© Михаил Лидогостер, 2023
© Книга Сефер, издание, 2023
© Александра Косарева, рисунок, 2023
Полина поставила на середину стола вазу с нежными фиолетовыми цветами и сказала:
– Это ирисы Негева. Говорят, они помогают человеку услышать свой внутренний голос.
– Внутренний голос? – переспросил я. – Это что-то из области эзотерики.
Полина пожала плечами.
– И что? Есть вполне серьезные учёные, считающие, что эзотерика повлияла на становление психологии. Даже Юнг воспринимал эти вещи, как взаимосвязанные.
Я решил не спорить и посмотрел в окно. День выдался тихим и безветренным, но в воздухе чувствовалось приближение грозы. Откуда-то снизу доносился приглушенный звук радио. Если прислушаться, можно было разобрать сводку новостей.
Полина помешала кофе в турке и по кухне распространился приятный, горьковатый аромат.
– Тебе с молоком?
– Нет, черный.
Она разлила кофе по чашкам и села напротив.
– Что с настроением?
– Все нормально.
За крышами соседних домов виднелось море. Холодное весеннее солнце поблескивало в невысоких волнах. Белые паруса яхт, похожие на верхушки айсбергов, резко выделялись на фоне грузовых судов.
– Не люблю, когда ты такой. Здесь и не здесь одновременно.
Я перевел взгляд на Полину.
Благодаря загару ее смуглая от природы кожа казалась почти бронзовой. Теплую гамму дополнял нежный персиковый полувер с широким воротом.
Некоторое время мы молча пили кофе.
– Знаешь, сколько сортов дикорастущих ирисов существует? – спросила Полина, поправляя стебли в вазе.
– Сто?! – предположил я.
– Больше двухсот.
– Ого!
– Они живут на земле уже более четырех тысяч лет, – в ее глазах блеснули искорки, будто стая рыбок пронеслась в глубокой воде. – Есть мнение, что крестоносцы завезли их в Европу именно отсюда, с Ближнего Востока.
Цветы на столе источали легкий запах ванили.
Надо же, подумал я. Четыре тысячи лет! Выходит, люди любовались ими еще на заре цивилизации.
– Привет всем, кто подключился к нашей волне! День сегодня просто чудесный! Температура в центре страны плюс двадцать два. Тучи, наконец, разошлись, и по прогнозам синоптиков, дождей не будет вплоть до конца недели.
Жизнерадостный голос ведущего заполнил салон моей машины.
– Поздравляю всех, кто болел за «Маккаби» с победой их команды. Матч только что закончился, и должен сказать, мы давно не видели такой уверенной игры. Даже не знаю, в чем здесь секрет.
А вы как думаете?
Оставляйте ваши комментарии в телеграмм-канале. Самые интересные я зачитаю в эфире. Автор комментария, набравшего наибольшее количество лайков, получит специальный приз. Чтобы сохранить интригу, не буду говорить какой. Но, как вы, наверняка, догадались – он связан с футболом.
А пока – пишите или звоните и оставляйте заявки на ваши любимые песни. Впереди у нас целый час, который мы посвятим самой лучшей музыке. Веселой и грустной, танцевальной или медленной – неважно. Главное, чтобы она не оставляла вас равнодушными.
И вот наш первый звонок. Нам дозвонился Юваль из Бейт-Шемеша. Юваль служит в Пограничной полиции и сегодня ему присвоили офицерское звание. С чем мы его и поздравляем! Юваль, ты с нами?”
– Да-да, я здесь. Всем привет!
– Поздравляем тебя с присягой! Тебя и всех твоих сослуживцев!
– Спасибо!
– Волнующий день?
– Честно сказать, да. Есть немного.
– Ха-ха, понимаю. Хорошо, Юваль. Слышу по голосу, что настроение у тебя отличное.
– Так и есть.
– Прекрасно. Что будешь слушать? И кому хочешь передать привет?
– Я хочу передать привет моей сестре, Моран.
– Сестре?
– Да.
– Ну и дела. А как насчет девушки, Юваль?
– И ей, конечно. Но это я предпочитаю сделать лично.
– Что ж, как пожелаешь. Итак, расскажи нам немного о Моран. Чем она занимается?
