Михаил Елисеев
Войны и битвы домонгольской Руси
* * *
За ночь погода испортилась, прошел проливной дождь, утихший к утру. Олег вышел из шатра, сел на коня и направился в половецкий стан. Половцы седлали коней и готовились к сражению, ханы поджидали русских союзников. Когда приехал Борис, начался военный совет. Было решено, что половцы атакуют правый фланг противника, в центре ударит Олег, Борис нападет на левое крыло. Внушала опасения погода, раскисшая земля и вновь начавшийся дождь могли помешать использовать в полную силу мощь конных половецких лучников.
Готовилась к битве и великокняжеская рать. Изяслав передал свою дружину под командование сына Ярополка, сам же в окружении телохранителей расположился в центре киевских полков. Ветер гнал по небу свинцовые тучи, шел мелкий дождь, иногда переходящий в сильный ливень. Погода испортилась окончательно, поле предстоящего сражения развезло, под копытами коней хлюпала грязь, пешие ратники вязли в жидком месиве из земли и воды. Громко хлопали намокшие стяги. Левое крыло великокняжеской рати возглавил Всеволод, на правом фланге встали дружины Ярополка.
Князь Борис взял копье наперевес, пришпорил коня и во главе дружины устремился на врага. Увидев, что противник перешел в наступление, Всеволод Ярославич поднял над головой меч и повел гридней навстречу воинам племянника. Две конные лавины сошлись на середине поля, грохот от столкновения был слышен далеко от места битвы. Десятки всадников с той и другой стороны были выбиты из седел, остальные схватились в рукопашной схватке. Дружинники яростно обменивались ударами, крушили палицами щиты, разрубали шлемы боевыми топорами, пронзали мечами кольчуги и панцири.
Борису не повезло. Он выбрал себе противника и погнал на него коня, но вражеский дружинник оказался опытным воином, ловко отбил щитом княжеское копье и сам нанес удар. Железный наконечник пробил пластины панциря и пронзил грудь Борису. Князь вылетел из седла и упал в грязь, где был затоптан копытами коней. Внезапная гибель предводителя удручающе подействовала на дружинников, их боевой порыв угас, они растерялись и стали осаживать коней. Всеволод воспользовался заминкой, приказал трубить в рог и повел гридней в новую атаку.
В бой вступила половецкая конница. Непрекращающийся дождь мешал степнякам в полной мере использовать луки, поэтому ханы приказали своим воинам сплотиться и взять противника в сабли. С гиканьем и свистом половецкая орда ринулась на правое крыло великокняжеской рати. Навстречу степнякам – конь к коню, щит к щиту – выдвинулись дружины Ярополка. Прямые обоюдоострые мечи скрестились с кривыми саблями, сотни коней закружились в смертельном круговороте.
В центре боевых порядков стали сходиться пешие полки. Сжимая в руках палицы, топоры, кистени и рогатины, ратники месили ногами осеннюю грязь, выкрикивали оскорбления в адрес противника. Северяне и киевляне сошлись в ближнем бою, теперь битва бушевала по всему фронту. Киевских ратников было больше, и вскоре они стали теснить противника. Олег видел, как дрогнула дружина Бориса, как захлебнулась атака северян в центре, что в целом сражение складывается неудачно. Князь решил переломить ход битвы. Осадив коня перед строем гридней, Олег скинул с плеч тяжелый промокший плащ и вытащил из ножен меч. Дружинная конница медленно пошла вперед, конские копыта вязли в раскисшей земле, но постепенно лошади набрали ход, и железный клин стрелой полетел через поле.
Битва на Нежатиной Ниве. Смерть Бориса Вячеславовича. Миниатюра Радзивилловской летописи.
