Маркус схватил меня за грудь, и я оттолкнула его.
Изо всех сил.
– Не трогай меня! – заорала я, дрожа от ярости, страха и ужаса при мысли, что он снова меня поцелует.
Он несколько раз удивленно моргнул, а затем сердито посмотрел на меня. Как будто последние несколько недель стерлись из памяти, и снова появился тот Маркус, которого я встретила в первый раз. Он шагнул ко мне и прижал к стене.
– С кем, по-твоему, ты разговариваешь? – прошипел он, почти прижавшись к моим губам. – Ты моя! Моя!
Я невольно вздрогнула, когда он прокричал мне это в самое ухо.
«Черт, черт, черт…» – повторяла я про себя.
– Прости… – произнесла я дрожащим голосом и закрыла глаза. Я не могла смотреть ему в лицо, не могла видеть этот безумный взгляд, не зная, чего от него ждать… Несомненно, он по-прежнему играл со мной, по-прежнему лгал. – Пожалуйста. Прошу тебя, Маркус, мне нужно время…
– Я устал ждать, – непреклонно заявил он.
Я посмотрела на него, а он спокойно ответил на взгляд, стараясь взять себя в руки и сдержать ярость.
– Понимаю. Но нам было так хорошо… Все было так хорошо, Маркус, – сказала я, надевая маску, а потом коснулась правой рукой его щеки. – Не надо все портить, пожалуйста.
Он пару раз глубоко вздохнул.
Затем прижал мою руку к своей щеке. Потом закрыл глаза и поцеловал мою ладонь.
– Ты права, – сказал он, отстраняясь. – Прости… Когда я вижу тебя, то теряю контроль. Я умираю от желания, Марфиль.
Мне удалось сохранить хладнокровие и солгать:
– И ты все получишь… Когда я буду готова.
Маркус кивнул, целомудренно поцеловал меня в губы и вышел.
У меня подкосились ноги, я опустилась на пол и крепко обняла себя за колени.
Я должна выбраться отсюда.
Прошло два дня, и я начала замечать, что у Маркуса стало портиться настроение. Теперь он злился по любому поводу, а по вечерам запирался у себя в кабинете, курил и совещался с какими-то подозрительными типами, судя по виду, только что вышедшими из тюрьмы.
Я воспользовалась его занятостью и держалась от него подальше. Старалась не встречаться ни с кем из его людей и задавать как можно меньше вопросов. Да, я знаю, это многого мне стоило, но для меня было важнее обеспечить свою безопасность, чем удовлетворить любопытство. По вечерам мы, как всегда, ужинали вдвоем, а затем он провожал меня до моей комнаты.
Он целовал меня в дверях, я говорила, что устала, а потом, уже лежа в постели, молилась, чтобы в следующий раз он не вошел в комнату вместе со мной.
Из-за тревоги, вызванной этой ситуацией, я постоянно была в напряжении, и когда однажды утром он заявил, что желает видеть меня в кабинете, я ощутила странную тяжесть в груди, на спине выступил холодный пот, а дыхание участилось. «Нет смысла накручивать себя, – сказала я себе самой. – Он лишь хочет меня видеть». Но все же странно, что он вызвал меня к себе в кабинет, изменив обычную рутину. Мне потребовалось несколько минут, чтобы подготовиться к противостоянию, чего бы он ни потребовал.
Целовать его было настоящей пыткой, а чувствовать его руки на своем теле – просто отвратительно. Я твердила себе, что придется с этим смириться, лишь так я могу остаться в живых, а ведь в конечно счете это самое важное. Каким бы чудовищем ни был Маркус, но я еще жива только благодаря ему. И лишь по этой причине я пока его терпела.
Я постучалась в его кабинет, он пригласил меня войти, и, стоило мне открыть дверь, как сердце учащенно забилось. В кабинете находился человек, которого я меньше всего ожидала здесь увидеть.
Нет, это был не Себастьян. Это был Уилсон, и я была безумно рада его видеть.
При виде меня он тоже радостно улыбнулся.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я.
Мое лицо, должно быть, светилось таким счастьем, что стоявший за его спиной Маркус откровенно нахмурился.