– Она учится в «Школе кино и телевидения». Мечтает стать актрисой.
– Вау! Надо же. Пожелаем ей успеха!
– Да, она очень талантливая.
– Уверен, у нее все получится.
– Надеюсь.
– Что же ты хочешь ей сказать?
– Это касается ее бойфренда. Он, в общем, нормальный парень, но… На мой взгляд, они слишком разные. И поэтому часто ссорятся. По большому счету, это не мое дело, но Моран очень переживает, когда у них случается очередной разлад. И поэтому я решил поддержать ее.
– И позвонить нам?
– Да.
– Отличное решение!
– Спасибо… И… Я хочу сказать… Многие пары испытывают проблемы в общении.
– Это точно.
– Так вот, недавно мне попалось на глаза интервью одной известной актрисы. И я подумал, раз уж Моран мечтает стать актрисой, ей не помешало бы прислушаться…
– И что же это за актриса?
– Э-э-э… Пока не начал говорить, помнил.
– Ничего, это от волнения.
– Да, наверное. В общем, играет во многих фильмах. Извини, просто не ожидал, что дозвонюсь.
– Все нормально, продолжай.
– Угу, так вот. Эта актриса сказала примерно следующее: проблем в общении не бывает. А бывает общение не с теми.
– О! Это в яблочко.
– И среды проблемной тоже не бывает. А бывает только не твоя.
– Хм…Что ж, Юваль, это, пожалуй, самые неожиданные слова в нашем эфире за последнее время. И какую же песню ты хочешь поставить для Моран?
– Эмиль Бергман. «Old town rain».
– У-у-у. Старая песня.
– Да. Сестре очень нравится эта мелодия.
– Хорошо, Юваль. «Old town rain» в поддержку начинающей актрисы Моран.
– Все верно.
– Что ж, еще раз – с присягой!
– Спасибо.
– Слушаем. Отличная вещь – Эмиль Бергман «Old town rain».
Я остановил машину возле площади.
Под вечер, благодаря многочисленным кафе и барам, это место становилось чем-то вроде центра отдыха для горожан. Да и днём на площади людно: в отделениях нескольких банков, парикмахерских, салонах красоты – всегда есть посетители.
Площадь пульсирует жизнью. В ее воздухе смешаны запахи бензина, уличной еды, слишком навязчивого парфюма. А когда направление ветра меняется, то даже здесь, вдали от побережья, отчетливо слышится запах моря.
Посреди площади недавно установили фонтан. В разгар летней жары вода в нем радует глаз и создает иллюзию прохлады.
Вокруг фонтана, в тени эвкалиптов мэрия установила бетонные шахматные столики. Старики просиживают тут часами. По утрам я им даже завидую – все спешат на работу, а они, деловито разливают по рюмочкам арак, вспоминают прошлое, и неспешно передвигают фигуры.
Заглушив двигатель, я вышел из машины. Возле припаркованных у обочины такси стояли водители – поджидали клиентов и громко о чем-то разговаривали. Один кивнул мне. Остальные лишь мельком взглянули в мою сторону. По обрывкам их разговора я понял, что речь, конечно, о футболе. Похоже, матч, о котором говорили по радио, действительно был захватывающим.
Лавируя между прохожими, я подошел к кафе со средиземноморской кухней. Здесь варили неплохой кофе и готовили вкусную рыбу на углях. В поэтическом названии «Санабрия», вероятно, присутствовала какая-то отсылка к Испании, но я никак не находил время проверить это.
Как я и предполагал, все столики оказались заняты. Только на веранде еще оставалась пара мест.
Что ж, так даже лучше, подумал я, и устроился у самого входа. Отсюда хорошо видна площадь. К тому же, тут можно курить.
Через несколько минут ко мне подошел официант, молодой парень с татуировкой на шее.
Я заказал кофе, бейгл с лососем и греческий салат. Официант не стал ничего записывать. Видимо, запомнил и так.
– Пять минут и будет готово, – уверено пообещал он.
– Отлично. Только кофе, пожалуйста, принеси первым.
– Конечно. Само собой.
Он ушел, а я достал сигареты и уже потянулся за зажигалкой, но в последнюю секунду передумал – услышал рядом детский голос. Обернулся – за соседним столиком сидит молодая женщина с девочкой лет пяти. Малышка ест мороженное и что-то увлечённо рассказывает маме.
