После поездки в Орлинку следователь Сенищев зашел в монастырь. Его устроили в кабинете в надвратной. В соседней комнате еще с утра возился со свидетелями прибывший с ним из Калуги следователь Сашин.
– Как работается? – Сенищев заглянул к коллеге.
– Пока как в танке… Как съездили?
– Да мелочовка, пульки-пыжи… – ответил Сенищев.
– И я никак за хвост зверюгу не ухвачу…
Два гонца из Калуги взялись за тех, кого до них не успели допросить.
Сенищев обратился к мужчине:
– Фамилия?
– Воропаев Сергей Николаевич… Родился в Москве в 1960 году… Работаю в Оптиной пустыни разнорабочим… В монастыре на послушании с января 1990 года… В ночь с 17 на 18 апреля нес послушание по охране крестного хода… Приехало много людей… Много пьяной молодежи… Охранял колонну священства… Послушание началось в 21 час… Раздали зеленые повязки… Сделали коридор для священства… Приходилось удерживать коридоры во избежание давки… Крестный ход начался в 24 часа… После пасхальная служба… С 3 до 5 я находился в храме… За время охраны колонны священства я видел много подозрительных людей… Главным образом в нетрезвом состоянии…
Отец Илий
«Вот и найди убийцу…»
Разнорабочий:
– У нас многие ходят в шинелях в монастыре… В шесть часов начиналась литургия в скиту… Я ушел в скит… Потом собирался ехать в Казачье… Так как скитские ворота закрываются, шел через главные… Там встретил знакомого… Взял кулич… Мы решили ехать в Козельск и купить там спиртное и отпраздновать… Когда зашел в монастырь… увидел своего духовника – схиигумена Илию возле Введенского собора. Я подбежал к нему и взял благословение на поездку в Казачье. С отцом Илией я беседовал на паперти Введенского собора. Я слышал, что звонили колокола… Ко входу мы прошли вместе с Илией… Меня знакомый довез до поворота в Козельск… В девять часов в Козельске я узнал, что убили монахов…
Если бы рядом оказался Мортынов, он бы сказал, что ничего нового рабочий не преподнес, но Мортынов остался в милиции, а Сенищев допрашивал.
Следом отвечал другой послушник:
– Лашков Станислав Александрович… послушник Стефан… родился в 1973 году в Москве… холост… инвалид второй группы… место жительства… монастырь Оптина пустынь… старый братский корпус… над просфорней… В братии монастыря Оптина пустынь состою с сентября 1990 года… Сначала я был в скиту ночным сторожем, потом келарем (заготовителем фруктов). Два месяца был в Шамординском монастыре кочегаром усыпальницы. Последнее время около года по субботам и понедельникам, по суткам и через сутки, несу послушание на центральной вахте с 7 до 7 часов утра… С 17 на 18 апреля в праздник Пасхи я дежурил на центральной вахте. Вообще по монастырю мы дежурим посуточно втроем.
Послушники
Сенищеву все оказалось в новость, и он с интересом слушал.
Послушник:
– …на транспортных воротах, на главных, вместе со мной паломник Владимир Фалилеев. Народу было много и пришлось открывать нараспашку ворота… По всей территории были расставлены милиционеры, паломники и рабочие… Ворота были под охраной милиции… Но за все сутки с 17 на 18 апреля никаких милиционеров на воротах не было…
«А где же они охраняли?..»
– Причащение я предварительно получил в Чистый четверг 15 апреля, так как на праздник должен дежурить у главного входа… В шесть утра я начал уборку вахты для пересдачи… Тут прибежал разнорабочий и сказал, чтобы быстро вызывал «скорую» и милицию. Началась паника…
Когда свидетели иссякли и следователи собрались ехать в Козельск, Сашин помахал пачечкой протоколов.
Сенищев:
– Дай посмотрю…
– На… – Сашин отдал пачечку.