Олег ударил в стык между пешей ратью киевлян и дружинами Ярополка. Княжеские гридни сбивали пеших воинов натиском коней, рубили мечами, били кистенями и шестоперами. Олег увидел Изяслава – великий князь в окружении воевод и телохранителей стоял под стягом и наблюдал за сражением. Одну руку Изяслав Ярославич положил на рукоять меча, другой крепко держал древко стяга. Вокруг бушевало сражение, лилась кровь и гибли люди, но князь не отступил ни на шаг, всем своим видом внушая киевлянам уверенность в грядущей победе. Телохранители рубили мечами всех, кто прорывался к стягу, прикрывали Изяслава щитами от летевших в князя стрел и копий. Олег привстал на стременах, указал мечом на дядю и погнал коня в сторону вражеского стяга. Следом устремились дружинники, битва достигла наивысшей точки.
На пути Олега встали телохранители Изяслава. Прикрывшись большими, в рост человека, червлеными щитами, эти отборные бойцы преградили путь вражеской коннице. Гридни Олега сражались на пределе сил, пытаясь прорубиться к великокняжескому стягу, но каждый раз на их пути вставала стена щитов. Множество воинов погибло с той и с другой стороны, телохранители были вынуждены отступить на несколько шагов, однако Изяслав даже не пошевелился и продолжал оставаться под стягом. Воеводы уговаривали князя покинуть опасное место, но Изяслав Ярославич пропустил их слова мимо ушей – киевляне должны видеть своего князя.
Битва на Нежатиной Ниве. Смерть Изяслава. Миниатюра Радзивилловской летописи.
Всё закончилось быстро. Никто не понял, как дружинник Олега прорвался сквозь ряды телохранителей и оказался рядом с Изяславом. Точным и сильным ударом копья всадник поразил киевского князя в плечо. Изяслав Ярославич рухнул на землю, княжеские телохранители быстро стащили вражеского дружинника с коня и изрубили мечами на куски. Олег решил, что победа близка, но всё пошло не так, как он надеялся. Гибель Изяслава сплотила киевлян, разъяренные ратники пошли вперед, Олег и опомниться не успел, как большая часть его гридней полегла под ударами топоров и рогатин. Вал рукопашной схватки накрыл князя, Олег с большим трудом выбрался из кровавой мясорубки.
Князь отъехал в сторону и окинул взглядом поле боя. Дружина Бориса была разгромлена Всеволодом, уцелевшие гридни разбегались, преследуемые противником. Половцы ещё держались, но уже поддавались под натиском дружинников Ярополка. В центре северяне не устояли под натиском киевлян, побросали щиты и побежали. Олег понял, что всё кончено, что пришло время спасть свою жизнь и жизни уцелевших в битве дружинников. Князь развернул коня и покинул место сражения, следом за ним потянулись уцелевшие гридни. Чем дальше беглецы отъезжали от Нежатиной Нивы, тем тише становился гул сражения, вскоре все звуки заглушил шум проливного дождя.
Войско Олега и Бориса было разбито наголову, узнав о поражении, жители Чернигова открыли ворота победителям. Смерть великого князя явилась серьезным ударом для коалиции, но не привела к тем последствиям, к каким могла привести. Тело Изяслава доставили в Чернигов, положили в ладью и по Десне везли до Городца-Остерского. В Киеве печальную процессию встретила огромная толпа народа. Погибшего великого князя в сопровождении духовенства провезли по улицам столицы и со всеми почестями погребли в каменной гробнице Десятинной церкви.
Олег Святославич бежал в Тмутаракань.
* * *
Битва на Нежатиной Ниве закончилась сокрушительным поражением князей-изгоев. В выигрыше оказался Всеволод, сумевший одновременно избавиться от мятежных племянников и старшего брата. По итогам битвы Всеволод получил златой киевский стол, Владимир Мономах переместился из Смоленска в Чернигов, Ярополку дали Владимир-Волынский и Туров (201). Шансы Олега вернуть родовой удел развеялись, как дым.
