Михаил Жванецкий
Шум пройденного (сборник)
– Миша, как ты мог, просто беседуя с ней, понять, что она умная? До меня это не доходит!
Правильное ощущение у всех дураков, что они окружены врагами.
Это ощущение любого дурака.
Дурак правильно считает, что его противники – все.
Что делать с дураком, кричащим «всюду враги!»?
Ну не может же умный, мыслящий человек соглашаться с тем, что тот несёт, и он становится его врагом.
Поэтому в принципе дурак прав.
Капитализм
(Об Америке)
Вот и вся недолга.
1. Талант с мерзким характером не нужен.
2. Проигрыш в карты запланирован.
3. Домашнее хозяйство плановое.
4. Если исчез теннис, колледж, самолёт – исчезла репутация.
5. Скрытность при весёлом настроении. Вам ничего, от вас – всё.
6. Хочешь вызвериться – подумай, сколько это будет стоить.
7. Никого не считай умнее себя. Просто – удача.
8. За жизнь три возможности разбогатеть – 90 % проходят мимо трёх, 70 % – мимо первой и второй, 1 % хватает все три возможности. Он – миллиардер.
9. Порядочности в деловом мире нет.
10. Слово – не соглашение. Главное – не нарушать соглашение.
11. Лучше закон обойти, чем нарушить.
12. К бизнесу нельзя приспособиться, нельзя заниматься параллельно. Им надо жить.
13. Нельзя быть как все.
Сожрут как всех.
Или живи среди всех.
Или не как все.
14. Если идёшь выше, иди ещё выше. Назад пути нет.
15. Замедлить шаг – значит упасть.
16. Образование примитивное. На тестах. Можно угадать, но списать уже не дадут.
17. Есть язык, на котором говорят и на котором пишут. Это разные языки. А есть третий – литературный. Отдельные употребители.
18. Техника рассчитана на детей. Нажал кнопку – и засветилось.
19. Нажал – и поехало.
20. 10 гениев и миллион простаков. Интересует, как оно устроено, только русских, но они уже успокоились.
21. Их обучили дети, для которых мобильник и компьютер – как букварь.
22. Девиз XXI века – ты нажми, и мы посмотрим.
23. 10 гениев зарабатывают на том, что миллионы нажимают кнопки. Это называется рейтинг. Их система построена на рейтингах.
24. Помню, я (М.Ж.) вёз в Японию радиоприёмник починить. Он его выбросил, дал мне другой и вытолкал из лавки.
25. Отчаянно работают только приезжие. Их называют эмигранты – они бывают ближними и дальними. Они не создают, они изготавливают.
26. Закон продажи как раз не говорить, а слушать. Кто больше говорит – всегда проигрывает. После того как покупатель выскажется, продавец говорит: «Я всё беру на себя». И тут уж выложится не продавец, а покупатель.
27. Капитализм устроен для продавцов. Умей продать. На твоём примере: по два доллара билет, но в плохом зале, и никого нет. Хотя ты есть. По тридцать долларов билет в роскошном зале и тот же ты – полный зал. Самые дорогие билеты уходят мгновенно, как самые дорогие квартиры, машины и виллы.
28. Всё, что продаётся, рассчитано на людей с деньгами. Другие нажимают кнопки.
29. Характеристика, резюме, интервью – всё для продажи – отсюда стиль ответов наглый и нескромный.
30. И последнее: юмор с экрана тот, что продаётся. Перестанут его покупать – они перестанут говорить.
31. Дружба в деловом мире исчезла окончательно.
32. Любовь – даже искренняя – оплачивается.
33. В деловом мире каждое вполне мирное действие требует юридического заголовка. Вот что мы сейчас делаем: а) это частная беседа; б) это предварительный разговор перед беседой у хозяина и т. д.
34. Продаётся всё искусство: серьёзное и лёгкое. Лёгкое сейчас, серьёзное потом. Как живопись. Попсу не коллекционируют.
35. Боюсь, что отношения мужчин и женщин упростятся окончательно и станут платными и юридическими до конца. В контракте будут указаны, за чей счёт похороны и сколько людей.
36. Если личность в компьютерном мире спрятана, то её уход из жизни незаметен, вокруг могилы нанятые статисты, остальные сочувствуют по мобильным телефонам.
37. Человечество делает всё, чтоб переход на тот свет не был таким грустным, как раньше.
Теперь я
Есть простой метод борьбы с проблемами.
Нельзя с проблемами лежать, сидеть, стоять, общаться.
Особенно лежать. Вы с проблемами надеваете кроссовки, спортивную одежду, опускаете капюшон – проблемы настораживаются.
Выходите в дождь на улицу – проблемы затихают.
И начинаете идти всё быстрее. Они не отстают. Вы идёте ещё быстрее – одна отстала. Быстрее – две отстали. Бегом – три отстали. Четвёртая личная держалась до последнего. Она и засела глубже других. Бегите от неё изо всех сил, клянусь, она не удержится. Клянусь, она умрёт раньше.
Когда вы изнемогли окончательно, бегите ещё. Ещё… ещё… ещё…
Вы поняли? Вы вышли с ними. А вернётесь один.