– О, даже сестру наместника допросил…
Наместник Венедикт
Сенищев читал:
«Пенькова Наталья Андреевна… Родилась в 1948 году в Москве… проживаю в Москве… с 16 на 17 апреля 1993 года в два часа ночи я с мужем, Пеньковым Евгением… дочерью… и сыном… 9 лет… приехали в Оптину пустынь в гости к моему брату – наместнику монастыря отцу Венедикту. Обычно останавливаемся у Мельник… Дом рядом со скитской башней… Я у Мельник… муж – у брата… Служба началась примерно в 23 часа 17 апреля… закончилась в 5 часов 18… Я, дочь и Мельник пошли в трапезную, расположенную недалеко от центрального входа за территорией монастыря… Туда прибежал мой сын… Из трапезной пошли домой… Кто-то был недалеко от звонницы, но не могу сказать… Очень устали…»
– А это чей допрос? – Сенищев глянул в шапку следующего протокола.
Читал:
«Козяков Александр Васильевич… 1960 года рождения… Оптина пустынь, токарь… сказали подежурить на воротах монастыря… Дежурил на воротах… Нужно было следить за машинами у ворот, чтобы никто бензин не слил…»
– Как все обыденно.
«В 5 утра снялись. Пошли завтракать. Сообщили об убийстве монахов. За время дежурства в солдатской шинели никто не проходил…»
Оптина пустынь. 1993 год
Еще протокол.
«Бажутин Анатолий Андреевич… родился в 1943 году в Пермской области… живу в монастыре с октября 1992 года… разнорабочий… дежурил на вахте… На Пасху отец Силуан поставил между оградой монастырского кладбища и Казанским собором… Там машин приезжих много и нужно их охранять… Я охранял… К 5 утра замерз… Пошел в трапезную… Когда пошел в скит, видел, как парни курили с молодками. В скиту узнал об убийстве…»
«Небось спал в каморке», – подумал Сенищев.
Дальше читать не хотелось, но решил заглянуть в еще один протокол:
«Петров Александр Викторович (послушник у наместника)… родился в 1971 году в городе Ангарске… Место работы – монастырь Оптина пустынь… 18 апреля после пасхальной службы пошел в келью к наместнику монастыря готовить праздничный стол для гостей. Готовил чай, встречал гостей… Во сколько – не знаю, раздался звонок, открыл дверь, стояли один из рабочих и паломник, они были очень взволнованы… Позвали отца Митрофана, ничего не объясняя. Я вызвал отца Митрофана, и когда он вышел, они сказали, что убили монахов… Они побежали… Я за ними… На дорожке к скитской башне лежал отец Василий… Над ним стояла женщина, кричала, рыдая… Мы стали помогать отцу Василию расстегивать одежду… У сарая лежала шинель… Ее парень понес… Из кармана торчал конец лезвия ножа, прорезавшего ее… Послушник Александр…»
– Поработали «на славу». – Сенищев потряс пачечкой, в которой просмотрел не больше четвертой части. – Зверюгу за хвост не ухватили…
Допросы, различаясь в мелочах, повторяли друг друга, но не давали для раскрытия преступления новых сведений. Приезд подкрепления из Калуги мог оказаться лишним.
На улице засигналила машина.
– Едем, – сказал Сенищев.
Вечером протоколы допросов скопились на столе у Мортынова. Он пробегал бумаги взглядом, что-то его заинтересовывало, и он внимательно читал, что-то пропускал.
За Сенищевым листал допросы сестры наместника: «Ничего толком…», токаря, разнорабочего, послушника наместника монастыря.
«Пустышки».
Мать отца Василия с портретом сына
Вот задержался на допросе:
«Протокол допроса свидетеля 20 апреля 1993 года… Оптина пустынь следователь калужской прокуратуры Сашин допросил… Рослякову Анну Михайловну…»
«Мать отца Василия», – вспомнил мирскую фамилию убиенного иеромонаха.
Читал:
«1920 года рождения… Родилась в деревне Лощиха Мещовского района Калужской области…»
Подумал: «Где же это?»