Я повертел сигарету в руках, затем сунул обратно в пачку. Что ж, потерплю. Сберегу несколько минут жизни.
Оглядываюсь. От нечего делать рассматриваю посетителей. Среди них совершенно разные люди: молодые, взрослые, пожилые. Израильтяне, иностранцы.
Все о чем-разговаривают, едят. В людском многоголосье слышится как минимум четыре наречия. Может, поэтому мне нравится находиться здесь – на этом перекрестке культур. Наблюдать за их вавилонским смешением. Вдыхать аромат пряностей, свежей выпечки и молотого кофе.
Сквозь множество звуков пробивается мелодия гитары. Почему-то она сразу захватывает меня. На первый взгляд, ничего выдающегося. Мотив незамысловатый. Можно даже сказать, банальный. И все же, что-то в нем есть.
Где-то со второй минуты, до меня доходит, что это та же самая «Old town rain», которую я слышал по радио, только в аранжировке.
Надо же, второй раз за день. Похоже, в теории вероятности обнаружен серьезный баг. И к кому в таких случаях обращаться за техподдержкой?
Мелодия пробирается мне под кожу. Кто-то играет вживую. И совсем неподалеку.
Откуда-то приходит осознание, что это исполнение мне знакомо. Только слышал я его не по радио. Где-то еще.
Я повертел головой. В нескольких метрах от веранды, прямо на газоне сидит уличный музыкант.
Выглядит он, мягко сказать, странно. Потертая замшевая куртка родом из семидесятых. Заплетенные в дреды волосы. И надпись «antisocial» на растянутой футболке с v-образным вырезом. На обветренном лице – какое-то отсутствующее выражение. Посмотришь, и сразу ясно – кроме музыки для этого парня ничего вокруг не существует.
Тонкие черты лица можно назвать аристократическими, если бы ни какая-то болезненная заостренность.
Руки в плетеных браслетах легко порхают над гитарой. Мелодия постоянно меняется: то усиливается, то затихает. Полное ощущение, будто парень играет не один, а с аккомпаниатором. Только невидимым.
На мгновенье наши взгляды пересеклись. Сначала я подумал, что ошибся, но потом понял – нет, так и есть – глаза у него разного цвета! Правый будто впитал в себя все оттенки синего, а в левом – теплый терракотовый смешался с зеленым.
Может это какие-то линзы? Да вроде нет, не похоже.
Необычное ощущение. Будто на тебя одновременно смотрят два разных человека.
Заметив мое замешательство, музыкант чуть заметно улыбнулся – одними уголками губ, но через секунду снова погрузился в музыку.
Мелодия сменила тональность. Стала более эмоциональной и лирической.
Где же я ее слышал?
Время замедлилось. Будто прошло полчаса. На самом деле – чуть больше минуты.
Я попытался сбросить с себя это внезапное онемение. Встряхнул головой. Выпил воды.
Посетители все так же жевали и звенели столовыми приборами. В сторону музыканта никто не смотрел. Только маленькая девочка, которая сидела по соседству со мной, указала на него ложкой от мороженого и спросила маму:
– А сложно так научиться?
Женщина обернулась, через плечо посмотрела на музыканта и сказала:
– Нужно подолгу заниматься каждый день.
– А может, это просто суперспособность?
– Суперспособность?
– Ну да, как у Леди Баг.
– Хм. Не думаю.
– А давай спросим его?
– Ладно… Только сначала доедим мороженное.
– А с ним поделиться можно?
– Нет.
– Почему?
– Ну, во-первых, потому что он уже взрослый. Захочет – купит себе сам.
– А во-вторых?
– А во-вторых… – женщина постучала пальцами по столу, – Вдруг он вообще не любит мороженое?
– Как это «не любит»?
– Ну, вот так. Не любит и все. Или у него, скажем, аллергия. Как у твоего брата. И ему вообще ничего молочного нельзя. Ни мороженого, ни пиццу.
– Ни даже йогурт?
– Ни даже йогурт.
Девочка замолчала. На ее сосредоточенном лице проступило недовольство.
– И зачем только Бог придумал аллергию?
– Не начинай. У меня голова кругом от этих твоих «зачем».
