Мерседес Рон
Слоновая кость
8
Себастьян
Ублюдки!
Почувствовал неладное, как только увидел пакет от «Федерал Экспресс». Даже не знаю, что насторожило, возможно, время доставки… Когда услышал крик Марфиль, приготовился к худшему. Едва распахнул дверь спальни, единственной комнаты, где не было камер, чтобы защитить Марфиль, и увидел, что она дрожит, закрыв лицо окровавленными руками, а в изумрудных глазах плещется страх, понял, что подвел ее.
Эти подонки смешали кровь птицы, в коробке был гребаный мертвый кондор, с красной краской, чтобы было сложнее удалить пятна. Что-то зловещее было в том, как кроваво-красные следы отпечатались на фарфорово-белом, будто и вправду из слоновой кости, лице.
Бедняжка была в ужасе. Ее так трясло, что я испугался, как бы она не потеряла сознание. Кровь, мертвая птица и угрожающее послание было, наверное, самым страшным, что она когда-либо испытывала.
На самом деле нет, если верить ее прошлому.
Принялся за уборку, чтобы к тому моменту, как Марфиль выйдет из ванной, от сцены из фильма ужасов в комнате не осталось и следа. Положил птицу в пакет, намереваясь отправить ее вместе с коробкой в лабораторию для исследования на предмет улик.
Снял пододеяльник и увидел, что одеяло было пропитано насквозь. Положил их в другой пакет, для мусора, и пошел за своими.
Когда все было в порядке, услышал, как открылась дверь ванной, и Марфиль вышла испуганная, закутанная в белый халат. Блестящие от влаги черные волосы струились по спине, с них капала вода. Покрасневшие уголки невероятно-зеленых глаз выдавали, что она снова плакала, а щеки, хоть наверняка и согретые, все еще были бледны под ускользающим теплом.
– Я принес тебе свое одеяло. Твое пришлось выбросить.
Она рассеянно кивнула, будто против воли переводя взгляд на кровать.
– Ты говорил с отцом?
– Звонил ему, но он не ответил. Зато поговорил с Логаном. Завтра отправлю все в лабораторию, чтобы найти улики, которые приведут к тем, кто пытается напугать.
Марфиль села за туалетный столик. Наблюдал за ее отражением в зеркале, когда она вновь заговорила.
– Ты видел, что было написано на коробке?
Сжал губы, чтобы не выдать ярости.
– Они мстят отцу через меня, а мы даже не знаем, за что.
Понятия не имел, что Марфиль знает о делах отца. Кортес дал четкие указания ограждать ее от любой информации, которая могла бы напугать.
Внезапно почувствовал резкую боль в боку, одна из причин, по которой держался за эту работу. Одна из причин, чтобы продолжать.
– Не волнуйся об этом. Хочешь чаю или чего-нибудь горячего?
Она покачала головой, все еще разглядывая отражение.
– Ты не мог бы включить отопление?
Сделал то, о чем она попросила, и, бросив последний взгляд на спальню, убедившись, что все в порядке, вышел.
Сварил кофе, потому что нужно было сохранять бдительность. Как раз когда допивал его, открылась дверь в комнату Марфиль, она вышла босиком и в розовой пижаме.
Она выглядела лучше. На коже больше не осталось следов краски, она высушила и расчесала волосы, оставив распущенными.
– Как ты?
Она, казалось, на мгновение замешкалась, прежде чем открыть рот, чтобы попросить о чем-то.
– Наверное, будешь смеяться, но…
Поставил чашку на стол и внимательно посмотрел на Марфиль, готовый выслушать.
– Можешь побыть со мной, пока не засну? Если закрываю глаза, вижу…
– Хорошо.
Последовал за ней в спальню и сел на диван в углу.
После того, что произошло, между нами что-то изменилось. Она не сводила с меня глаз, когда положила голову на подушку и до шеи укрылась одеялом.
Она будто вдыхала аромат моего парфюма на расстоянии. Мы так и смотрели друг на друга, пока сон не одолел ее и она не закрыла глаза.
А я еще долго наблюдал за ней.
9
Марфиль
Этой ночью снова увидела кошмар, который мучил с детства. Пол был липким от крови. Мама неподвижно лежала на уступе. Голова пробита так, что мозги были размазаны по бетону.
Но страшней всего было то, что именно такой ее запомнила, ведь мне было всего четыре, когда маму убили у меня на глазах. Помню звук выстрела и то, как сильно она сжала мою ладонь, прежде чем пошатнуться и упасть.