– Он приехал, чтобы охранять тебя, – сказал Маркус, перебив Уилсона, который как раз хотел что-то ответить. – Тристану пришлось нас покинуть.
Я уставилась на него. Слово «покинуть», казалось, имело совершенно иной смысл.
– Ты останешься здесь? – напрямую спросила я Уилсона.
– Пока это требуется мистеру Козелу, мисс Кортес, – ответил он.
Своим тоном он дал понять, что в присутствии Маркуса вынужден соблюдать формальности. Уилсон был моим телохранителем на протяжении нескольких дней, когда я приезжала на весенние каникулы в отцовский дом. Теоретически, он был телохранителем Габриэллы, но Себастьян попросил его присмотреть за мной, чтобы отдохнуть от меня. От воспоминаний о нем, о нас, в те каникулы меня охватила такая тоска, что мне стоило немалых усилий сдержаться и не расплакаться.
«Не думай о нем».
– Уилсон сказал, что раньше был твоим телохранителем, его порекомендовал твой отец, – пояснил Маркус. – Насколько я помню, я видел тебя в доме Алехандро, когда начал встречаться с Марфиль, – обратился он к Уилсону.
«Начал встречаться с Марфиль…»
До чего мерзко это звучит! Как будто мы пара.
Я смотрела на Уилсона, пока они договаривались о расписании дежурств и о том, как урегулировать его с остальными телохранителями, и не могла избежать мысли о том, правда ли его рекомендовал отец, или же это был Себастьян.
Себастьян… У меня защемило сердце и ужасно захотелось расспросить Уилсона обо всем, пока он не скажет, когда уже я смогу вернуть свою жизнь, когда смогу вернуть его… Его?
Но я должна быть осторожной: да, Уилсон подчиняется Себастьяну, но в конечном счете работает на моего отца. Любая моя просьба может вызвать у отца подозрения, а потом и у Маркуса, учитывая отношения между ними.
В таком случае могу ли я расспросить о Себастьяне?
Я совершенно отключилась от разговора.
– Марфиль! – окликнул меня Маркус, вырывая из размышлений.
Я подняла взгляд и посмотрела на них.
– Ты слышала, что я сказал?
Я покачала головой. Маркус фыркнул.
– С этой минуты ты больше не выходишь из дома. Я не хочу, чтобы ты гуляла с псом в парке или в центре. Если захочешь прогуляться по пляжу, кроме Уилсона, тебя будут сопровождать Мани, Горка или Нуньес. Ясно?
Я нахмурилась.
– Короче говоря, мне придется сидеть здесь взаперти?
Маркус встал и налил себе бокал янтарного виски.
– Дела на улицах обстоят паршиво… Банды делят территорию, и я не могу гарантировать твою безопасность за пределами этих четырех стен; по крайней мере, пока не минует опасность.
Уилсон все это время упорно молчал.
– И когда же это закончится?
Маркус повернулся ко мне и отхлебнул из бокала.
– А что? Тебе срочно надо куда-то выйти?
«Осторожнее, Марфиль», – прошептал внутренний голос.
С тех пор как как начались эти наши странные отношения, все стало по-другому. При мысли об этом мне хотелось плакать. Если бы я ответила, что мечтаю отсюда уйти, это означало бы, что до сих пор я лишь играла с ним.
Я тщательно обдумала ответ.
– Хочу снова почувствовать себя в безопасности.
Маркус кивнул, посмотрел на свой виски и снова поднял голову.
– Пока ты делаешь то, что я говорю, с тобой ничего не случится. – С этими словами он снова сел. – А теперь извини, но у меня масса дел.
Я вышла из кабинета Маркуса в сопровождении Уилсона, который молча следовал за мной.
Он проводил меня до заднего двора, где я собиралась поплавать в бассейне.
– Можешь сказать, почему ты здесь? – спросила я.
Прежде чем ответить, Уилсон огляделся по сторонам.
– Я здесь, чтобы защищать тебя, и не более того.
Я посмотрела на него, скрестив руки на груди.
– Кто тебя прислал? – спросила я. – Отец?
Он засомневался, и этого хватило, чтобы я все поняла.
– Почему он сам не приехал? – спросила я.