Подошел официант.
– Кофе готов, – он поставил передо мной чашку. – Остальное – через минуту.
– Спасибо. Можно сразу чек?
– Хорошо.
Он хотел было уйти, но я спросил:
– Послушай, а этот парень часто здесь играет?
– Не знаю. Я новенький.
– А мелодию эту не слышал раньше?
Парень задумался и почесал подбородок.
– Да вроде бы нет. Не слышал.
– Ладно. Спасибо.
Официант кивнул и отошел к соседнему столику.
Я подул на кофе. Сделал осторожный глоток.
И тут раздался чей-то крик.
Беспечную атмосферу площади накрыло волной страха.
Кто-то вскочил на ноги, кто-то, наоборот, вжался в кресло, закрыв голову руками.
– Нож! У него нож! – кричит пронзительный женский голос.
– Врача, врача!
– Кто-нибудь, вызовите полицию!
Девочка рядом со мной, роняет ложку от мороженого на пол. И до меня, наконец, доходит, что я больше не слышу музыканта. Я вообще ничего не слышу. Будто кто-то на мгновенье отключил звук, а потом снова включил. Потом (черт знает, сколько времени это занимает) оцепенение спадает.
Не знаю зачем, я выхожу с веранды и пробираюсь через толпу. Расталкиваю людей. Делаю вид, что не замечаю их неодобрительных взглядов. Протискиваюсь вперед.
На брусчатке сидит молодая женщина. Ее плечи вздрагивают от беззвучных рыданий. Она прижимает к груди перемотанную тряпкой руку. Сквозь ткань проступают бордовые пятна.
Парень, лет шестнадцати, объясняется со стоящим рядом мужчиной. Тот не в форме, но очевидно на службе. Голос у паренька дрожит, он обводит толпу взглядом, словно ищет одобрения.
– …появился из ниоткуда. Я даже не понял, что это нож, пока он не кинулся на женщину. Музыкант вступился, и…
Внутри меня образуется ледяной ком. Чем его растопить? Просто надеюсь, что это ощущение скоро пройдет.
– Как выглядел нападавший?
– Да я разглядеть его толком не успел, – парень нахмурил лоб. – Все так быстро… Белая майка, синие джинсы. Волосы такие, – он раздвинул указательный и большой пальцы, – средней длины.
– Куда он побежал?
– За магазин, – подросток указал в конец улицы.
– Ясно, – мужчина достал из-за пояса пистолет. Ничего здесь не трогайте. Полиция уже в дороге.
Музыкант лежит на газоне, в нескольких метрах от веранды. Его лицо напоминает театральную маску. Словно вся жизненная сила ушла и остался только маленький, едва трепещущий огонек. Невозможно поверить, что за каких-то пятнадцать минут человек может так измениться.
Глаза полуприкрыты. По блуждающему взгляду ясно, что парень уже плохо понимает, где находится. Дыхание прерывистое, неровное, с нехорошим булькающим звуком. Руки слегка подрагивают:
левая вытянута вдоль тела, правая – на животе. Майка в крови. И трава вокруг тоже густо запачкана кровью.
Рядом несколько человек. Средних лет женщина (судя по отсутствию паники – медсестра или что-то в этом духе) и коренастый мужчина в черной кипе. Вокруг кольцо зевак.
У мужчины в руках телефон, по которому он выкрикивает короткие, рубленые фразы:
– … несколько ножевых, да… Тяжелое…. Срочное переливание.
– Через сколько будут? – не отрывая взгляда от музыканта, спрашивает женщина.
– Минут через пять-семь.
С веранды принесли плед, из тех, что вечером или в холодное время года предлагают посетителям.
Женщина сворачивает плед валиком и кладет музыканту под голову. Находятся и бинты. Видимо, кто-то успел сбегать в аптеку. Она прикладывает их к ранам. Пытается остановить кровь.
У меня слегка кружится голова. Со мной всегда так. Порезанный палец еще ничего, но если рана глубокая, то к горлу сразу подкатывает тошнота. Я надеялся, что с возрастом это пройдет.
Не прошло.
Заметив меня, музыкант приподнимает руку и указывает куда-то в сторону.
– Что? – не понял я.
– …гитара, – с трудом разлепив губы, произносит он.
