Современная идиллия – Михаил Салтыков-Щедрин

Михаил Евграфович – мой авточитаемый автор русской классики. Не могу без него обойтись: в школе мне не дали дочитать «Историю одного города» – но я догнала во взрослом возрасте. Ну а с «Господ Головлевых» – началась уже настоящая любовь…

И если «Пошехонская старина» – была не очень похожа по авторскому почерку: просто милая и пушистая летопись одной семьи (со всеми крепостными), то «…идиллия»… В общем, двум товарищам приказано – годить, благонамеренно… Чтооооо??? Что они делают???

Пребывала я в шоке и непонятках целую главу, а потом – неожиданно втянулась. Такие дела тут: 70е годы 19го века, основные войны и реформы отгремели, и стране и народу требуется немного передышка. В том числе и от таких деятельных и кипучих товарищей, как рассказчик и его товарищ Глумов. Они бы и готовы революции наводить и лозунги выкрикивать – но их наставляют на путь благонамеренности. Сложен он для таких деятельных натур – но они очень стараются)

Вот оно – остро заточенное (и немного приправленное ядиком) перо Салтыкова-Щедрина. Сатира тут – на сатире и сатирой погоняет. С небольшими вкраплениями абсурда – вроде мужика, проезжающего на трубе или изобретателя курицы (летать он хочет научить)) – но на общем фоне они смотрятся блесточками. Тут – ни в чем нельзя быть уверенным, каждое слово и событие может оказаться сатирой и аллюзией. А может – и не оказаться. Товарищи, разрываемые жаждой деятельности, но – годящие – рассекают по разным злачныи местам Петербурга и знакомятся с примечательными людьми: вроде Балалайкина, которому устраивают двоеженство (а Глумов «поступает на содержание к содержанке»). Одни фамилии тут – уже отдельный вид искусства: Очищенный, Редедя… А уж личности, за ними стоящие! Особенно меня поразил этот самый Редедя – полководец, которому выказывают почести как «русскому Гарибальди», который навел порядки у зулусов и отправлялся по зову в Каир. Ну а потом товарищи срываются из Петербурга и устремляются по стране – даже в родное имение рассказчика попадают…

Это – такая абсолютная карусель или бальный зал. Товарищи попадают в шумные компании, знакомятся с новыми людьми, перемещаются или рефлексируют. Поначалу это кажется дикой какофонией и просто бредом, но стоит сделать над собой усилие – и получаешь калейдоскоп. Где в каждый поворот складывается новая фигура, которую очень интересно рассматривать и разгадывать. Как, например, изящно завуалирован явный публичный дом, как в «Яме» Куприна, но здесь это – «учебное заведение для девиц, только без древних языков». Ну а когда появляются русские города (или аллюзии на них): совершенно разорившаяся и погибающая Корчева, где герои боятся, что, просто варя курицу, устроят революцию. И в противовес Кашин, где занялись виноградным делом. И описание этого дело – сродни шахматному турниру в Васюках из «Двенадцати стульев»: буквально все города и веси переймут опыт Кашина и подымутся…

Как же я балдею от стиля автора! Он невероятно передает этот ритм – то лихорадочная беготня, то «благонамеренные» прожекты, то меланхоличная рефлексия. Просто влюбилась я в писание барина Пошехонского – это было такая напевная летопись в стиле «…города» – только гуслей не хватало. Здесь он, конечно, играет и глумится: то прорывается «великосветский стиль» с -с, то народное просторечье, то сатирическая шутейка. Но попадаются такие брильянты стиля – аж сердце заходитсяПыль стояла столбом, окрашенная радужным светом полыхающего на фоне востокаА какие описания Петербурга – особенно меня покорила Нарвская застава, которая в то время была практически пригородом.

Хочу предупредить. Многие задавались вопросом: почему такой низкий рейтинг и оценки? (ну и – что здесь творится?! – тоже)). Это – такой немного лихорадочный роман, который вырос из статьи, набросанной за два вечера. Поэтому для добивки романной формы будет тут – всякое: и фельетон «О ретивом чиновнике», и сказка в стиле автора, и описание жизни человека, полностью уложившееся в то, сколько он куда тратил за свою жизнь. И даже – суд над пискарями: с ними, понимаешь, договорились – а они в уху идти не хотят! Но в какой-то момент автор напрямую обращается к сострадательному читателю, просит его строго не судить и напоминает, что половина успеха чтения зависит и от читателя. Есть в этом доля лукавства – но и определенная дерзость, заслуживающая уважения.