Я была уверена, что все их рассказы, особенно о работе – ложь столь же огромная, как этот дом. Когда на нас напали на той дискотеке, Себастьян расправился со всеми нападавшими меньше чем за три минуты; он спас мне жизнь, это правда. Никто не приказывал ему бросаться на мою защиту, но ситуация вышла из-под контроля. То, что нас связывало, было чревато огромным риском для нас обоих, и я предпочла отступить, поскольку не намерена была его прощать.
Я вздернула подбородок и яростно посмотрела на Уилсона.
– Увидишь его, передай, что он гребаный трус.
Повернулась к нему спиной, сняла платье, под которым был надет купальник, и бросилась в воду, надеясь успокоиться.
Появление Уилсона произвело странный эффект. Теперь я почти не могла сомкнуть глаз; с тех пор как приехал Уилсон, оживив воспоминания, почти уже похороненные в глубине души и сердца, сны превратились в кошмары, где мы с Себастьяном снова были вместе.
Разум как будто решил надо мной подшутить. Днем у меня не было ни секунды, чтобы вспоминать о нем, но, стоило закрыть глаза… и он тут же являлся, кареглазый и мускулистый, и его руки сжимали меня в объятиях.
Во сне происходило то, чего мы не делали в реальности, хотя никогда не доходило до конца. Это была физическая пытка, добавившаяся ко всем прочим пыткам, которые мне приходилось терпеть в течение дня. Я просыпалась в холодном поту, разочарованная и сгорающая от желания.
Пробуждения были кошмаром. Как ужасно осознавать, что в глубине души я скучаю по нему больше, чем по кому бы то ни было, больше, чем по всем родственникам и друзьям. Я скучала по его взгляду, манере говорить, но больше всего – по его способности довести меня до чудесного бурного оргазма. Во сне он делал со мной все, что хотел, и я страстно отвечала на его ласки. А потом, когда почти доходила до высшей точки, глаза внезапно открывались, и меня охватывали паника и страх разоблачения; мне было жутко от одной мысли, что Маркус может догадаться, что происходит у меня в голове, и это совершенно выбивало из колеи. Наслаждение, ужас, тоска; потом снова наслаждение, ужас, тоска… Эта повторялось и повторялось каждый день и каждую ночь.
Я послушалась Маркуса и не выходила из дома, лишь прогуливалась по пляжу с Рико, чтобы он не скучал. Однажды, когда я возвращалась с пляжа по каменистой тропинке через сад, Маркус вышел навстречу. Он был в шортах, дорогой футболке и босиком. Подошел ко мне, опустился на колени и отстегнул поводок Рико.
Затем погладил пса по голове и потрепал за ушами. Он знал, что Уилсон и остальные телохранители держатся позади, на почтительном расстоянии, но достаточно близко, чтобы видеть нас и слышать.
– Никогда не спрашивал тебя о нем. Какой он породы?
Я выпрямилась, Маркус тоже. Рико унесся вприпрыжку с лаем.
– Не знаю. Я подобрала его на улице, – сказала я.
Когда пальцы Маркуса коснулись моего затылка и принялись медленно перебирать волосы, я напряглась.
– Занимаешься благотворительностью, подбираешь собак на улице. Уж не заставишь ли ты меня усыновить какого-нибудь умирающего от голода ребенка, когда мы поженимся?
Мое сердце замерло; я не смогла скрыть ужаса.
– Маркус…
– Ты не хочешь стать женой Маркуса Козела?
Я нервно сглотнула, обдумывая безобидный ответ, который бы его не рассердил.
– Я еще слишком молода, чтобы думать о замужестве.
Маркус окинул взглядом мои плечи, а затем снова уставился мне в лицо.
– Настанет день, когда ты будешь готова, и станешь моей навсегда, принцесса. Мы родим самых красивых на свете детей, и я дам тебе все, чего ты пожелаешь.
Не дав мне времени что-либо сообразить, он набросился на меня, целуя и тиская ягодицы.
Я почувствовала на спине взгляд Уилсона, взгляды всех телохранителей и подумала, что он… что он может рассказать Себастьяну.
Я отвернулась, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заплакать.
– Мне не нравится, что они смотрят на нас, Маркус, – сказала я.