Осматриваюсь вокруг. Людей все больше, а инструмента не видно. Наверняка, гитара где-то рядом, но в этой суматохе никому до нее нет дела.
Через пару минут поисков обнаруживаю гитару. Она лежит неподалёку от веранды. Поднимаю ее с земли и возвращаюсь к музыканту.
Парень застыл в той же позе. Взгляд устремлен в небо. На лице никакой боли и страха. Только отрешенность и спокойствие. Словно ни толпа, ни кровь на траве не имеют к нему отношения.
– Вот, – я приподнял инструмент и положил рядом с ним.
Музыкант улыбнулся.
– Спасибо.
Женщина, перевязывая раненого, кинула на меня быстрый взгляд.
– Что это?
– Его гитара. Что же еще?
– Ясно, – она обернулась к мужчине в кипе, – Долго там еще?
Тот пожал плечами.
– Едут.
Не успела она закончить фразу, как где-то неподалеку прогремели выстрелы: бах-бах-бах!
Толпа стихла.
С соседней крыши сорвалась стая испуганных птиц.
Люди у веранды повернули головы в сторону, откуда исходил звук. Затишье длилось секунд пять, а затем вновь: бах-бах-бах!
По толпе прокатился шепоток.
Зазвучало множество голосов, и площадь потонула в их гуле.
Прошло около минуты, прежде чем вдалеке послышался вой сирен. С каждым мгновением он становился все ближе.
Никогда в жизни я так не радовался этому звуку.
Скорая и полиция приехали почти одновременно. Медики (двое мужчин с бесстрастными лицам) действовали слаженно. Словно механики на «Формуле-1», которые за несколько секунд меняют резину участнику гонки. Перебрасываясь короткими фразами, они осмотрели музыканта. Задали несколько вопросов женщине, которая останавливала кровь. Затем, как по команде, подняли раненого на носилки и понесли в фургон.
Я хотел передать им гитару, но девушка в полицейской форме остановила меня:
– Пожалуйста, ничего здесь не трогайте.
На вид ей было не больше тридцати, может, даже меньше. Рост, чуть выше среднего. Вьющиеся волосы собраны в пучок. Форма сидит как влитая. В миндалевидных глазах – уверенность человека, который не раз сталкивался со смертью.
И как вместо бьюти-блогеров такие девчонки становятся полицейскими?
– Здесь место преступления. Нельзя ничего выносить.
– Это гитара того парня.
– И?
– Он просто хочет взять ее с собой.
– Куда? В больницу?
Хотелось возразить, но она была права. Глупо, конечно.
Подошел еще один полицейский. Невысокого роста мужчина под сорок. Полосок на погонах у него было заметно больше. Телосложение крепкое, никакого пивного живота. Видно, что регулярно занимается спортом. Глубоко посаженные глаза смотрят по-бульдожьи: пристально и изучающе. На загрубелом лице многочисленные следы от угрей. Похоже, юность была – не позавидуешь. Сложно, наверное, пригласить девушку на свидание, когда у тебя не кожа, а лунная поверхность.
– Сержант Шираби, – представился он.
Голос у него был под стать внешности. Глуховатый и надтреснутый. Будто шел со дна глубокого колодца.
– Твой инструмент?
– Нет, того парня, – я кивнул в сторону скорой.
Полицейский проследил за моим взглядом.
– Ничего. Мы ему вернем. Ты видел, как это случилось?
– Нет. Я был на веранде. Вышел, когда все уже произошло.
– Ладно. Мы запишем твои данные, – он протянул мне визитку. – Если вспомнишь что-то важное, звони.
Я автоматически сунул визитку в карман.
– А что с нападавшим?
Сержант снова посмотрел мне в глаза. Что-то для себя уяснил, и, пожевав губами, произнес:
– Ликвидирован.
Этот короткий ответ подвел черту под сегодняшним вечером.
Подъехали криминалисты, и место преступления оградили лентой.
Хочу рассказать о том, как я впервые увидел Полину. Мне тогда было двадцать три. Ей на год меньше.
Я недавно приехал в страну и готовился к поступлению в колледж. Мечтал стать оператором. Снимать клипы и кино. Казалось, впереди целая жизнь. От открывающихся возможностей захватывало дух.