Простояла перед ней несколько часов, не понимая, что произошло, пока отец не нашел меня. Мы так и не узнали, кто убил ее и почему. Неужели и мне была уготована такая судьба? Полиция выдвинула версию, что это было ограбление. Не такой уж и редкий случай на самом деле. Колумбия, увы, не та страна, где можно спокойно выйти на улицу без должных мер предосторожности, особенно если ты из семьи с деньгами. Маму убили, чтобы украсть обручальное кольцо с бриллиантом стоимостью полмиллиона долларов, которое было у нее на безымянном пальце левой руки. Мою жизнь могли тоже отнять из-за этого?
Посмотрела на свои пальцы. Никогда не носила колец, равно как и украшений дороже ста долларов. Отец сердился на меня за то, что никогда не надевала ничего из его подарков на день рождения или Рождество. Лишь спустя долгие годы смирился и перестал дарить украшения.
С тех пор дарил денежные чеки, которые убирала в ящик стола.
Что, если для убийства мамы были совсем иные мотивы? Что, если тогда хотели расквитаться с отцом и сейчас пытаются сделать это снова? Мстят за рухнувший бизнес или просто из зависти? На какие только безумства и жестокости не пойдут отчаявшиеся люди ради пары банкнот… а у отца денег было достаточно, чтобы управлять микрогосударством.
Взглянула на диван, где Себастьян провел большую часть ночи.
До сих пор не верилось, что Себастьян согласился охранять мой сон, но он оставался рядом до тех пор, пока мои глаза не закрылись. А я так старалась не сомкнуть век: не только потому, что знала – жуткое зрелище вернется, но и потому, что не хотела упустить случай любоваться Себастьяном в полутьме. Его глаза не отрывались от моих ни на мгновение, и в течение тех нескольких минут умиротворенной тишины представляла, каково это – быть возлюбленной такого парня, как Себастьян.
Всегда мечтала о большой любви, но не физической, а скорее о духовной связи родственных душ, о том, что вроде как принято называть настоящей любовью. Себастьян привлекал, даже очень, и все же не могла не спросить себя: а способно ли недоверчивое сердце на настоящие чувства?
–
Себастьяна не было на кухне, когда я, уже одетая, зашла в столовую, чтобы позавтракать перед университетом. В тот день после занятий я вела частные уроки балета. Учила десяти-двенадцатилетних девочек, чьи семьи не могли записать их в настоящую танцевальную школу. Уже два года с огромным удовольствием помогала им. Обучала всему, что знала, и готовила к тому, чтобы в будущем они смогли претендовать на стипендию в Королевской балетной школе в Нью-Йорке.
Себастьян появился в гостиной.
– Готова? – спросил он, беря ключи с тумбочки.
Молча кивнула, взяв сумочку и набросив на плечо спортивную сумку с одеждой для танцев.
Он не обмолвился о том, что произошло ночью, да и я не хотела об этом говорить. Отец со всем разберется, в этом была уверена. Лишь молила, чтобы больше не присылали мертвых животных. От вида еще одной мертвой птицы у меня бы случилась истерика.
Снова уселась на переднее сиденье. Себастьян и глазом не моргнул. По крайней мере, в этом отношении мы уже не спорили. Поездка занимала около двадцати минут на машине. Час, если ехать на общественном транспорте, так я добиралась с тех пор, как переехала в Нью-Йорк.
Понятия не имела, как сказать Себастьяну, что собираюсь добираться на метро от Колумбийского университета до Браунсвилла, довольно неблагополучного района, как убедить, что, если буду осторожна, со мной ничего не случится. Надеялась, что Себастьян не знает этот район; понятия не имела, откуда он родом. Точно не из Нью-Йорка, потому что пользовался навигатором всякий раз, когда нужно было куда-нибудь отправиться.
Как я и просила, он припарковал машину на самой дальней стоянке от факультета. Когда вышли из машины, вновь возненавидела, что он идет позади; нравилось идти рядом с ним, так могла ненароком коснуться его или представлять, что наши отношения – нечто большее, чем его работа.
На занятиях никак не могла сосредоточиться, все время думала о другом, так что сразу после лекции отправилась на поиски Тами. Пришлось пересечь половину факультета, потому что она изучала изящные искусства, но было необходимо поговорить с ней и убедиться, что все в порядке.