Он запрокинул голову и улыбнулся потемневшими от желания глазами.
– Однажды настанет день, когда ты перестанешь придумывать все эти отговорки, – сказал он, взяв меня за руку. – Пойдем прогуляемся?
Я не могла ему отказать, и мы гуляли целый час. Но я могла думать лишь об одном – расскажет ли Уилсон Себастьяну о том, что видел.
К счастью, тема брака больше не поднималась, и, не имея возможности удаляться от дома, я сосредоточилась на расследовании прошлого моей матери и причин, по которым она решила уехать в Соединенные Штаты, чтобы работать горничной, хотя у нее была лучшая в мире работа в Москве – по крайней мере, мне так представлялось.
Когда я прокралась на кухню, мать Ники не захотела со мной говорить. Увидев, с каким ужасом она на меня посмотрела, я поняла, что в тот день мне удалось поговорить с ней лишь потому, что Маркуса не было дома. Теперь же, когда он был здесь, Нейти не собиралась откровенничать.
– Хватит задавать вопросы, девочка. Ты добьешься лишь того, что нас всех убьют, – сказала она и захлопнула дверь у меня перед носом.
От Ники мне все же удалось добиться большего. Я атаковала ее вопросами, когда она принесла мне обед. Сначала мне показалось, что она хочет убежать, оставив еду на тумбочке, но я знала, что она мне доверяет и беспокоится за меня. Оглядевшись по сторонам, она понизила голос до шепота, и я поняла, что происходящее в этом доме еще ужаснее, чем я рисовала в воображении.
– Тебе надо бежать, Марфиль, – сказала она, с силой сжимая мои плечи. – Он тебя использует, а когда ты ему надоешь, отправит по такой скользкой дорожке, что лучше умереть.
– Что они сделали с нашими матерями, Ника? – спросила я, чувствуя, как у меня сжимается сердце.
– Они обещали рай, но превратили их жизни в ад.
С этими словами она удалилась, и мне осталось лишь разочарованно глядеть на закрытую дверь спальни.
Страх затуманил мысли, и я вышла из комнаты в поисках Уилсона.
Я нашла его в саду, сидящим за столом вместе с Горкой и Нуньесом. Мани, как я поняла, следил за камерами наблюдения. Я была настолько одержима мыслью о побеге среди ночи, что начала отмечать места, где расположены камеры, и на всякий случай планировать маршрут.
Они играли в покер и курили – теперь, когда я почти не выходила из дома, им нечем было заняться. Но меня все равно охватила ярость, когда я увидела их за столом, как будто ничего не случилось, как будто враг не затаился в проклятых белых стенах.
– Мне нужно поговорить с тобой, – прямо сказала я Уилсону.
Он поднял взгляд от карт и, посмотрев на остальных двоих, поднялся и пошел за мной в дальний конец сада. Оттуда открывался впечатляющий вид на океан. Вдали можно было различить несколько рыбачьих лодок и катамаран. У многих уже начались отпуска, и Майами заполняли богатые туристы, приплывшие на яхтах размером с дом.
– Что-то случилось? – спросил он, и по тону я поняла, что он нервничает. Хотя, возможно, мне показалось.
О боже… Если я попрошу номер телефона, есть два варианта, и при мысли о любом из них сердце начинало учащенно биться от страха, а ладони покрывались потом. Первый: Уилсон расскажет Маркусу, что я просила номер Себастьяна, и это наведет Маркуса на подозрения, что между нами что-то было; и второй: Уилсон даст мне номер, и я вновь услышу этот голос. Через многие километры. Тот самый голос, который говорил, что любит меня, а потом отдал в руки самого гнусного человека, какого только можно представить.
Уилсон помедлил, прежде чем ответить, и по искорке в его глазах я поняла, что он на моей стороне и я могу попросить его о том, в чем так отчаянно нуждаюсь.
– Мне нужно поговорить с ним, – просто сказала я.
Уилсон несколько мгновений пристально смотрел на меня, и я поняла, что он прекрасно знает, кого я имею в виду.
– Не думаю, что это удачная мысль, – серьезно ответил он и обошел меня, чтобы вернуться за стол.
Я схватила его за плечо.
