверенно:
– Нет.
6. Спроси
Тони.
Воскресенье.
На данный момент единственное, что мне известно так это то, что сегодня воскресенье. Но для меня это ровным счетом ничего не значит. Ещё один день взаперти.
Вчера была суббота, очередной бой. И я проиграл. Опять. Думаю, в следующий раз я не буду щадить людей и просто разорву их на части. Мне осточертело, что в меня постоянно летят пули и ножи. Хватит.
Каждый раз, заходя в клетку, я знаю, что никого не убью. Если честно, то мне просто жаль этих людей, они не понимают, насколько жизнь коротка и тратят её на никчёмное существование. Для чего мои противники выходят на бой? Для того, чтобы потом за кружкой горячительного сказать, что они дрались с Мором, вышли и смогли его одолеть? Рассказывать своим детям, как храбро они противостояли чудовищу? Или просто для того, чтобы снять легкодоступную даму на ночь? Я не знаю, но всё это не стоит того, чтобы умереть не в сражении, а в подстроенной кем-то бойне.
Люди вообще странные.
Не все, конечно, но большинство.
Например, моя соседка по камере. Кто она вообще такая? В пятницу её увели, и я подумал, что ей причинят боль, будут пытать или что-то вроде этого, но нет. Она вернулась в чистой одежде, и следов насилия я на ней не заметил. Потом её для чего-то потащили на бой. Зачем? Как мне известно, заключенные в этой части Скалы только Моры, что вообще здесь забыла человеческая девушка?
Вчера, когда я был в клетке, она удивила меня. Её предупреждающий крик эхом разнесся по залу. Я знал, что девушка-боец бежит ко мне со спины, чувствовал её страх и предвкушение победы. С ней я бы справился и сам… но моя сокамерница решила мне помочь. Очередные вопросы. Зачем? Почему? Я нашел её глазами и увидел до боли несчастное лицо. Она буквально в ту же секунду пожалела о том, что сделала, но было уже поздно, люди не забудут ей этого промаха. Никогда.
Я отбил удар девушки-бойца, что хотела напасть на меня со спины, но не мог оторвать взгляд от несчастной блондинки, которую начал толкать мужчина из толпы. Потом охрана набросилась на неё и куда-то потащила. И в этот момент я потерял бдительность.
Как только широкая спина охранника в серой форме преградила мне вид на сокамерницу, я сделал шаг вперед и тут же получил удар ножом в спину. Эта сука повредила мне спинной мозг. Я осел на колени и даже не мог поднять голову, чтобы увидеть, куда именно увели блондинку.
Толпа ликовала. Для них боль Мора слаще Рождества. Под громкие крики людей, призывающие девушку добить меня, я просто сидел на коленях и ничего не мог сделать. Беспомощность – худшее чувство. Я это знаю, испытал его в полной мере.
Чувствовал, как девушка-боец приближается ко мне снова и понимал, что сейчас она меня добьет.
Очередная смерть.
Очередная агония.
Но перед этим я хочу увидеть нечто прекрасное, а не каменный пол, на который я сейчас смотрю. Прикрыл глаза и вновь увидел одну из немногих картин в своей голове. Тех картин, которые принадлежат только мне и ей.
Темноволосая голубоглазая маленькая девочка бежит ко мне. На ней надето светло-голубое платье, волнистые волосы развеваются от скорости её бега. Она улыбается и во всё горло кричит "Папа". Я испытываю счастье, такое, что ни с чем в этой жизни не может сравниться. Но Сара не успевает добежать до меня, мои глаза распахиваются в тот момент, когда девушка-боец вонзает уже торчащий из спины нож до конца. И я падаю на каменный пол, спустя минуту перед моими глазами появляются серые ботинки охранника, несколько пар рук поднимают меня и волоком тащат обратно в камеру. Они не добили меня… почему-то.
Я испытал облегчение, когда увидел, что девушка-соседка тоже в камере, видимых повреждений я на ней не наблюдал. Но её лицо. Мокрые щеки. Почему она плакала? Ей сделали больно? Или ей страшно? В женской голове невозможно разобраться. Никакие намеки не помогут мужчине понять, что в ней творится. А так как девушка со мной не разговаривает, я даже не буду пытаться.
Но она снова удивила меня.
Причем дважды.
Мало того, она вынула нож из моей спины, так она ещё и заговорила со мной. Но после того, как лезвие покинуло моё измотанное тело, блондинка быстро ретировалась и закрыла за собой дверь-решетку. Заперла на все замки и удалилась в туалет. Её долго не было, я уже успел прийти в себя и даже смог подняться на ноги и по максимуму смыть с себя кровь. Меня, в отличие от сокамерницы, не выводят в ванную, и всё, чем я могу довольствоваться – это тонкая струйка ледяной воды, но мне раз в неделю приносят чистую одежду. И на этом спасибо.
Несмотря на то, что вчера девушка заговорила со мной, больше мы это не практиковали. Я всё чаще и чаще просто сидел с закрытыми глазами и виделся со своей дочерью.
Я так скучаю…
Никогда не думал, что по кому-то можно тосковать так сильно, что все внутренности превращаются в требуху, а душа физически начинает кровоточить. Эти моменты… одновременно приносят непомерную радость и доставляют щемящую боль. Но без этих кратких встреч я бы не протянул здесь целый год, а то и больше.
Открываю глаза и ловлю на себе пристальный взгляд блондинки. Но как только она встречается с моими глазами, то тут же отводит глаза в сторону. Она ещё не определилась, как вести себя со мной.
– Спроси. – говорю ей.
Она молчит.
– Если тебя что-то интересует, то просто спроси.
Но она снова молчит.
Я вижу, как она борется с собой, её что-то волнует, и, видимо, ответ на это могу знать именно я. Но она перебарывает себя и, не произнося ни слова, снова берет свой блокнот и что-то там рисует. Ложусь на жесткий матрас и смотрю в потолок. Это одно из немногих занятий, которые доступны мне.
Так мы прожили ещё шесть дней. Молча, изредка бросая друг на друга короткие взгляды.
Пятница.
Снова пришел громила Дюк, тот, что частенько стреляет мне в голову. Он забрал с собой мою сокамерницу, и они удалились. Я остался в камере один и начал обдумывать план побега. Теперь уже настоящего. Выяснить мне о Скале практически ничего не удалось, но торчать здесь столетиями я не собираюсь.
Спустя несколько часов блондинка вернулась. Опять в другой одежде, но не это привлекло моё внимание. Она плакала. Тихо, но очень долго. На её левой щеке виднелся красный след от чьей-то ладони.
– Что случилось? – спросил я.
– Расплата. – ответила она, лежа на кровати спиной ко мне.