Когда заглянула в аудиторию, обнаружила Тами: в джинсах и белом фартуке с разноцветными пятнами краски. Студенты рисовали маслом, в центре комнаты стояли три полуобнаженные статуи в разных позах, чтобы ученики могли их отобразить. Подождала, пока все выйдут, и зашла внутрь, чтобы полюбоваться картиной подруги. Довольно впечатляюще.
Не говоря ни слова, обняла ее сзади, наверняка напугав до смерти, но прижала к себе так крепко, как могла только.
– Все еще злишься на меня?
Уткнулась носом ей в макушку.
Она была ниже меня ростом, и ее волосы пахли лавандой.
– Я занята, Мар.
Она взяла кисть и отстранилась от меня.
По крайней мере, она назвала меня «Мар», это уже неплохо.
Посмотрела в сторону двери, Себастьян наблюдал за входом.
– Мне нужно с тобой поговорить. Кое-что произошло вчера ночью, и это беспокоит, – осторожно начала я, желая привлечь ее внимание.
Тами посмотрела на меня через плечо. Растрепанный пучок едва не расплелся из-за движения.
– Что случилось? – подруга была слишком хорошей; беспокоилась за меня, даже когда злилась, особенно после похищения.
Рассказала ей о птице и угрозах, и она испуганно прижала руку к губам.
– Кто бы это ни был… зачем им это?
– Понятия не имею, – ответила я, пожимая плечами. – Чувствую, что это еще не конец. Отец даже не позвонил, и я не знаю, хороший это знак или нет.
– Будто ты не знаешь отца, Мар. Он спокойно продолжит жить своей жизнью, если только ты не умираешь где-то…
Жестокие слова, но Тами не питала приязни к Алехандро Кортесу. Не потому, что не знала, что такое отдаленный, временами безучастный отец – ее собственный отец был выточен из такого же холодного мрамора, а потому, что это рушило ее иллюзию о том, что другие семьи счастливы, а отцы бывают любящими и заботливыми.
Тами выросла в богатой лондонской семье, которая, как только появилась возможность запереть дочь в школе-пансионе, не раздумывала об этом ни секунды.
– Себастьян говорил с ним… Он делает все, что в его силах, чтобы выяснить, что происходит…
Подруга ничего не ответила. Извинившись еще раз, попрощалась, потому что пора было ехать в Браунсвилл.
– Себастьян, – остановила его у поворота к метро. Если повернем налево, то попадем прямо на парковку, а мне нужно было не это. – По четвергам я даю частные уроки балета девочкам в Бруклине, нам лучше поехать на метро, это займет меньше времени.
Себастьян на мгновение нахмурился и подошел, чтобы поговорить лицом к лицу:
– В метро опасно. Поедем в Бруклин на машине.
Он попытался идти, но удержала его за руку.
– Добираться туда на машине неудобно. Послушай, нам и правда лучше ехать на метро. Хочешь – верь, хочешь – нет, так куда безопаснее.
– Нет.
Сердито цокнула.
Это он должен был следовать за мной, а не я за ним. Повернулась к нему спиной, намереваясь идти в сторону метро. Не успела дойти до перекрестка, как он схватил меня за руку.
– Господи, Марфиль, сделай мою работу хоть немного легче.
Взглянула на него без страха.
– Я уже говорила: не собираюсь менять жизнь из-за того, что произошло. Чудесные девочки, которые очень хотят учиться, ждут меня. Они нуждаются в моей помощи. Делаю их жизни лучше, чем если бы они шатались по улицам и создавали себе трудности не по возрасту. Так что либо идешь со мной, либо пойду одна.
Себастьян поморщился, посмотрел через мое плечо, а затем отпустил.
– Где именно проходят занятия?
Старалась сохранить невозмутимость.
– В Браунсвилле.
По тому, как он изменился в лице, поняла: он прекрасно осведомлен о репутации района.
– Совсем голову потеряла?! – к такой внезапной ярости с его стороны была не готова. – Самый опасный район города? Мечтаешь облегчить задачу тем, кто хочет причинить тебе вред?
– Никто там еще не причинил мне вреда. А если бы хотели, давно бы уже прострелили голову. Возможностей у них было достаточно, но они играют через дикие угрозы, чтобы заставить отца лечь на дно, а меня – запереться в четырех стенах, чего делать не собираюсь.