– Я тебя не спрашиваю, удачная это мысль или нет, – произнесла я настолько серьезно, что он снова удивленно уставился на меня, на мои влажные глаза и бледные щеки; мой взгляд умолял его выполнить просьбу.
Он ничего не сказал, лишь сунул руку в карман и извлек мобильный телефон.
– У тебя ровно две минуты, – сказал он, отыскивая в телефоне нужный номер. – Имей в виду, он разозлится.
Я почти не обратила внимания на последнее замечание. Дрожащими руками я взяла телефон, а сердце стучало у самого горла. Мои чувства в эту минуту были началом чего-то более мощного и совершенно необъяснимого.
Каждый гудок разжигал нетерпение.
Каждый гудок все больше отдалял меня от него, вместо того чтобы приблизить, как я ожидала.
Наконец он ответил.
– Я же просил не звонить мне по пустякам…
– Это не Уилсон, это я, – сухо сказала я.
Когда я впервые за месяц услышала этот голос, в горле встал комок. Его низкий голос. Он навеял воспоминания, которые вот уже несколько недель томились в глубинах души.
Но ответ, произнесенный холодным и отстраненным тоном, я меньше всего ожидала услышать.
– Что-то случилось с Уилсоном?
Мы не виделись почти месяц. Целый месяц мы ничего не слышали друг о друге. Целый месяц он знал, что я заточена в доме мерзавца, убийцы и наркоторговца. И ему больше ничего не пришло в голову спросить?
– С Уилсоном все в порядке, – ответила я, стараясь не расплакаться от бессилия. – Он дал мне свой телефон, чтобы я смогла тебе позвонить.
– Марфиль, все, что тебе нужно, ты сможешь попросить у Уилсона. Я уверен, он сможет тебе помочь, – перебил он.
Я посмотрела на экран телефона, раздумывая, тот ли номер телефона набран.
Когда я снова открыла рот, голос звучал как у автомата.
– Это все, что ты можешь мне сказать? – ответила я, не веря своим ушам, изо всех сил стараясь не выдать боли.
– Мне казалось, ты уже поняла, что я больше не работаю твоим телохранителем, – спокойно произнес он. – Если тебе что-то понадобится из твоей квартиры, скажи Уилсону, и он отправит мне сообщение.
– Себастьян, вытащи меня отсюда, – в отчаянии прервала его я. Казалось, что со мной говорит не человек, а какой-то робот, и я не желала знать, по какой причине он держится так отстраненно. Мне нужно было от него лишь одно, и немедленно.
– Послушай… – сказал он, и по тону я поняла, что перед ним стоит еще более трудная задача, чем та, которую на него возложили. – На днях я говорил с твоим отцом, и он сказал, что ты останешься там еще на…
– Ты сказал, что приедешь за мной, ты обещал, что вытащишь меня отсюда, найдешь способ связаться со мной и даже… – затараторила я, испугавшись собственного голоса, утирая слезы, которые уже катились по щекам, но он не дал мне продолжить, резко перебив, и эти слова причинили мне больше боли, чем весь невеселый разговор.
– Я так сказал, потому что это был единственный способ затащить тебя в самолет, – ледяным тоном ответил он. – Ты неадекватно отреагировала, помнишь? – добавил он, и перед глазами у меня встала картина нашей последней встречи: слезы бегут у меня по щекам, я выхватываю пистолет и направляю на него, требуя, чтобы он отвез меня домой. – Этот дом – самое безопасное место для тебя. Я не знал, как еще тебе об этом сказать.
– Хочешь сказать, что ты меня обманул? – повысила голос я.
Уилсон подошел ко мне с явным намерением забрать телефон, и я отошла подальше.
– Я делаю все необходимое для твоей безопасности, – сказал Себастьян. – В этом и заключается моя работа.
Несколько секунд я молчала, и за эти секунды он не добавил больше ни слова. Когда я со всей безнадежностью поняла, что он не только обманывал меня, но и не намерен приходить мне на помощь, меня охватила ярость. Я была совершенно одна. Именно так.
Когда я снова заговорила, голос звучал серьезно, из самой глубины сердца.
– Постарайся больше не попадаться мне на глаза, – сказала я. – Если я тебя увижу – боюсь, просто убью.