На выходные мы с друзьями выбирались в Тель-Авив. Смотрели на огни большого города, валялись на пляже, изучали новые бары. Сказать по правде, все они для нас были новыми. Ведь сами мы жили в студенческой общаге, и из окна видели только бесконечные зеленые холмы и апельсиновые рощи. Это, конечно, было прекрасно, но, когда тебе немного за двадцать, хандра накатывает уже через пару недель.
В тот период у меня началась пора, которую условно можно назвать «временем поиска новых смыслов». Все мои друзья приехали из разных городов бывшего СССР, и у каждого был свой багаж, с которым нам предстояло втиснуться в новую реальность.
– Ну, что, выберемся сегодня куда-то? – спросил однажды Тим.
Знаток ночных клубов, для меня, он был чем-то вроде проводника в Шамбалу. И я следовали за ним с раскрытым от удивления ртом.
Гриша – питерский интеллигент, взбунтовавшийся против родительской опеки, постоянно увязывался за нами.
– Поехали, – с ходу согласился он.
И мы поехали.
В тот вечер мы выбрали клуб, куда поначалу нас не хотели даже пускать. То ли охранникам не понравились наши физиономии, то ли ещё что. Но после недолгих препирательств, пару двадцаток с Джексоном послужили нам пропускным билетом.
Оказавшись внутри, мы направились прямиком к бару. Коктейли, которые Тим советовал, оказались с подвохом – пились легко, но на самом деле были довольно крепкими.
Мы быстро набрались, и вскоре нам стало все равно – кто там диджействует у пульта, и какие треки сводит.
– Как впечатление? – перекрикивая музыку, спросил Тим.
– Отличное, – с улыбкой ответил Гриша. Его поплывший взгляд скользил по девушкам, которые находились поблизости. – Просто супер.
Тим помешал лёд в своем бокале с содовой и взглянул на меня.
– Мэттью, а ты что скажешь? Нравится клуб?
– Ничего так. Вроде.
– Давай-ка ещё пару шотов, старичок. А то ты что-то заскучал.
Мы выпили, поболтали о всякой чуши. Тим отправился на поиски травки, а Гриша подсел к девушке, по виду вдвое старше него. Я мысленно пожелал им удачи и пошел в туалет. Хотелось умыть лицо холодной водой – это иногда помогало не пьянеть слишком быстро.
Когда я немного пришел в себя, то решил направиться к сцене. Там крутилось много симпатичных девчонок. Но, как оказалось – большинство с парнями.
И я вернулся обратно к стойке. Тут работал кондиционер, и музыка звучала чуть тише. Во всяком случае, не приходилось кричать, чтобы бармен мог тебя услышать.
В голове у меня уже слегка шумело. Я заказал пива, забрался на высокий барный стул и принялся изучать полки с выпивкой. Насчитал около сотни названий, но вскоре это занятие мне надоело.
Покрутив головой, я увидел Полину. Что ее зовут именно так, я тогда, конечно, не знал. Она сидела в нескольких метрах от меня и набирала сообщение.
До меня донесся ненавязчивый цитрусовый аромат ее духов.
Длинное сиреневое платье – точно по фигуре. Рядом с недопитым бокалом вина элегантная замшевая сумочка. На ногах открытые босоножки.
Не очень-то подходящий наряд для ночного клуба. Но Полина выглядела в нем естественно. Распущенные каштановые волосы небрежно падают на плечи. Я так и не смог понять, намеренная это небрежность или случайная. Но влюбился моментально, не успев толком осознать, что произошло. Просто понял, что хочу каждый день засыпать рядом с этой женщиной.
Я все ждал, что сейчас появится какой-нибудь ухажер, обнимет ее и уведет куда-то. Но время шло, а никто не появлялся.
Через минуту-другую Полина заметила, что я на нее смотрю. По ее лицу скользнул свет софита, и я смог разглядеть ее глаза. Огромные, цвета кофейного ликера, они притягивали взгляд, будто два мощных магнита.
Я отпил пива. И понял, что не чувствую его вкуса.
– Угостить тебя чем-нибудь? – спросил я, подсев ближе.
Не лучший способ познакомиться, но все же я рад, что мой голос не дрогнул. А если и дрогнул, то самую малость.
