Михаил Лидогостер
Ирисы Негева
Глава 4
– После вчерашнего ливня снова солнечно! Метеорологи уверяют, что комфортная погода с температурой плюс двадцать продержится до конца недели. Что ж, поживем – увидим. Сегодня у нас в гостях ведущий популярного блога «колонка психотерапевта» врач высшей категории Дан Златопольский. Дан, спасибо, что пришел.
– Спасибо за приглашение.
– Итак, наша тема сегодня – как справится с неврозами? И почему жители Тель-Авива плохо спят.
– Точно.
– Актуальные вопросы.
– К сожалению.
– Мы сейчас говорим именно про Тель-Авив или про любые крупные города тоже?
– В целом, любой мегаполис – агрессивная среда для психики человека. И в этом мы схожи со всем остальным миром.
– Но есть и специфика?
– Конечно.
– Что ж, тебе слово.
– Практически каждый житель большого города так или иначе испытывает стресс. И проблема со сном здесь лишь одно из звеньев цепи, приводящей к неврозу. Напряженный ритм работы, шум, грязный воздух, электрический свет, круглосуточные ремонтные работы – все это ведет к нарушению сна. Если не найти способ блокировать эти раздражители, то с каждым днем наше внутреннее состояние будет ухудшаться.
– Разве это не расплата за прогресс?
– В каком-то смысле.
– Но рецепт существует?
– Скорее какие-то общие показания.
– Надеюсь, ты их озвучишь?
– Попытаюсь. Если ты дашь мне сказать.
– Ха-ха-ха! Извини.
– Со стороны агрессивное влияние городской среды может быть не заметно. Просто однажды мы обнаруживаем, что наше психическое состояние мягко скажем, далеко от нормы. Как, впрочем, и физическое. Кардиология, диабет, лишний вес – это только малая толика заболеваний, связанных с нарушением сна.
– И что нам, всем уехать в лес?
– Зачем так кардинально? Необходимо научиться контролировать уровень повседневного напряжения. Если, мы, конечно, хотим, оставаться здоровыми.
– Хотим. Поэтому и позвали тебя. Дай нам несколько простых советов.
– В первую очередь необходимо понять, что длительное игнорирование внутренних конфликтов может проходить бессимптомно лишь до поры до времени. К несчастью, подавленные эмоции не умирают. Даже если их заставили замолчать, они продолжат влиять на человека изнутри.
– Звучит не слишком ободряюще.
– Это одна из ключевых идей психоанализа.
– Так как же выбраться из тех состояний, о которых мы говорим?
– Шанс преодолеть их появляется только тогда, когда мы уясним, что все наши внутренние патологии в большинстве своем являются лишь отражением нерешенных внешних конфликтов. Если, конечно, речь не о наследственности. Без осознания этого факта никакое движение вперед невозможно.
* * *
Я выключил радио.
Хотелось поболтать с кем-то из друзей. Не «с кем-то», конечно. С Тимом.
С того момента, как я оставил ему сообщение, прошло два дня. Может, просто не обратил внимания? Увидел незнакомый номер и стер, не прослушивая? Сколько раз я поступал так же?
Ведь в наше время люди меняют номера телефонов чаще, чем звонят старым друзьям.
Конечно, нужно было поинтересоваться, что у него происходит чуть раньше. Значительно раньше. Но я не поинтересовался.
И поэтому вместо того, чтобы выпивать где-то с Тимом, я слушаю колонку психотерапевта.
Так уж все устроено. Мы почему-то уверены, что люди, которые нам дороги всегда будут на расстоянии вытянутой руки. И только когда эта рука натыкается на пустоту, до нас начинает доходить, как мы ошибались.
* * *
Весь день я колесил по центру. С утра подвез пожилую женщину в аэропорт, и после так и остался в Тель-Авиве.
Заказы падали один за другим. И довольно выгодные. Возвращаться на север пустым не было смысла.
Пару раз я выезжал к набережной. Вначале просто мельком увидел ее в окно. Во второй раз специально остановился, чтобы полюбоваться. Взял в ближайшей забегаловке кофе, облокотился на парапет, и стал разглядывать переливы волн.
Мимо проходили люди. О чем-то разговаривали, улыбались, строили планы, обсуждали новости. В них пульсировала жизнь. А я казался себе нищим эмигрантом из Восточной Европы, который прибыл в страну сразу после войны. И все, что ему удалось захватить с собой из опаленного огнем мира – это старый чемодан, в котором не осталось ничего, кроме надежд. Надежд, и воспоминаний о тех, кто никуда уже уехать не сможет.
Не знаю, почему я вдруг подумал об этом. Наверное, глядя на современные дома и ухоженную прибрежную зону, стоило думать о чем-то другом. Например, о коктейле в изящном стакане, легком бризе. И широком балконе гостиничного номера. С панорамным видом на залив.
Но ничего такого в моей голове не возникало.
Вместо этого в ней возникали мысли о Моран. Девушке из радиопередачи. Моей случайной попутчице. На самом деле, мне хотелось поскорее забыть все это. Потому что я совершенно не представлял, что делать с этим чувством. Я надеялся, что со временем оно угаснет само собой.
Ведь если в огонь не подкладывать дров, то рано или поздно он тухнет.
Я выкурил две сигареты. Допил кофе и затушил в стаканчике окурки.
Интересно, где Моран сейчас? Чем занимается? Разошлась ли в итоге со своим парнем?
Найти ее страничку в соцсетях оказалось несложно.
Большое число подписчиков. Студийные фото. Интервью популярным изданиям. Все посвящено кино и призвано вызывать ощущение успеха и востребованности. Наверняка, ведется профессиональным пиарщиком. Вопрос – где за всем этим она?
Впрочем, ко мне это не относится.