Я отключилась, опасаясь, что он услышит, как я падаю.
Посмотрела на телефон, с трудом сдержав желание не разбить его, как свой, запустив в стену.
Уилсон подошел ко мне, и, когда он развернул меня к себе, я поняла, что выгляжу так же ужасно, как и чувствую себя.
Я отдала ему телефон и ушла в дом.
Все уже было сказано.
Бессонные ночи и отсутствие аппетита сказались и на моем внешнем виде. Мне кусок в горло не лез, в желудке словно встал ком, не позволявший съесть ничего, кроме пары кусочков из того, что каждый день приносили мне в комнату; я только ужинала вместе с Маркусом в столовой.
В иные вечера он мог быть самым галантным, любезным и очаровательным мужчиной на свете; в другие же дни обращался со мной, как с тряпичной куклой.
В тот день, например, он держался сухо и холодно. Мы едва перекинулись парой фраз, и в одной из них он сообщил, что я должна сопровождать его на вечеринку в центр города. Я должна была сделать прическу и одеться, как он скажет: в красное облегающее платье, подчеркивающее фигуру, так чтобы не оставалось простора для воображения. Мои черные волосы каскадом спадали на спину, как он пожелал.
Когда я спустилась по лестнице, он уже ждал. Он оглядел меня с ног до головы.
– Ты очень красивая, – сказал он, похотливо оглядывая мое тело.
– Спасибо, – смущенно ответила я.
До главного острова мы добрались на лодке, а там нас уже дожидался роскошный кабриолет, а кроме него еще три машины с охраной.
– Сегодня ты должна делать все, о чем я попрошу, – сказал он, прибавляя скорость и сворачивая на магистраль. Я молча посмотрела на него. – Если я велю тебе сесть, – продолжал он, – ты сядешь, если велю молчать – замолчишь, если я велю…
– Я не собака, чтобы выполнять команды! – невольно вырвалось у меня.
Маркус смерил меня ледяным взглядом.
– Нет, ты не собака. Ты гораздо важнее и ценнее любой собаки, но, если не сделаешь того, что я прошу, все мои усилия по твоей защите окажутся бесполезными.
Тон, которым он это произнес, напомнил мне прежнего Маркуса, способного причинить боль, Маркуса, который обращался со мной, как с вещью, а не как с женщиной. В последние недели он выполнял любой мой каприз, как будто я действительно что-то для него значила, как будто и впрямь испытывал ко мне какие-то чувства. Перемены в его настроении сбивали меня с толку, ведь они могли обернуться для меня самым скверным образом.
Больше я не открывала рта, понимая, что, продолжая спорить, лишь еще больше разозлю его. Я не хотела думать, чего он от меня потребует. Решила, что разберусь с этим, когда настанет время.
Маркус остановил машину перед особняком с кирпичными стенами и большими окнами. Едва мы подъехали, как подошли двое мужчин в костюмах и открыли дверцы. Из дома доносилась музыка, и я поняла, что это частная вечеринка.
– Мы не ждали вас сегодня, сэр, – сказал один из встречающих.
Маркус улыбнулся, и я поежилась от его взгляда.
– Конечно, не ждали, – заявил Маркус. – Именно поэтому я здесь, – добавил он, выбираясь из машины и протягивая мне руку.
Охранники пристально посмотрели на меня, а затем кивнули швейцару, и тот пригласил нас войти. Мани, Нуньес и Уилсон последовали за нами на почтительном расстоянии, но ни на минуту не выпуская из виду.
Едва мы вошли, в нос ударил густой запах марихуаны. Запах был столь силен, что у меня закружилась голова. Маркус схватил меня за локоть и втащил в гостиную, полную народа.
Там было много мужчин в костюмах, которые танцевали с красивыми женщинами в элегантных и сексуальных нарядах. В их одежде преобладал красный цвет, и я поняла, почему для меня было выбрано именно это платье.
Маркус провел меня через зал; мы поднялись по лестнице и оказались перед двойными дверями, по обе стороны которых стояли охранники.
Нас пропустили без разговоров, и, когда двери за нами закрылись, шум музыки смолк. Помещение, где мы оказались, было звуконепроницаемое. За круглым столом сидели четверо мужчин и играли в покер.