Я отделилась от него и пересекла улицу, пока не дошла до входа в метро. Знала, во что ввязываюсь. Первое правило осторожности – не позволять людям думать, что у тебя есть деньги. Потому одевалась по четвергам просто: черные легинсы, кроссовки и серая толстовка. Даже спортивная сумка была из секонд-хенда, а точнее, с блошиного рынка, куда ходила специально для таких покупок. Чего жители этого района не знали, так это того, что внутри сумки лежали десять пар новехоньких балетных пуант по пятьдесят долларов каждая. Надеялась, девочки обрадуются подаркам.
Как и предполагала, Себастьян зашел за мной в вагон, когда садилась на Брайтонской линии. Сначала предстояло проехать четырнадцать станций, до Барклайс-центр, оттуда сделать пересадку на другую линию и по локальному маршруту проехать еще три остановки, а от выхода из метро до школы, где преподавала, было пятнадцать минут ходьбы. В общей сложности час пути, в течение которого исходящее от Себастьяна напряжение сказалось и на мне. Никогда не боялась туда ездить, но проверяющие взгляды Себастьяна на любого, кто входил в вагон, и постоянные попытки потянуться к поясу за пистолетом в конечном итоге начали вызывать тревогу.
Когда вышли из метро, сердце колотилось как сумасшедшее.
– Я даю уроки в этом районе уже полтора года, и со мной никогда ничего не случалось. Ты можешь расслабиться?
Он не ответил, блуждая взглядом в поисках любой мало-мальской опасности. Что ж, пусть выполняет работу. Когда добрались до школы – полуразрушенного здания с зеркалом, полностью занимавшим одну из стен, и балетным станком, который установили мы с Лиамом, – девочки уже ждали меня. Кто-то разминался, кто-то занимался растяжкой. Тами тоже танцевала – мы обе занимались балетом с самого детства, – и хотя и не отдавалась этому с такой страстью, как я, всегда была готова подменить на занятиях, если я болела или был важный экзамен.
Почти все девочки приходили на занятия одни. Ученицы были из очень бедных семей, многим приходилось днем работать наравне с родителями, и я знала, что эти занятия – единственное, что дарило им покой и надежду на светлое будущее.
Едва девочки заметили Себастьяна, тут же начали шушукаться и хихикать. Лили, десятилетняя девочка с невероятными способностями не только к классическому балету, но и к современному танцу, подбежала, чтобы обнять меня. Розовое трико с длинными рукавами было ей великовато, но именно такое купила ей мама – на вырост, чтобы можно было носить его еще несколько лет.
– Здравствуйте, девочки! – сказала я с улыбкой, входя в класс и оставляя сумку на столе с магнитофоном.
Они хором поздоровались со мной, хотя по-прежнему не сводили глаз с Себастьяна, который внезапно, с его высоким ростом и телосложением, казался совершенно неуместным в маленькой комнате, полной девчушек в белых колготках и розовых трико.
Начала снимать одежду, так как под легинсами и толстовкой был костюм для занятий. Черное трико и белые колготки сильно контрастировали с теми, что были на девочках, так что надевала еще и полупрозрачную юбку. Повернулась к зеркалу, чтобы собрать волосы в пучок, и почувствовала, что Себастьян прожигает мне взглядом спину.
Хотела попросить его подождать снаружи, но решила не нагнетать и без того застывшее напряжение.
– Девочки, это мистер Мур, он позаботится о том, чтобы ни одна из нас не пострадала, пока мы занимаемся. Верно, мистер Мур?
Себастьян сверкнул карими глазами, прислонился к двери, оставшись «нести вахту» у входа.
– А у меня для вас сюрприз, который обязательно понравится, – сказала я, как только надела пуанты и потянулась к сумке.
Как только девочки увидели, что я принесла, захлопали в ладоши от восторга. Пакеты с пуантами от бренда «Capezio» разошлись по рукам, и я подождала, пока девочки не снимут старые и не наденут новые.
– Большое спасибо, мисс Марфиль! – воодушевленно ответили они нестройным хором.
– Не за что, дорогие, а теперь давайте посмотрим, как хорошо вы попрактиковали дома то, чему научились, – сказала я, встав к станку и призывая их сделать то же самое позади меня.
Под музыку «Щелкунчика», звучащую в зале, полтора часа учила их ставить руки и ноги во все пять позиций классического танца, исправляя позы и помогая совершенствовать пируэты…
Несмотря на юный возраст, они очень хотели учиться, и мне нравилось обучать всему, что знала, чему сама, преисполненная надежд, училась с усердием и любовью.