Присоединюсь и я. Легко с книгой не будет – она будет лукавить, кружить, галдеть в оба уха разными голосами, сдергивать с места и устремляться неведомо куда… Ничему не удивляйтесь, ничему не верьте, слушайте внимательно – но держите фигу в кармане. И читательское счастье – возможно. Салтыков-Щедрин – определенно нетривиальный автор, достойный читательского внимания. И как бы он не кружил и не путал – относится к своему читателю он бережно и предупредительно.

Казалось бы, в первую очередь следовало благодарить маму Салтыкова-Щедрина, которая умудрилась воспроизвести на свет столь неординарную личность, единственную в своем роде. Михаил Евграфович не имеет аналогов даже среди зубров русской литературы, но, с другой стороны, а кто имеет? Подобная форма мышления нашла воплощение веком ранее в «Горе от ума», в части чеховских рассказов, но, используя те же самые инструменты, и Грибоедов, и Чехов в итоге пришли к гораздо более откровенной морализации. Не пришел к ней Достоевский, намного глубже исследовавший человеческие взаимоотношения, чья сила проникновения вполне сравнима с салтыковской, но в итоге сопоставлять темы русского духа в «Современной идиллии» с теми же «Братьями Карамазовыми» довольно смешно. Менталитет нации получил настолько разное выражение у Достоевского и Салтыкова-Щедрина, что оно и понятно – почему они непригодны для сравнения. А ведь по силе объективного изображения Михаил Евграфович на голову выше в этом самом вопросе даже самого Достоевского. И пусть Федор Михайлович долго и интересно пытался определить русский дух, путем сложных методов и терзаний – в итоге он у него не получился оптимальным. Именно способ(только способ) рисовки этого самого менталитета максимально совпал с главной его характеристикой – русский человек по традиции (а что самое главное – по православным канонам) не имеет права не страдать. Что касается Салтыкова-Щедрина, то этот человек на общероссийский рынок страдальцев не прошел по слишком многим параметрам, а основное – сам этого никогда не желал. В отличии от Достоевского. Ни складом характера, ни элементами биографии. Где-то в этом скрывается ответ на вопрос – почему «Современная идиллия», а также другие труды Салтыкова-Щедрина настолько меньше являются воплощением русского духа, чем аналогичное у Достоевского, а тем более – Льва Толстого. Излюбленная форма автора, сказочно-сатирическая, нашла воплощение в любых трудах Михаила Евграфовича и хотя «Современная идиллия» не выглядит юмористической, но на деле таковой является. Как вообще на Руси относились к насмешникам? Судя по тому, что откровенные тролли того времени или не выживали из-за цензуры, или не выдерживали литературной конкуренции – их в чистом виде мы в большем объеме видим уже гораздо ближе к веку двадцатому. Бесшабашный стеб временами вылезал на свет божий и у Пушкина, и у Лермонтова, но не являлся главенствующим, был прикрыт темой гражданственности и что самое главное – любимцам все прощалось. Парадоксально, но государственная служба смогла должным образом сказаться на Салтыкове-Щедрине как литераторе, придав ему какую-то направленность, навязав основной сюжет. Налицо (крайняя редкость) польза русского чиновника. Если привести грубый пример, то такое положение автора сравнимо с тем, как если бы он потерял ногу, то получил возможность стать одним из победителей специальной олимпиады для инвалидов. Михаил Евграфович – новый русский в хорошем понимании этого слова. Без малинового пиджака и пачки кредиток.Вообще, манера и способ восприятия у автора больше напоминает какой-то вольтеровский подход (столь нелюбимый Достоевским и столь почитаемый Пушкиным). Европейская эпоха просвещения, время не в меру образованных и глумливых людей, получивших должную степень свободы для упражнений ума и занятий физиологическим непотребством. В России данный период неизменно связан с предреволюционным временем, оставившим след в литературе многочисленными трудами декаданса. Впрочем, подобные вехи истории неизменно заканчивались революцией. Вернее даже не так, а именно вооруженный коллапс делал возможным сохранить в истории те или иные имена. Не будь французской революции, мы бы, например, не наблюдали в настоящее время наличия многочисленных кафе под названием «Жан-Жак Руссо», ибо вряд ли бы об этом самом Руссо кто-нибудь сейчас помнил. То есть, веселые насмешники есть и были во все времена (в реале же это часто мрачноватые, если не трагические люди), но раскручивает их исключительное какое-то глобальное апокалиптическое событие. Тем ценнее кажется и гораздо более бережное отношение предполагает наличие подобных Салтыкову-Щедрину людей, которым довелось родиться намного раньше Федора Сологуба или Михаила Арцыбашева. «Современная идиллия» прекрасна в своей завораживающей форме, очень проста в чтении, единственный недостаток (или достоинство – это как посмотреть), которым, впрочем, страдают многие поздние произведения авторов – ее близость читателю определяется наличием солидного житейского опыта. Никто в такой ясной, четкой и интересной манере о русском быте, определяющем повседневность страны, никогда не писал. Кому-то мешал излишний трагизм, кому-то тяжкие нравоучения, а кому-то просто из-за границы в своей всепоглощающей лени проблемы России были далеки. С тех пор ничего не изменилось – создают либо низкопошибную чернуху, либо вычурную хрень, подразумевающую, что автор сидит где-то в Европе и мнит себя совестью народа, основная масса же идет легкой дорогой фэнтезийной детективщины, которая, как это ни грустно, отображает истинные насущные проблемы нации. Но может быть, назло истории и традициям, появится новый Салтыков-Щедрин, родится где-то в запыленном российском селе. О, гладите, уже набежали. В новинках висят. Бороды-то, бороды где? Есть? При чем здесь бороды. Мозги не соответствуют.