– Добрый вечер, господа, – сказал Маркус, подходя к столу. Все четверо удивленно подняли головы.
Маркус обхватил меня за талию и потащил за собой.
Все присутствующие напряженно вздрогнули.
– Найдется еще местечко за вашим столом? – спросил он.
Один из них, с кудрявыми седеющими волосами, откинулся назад, сжимая в пальцах сигару. Взмахом руки он дал знак другому игроку, тот тут же поднялся из-за стола, освободив стул. Затем взгляд кудрявого остановился на мне, ощупав с ног до головы, и задержался на груди.
– Кого это ты привел, Козел? – спросил он, и все присутствующие уставились на меня.
Маркус искоса ухмыльнулся.
– Разрешите представить вам Марфиль Кортес, – сказал он, усаживаясь на стул и вынуждая меня сесть к нему на колени.
– Дочка Алехандро?
Он кивнул. Подошла официантка и принесла бокал виски.
– Она самая, – подтвердил он, поднося бокал к губам.
– Ну ты и скотина! – расхохотался один из присутствующих. – Полгорода ее ищет, а ты привозишь ее сюда, ко мне домой, – добавил он еще серьезнее. – Что за игру ты ведешь?
Я вся напряглась, чувствуя, как Маркус тоже напрягся.
– Спокойно, принцесса, – прошептал он мне на ухо, чтобы никто, кроме меня, не услышал. – Ты боишься, Дима? – добавил он, обращаясь к этому типу.
Дима склонился над столом.
– Полагаю, это шутка? – очень серьезно ответил он.
Маркус улыбнулся.
– Знаешь что, приятель? – сказал он. – Я тебя не нанимал задавать мне вопросы.
Маркус запустил руку в карман пиджака, выхватил пистолет и крепко прижал ствол ко лбу игрока.
Я отпрянула, собираясь выбежать из комнаты, но Маркус схватил меня за плечо, вынуждая оставаться. Он сжал плечо с такой силой, что мне стало больно.
Дима напрягся.
– А я и не задаю никаких вопросов, Козел. Я лишь говорю, что ты играешь с огнем…
– Да? Но у меня нет никаких проблем с огнем, – перебил его Маркус, направляя пистолет в сторону стола из темного дерева. – Так что давайте проясним кое-что. Если что-то случится с этой красавицей, вы все умрете. Я лично выпущу пулю в голову каждому из вас.
Все четверо переглянулись с серьезным видом, в глазах у них мелькнул страх.
– Ты прекрасно знаешь, что мы верны тебе, Козел, – сказал Дима. – Все мы здесь готовы встать за тебя хоть завтра…
– Закрой пасть! – приказал Маркус и крепче обхватил меня за талию. – Если вы готовитесь к завтрашнему делу, тогда какого хрена устроили эту гребаную вечеринку, на которую меня никто не пригласил?
Дима даже глазом не моргнул.
– Ты же знаешь, что тебе здесь всегда рады…
Маркус кивнул и указал мне на стену справа.
– Постой там, принцесса, чтобы мы тебя видели.
Пистолет в его руках заставил меня подчиниться.
– Ты хоть представляешь, сколько стоит такая женщина, как она? – спросил Маркус.
Меня удивили эти слова. Как бы он ни пытался проявлять галантность, я всегда знала, что для него я не более чем вещь, но…
– Я знаю человека, который заплатит не меньше ста штук, – сказал Дима, окидывая меня взглядом. – Если тебя интересует…
Маркус, прежде не сводивший с меня глаз, теперь отвернулся и посмотрел на Диму.
Я думала, он набьет ему морду, услышав подобные оскорбления в мой адрес, как будто я кусок мяса, но от его слов я окаменела.
– Сто штук? – расхохотался, он. – За женщину двадцати лет, с таким лицом, с такой фигурой… И притом девственницу?
С этими словами он покосился на меня, а я посмотрела на него с удивлением, а затем с недоверием. Услышав эти слова, все присутствующие посмотрели на меня совершенно другими глазами.
– Миллион – и то мало! Почему, по-твоему, я так рискую ради нее?
Я повернулась к нему, не веря своим ушам.