В конце урока, когда собирала вещи, а девочки прощались со мной с улыбками, которые наполняли сердце теплотой, ко мне робким шагом подошла Лили.
– Что случилось, солнышко? – спросила я, натягивая легинсы и распуская волосы.
– Мама не сможет забрать меня сегодня… Она велела остаться дома, но я не хотела пропустить урок, мисс…
Мама Лили зашивалась на трех работах и в одиночку растила четырех детей. Насколько помню, Лили была самой младшей и единственной девочкой. У ее старшего брата, Калева, были проблемы с законом. Перед глазами этой девочки разворачивалось столько всего, чего не должны были видеть даже взрослые, и я всегда боялась за нее. Она была симпатичной темнокожей девочкой с черными волосами и огромными глазами, которая с ее талантом могла получить от жизни все, если бы не родилась в опасном районе и неблагополучной семье.
– Никто не сможет забрать тебя? – спросила я, обеспокоенно взглянув на часы, примерно через сорок минут стемнеет, и отправляться в глубь района было идеей совсем не здравой.
Лили покачала головой.
Посмотрела на Себастьяна, который нетерпеливо ждал у двери класса. Если бы не он, я бы не осмелилась проводить Лили до ее дома, особенно зная, где она живет. Но Себастьян был прекрасным спутником, наверняка он не откажется помочь девочке.
С чувством некоторого стеснения подошла к нему.
– Мы должны проводить Лили до ее дома, она живет всего в нескольких кварталах отсюда…
Себастьян взглянул на девочку, которая была от горшка два вершка, и едва слышно выругался.
– Ты играешь с огнем, Марфиль.
Восприняла это как «да», и мы зашагали в закатном отблеске осеннего солнца. Лили уверенно взяла Себастьяна за руку, видимо, почувствовала, что ему можно доверять, и начала засыпать вопросами.
– Почему ты такой высокий?
– По кочану.
– Покатаешь меня на плечах?
– Нет.
– Тебе нравится балет? А шоколад любишь? Почему у тебя сережка? А это что, татушки? Почему так много? Больно было? Почему ты пришел с мисс Марфиль? Ты ее жених?
Мне было весело наблюдать, как он сдерживает недовольство при общении с малышкой, но от последнего вопроса его словно током шибануло.
Ах, Себастьян… Ну и кто кого теперь должен защищать?
Мы без происшествий довели Лили до дома; мать открыла нам дверь и несколько неохотно поблагодарила за то, что проводила Лили.
Когда вышли на улицу, Себастьян достал мобильный телефон и быстро набрал номер.
– Да… Бруклин, Саттер-авеню, через десять минут… спасибо.
– Куда ты звонил?
– В таксопарк.
– Заказал такси, чтобы добраться отсюда до Манхэттена? Совсем сбрендил?
Себастьян повернулся ко мне и гневно сверкнул глазами.
– С этого момента будешь делать то, что я скажу.
Мне не понравился тон, которым он обращался ко мне.
– Я сама принимаю решения, Себастьян. Я – совершеннолетняя.
– Больше ты не вернешься в этот район.
– Тебя забыла спросить. Занятия здесь – единственное, что придает жизни хоть какой-то смысл.
– Не вернешься, – отрезал он, даже не взглянув на меня. Пока ругались, подъехало такси, и Себастьян открыл передо мной дверцу.
– Перестань уже указывать, что мне можно, а что – нет. Ты мне не отец.
Как раз в это мгновение зазвонил телефон. Все еще стоя снаружи, у открытой двери, взглянула на экран мобильника и похолодела – звонил отец. Это не предвещало ничего хорошего. Посмотрела на Себастьяна: он не изменился в лице, все равно что на мраморную статую смотреть.
Забралась в машину и решилась ответить.
– Привет, папа, как дела?
Себастьян закрыл за мной дверь и занял место спереди.
– Для тебя это все игрушки?!
Внутренне сжалась, услышав, как отец кричит в трубку.
– Слушай внимательно, девочка. Ты будешь делать в точности то, что тебе скажет Себастьян, или, клянусь богом, завтра же запру тебя в доме, солнца больше не увидишь. У меня двадцать человек работают над твоим похищением, а ты гуляешь по трущобам! Что с тобой, черт возьми, происходит?!
– Но, папа…
– Никаких «но» и слышать не хочу! – закричал он так громко, что вздрогнула.