– Нет. Мне на сегодня хватит, – она постучала пальцем по своему бокалу.
– Часто здесь бываешь? – уже более уверенно спросил я.
– Не так чтобы очень. А ты?
– Сегодня впервые.
– Ну и как тебе?
На фоне ее мягкого голоса все остальные звуки казались белым шумом.
– Да я не очень-то разбираюсь в клубной жизни. Просто вырвались с друзьями в город, чтобы не помереть с тоски в общаге.
– Учишься?
– Пытаюсь. Хочу стать кинооператором. А ты?
– Пока еще не решила.
– Но тебе что-то нравится?
– Да, много вещей… Слишком много. В этом-то и проблема.
– Ничего. Еще определишься. А что тебе советуют друзья? – спросил я после небольшой паузы. – Ну, насчет учебы?
– Знаешь, большинство людей, с которыми мы общаемся, не раскрывают наш потенциал, – она провела пальцем по губам и поставила бокал на стойку. – Когда у нас что-то случается, первое, что мы делаем – это звоним близким. Друзьям, родителям. Людям, которых любим. Психологу. Не важно. Главное, мы уверены – нам помогут. Но фишка в том, что никто из этих людей не оценивает нас объективно. И поэтому, все их советы – это лишь предположение, как бы они поступили на твоем месте. Но они не мы. И никогда нами не будут.
– Звучит банально.
– Так и есть. Банальней некуда. Но все об этом почему-то забывают.
– Наверное, это такой защитный механизм.
Я достал сигареты и попытался вспомнить, когда в последний раз влюблялся. Перебрал в памяти девушек, с которыми встречался (благо их было не так уж много). Нелепые обещания, которые не стоило давать. Теперь все это казалось далёким и каким-то тусклым. Будто все краски выгорели на солнце.
– Как тебя зовут? – спросил я после короткой паузы.
– Полина.
– А тебя?
– Матвей.
Мне нравилось, как звучит ее имя. И я все силился понять – нравится мне оно само по себе или потому, что оно принадлежит ей.
В этот момент из темноты вынырнул Тим. Не говоря ни слова, он стянул у меня сигарету.
– У всех кончилось курево, – Тим щелкнул зажигалкой, затем выпустил в потолок облако дыма, и взглянул на Полину.
– Ого, малыш! – он похлопал меня по спине. – Да ты времени даром не теряешь!
Танцпол ревел. Часы над стойкой показывали половину третьего ночи.
– Полина, это Тим. Тим, это Полина.
– Что ты нашла в этом зануде? – Тим произнес это так, будто разговаривал с давней знакомой.
– Собутыльника, – ответила Полина.
– Вот черт! И почему ему вечно достаются все сливки?
– Слушай, Тим… – вмешался я.
– Не парься, малыш. Я просто прикалываюсь.
– Давно общаетесь? – спросила Полина, когда он ушел.
– Как приехали.
Она была единственной девушкой, которая не удивилась, что у нас может быть общего.
Ночью пошел дождь. Небо заволокло рваными тучами. Тонны воды изливались на землю, словно где-то наверху сорвало кран.
Я съехал с шоссе и заглушил двигатель. Тяжелые капли барабанили по крыше и извилистыми струйками стекали по лобовому стеклу. Несколько минут я молча вслушивался в этот звук.
В окно врывался запах мокрой земли. Я достал сигареты, закурил и стал наблюдать за тем, как медленно запотевают стекла. По трассе проносились машины. Дрожащие огоньки фар таяли во тьме.
Вместо того, чтобы поехать домой я продолжил работать, как будто ничего не случилось. И теперь меня мучил вопрос – почему? Ведь дома меня ждет самый близкий человек. И все же я предпочел сидеть один посреди дождя в машине с заглушенным двигателем.
Радио молчало.
Во мне ожил целый ворох полузабытых воспоминаний. Я чувствовал себя отрезанным от всего мира. Картинки из прошлого сплетались в одну черно-белую короткометражку, которую какой-то невидимый оператор неспешно прокручивал в моей голове. А события сегодняшнего вечера понемногу теряли яркость. В какой-то момент мне начало казаться, что они произошли не со мной, а с кем-то другим. И я просто зритель в пустом кинотеатре, который, спасаясь от бессонницы, пришел на ночной сеанс.