– Что за бред ты несешь?
– Я лишь защищаюсь, принцесса, – только и ответил он.
Дима расхохотался, и я в испуге уставилась на него.
– Я уже начал подозревать, что ты влюбился, Козел, – признался он.
– Я и влюбился, – ответил Маркус, вставая, и направился ко мне.
Его взгляд… Даже не знаю, как объяснить, что выражал этот взгляд. Могу лишь сказать, что я напряглась, как олень, знающий, что поблизости бродит лев.
– Я счастлив осознавать, что она принадлежит мне во всех смыслах этого слова, но я человек дела.
Он положил руки мне на плечи, и я оттолкнула его изо всех сил. Я отшатнулась, и он набросился на меня, как дикий зверь, придавив всей тяжестью.
– Скажи мне кое-что, Марфиль, – прошептал он, схватив меня за шею и прижав к стене.
Он с силой сдавил мне горло, и я начала задыхаться. Я попыталась оттолкнуть его, но он по-прежнему говорил отчужденно, сжимая шею все туже.
– Давно ты считаешь, что можешь скрыть свои отношения с этим сукиным сыном Себастьяном?
Видимо, удивление, равно как и страх, слишком явно читалось в моих глазах, потому что он стиснул меня еще крепче, желая подтвердить свои подозрения.
Я в ужасе посмотрела в сторону двери, где стояли Уилсон и остальные телохранители, глядя в никуда, словно происходящее у них на глазах никоим образом их не касалось.
А ведь предполагалось, что они здесь, чтобы защищать меня!
– Ты думала, я ничего не узнаю? – спросил он, сжимая челюсти.
– П-по… жалуйста… – вырвалось у меня нечто совершенно беспомощное.
– Ты думала, что сможешь ему звонить, а я ничего не узнаю? «Ты сказал, что вытащишь меня отсюда, Себастьян, – пропищал он, копируя мой голос. – Ты сказал, что найдешь способ связаться со мной…»
Уилсон пристально посмотрел на меня, и я поняла, что все играли со мной, и он не исключение.
– Мистер Козел! – произнес вдруг Уилсон.
Перед глазами у меня уже мелькали черные пятна, и я почти не слышала, что мне говорят. Я задыхалась, впиваясь ногтями в его руки, чтобы он меня отпустил. Маркусу это, похоже, доставляло удовольствие.
– Отпустите ее, или вы ее просто задушите! – снова подал голос Уилсон.
Он произнес это таким тоном, будто советовал взять с собой зонтик, потому что может пойти дождь.
Точно таким же тоном.
Маркус пристально посмотрел мне в глаза и отпустил.
Я упала на пол, пытаясь отдышаться.
– Как видите, друзья мои, у нас возникла маленькая проблема.
Я доползла до угла, полумертвая от страха, дрожа от мысли о том, что может сделать со мной этот человек.
– На самом деле, даже не одна, – сказал он, забирая со стола оружие. – К сожалению, не один я знаю, что женщина, к которой я питаю некие чувства, якшалась со своим охранником, и теперь приходится признать, что вдобавок ко всему она резко упала в цене, поскольку уже не девственница, как клялся ее отец, прежде чем продать.
Он приставил пистолет к моей шее и зажал меня в углу. Я закричала.
– Я признаю, что трюк с лошадьми – отличный выход, если кто-то успел тебя трахнуть, прежде чем твой отец заключил сделку, но меня еще никому не удавалось обмануть, принцесса. Если я плачу за роскошный товар, то хочу получить именно его.
– Я не понимаю, о чем ты! – выкрикнула я, поднимаясь и заставляя себя встать перед ним.
Шея дико болела, воздух застревал в горле, не добираясь до легких, но я не собиралась валяться на полу, как тряпка. Слишком много гадостей вылетело из его рта, чтобы я терпела еще и это унижение.
– Ты трахалась с этим гребаным охранником? – спросил он.
Меня так и подмывало ответить, что да, он трахал меня всякий раз, когда вздумается, что я взрослая, свободная женщина и могу делать что захочу, но я понимала, что сейчас не должна лгать. Ни гордость, ни желание противостоять ему не помогут выбраться отсюда живой, а потому я должна продолжать игру.