Взгляд схлестнулся с отражением Себастьяна в зеркале заднего вида, будто увидела его «двойника» – иную, темную сторону, – пока отец в трубке продолжал:
– У меня сейчас тысяча проблем, не хватало еще из-за тебя волноваться. Чтобы больше не звонил тебе по этому поводу!
Он отключился, прежде чем я успела хоть что-то ответить.
Опустила дрожащую руку с телефоном и посмотрела на погасший экран.
–
Дорогу провели в молчании. Когда такси подъезжало к дому, я даже не потянулась к сумке, чтобы оплатить поездку. Пускай он платит!
Выпрыгнула из машины, едва она остановилась, но мне было все равно, в тот момент единственное, чего хотела – оказаться подальше от Себастьяна. Насколько в проклятых обстоятельствах было возможно.
Поприветствовала Нормана легким кивком головы без улыбки и зашла в лифт, не дожидаясь Себастьяна. Когда двери открылись, пересекла коридор и зашла в квартиру.
Как же я на него злилась… Не часто испытывала ярость, верила, что любые проблемы можно решить спокойным диалогом, но сейчас чувствовала, что меня предали, причем предал тот, кто нравился больше, чем могла себе признаться. Не создаст ли это еще большую пропасть между нами?
Сначала хотела запереться в комнате, но решила остаться в гостиной. Стояла и ждала его со скрещенными на груди руками. Он зашел, такой высокий, красивый, совершенно невозможный, что кровь в венах будто вскипела, так хотелось ударить Себастьяна, оттолкнуть за то, что сделал.
– Знаю, ты злишься, но это было необходимо.
– Не было никакой необходимости звонить отцу!
Его слова распалили мою ярость.
– Была, потому что ты меня не слушала и поступала так, как заблагорассудится. – Он снял куртку и повесил ее на вешалку у двери.
– Эти занятия – все для меня и этих девочек!
– Вернешься к ним, как только все уляжется. Я не могу гарантировать безопасность в том районе.
– Тогда мне нужен другой телохранитель. Кто-нибудь получше тебя!
Себастьян стиснул зубы. Я задела его гордость и не могла не почувствовать удовлетворения.
– Ты ведешь себя как избалованный ребенок.
После этого я еще больше разозлилась. Стало жарко и душно, щеки горели от гнева. Сняла толстовку, бросив ее на диван, и подошла к Себастьяну, тыча в него пальцем.
– Я не собираюсь бросать этих девочек из-за тебя или… – начала серьезным тоном, выделяя каждое слово.
Внезапно, он схватил меня за указательный палец и резко развернул: моя спина врезалась в его грудь, одна рука обхватила меня за талию, а другая за шею.
– Две секунды, и, если бы захотел, ты была бы уже мертва, – прошептал он на ухо.
Дыхание участилось, и не только из-за испуга. Я оказалась в его руках и почти всем телом прижималась к нему.
Его рука была чуть ниже моей груди, прикрытой лишь эластичной тканью черного трико. Не нужно было опускать взгляд, чтобы понять: соски затвердели, выдавая желание.
Попыталась вырваться, но он сжал меня сильнее.
– Ты должна благодарить небеса за то, что именно я тебя защищаю. – Его голос, более глубокий, чем обычно, нашептывал слова так близко к уху, что все волоски на теле встали дыбом. Его рука еще плотнее прижалась к моей шее, почти перекрыв дыхание. – В следующий раз подождешь, прежде чем подняться в квартиру…
Его губы коснулись чувствительной кожи уха, и все чувства, казалось, соединились в этом моменте. От неожиданности я не знала, что делать. Прижатая к Себастьяну, чувствовала себя уязвимой, была зла на него, но в то же время не хотела, чтобы он отпускал меня.
В памяти всплыло личико Лили и других девочек. Не могла продолжать заниматься с ними… и все из-за него.
– Пусти, – прошипела, несмотря на его пальцы, все еще сжимавшие мою шею.
И он отпустил, а так как я не хотела, чтобы он видел, что́ вызвали во мне насильственные объятия и вкрадчивый шепот, почти бегом бросилась в комнату. Не отказала себе в удовольствии громко хлопнуть дверью. Лишь оказавшись внутри, прижалась спиной к двери и медленно сползла по ней, пока не оказалась на ковре.
Соприкоснулась с тем, что могло стать самой опасной зависимостью…