Главной причиной поражения князей-изгоев на Нежатиной Ниве была самоуверенность Бориса, переоценившего свои силы и настоявшего на сражении. Как нравоучительно заметил летописец, «похвалился он, не зная, что Бог гордым противится, а смиренным помогает, чтобы не хвастался сильный силою своею» (4, 200). Олег мог только сожалеть, что не проявил должной твердости и не переубедил родственника.
Битва на Нежатиной Ниве нашла отражение в «Слове о полку Игореве». Как и летописец, автор «Слова» напоминает читателям о хвастовстве Бориса:
…были походы Олеговы,
Олега Святославича.
Тот ведь Олег мечом крамолу ковал
и стрелы по земле сеял.
Вступал в злотое стремя в граде Тмуторокани,
а звон тот уже слышал давний великий Ярослав,
а сын Всеволода Владимир каждое утро
уши закладывал в Чернигове.
А Бориса же Вячеславича похвальба на суд привела,
и на Канине зелёный саван постлала
за обиду Олега, храброго и молодого князя (26, 63–65).
Автор «Слова» слишком пристрастен, не один Олег «крамолу ковал и стрелы по земле сеял», без него на Руси хватало деятелей. Другое дело, что князь с мечом в руке выступил против творившейся несправедливости, недаром в «Слове» упомянута «обида» Олега. И хотя правда была на стороне изгоя и его двоюродного брата, в битве на Нежатиной Ниве победили те, на чьей стороне была сила.
Олег вновь оказался в Тмутаракани. Его единственной надеждой был брат Роман, отказавшийся принимать участие в походе родственников на Чернигов. Поэтому было неизвестно, как тмутараканский князь поведет себя в сложившейся ситуации. Роман Святославич поступил вопреки здравому смыслу и начал войну с великим князем Всеволодом. Что привело к самым трагическим последствиям не только для него самого, но и для Олега: «В лето 6587 (1079). Пришел Роман с половцами к Воиню. Всеволод же стал у Переяславля и заключил мир с половцами. И возвратился Роман с половцами назад, и убили его половцы 2 августа. И доселе лежат там кости его, сына Святослава, внука Ярославова. А Олега Святославовича хазары схватили и отправили за море в Царьград. Всеволод же посадил в Тмуторокани посадником Ратибора» (4, 202). Существенное добавление делает В.Н. Татищев: «Роман, сын Святослава Ярославича, желая у Всеволода Переяславль отнять, пришел со множеством половцев к Переяславлю. Всеволод же пришел с войском к Переяславлю и учинил с половцами мир. Роман, видя то, озлобился на князей половецких, что его обманули, из чего учинилась между ними вражда, и половцы убили Романа августа 20-го дня, кости же его лежат и до сих пор там» (82, 177). Свою трактовку событий предлагает Ян Длугош: «Князь Руси Роман, наняв в помощь себе половцев, идёт врагом на киевского князя Всеволода, намереваясь захватить Киевское княжение. И хотя киевский князь Всеволод со своим войском выступил против него к Переяславлю, но при посредничестве всех баронов князья примиряются 2 августа. Недовольные этим половцы во время вспыхнувшего в лагере мятежа убивают Романа за то, что тот заключил мир, не посоветовавшись с ними» (28, 274).
Картина получается следующая. Роман Святославич решил воспользоваться новым переделом уделов на Руси и предъявить права на Переяславль. Олег в этой авантюре участия не принимал, наученный горьким опытом, он не верил в победу брата. Роман нанял половцев и пошел на Русь. Путь ему преградила великокняжеская рать, превосходство оказалось на стороне Всеволода. Но великий князь не желал лить кровь своих воинов, поэтому решил действовать хитростью и подкупом. Всеволод богато одарил степняков и убедил половецких ханов заключить мир, тем самым оставив Романа без войск. Гнев тмутараканского князя понятен, он оказался в безвыходной ситуации. Мы не знаем, договаривался Всеволод с половцами об убийстве Романа, или же князь сам спровоцировал степняков на конфликт. В любом случае для киевского князя всё закончилось наилучшим образом.