Как научиться писать?
Начинаете ходить
Выхаживаете
Выхаживаете
Выхаживаете
Выходили
Начинаете записывать
Выписываете
Выписываете
Выписываете
Выписали
Начинаете читать
Вычитываете
Вычитываете
Вычитываете
Вычитали
Начинаете выступать
Выступаете
Выступаете
Выступаете
Выступили
И сразу после этого начинаете отвечать на вопросы, как научиться писать.
Начинаете ходить.
Конечно, для этого нужна физическая форма, чтоб ходить.
Будете ползать – что-то наползаете, но это сразу почувствуется: он напо́лзал, он не вы́ходил.
И все разбегутся.
И пробивается глухое счастье. Сквозь солнце, море, ложь, туман.
Счастье. Оно сейчас глухое. Когда здесь, в Одессе, хорошо, но уже хочется улетать в Москву, и ты как раз завтра улетаешь. И хочешь, и рассчитываешь улететь обязательно…
А здесь очень хорошо, но нельзя остаться. И ты не хочешь остаться.
Тебе пора.
Ты летишь завтра.
Но сегодня.
Сегодня здесь очень хорошо.
И хорошо всё.
Даже то, что тебе нужно завтра отсюда улетать. Это входит в сегодняшнее хорошо.
Поэтому это счастье.
Счастье возможно на грани возможного.
Счастье, когда здесь хорошо, и ты почти бы остался, но ты улетаешь, потому что уже хочешь. Вот такая это смесь настоящего и будущего.
Юмор – способность сказать, не договорив.
И понять, не дослушав.
– Хорошенькая тётка из воды торчит.
– А скажите: «хорошенькая» – это достаточно для характеристики женщины?
– Достаточно. Хорошенький мужчина – нет. Чего-то не хватает. Как «красивый револьвер»: а какого калибра, а сколько патронов, а дальность боя, кучность стрельбы? Масса вопросов. А к мишени вопрос один: где она?
Из пятницы в субботу
Вот я провёл два дня с богатыми.
И сам не беден.
Но моё не в счёт.
Ни мной.
Ни ими.
Ни в сравнении.
Порядок цифр совсем…
Короче.
Длинно погуляли.
Два выходных ушли в тёмное небо.
Мне нельзя.
Им можно.
Мне всё нельзя.
Им можно.
Я слушал.
Я не говорил.
Им тридцать-сорок-сорок три.
Самый разгар.
Они все прилетели на штурм Одессы.
Тремя Ту-154.
Их было пятьдесят три – здоровых, молодых, богатых, штурмовых.
Из города в поддержку – два автобуса одесских террористок образца 86-го.
Сорок пять моделей.
А остальные сорок пять, как объяснила мне хозяйка: сорок пять «туда» и сорок пять «туда-сюда».
Свет столбом.
Столы.
Бассейн.
Динамики лицом.
Звук бьёт в грудную клеть.
Красивые – в воде.
Похуже – в танце.
Все нервничают.
Звёздный штурм.
Три самолёта юных денежных мешков на два автобуса красивых тел.
Расправа близится.
Но спешки нет.
Все опытны.
У половины это было.
У половины это есть.
Уже все знают, главное – не торопиться.
Оттягиваем.
Мы прилетели оттянуться.
Хоть террористки сдельно.
Но тут либо по мелочи раза́ми, либо по-крупному за раз.
Танцуем.
Пьём.
Мурлычем.
Ожидаем.
Как самый главный у них – я и два автобуса красивых тел.
Практически контрольный пакет города.
Пятьдесят один процент – у них на танцах.
Красиво.
Большевики не знали.
Три чартера плюс два автобуса.
Пятьдесят три на девяносто.
Красиво.
Шумно.
Какая водка лучше?
Браслетик на запястье – и в Ибицу…
Извините за название.
Там на сцене – томный изгибается Эльдар в зелёной шляпке, юбке, на платформах.
Как интересно.
Мужчины развлекают.
Дамы трудятся.
Я вдруг обиделся на слово «хитрый»,
и «вас любила моя мама».
– Чем же хитрый? Умный, – поправил я.
– Нет, хитрый, – гундосил опытный ребёнок.
Мне бы согласиться.
Но я упёрся.
Ну не нуждался, видимо.
Пошарил внутри себя – не нужно ни черта.
– Так что, ты утверждаешь, что я хитрый? Ну, давай доказывай.
Шло дело к драке.
Она хоть крошка, но силы равные.
– Я утверждаю, что я умный, – и я хлебнул свой фифти-фифти.
– Нет, хитрый, – озлобился ребёнок и перевернул стакан с томатным соком на себя.
Ура! Моя взяла!
Я отбыл в танце, пока там три молодых штурмовика оттирали юбку, напоминающую брючный пояс…
Вихрь подхватил меня.
Я танцевал в хорошем ритме, но не в такт.
Просил оркестр подстроиться, но это был оркестр из Вашингтона, он по трансляции на хлорвиниле, хотя диджей рукой мне притормаживал.
Уважают.
Я чувствовал себя великим динамистом.
Нет, девочка, флирт и динамо – вещи разные: флирт ведёт, динамо лишь уводит.