Игорь с отцом
Игорь Росляков, студент
Игорь Росляков с командой по водному поло (сидит слева)
Читал дальше:
«…вдова… образование 5 классов… пенсионер… место жительства Москва… не судима… г. Москва, ул. Юных Ленинцев, д… кв. … телефон 1728… допрос начат в 18 часов 30 минут…»
«Из калужской глубинки, а выбралась в столицу, вырастила сына – и на тебе…» – пронеслось в голове.
Читал:
«…Отец Василий (Росляков Игорь Иванович), которого убили в ночь с 17 на 18 апреля 1993 года, мой сын. Сын мой родился в 1960 году, 23 декабря. Рос нормальным, спокойным ребенком. Учился хорошо. Занимался спортом, водным поло. Участвовал в соревнованиях российских. Союзных. Бывал на соревнованиях за границей. Игорь закончил МГУ, факультет журналистики, в 1986 или 1987 году. Там он также учился хорошо».
«Окончил МГУ. Был за границей… – подумал Мортынов. – Везучий, а оказался в монастыре».
Читал: «Мой муж Росляков… Отец Игоря умер давно, в 1978 году, и, кроме Игоря, у меня никого не было. Каких-либо черепно-мозговых травм у Игоря не было. На учете он нигде не состоял, ни на психиат-рическом, ни на наркологическом. Пять лет назад Игорь, читая много различной литературы, решил уйти в монастырь и выбрал Оптину пустынь. Свой уход в монастырь он объяснил тем, что он выбрал для себя путь духовной жизни. У Игоря были друзья в мирской жизни, врагов у него не было».
«И это все? – чуть не вырвалось. – Даже я знаю больше…»
Отец Василий с паломницей
Он уже навел справки и знал, что отец Игоря в войну воевал на Северном флоте, потом работал в правоохранительных органах оперуполномоченным, во вневедомственной охране, охранял Институт имени Сербского, положил партбилет, когда столкнулся с несправедливостью. А сколько ее, уж это Мортынов знал не понаслышке.
Знал, что мать у Игоря – ткачиха. Жили скромно, в пятиэтажке.
Сын серьезно занялся плаванием…
Рубаха-парень. Родители купили сыну магнитофон – он его отдал другу, который сам себе купить не мог. Гитару отдал… Когда ему шел девятнадцатый год, умер отец… Ездил за границу с командой. Увлекся голландкой и стал «невыездным»… Потянулся к религии. Оставил спорт. Подался в монастырь. Приняли в послушники. Постригли в монахи…
Лощиха
«Вот что надо выяснять, а не переливать из пустого в порожнее…» – вдруг обдало следователя Мортынова. И ему вся юридическая схоластика, которой набили несколько томов, показалась никчемным хламом. Копеечным, сиюминутным, в сравнении с бесценностью, которую бы высветила жизнь этого монаха.
Выйдя в дежурку и узнав, что Лощиха в соседнем с Козельским Мещовском районе, понял, что неспроста привело Игоря Рослякова именно в Оптину: видимо, не раз ездил на родину матери, а где-то недалеко за Жиздрой в лесах пряталась Оптина пустынь.
Гостиница в монастыре. 2020 год
Но пребывал следователь Мортынов в состоянии просветления недолго. Его быстро опустила на землю реальность, ради которой он прибыл в Оптину: не летать в высотах духа, становления человека он приехал сюда, а делать работу от сих и до сих: кто убил, как убил, за что убил, что ему за это будет.
Остановился и на допросе Петровой Натальи Юрьевны:
– Кажется, Наталью Юрьевну уже допрашивал козельский прокурор…
Поискал допрос прокурора:
– Ого, всего несколько строк, а здесь две страницы. Ну и тунеядец же прокуроришка! Что же надыбали после него?