Согласно Лаврентьевской летописи, к убийству Романа Святославича были причастны хазары, однако подробности дела неизвестны (202), хазарский след в этой истории так и остался загадкой. Свою версию гибели Романа выдвинул С.М. Соловьев: «Из последующих известий летописи видно, что виновниками убийства Романова были собственно не половцы, а козары, знак, что Романове ополчение было сбродное из разных народов и что козары после разрушения своего царства существовали еще как особый народ и играли некоторую роль на степных берегах Черного и Азовского морей» (80, 363). Могло быть и так.
После смерти Романа пришла очередь Олега. Практически вся его дружина полегла на Нежатиной Ниве, князь оказался без защиты перед лицом опасности: «Олега Святославовича хазары схватили и отправили за море в Царьград» (4, 202). Хазары явно действовали по указке из Киева, на это указывает прибытие в Тмутаракань посадника Ратибора, доверенного человека Всеволода. Как и место, куда отправили Олега, – Константинополь. У Всеволода, женатого первым браком на византийской принцессе, были хорошие связи при императорском дворе, чем он в данном случае и воспользовался. Византийские чиновники отправили Олега в ссылку на остров Родос.
Князь-изгой не собирался мириться со своей участью и женится на знатной гречанке Феофано Музалон. Косвенно на это указывает найденная в XIX в. печать, где по-гречески было написано: «Господи, помоги своей рабе Феофано, архонтиссе Росии Музалониссе». По мнению С.Э. Цветкова, версия о женитьбе Олега на представительнице рода Музалон «основана на сопоставлении легенды этой печати с данными Любецкого синодика, упоминающего «князя Михаила [церковное имя Олега] Черниговского и княгиню его Феофану». Предполагается, что обе Феофаны – это одно и то же лицо». (89, 477). Действительно, в Любецком синодике есть раздел, посвященный черниговским князьям, где упоминается князь Михаил и его жена Феофано (47, 24). Благодаря помощи влиятельных родственников жены Олег сумел в 1083 г. возвратиться в Тмутаракань. Причем вернулся как ставленник византийского императора: «Олег Святославич был поставлен на тмутараканский престол греками, видевшими в нём собственного вассала, а в Тмутараканской земле – своё окраинное владение. Княжество к тому времени де-факто не относилось к сфере влияния Киевской Руси: император Алексей I Комнин, правивший в 1081–1118 гг., фигурирует в византийских документах как «присоединивший к империи Боспор Киммерийский». Печати Олега Святославича хранят надписи с греческими титулами «севаста Михаила самодержца» и «архонта Михаила, Зихии и всей Хазарии», а его жены – с надписью «Господи, помоги рабе своей Феофано Музалон, архонтиссе России». Греческие титулы Михаила архонт и севаст предполагают его прямую вовлеченность в должностную иерархию Византийской империи в качестве наместника одной из областей. Разумеется, при таком вассальном положении Тмутараканского княжества не только печати, но и монеты князя должны были соответствовать имперскому стандарту» (31, 27–28). Любая попытка Всеволода выбить племянника из Тмутаракани неминуемо вела к конфликту с Византийской империей.
К моменту появления Олега в Тмутаракани ситуация в регионе изменилась. 18 мая 1081 г. город был захвачен родственниками византийского изгоя – Давыдом Игоревичем, сыном Игоря Ярославича Волынского, и Володарем Ростиславичем, сыном князя Ростислава Владимировича Тмутараканского, отравленного византийцами. Один приходился Олегу двоюродным братом, другой двоюродным племянником. Посадник Ратибор по приказу князя был схвачен и брошен в темницу. С родственниками Олег так же не стал церемониться, поскольку Тмутаракань была наследственным уделом Святославичей. Князь выгнал из города непрошеных гостей и занялся наведением порядка в уделе. Хазар, некогда выдавших его византийцам, Олег приказал всех перебить. Князь понимал, что сил для борьбы за Чернигов у него нет, поэтому задержался в Тмутаракани надолго, вплоть до 1094 г., выжидая удобного момента, чтобы предъявить права на наследство отца.