Флирт – для кого-то лично, динамо – все подряд.
Динамо – сволочь, которой ничего не надо.
Пополоскать и смыться.
Флирт – звонит.
Динамо – никогда.
Флирт – жизнь.
Флирт – водка.
Динамо – суп из мусорной корзины, каша из вранья.
Я был динамо.
Я прекратил.
Когда меня вели две девочки домой – я плакал.
Я динамистка.
Я записался на приём в женконсультацию.
Я напился.
Я отдал в стирку кофту с телефонами в карманах и замер на диване.
Мне только жаль ребят однообразных.
Работа, виски, перелёт, закуски, стол, куплеты, децибелы, террористки, децибелы, виски, лёд, концерт, бассейн и перелёт.
Можно было бы исчезнуть. Уйти на подводной лодке. Но так жалко всех. Будут искать, мучиться… Какое-то время, конечно.
Я-то вернусь. Просто они не знают. А вот когда я вернусь, будет жалко себя.
Они уже смирились, привыкли, поняли, что так легче. И вдруг я – здрасте! Обалдели все и даже кто-то лишний.
Что же делать? Возвращаться на подлодку? И здесь моё место и там моё место заняты… Вот положение.
Несколько часов приставал к знакомым: «Что вы посоветуете?…» – затем вернулся в свой дом и Бога благодарил за место в собачьей будке.
Исчезать всегда приятно…
Если не думать…
– Нам по пятьдесят. Это юбилей, а не заказ.
Автограф
В Одессе на книжной ярмарке на морвокзале я подписывал книги.
Образовалась даже небольшая даже очередь.
Даже народ галдит.
Я пишу в Америку, в Израиль, в Германию, Австралию.
В общем, нашим, но туда.
Кто-то просит подписать «Гале от Юры», кто-то – «мой папа Вас любит».
– Как папу зовут?
– Валера.
– Как маму зовут?
– Шурочка.
– Тебя как, девочка-радость?
– Надеждочка.
«С Вашей Надеждой не расстанусь».
Пишу быстро, бодро.
– Кому, девушка?
– Сыну Кириллу.
«Твоя мама, Кира… В общем, держись, Кирочка, за маму… Я тебя сменю…».
И тут слышу два женских голоса:
– Почему я должна у него подписывать?
– Ну, пока он здесь.
– И что он мне должен написать?
– Ой, Рая, что ты начинаешь.
– Я не начинаю. Что, я должна книгу у него купить? Дай двадцать гривен, я куплю.
– У меня нет. Купи ты.
– Не хочу. Почему я должна за двадцать гривен…
– Ну, дай ему что-нибудь подписать.
– А что он мне напишет?
– Я не знаю. Он что-то тебе напишет.
– Что, Рая, что он мне напишет? Это я что, в очереди должна к нему стоять?
– Не надо. Тебя пропустят.
– Кто?
– Все. Они тебя увидят – они пропустят.
– И что я должна сделать?
– Ой! Дай ему какую-нибудь бумажку, он что-то на ней напишет.
– Что, Рая? Что он должен написать? Я должна ему продиктовать?
– Он сам напишет.
– Что?
– Откуда я знаю. Он всем пишет. Подсунь бумажку. Он тебе напишет…
– Что?
– Он сам придумает.
– А если какую-нибудь гадость, как я Лёне покажу?
– Значит, не покажешь.
– Как я могу не показать? Мы столько лет вместе, как я могу не показать, тем более он всё равно найдёт.
– Что ты боишься? Ты уже на костыле. Что он тебе такое напишет, что ты не сможешь показать Лёне?
– Рая… Рая… Ты вчера видела по телевизору? Они все теперь только об этом и пишут. У них какое-то воспаление.
– Он такого не напишет. Я его знаю давно.
– Ты же говорила, что он редко приезжает.
– Сейчас редко, да…
– Ну вот… Между приездами их так портят, Рая. Они сейчас только об этом и пишут.
– Ну, тогда он просто распишется.
– А если он что-то ещё начнёт?…
– Вырви…
– Хорошо… Граждане, дайте инвалиду без очереди на костыле… Молодой человек, вот Рая просит, чтобы вы ей что-то подписали.
Я пишу: «Раечка! – так звали мою маму… – Будьте здоровы!»
– А, ну, тогда и мне что-то напишите… Мусе.
Я пишу: «Муся! Не доверяй Лёне! Пусть знает – я тебя любил, люблю и буду любить. Мои руки, руки тебя помнят. Сердце, сердце ноет. Пусть его утешает, что мы редко видимся. Целую тебя, Мусенька, и, так и быть, жму руку Лёне. Всегда рядом, всегда… Пиши, Муся. Твой…»
– Рая! Ты видела, что он написал! Они все испорчены до мозга костей. Они помешаны на этом сексе. Его руки меня помнят. Как тебе нравится… Хотя я была в Ялте в 68-м году… Может, действительно… Я уже не помню… Рая, пусть эта записка пока полежит у тебя…
– Что значит «пока»?
– Я хочу его жене показать.
– Эй, девочки! – закричал я. – Верните автограф! – но было уже поздно.