Читал:
«…В Оптиной третью неделю… Проживаю в гостинице за пределами монастыря… Мое послушание – уборка в храме… Два раза в сутки… Служба начинается в половине шестого, заканчивается около двух дня… В этот день, когда случилась беда, была праздничная служба, кончилась она около пяти утра. Мы пошли в гостиницу разговляться. Разговелись и пошли на уборку храма на послушание. Шли с Солодкиной Людмилой… Когда вошли в монастырь, звонили колокола… Когда дошли до середины Казанского собора, звон прекратился… Мы не обратили внимания на это и шли к Введенскому собору… Когда подходили к нему, раздался крик женщины… От звонницы. Она стояла у звонницы… Я прошла мимо этой женщины и увидела на полу монаха… Лицо его закрыто мантией… Здесь я как-то распрямилась и посмотрела по направлению ворот к скиту и увидела силуэт человека в монашеской одежде…»
– Кто б это мог быть?
Читал:
«Я даже не могу сказать, шел он или нет… Я почему-то подумала, что монаху, лежащему на полу звонницы, нужна медицинская помощь… Я посмотрела на него и увидела – еще лежит монах… Здесь я поняла, что случилась беда… Подняла глаза и увидела у сарая человека, он одновременно двумя руками снимал с себя шинель…»
– Снимал шинель… Вроде кто-то говорил об этом…
Читал:
«Роста где-то 160 см, он ниже меня… Я поняла, что произошло убийство и человек в шинели – убийца, и страшно испугалась. Оглянулась назад, обнаружила, что у звонницы нет никого из женщин. Я оказалась одна с лежащими монахами. Все это я увидела и оценила одномоментно. Буквально в одну секунду. Обернувшись и не увидев женщин, я заметила идущего ко мне от иконной лавки страшного, как мне показалось, мужчину».
– Монах… Снимал шинель… Страшный мужчина…
Читал:
«Я испугалась и бросилась бежать к монастырской трапезной. Звала на помощь, обегая Введенский храм справа. Поэтому мужчину, снимавшего шинель, я видела всего одно мгновение… Без шинели я его не видела. Хлястик шинели был оторван на талии. Шинель была длинная. Головного убора на нем не было. Какие волосы – не могу сказать».
– Это новое…
Дальше:
«Я обежала храм, выбежала к трапезной и увидела, что от трапезной до центрального входа в монастырь не было ни одного человека. И здесь же увидела, что из храма выходит народ. С ними я и пошла вновь к звоннице… Видимо, я пошла к медпункту, чтобы попросить оказать помощь. И, проходя мимо звонницы, я пошла к лазарету и по пути к нему встретила двух женщин – одна из них Люба, она из Москвы. Мы с нею оформляли плащаницу. Люба, увидев меня, спросила, что случилось, я ответила, что кого-то убили. Она предложила пойти посмотреть, и мы пошли от места, где встретились, в направлении к звоннице. По пути мы увидели, что на дорожке, ведущей к воротам, к скиту, между двумя домами лежит еще один монах… Мы подошли к нему… Он лежал на спине головой к звоннице, ногами к скиту. Лицо у него было укрыто мантией. У меня сложилось впечатление, что лица у всех были укрыты специально, хотя я могла ошибаться. Мантию с лица пыталась снимать Люба, и ей это никак не удавалось. Когда ей удалось открыть лицо, то мы узнали отца Василия. Он открыл глаза, он был еще жив. Я закричала, к нам от звонницы побежали люди… К нам подбежали братья, все они были в подрясниках. Им отец Василий тоже не смог ничего сказать. Я стала кричать, что у сарая должна быть шинель… Туда побежали послушник Александр Петров и отец Митрофан, и действительно был найдена шинель и большой нож…»
– Вот стоящий допрос… А из этого половину можно, – приподнял кипу бумаг над урной и чуть туда не бросил. – А прокурор – тунеядец! Две строчки нацарапал…
Стоящий – нестоящий протокол, но и он не позволял ухватить «зверюгу».