В силу особенностей характера Олег не мог долго признавать себя чьим-либо вассалом, пусть даже и Византийской империи. Его стремление подчеркнуть свою независимость от имперских властей нашло отражение в чеканке монеты: «Византия вряд ли была инициатором создания эмиссионного центра в Тмутаракани. Напротив, этот шаг был предпринят князем Олегом для того, чтобы подчеркнуть свою автономию от империи: монетная чеканка всегда считалась одним из атрибутов самодержавной власти. Характерен и демонстративно кириллический текст легенды, в отличие от греческих надписях на печатях. Зная честолюбивый характер Олега, можно предположить именно этот, политический мотив для выпуска собственной монеты. А раз так, то серебряники его могли и не иметь сколько-нибудь серьезного экономического значения, а выпуск их оставался чисто символическим жестом политического значения» (31, 28). Олег правил в Тмутаракани 11 лет, за это время не было ни одной попытки изгнать князя из города. Как со стороны византийцев, так и со стороны русских родичей.
В 1093 г. умер Всеволод Ярославич и у Олега появляется пусть небольшая, но надежда на лучшее. Тмутараканский князь был уверен, что когда на Руси начнется новый передел уделов, то он закончится кровавой междоусобицей между Святополком Изяславичем и Владимиром Мономахом. За Святополком было право, за Мономахом сила. Исходя из личного опыта, Олег знал, что теперь на Руси всё решает право сильного. Но Владимир Всеволодович, как когда-то его отец, проявил политическую мудрость и уступил Киев двоюродному брату: «Если сяду на столе отца своего, то придется мне воевать со Святополком, так как стол этот прежде принадлежал его отцу» (210). Кроме этих похвальных рассуждений был ещё один принципиальный момент, оказавший решающее влияние на ход событий. Правящей элите Киева было гораздо удобнее иметь князем недалекого и легко поддающегося чужому влиянию Святополка, чем умного и решительного Мономаха. Но и Владимир Всеволодович был непрост. Признав старшинство двоюродного брата, он удержал Чернигов, второй по значимости город на юге Руси, а для младшего брата Ростислава выторговал Переяславль. И пусть Святополк сел на златой киевский стол, Мономах остался сильнейшим князем на Руси.
Надежды Олега на восстановление справедливости рухнули окончательно и бесповоротно. Но колесо истории внезапно повернулось в другую сторону. Случилось то, чего не мог предвидеть ни потерявший надежду Олег, ни его предусмотрительный двоюродный брат Владимир Мономах: на Русскую землю вторглась половецкая орда. Это нашествие полностью изменило расстановку сил на Руси.
3. Битва на реке Стугне (26 мая 1093 г.)