"Современная идиллия" Щедрина – это такой петрониевский «Сатирикон» с путешествиями, приключениями и беззаконием, только вместо порнухи тут политика (что временами тождественно). Надо сказать, что в политической и социальной обстановке России 1870-х годов я, как и 95% присутствующих, не бум-бум, поэтому очень кстати оказались многочисленные примечания и комментарии к этому произведению в моём издании: с ними простое чтение на манер гоголевского Петрушки стало хоть как-то вникающим в идею. Как подсказано в примечании самим автором, эта идея книги в следующем: «только уголовная неблагонадежность может прикрыть и защитить человека от неблагонадёжности политической». Другими словами, опасаясь за свою шкуру, герои решают пуститься в воровство, аферы, подлоги и пр., чтобы «отвести от себя след», «перевести стрелки». Сложная проблема истоков русского наплевательства к закону поднята здесь. Щедрин самый радеющий за Россию классик. Он изнутри, из чиновничьего кресла в Тверской и Рязанской губерниях, знал что да как, да почему у нас не так, и всячески старался своим творчеством, эзоповым языком, показать и намекнуть на язвы. Диагноз он всегда ставил с точностью.

Кстати, все города и веси, по которым «скачут» герои книги – настоящие, они находятся в родной писателю Тверской области (тогда губернии). Если наткнутся читатели из Твери – путь-дорога к Щедрину, друзья, почитаете о родных местах!Да, только в 3-м абзаце прозвучит слово «сатира», ибо Салтыков это в первую очередь боление сердцем за родину и человека, и только потом – литературные изыски, форма подачи содержания. Изысков здесь очень много: отточенный слог, «великолепный, чисто народный, меткий» (Л.Н.Толстой); неподражаемые образцы сатирических приёмов и даже жанров. Например, истории в истории: «Сказка о ретивом начальнике», «Оленька» и как вишенка на торте – «Злополучный пискарь». Этот рассказ о «происшествии в суде» один стоит не меньше всех щедринских сказок с животными.

А чего стоит «документация», вкраплённая автором в текст (что было, помнится, и в «Истории одного города»): «Устав о благопристойном обывателей в своей жизни поведении», где, например, в числе прочего регламентируется о чём следует разговаривать у себя дома или как правильно ходить по улицам! Или «жизнеописание» (смета) купца Парамонова, с отметками сколько и когда денег тот потратил от рождения. На подходе устав «О вхождении в квартиры», и т.д.Обобщённо: читать Щедрина – одно удовольствие! Даже если ты не разбираешься в современной на тот момент повестке дня. А если разбираешься – два удовольствия! У меня вышло полтора, благодаря пометкам в тексте. Поэтому важный совет: читайте Щедрина с примечаниями!

А ещё читайте другие мои рецензии по Михаилу Евграфовичу:

"Сказки"

"История одного города"

"Помпадуры и помпадурши"

"Господа Головлёвы"

"Пошехонская старина"Как видите, я поклонник М.Е. И какое счастье, что у меня ещё есть 6 его томов!!!