Вечером все того же 20 апреля стол перед Железной Ларисой усеяли бычки. Повисло столько дыма, что на нем можно было повесить топор. От ее шикарной прически ничего не осталось: волос слипся, осел. Она читала и перечитывала заметку в «Советской России» с сообщением: «…удалось задержать подозреваемого в убийстве бомжа К.» и чего-то ждала.
Дежурный положил на край стола несколько пачек:
– Только привезли из Калуги…
Грищенко потерла руки:
– Наконец-то…
Она вся извелась, ожидая тот момент, когда Карташов и иже с ним «бандиты» из просто задержанных превратятся в арестантов. Для этого требовалось немногое: к тому, что БОМЖа выявили собачки, приложить вывод эксперта, скажем, отпечаток пальца… на ноже… оставлен… Карташовым.
И все!
Тогда БОМЖ со свистом из изолятора временного содержания перелетал в следственный изолятор.
Взяла первую пачечку:
– Пальчики…
Прочитала:
«Заключение эксперта…»
Заглянула в последний лист:
«Выводы. Два следа пальцев обнаружены на одном ноже и два следа на липкой ленте на втором ноже… пригодны для идентификации личности… Другие следы рук… не пригодны…»
– Значит, есть с чем работать! Ну…
И дальше:
«Четыре отпечатка… оставлены не Карташовым Александром Ивановичем…»
«Неужели?!»
Ей не верилось. Теперь прочитала заключение от начала до конца несколько раз.
Долго не могла взять себя в руки, но вот немного успокоилась и стала читать дальше:
«…не Котляренко Александром Николаевичем… Городецким Александром Анатольевичем… Прокушевым Андреем Леонидовичем… а другими лицами».
Выходило, не оставили отпечатки члены «банды».
Надавила кулаками на стол так, что столешница прогнулась.
– А тут?
Взяла другую пачечку:
«Заключение…»
Тоже заглянула в последний лист:
«Выводы: След обуви на куске рубероида, изъятом с крыши цементного склада на территории монастыря Оптина пустынь… пригоден для установления групповой принадлежности».
– Ну? – снова заколотилось сердце в груди Грищенко.
«Пригодность данного следа для идентификации можно определить лишь при наличии конкретной обуви. Данный след мог быть оставлен подошвами спортивной обуви – кроссовками, спортивными тапочками и т. п., либо другой обувью с аналогичным рисунком низа. Определить размер обуви, оставившей данный след, не представляется возможным».
– А Карташов в кирзачах…
Встала и сгоряча заехала рукой по стулу, который с громом полетел в угол.
Часто билось сердце, ударяло в виски. Надежда сегодня отрапортовать: «Убивец найден!» улетучилась.
Приходилось либо искать новые доказательства в виновности «бандитов», или выпускать их из камеры.
Грищенко схватила со стола газету «Советская Россия» и порвала на мелкие кусочки. Все, что писали в ней, что она послала шефам в Калугу, а те в СМИ, оказывалось блефом.
20 апреля 1993 года сотрудники козельской милиции вышли еще на один след. В дежурку позвонили из кафе «Встреча», и они, как сумасшедшие, выжимая из УАЗа всю мощь, вылетели из отдела к перекрестку и с ревом полезли в горку к привокзальной площади.
Привокзальная площадь
Дежурка затормозила, чуть не въехав в стену кафе.
– За мной! – хлопнул дверцей опер, выпрыгивая из дежурки, и с пистолетом наизготовку устремился вперед.
– Руки вверх! – вбегая в зал, закричал мужикам, сидевшим за столиком с кружками пива.
При виде человека с пистолетом женщина за кассой завизжала:
– Грабители!
И нырнула под стол, а те, что были на раздаче, кинулись на мойку.
Кафе «Встреча»
Вывеска кафе «Встреч
Влетевший за опером еще один милиционер всех взял на прицел автомата.
Милиционеры извлекли работников кафе из закутков, привели в чувства.
Через пяток минут опер в подсобке допрашивал кассира.