Летописцы единодушно свидетельствуют, что половецкое вторжение было спровоцировано смертью Всеволода Ярославича. Не исключено, что ханы мыслили в том же направлении, что и Олег Святославич: между Святополком и Мономахом начнется война, русским будет не до степняков. В предвкушении богатой добычи половцы выступили в поход, степные кони уже топтали вражескую землю, когда до ханов дошли недобрые вести: Мономах без боя уступил Киев Святополку. Ситуация изменилась коренным образом, расчеты половцев не оправдались. Чтобы хоть как-то сохранить лицо, степняки отправили в Киев посольство с предложением заключить мир. Если бы Святополк согласился с мирными инициативами половцев, это было бы наилучшим выходом из кризиса. Даже несмотря на то, что ханам полагались богатые дары, под которыми подразумевался откуп. Урегулировав взаимоотношения со степью, Святополк получал время, необходимое для укрепления свой власти в Киеве. Владимир Мономах и Ростислав избавлялись от необходимости вести дружины на помощь двоюродному брату, которого недолюбливали. Русские люди обретали мирную передышку от половецких набегов. Однако этим надеждам не суждено было сбыться…
Святополк был в Киеве человеком новым, до этого сын Изяслава княжил в Турове: «Сей князь великий был ростом высок, сух, волосы красноваты и прямы, борода долгая, зрение острое. Читал много книг и весьма хорошую память имел, ибо за многие годы бывшее мог сказать, словно читал написанное. Из-за болезней же мало ел и весьма редко и то по нужде для других упивался. К войне не был охотник, и хотя легко сердился, но быстро и забывал про то. При том был весьма сребролюбив и скуп, из-за чего жидам многие пред христианами вольности дал, через что многие христиане торга и ремесел лишились. Наложницу свою взял в жены и так ее любил, что без слез на малое время разлучаться не мог, и, много ее слушая, от князей терпел поношение, а часто и вред с сожалением. И ежели бы Владимир его не охранял, то б давно Киева Святославичами лишен был» (82, 231). Новый киевский князь был кем угодно, но только не воином…. Вместе со Святополком в столицу пришло множество людей из Турова. Приближенные князя мыслили масштабами небольшого удела, а не Киева, их помыслы были о славе, богатстве и новых землях, но не о благе Руси. Именно они убедили Святополка совершить чудовищную ошибку, платой за которую будут тысячи русских жизней, десятки сожжённых городов и деревень.
Вместо того чтобы заключить мир, Святополк взял половецких послов под стражу. Тем самым вынудив степняков вступить в войну, которую те не хотели начинать. Потому что такие вещи, как оскорбление послов, безнаказанными не остаются. Ситуация сложилась парадоксальная: половцы войны не хотели, Мономах и его брат тоже не стремились воевать, киевское боярство было категорически против войны. Только Святополк и его туровское окружение жаждали скрестить мечи с половецкими саблями. Именно безответственность и легкомыслие киевского князя привели к трагедии: «Святополк же, не посоветовавшись со старшею дружиною отцовскою и дяди своего, по совету пришедших с ним схватил послов и запер их в избе. Узнав об этом, половцы начали воевать» (4, 211). У Святополка явно не хватило ума правильно оценить ситуацию, советоваться же с киевскими боярами князь посчитал ниже своего достоинства.
Как обычно бывает, за глупость правителя расплачиваются простые люди. Половцы открыли военные действия и осадили город-крепость Торческ. Когда до киевского князя дошло, какую ошибку он совершил, послов быстро выпустили из заключения и отправили к ханам с предложением заключить мир. Но было уже поздно, половецкая орда огнем и мечом прошлась по правому берегу Днепра. У Святополка не осталось выбора, киевский князь стал собирать войска: «И сказали ему мужи разумные: «Не покушайся на них, так как мало имеешь воинов». Он же сказал: «Я имею 700 своих отроков, которые могут им противостоять». Другие же, неразумные, стали говорить: «Иди, князь». Разумные же говорили: «Если бы ты выставил их и 8 тысяч, и то не много: наша земля оскудела от войн и от продаж. Но обратись к брату своему Владимиру, дабы он тебе помог» (4, 211). Как это ни парадоксально, но война с половцами Владимира Мономаха в данный момент не интересовала. Степняки свирепствовали на правобережье Днепра, черниговские и переяславские земли под их удар не попали. Самым разумным решением в этой ситуации было отказать Святополку, человеку, которого Мономах искренне презирал. Черниговским и переяславским дружинникам не было нужды своей кровью расплачиваться за ошибки киевского князя. Святополк должен был сам разбираться со своими боярами, киевлянами, а заодно и с половцами. Потому что только он был виноват в случившемся. Но Мономах поступил вопреки логике и решил помочь своему недругу. Почему? Ответ мы никогда не узнаем. Легче всего объяснить действия князя его патриотизмом и стремлением спасти землю Русскую от поганых половцев. Но это будет слишком упрощённый подход, потому что не так прост был Владимир Всеволодович, как это пытаются представить.