Стоило бы позвонить Полине. Хотя бы ради того, что услышать ее голос. Но я не позвонил. Вместо этого я взял телефон и начал механически прокручивать список контактов. Удалять ненужные номера, случайные записи. От кого-то я слышал, что монотонная работа неплохо помогает справиться со стрессом. Похоже, что-то в этом есть.
Так я добрался до номера Тима. Странное ощущение снова видеть на экране его номер.
Мы не общались, наверное, уже лет пять. А то и больше. Черт возьми, как же быстро они пролетели! И вроде ведь ничего особенного не произошло. Мы не поругались, не затаили взаимных обид.
Всего лишь повзрослели, а жизнь тем временем взяла свое. Достаточно было просто не мешать ей.
Что если позвонить Тиму прямо сейчас? Я взглянул на часы. Половина первого ночи. Раньше для нас это было детское время.
Но это раньше.
Допустим, он не поменял телефон. И даже ответит. Что я ему скажу? Извини, что не звонил пять лет? А тут вдруг вспомнил про тебя и решил поболтать?! Звучит по-идиотски.
Тем не менее, я все же набрал его номер.
Глубоко затянулся, выдохнул в окно дым и принялся вслушиваться в долгие гудки. Насчитал ровно десять, но трубку так никто и не взял. Я уже собрался сбросить вызов, но тут включился автоответчик.
– Привет, засранцы! Если вы знаете этот номер, значит вы точно не из банка и не из полиции. Выкладывайте, что хотели, и может быть, я вам перезвоню. Если оно того, конечно, стоит.
Я улыбнулся. Это был все тот же Тим. Пусть и в записи.
– Привет, старик. Это Матвей. Даже не знаю, что сказать. Извини, что пропадал так долго. Просто хотел узнать, все ли у тебя в порядке? Тебя нигде нет. Ни в одной социальной сети. И я понятия не имею, где ты и как. В общем, перезвони, как будет время. Это мой номер. У тебя, наверняка, определился.
По трассе промчался грузовик, который обдал мою машину водой. Я затушил окурок и прикрыл окно.
В том, что я решился позвонить Тиму, можно было отметить два положительных момента. Во-первых, я перестал зацикливаться на том, что не сделал этого раньше, а во-вторых, мне расхотелось напиваться в одиночестве.
Проснувшись следующим утром, я первым делом взглянул на телефон. Надеялся увидеть ответ Тима. Но никаких новых сообщений или пропущенных звонков не обнаружил.
Я встал с кровати и прошел в гостиную.
Полина сидела на диване и смотрела новости.
Диктор говорил о встрече премьер-министра с представителями совета поселений Иудеи и Самарии. Обсуждались вопросы безопасности и распространения суверенитета на территории, заселенные израильтянами.
– Доброе утро, – сказал я.
– Привет, – Полина оторвалась от экрана и посмотрела на меня. – Выспался?
– Да. А ты?
– Ну-у, так.
Через полуприкрытые жалюзи пробивался яркий солнечный свет. В его лучах плавали маленькие пылинки.
– Слышал о теракте на площади? Только что передавали.
– Нет, – соврал я.
– Какой-то придурок накинулся на людей с ножом.
– Есть пострадавшие?
– Нет, только раненые.
Я обрадовался. Значит, музыкант жив!
Полина взяла с дивана пульт и немного убавила громкость.
– Даже не верится, что это происходит прямо у нас под носом, – она подобрала ноги и набросила на них плед. – И неизвестно, когда это произойдет в следующий раз.
Несколько секунд я молча наблюдал за экраном, на котором мелькали кадры с площади, и надеялся, что оператор не выхватил из толпы мое лицо.
Камера задержалась на следователе в тот момент, когда он давал интервью СМИ. Затем переметнулась на машины скорой. На этом сюжет закончился. Диктор перешел к следующей новости – строительству современной больницы в Верхней Галилее.
– Ладно, я в душ.
– Яичницу пожарить?
– Нет, спасибо. Сам что-нибудь приготовлю.
Я зашел в ванную, закрыл за собой дверь.
С каких пор я начал врать Полине? Понятно, что не стоило заставлять ее волноваться, но ведь со мной ничего не случилось. Так почему бы не рассказать все как есть?