– Моченкова Татьяна Петровна… 1951 года рождения… – отвечала толстуха. – Родилась в деревне Прыски…
В голове опера мелькнуло: «Стрелок в Орлинке говорил, что из Прысок».
Кассир:
– …работаю в кафе «Встреча» кассиром… Вчера… 19 апреля 1993 года примерно в 14 часов… в кафе пришел молодой парень… роста 170 см… лет двадцати… худощавый… волосы светло-русые… бороды не было… в куртке из болоньи, джинсах и сапогах… Парень взял обед и сел за стол есть… Народу не было, и мы, работники кафе, вчетвером сидели за столом. Разговор зашел об убийстве в Оптиной. Парень услышал наш разговор и сказал, что видел, как убили. Что какой-то мужчина, одетый в солдатскую шинель, убил в звоннице двух монахов. Зарезал их и побежал в сторону скита, и ему встретился еще монах, которого мужчина тоже зарезал. При этом парень еще пояснил, что этого третьего монаха убили случайно, так как он просто попался ему навстречу, когда тот бежал, и если был бы кто другой, он и его бы убил… Убийца был с бородой… Время было около 6 утра… Сумрачно… Парень, который убил, перелез через забор и убежал… Он говорил, что убийца бросил нож. Парень пообедал и ушел. Раньше его не видела… Сложилось впечатление, что он причастен к монастырю… Он был какой-то чудной…
Опер нервно застучал каблуком по полу: «Упустили… Уехал…»
Кассир:
– Еще парень сказал нам, что между убийцей и звонарями были какие-то счеты. Они ругались между собой и отгоняли этого мужчину.
«“Изыди!” – “Пшел прочь, не звони!” – “Изыди!” – “Пшли, а то…” – “Изыди”», – закружилось в голове опера.
Кассир сообщила:
– Думаю, что парень знает убийцу… Могу опознать парня, который нам это рассказывал…
– А не он ли убийца?.. – почесал затылок опер. – Так всё у него складно…
Кассир побледнела.
– Он мог нас порешить…
– И вас…
Опер допросил старшего повара, посудомойщицу, а когда уезжал, женщины осторожно спросили:
– Его споймали?
– Не-а, бегаить…
– Ой, может снова зайти… Вы бы с нами остались… – взмолились. – Борщечка отпробуете…
– Я на охоте! – бросил опер.
И вышел.
УАЗ рванул с места.
– Они поехали на охоту, – удрученно хором сказали женщины.
Обедавший в кафе парень мог оказаться убийцей. А мог и тем, кто все видел от начала нападения и до конца, но вмешиваться или хотя бы предупредить братьев об опасности не отважился.
Оптина пустынь. 1993 год
На этот раз на подведении итогов дня в кабинете начальника милиции Зубова прозвучало больше конкретики и всплыло больше неясного.
Отчитался каждый, что сделал за день.
Начальник потушил сигарету, помахал кипой рапортов:
– Вот обошли дома… Пока обход результатов не дал.
Отчет Грищенко оказался скупым: версия о Карташове повисала в воздухе.
Отчет Мортынова: появилось много фактов, которые запутывали и с которыми приходилось разбираться.
Отчет Сенищева: версия о стрелке одна из основных.
Отчет Сашина: надо передопросить всех, кого допрашивал прокурор, тот мог упустить очень важное.
Опер сидел, словно набрав в рот воды…
Ясно было одно: нужно искать, искать и искать…
– И в первую очередь, кому принадлежит шинель, кепка вельветовая, сумки, ножи… – сказал Зубов в заключение. – Искать хозяина шинели!
Тем временем монахи немного очухались, и монастырская жизнь мало-помалу налаживалась. Милиция взяла монастырь под круглосуточную охрану, хотя насельники больше боялись не «зверя», который скрывался в лесах и мог снова заявиться в обитель, а постовых, которые на подпитии слонялись по Оптиной с автоматами, рискуя по ошибке подстрелить. А самый главный вопрос – кто убийца, сколько их – оставался неясным.