Мономах призвал на помощь брата Ростислава из Переяславля. Вскоре князья прибыли в Киев, где в Михайловском монастыре встретились со Святополком. По свидетельству летописца, родственники «затеяли между собой распри и ссоры». Получается, что Мономах не просто так пришел в Киев, а с конкретной целью – склонить Святополка к заключению мира с половцами. Святополк упирался, настаивая на походе против степняков. О причинах этого упрямства поведал В.Н. Татищев: «Святополк, жалея дары по обычаю им давать, стоял на том, что прежде войском надо постараться их отогнать, а потом о мире говорить» (82, 189). Действительно, киевский князь был необычайно скуп, поэтому нет ничего удивительного, что он не хотел покупать мир у половцев. В конце концов, боярам надоела эта свара и они обратились к князьям с призывом: «Зачем вы ссоритесь между собой? А поганые губят землю Русскую. После договоритесь, а ныне идите против поганых – либо мириться, либо воевать» (4, 211). Как следует из текста летописи, в данный момент решение о войне принято не было.
Не было оно принято и тогда, когда дружины Святополка, Мономаха и Ростислава выступили в поход на половцев: «Володимер же миру хотяше, а Святополк хотяше ити ратию» (10, 6). Складывается впечатление, что Владимир Всеволодович хотел избежать полномасштабной войны и надеялся ограничиться демонстрацией силы. Можно предположить, что князь хотел показать противнику мощь объединенной русской рати, после чего планировал возобновить переговоры с ханами. Эти намерения Мономаха четко проявились, когда киевские, черниговские и переяславские полки вышли на берег реки Стугны. Здесь произошел военный совет, определивший дальнейшую судьбу средневековой Руси.
Владимир вновь четко озвучил своё мнение относительно войны с половцами: «Пока стоим здесь под защитой реки, заключим мир с ними» (4, 211–212). Князь предлагал встретить противника на Стугнинской линии обороны, поскольку через Поросскую половцы уже прорвались. На этот раз князь свою политическую позицию подкрепил соображениями тактическими. Мономаха поддержали все – за исключением киевлян. Момент воистину был судьбоносный. Святополк и его окружение настаивали: «Хотим биться, перейдем на ту сторону реки» (4, 212). Летописец не сообщает, почему восторжествовало мнение киевского князя и как ему удалось убедить двоюродных братьев в своей правоте. Можно предположить, что Святополк поставил родственникам ультиматум – либо они вместе переходят Стугну, либо он это делает один. Мономах оказался в ловушке, поскольку в этом случае разгром русской рати по частям становился реальностью. У Владимира Всеволодовича не было другого выбора, кроме как поддержать безумное решение Святополка. Мало того что форсирование реки в непосредственной близости от противника представляло опасность, поскольку в настоящий момент Стугна была полноводной, что создавало дополнительные трудности.
* * *
Владимир Мономах резко осадил коня на берегу Стугны. Ветер трепал за спиной князя алый плащ, пластины панциря ярко сияли на весеннем солнце. Владимир снял шлем, поставил его на луку седла и стал пристально вглядываться в противоположный берег. Половцев видно не было, местность была пуста, лишь вдалеке высились рукотворные горы Змиевых валов. Вскоре князь разглядел двух всадников, мчавшихся по направлению к реке, это были разведчики, отправленные на поиски степняков. Переправившись через Стугну, воины доложили Владимиру Всеволодовичу, что половецкий стан расположен далеко от вала, степняки ведут себя беспечно и не ожидают нападения. Когда подъехали Святополк и Ростислав, Мономах вкратце обрисовал родственникам сложившуюся ситуацию. Киевский князь ещё больше уверился в своей правоте и стал настаивать на немедленной переправе. Владимир понимал, что возражать бессмысленно, и согласился со Святополком. Вода в Стугне закипела, когда конные дружины вошли в реку, многие гридни переправлялись на ладьях, лодках и челнах, держа за повод плывущих рядом коней. Достигнув противоположного берега, ладьи быстро возвращались обратно, чтобы забрать новую партию толпившихся на прибрежном песке пеших ратников. Всё больше и больше русских воинов переправлялось через Стугну, великокняжеская рать собиралась в полки на правом берегу. Когда переправились князья, войска начали выстраиваться в боевой порядок. На левом крыле встал Владимир с черниговцами, в центре расположился Ростислав с переяславцами, Святополк с киевлянами занял позиции на правом фланге. Мономах приказал поднять стяг и стал объезжать строй ратников и дружинников. Князь был уверен в своих людях, позиция у черниговцев была крепкая. При необходимости Владимир Всеволодович мог растянуть фланг до Днепра и совершенно исключить возможность его охвата противником. Князь был спокоен и за брата Ростислава: с одной стороны переяславцев прикрывали черниговцы, с другой киевляне. Владимира тревожил Святополк, именно на его участке фронта половцы могли обойти русскую рать. Но как исправить ситуацию, Мономах не знал.
Закончив построение, полки и дружины пошли вперед. На гребне валов маячили конные разведчики, в случае наступления половцев они должны были предупредить князей и воевод об опасности. Русская рать продолжала движение на юг, слева осталась крепость Треполь, возвышающаяся над крутым берегом Днепра. Столпившиеся на стенах воины гарнизона приветствовали русское войско радостными криками, трубили в трубы и били в бубны. Они были уверены, что половцев отбросят обратно в степь и непосредственная угроза Треполю будет ликвидирована. Примчался ещё один конный разведчик. Дружинник поведал князьям, что половецкий стан пришел в движение, степняки седлают коней и готовятся к бою. Мономах приказал ускорить движение, он хотел достичь Змиевых валов раньше половцев. Русские воины сумели опередить противника и стали медленно подниматься по склонам гигантской насыпи. Когда запыхавшиеся ратники взобрались на гребень валов, то увидели вдали половецкую конницу. Степняки наползали словно туча, готовая в любой момент разразиться страшной грозой. Полки стали спускаться с насыпей и располагаться у их подножия, конные дружины заняли проходы между валами.
Бой начали половецкие конные лучники. Смертоносный дождь пролился на русское воинство, степняки атаковали несколькими волнами. Опустошив колчаны, передовые отряды половцев уходили в тыл, освобождая место новым сотням. Степняки быстро меняли друг друга, стрелы непрерывно падали на плотные ряды ратников. Княжеские лучники поднялись на валы и сверху били вражеских конных стрелков, нанося противнику ощутимый урон. Катались по земле подстреленные кони, корчились в траве раненые наездники, повсюду лежали утыканные стрелами мертвые тела. Постепенно половецкие конные лучники стали смещаться к Днепру, направив острие атаки на черниговские и переяславские полки. Под непрекращающимся ливнем стрел русские ратники опускались на колени и поднимали над головами большие миндалевидные щиты.
Пока центр и левое крыло русской рати подвергалось непрерывным атакам лучников, против киевских полков сосредоточилась тяжеловооруженная половецкая конница. Степные батыры ждали команды ханов, чтобы пойти вперед и изрубить вражеское воинство. Загрохотали барабаны кочевников, высоко в небо взвились мохнатые бунчуки, лавина всадников устремилась на киевлян. Навстречу половцам на рысях пошла дружинная конница, впереди строя гридней размахивая мечом, мчался Святополк. Началась ожесточенная рубка, где перевес клонился то на одну, то на другую сторону. Пользуясь численным превосходством, половцы усилили натиск, но в это время в бой вступила пешая киевская рать и потеснила конницу противника. Степняки пятились, русские их преследовали, вскоре между киевлянами и переяславцами образовался разрыв, увеличивающийся с каждой минутой. В эту брешь ханы бросили отряды свежей конницы, отсекли полки Святополка от остальной рати и стали оттеснять к валам. Владимир и Ростислав ничем не могли помочь родственнику, поскольку их полки и дружины подвергались массированным атакам конных стрелков.