Просто случайная встреча. Пусть такой и остается.
* * *
Многокилометровые тель-авивские пробки вытянули из меня все силы. Чуть ли ни на каждом светофоре приходилось подолгу стоять в ожидании зеленого сигнала. Навигатор показывал, что на объездных маршрутах та же картина.
Под конец смены я перепутал название улицы и высадил клиента не на том перекрестке. Пришлось извиниться и вернуть деньги, но ситуацию это не исправило. Человек остался недоволен, и совершенно справедливо.
После этой поездки я понял – необходимо побыть в тишине. Просто посидеть одному, без телефонов, рабочей рации и интернета.
Я заглушил двигатель, опустил окно и откинулся на спинку кресла. Прикрыл глаза и попытался выровнять дыхание.
Не сформировавшаяся до конца мысль мешала мне очистить сознание от накопившегося за день мусора. Скорее даже не мысль, а догадка. Луч фонарика, скользящий по темной стене.
Скорее бы уже приехать домой. Встать под душ. Выпить бокал вина и лечь спать. Перевернуть страницу.
Я открыл глаза, завел двигатель, и медленно покатился вниз по улице.
Надо же – перепутать название!
Конечно, во многих городах, и даже в районах одного и того же города названия зачастую совпадают, но это меня не оправдывает. Нужно быть внимательнее.
И тут до меня дошло.
Название! Вот в чем дело! Как только я его услышал, что-то во мне переключилось. И ни на чем другом я уже не мог сфокусироваться. Поэтому и ошибся.
Ведь это – та самая улица, что вела к заброшенному стадиону. Тому, где мы с Полиной рассуждали о квантовой запутанности.
Интересно, снесли ли его, наконец?!
* * *
На пустынном перекрестке горела вывеска круглосуточного кафе. Оно все еще работало. За те годы, что я здесь не был, в нем ничего не поменялось. По крайней мере внешне.
Немного постояв у входной двери, я зашёл внутрь.
Все те же массивные стулья, круглые столики из темного дерева. Запах фалафеля и картофельных чипсов. Ряд бутылок с дорогой выпивкой на барной полке. Редкие завсегдатаи, лениво потягивающие пиво.
Я сделал заказ. Перебросился с молодым продавцом парой пустых фраз. Спустя пару минут он вручил мне пакет с питой. Предварительно хорошенько разогрел ее на гриле, смазал изнутри хумусом, положил жаренное мясо, чипсы и овощные салаты. Все это с какой-то невообразимой скоростью и сноровкой, которая нарабатывается только со временем.
От свертка шел умопомрачительный запах. И у меня тут же засосало под ложечкой. Я вспомнил, что почти целый день ничего не ел.
– Напитки в холодильнике, – парень кивнул головой в сторону двери.
– Я возьму кофе.
– Будешь есть здесь?
Я оглядел столики. Странное ощущение. Будто вернулся в родной город, но тебя там никто не помнит.
– Нет, с собой.
В дальнем углу стойки сидел пожилой полицейский. Его квадратная челюсть медленно ходила из стороны в сторону. Мешки под глазами и складки на затылке делали его похожим на усталого мастифа.
Перед полицейским стояла внушительного вида тарелка. Уже полупустая. Он взглянул в мою сторону, пару секунд задержался на мне взглядом, и вернулся к своему ужину. Как видно, ни настороженности, ни любопытства, я у него не вызвал.
Вот бы лет десять назад все полицейские смотрели на меня так же.
Продавец подошел к кофе-машине.
– Какой кофе?
– Ваш фирменный.
Парень поднял на меня темные глаза. В них промелькнуло удивление, смешанное с любопытством. Ему было чуть больше двадцати. И, конечно, он не мог помнить ни меня, ни старого меню.
Я махнул рукой.
– Забудь. Сделай американо. Двойной.
Он нажал на какие-то рычажки, и машина ожила, перемолола зерна, зашипела паром.
– Бывал здесь раньше?
– Когда-то.
– Я работаю тут пару месяцев. Знаю только местных.
– Ясно.
Пока он колдовал над кофе, я проверил телефон. Никаких новых сообщений. Пропущенных вызовов тоже нет. Ни от Тима, ни от Полины. Только прогноз погоды.
Через минуту кофе был готов. Судя по запаху – совсем не то, что готовили раньше.
Все меняется. И миру совершенно наплевать нравится нам это или нет.
– Слушай… – начал я, когда продавец вернулся к стойке. – Тут когда-то был стадион.
Парень пробил заказ, и, не отрывая глаз от кассы, произнес:
– Он и сейчас на месте.
* * *
Разросшиеся гигантские фикусы обступили парковую аллею со всех сторон. Иногда в вышине раздавался чуть слышный писк и мой взгляд улавливал мелькание перепончатых крыльев в просветах ветвей.
Я медленно брел по дорожке. Ночная прохлада приятно освежала. От кустов вербены шел едва ощутимый аромат. Гул города сюда почти не доносился. Настоящий оазис тишины посреди каменных джунглей.
Парк выглядел очень ухоженным. Трава аккуратно подстрижена. Вдоль аллеи – яркая подсветка. Появились объявления, призывающие не мусорить. И указатели, где что находится: детская площадка, искусственный пруд, киоски с едой, туалеты.
Честно говоря, когда парень в кафе сказал мне, что стадион все еще не снесли, я не поверил. Такое перспективное место и до сих пор пустует? Здесь ведь можно построить все, что угодно! Жилой комплекс, торговый центр, современный кинотеатр. Расширить парк. Но почему-то ничего из этого не случилось.
Наверное, помешали какие-то имущественные споры. Или суды, тянущиеся из года в год.
Я свернул с аллеи и пошел по газону. Днем тут устраивали пикники. А в такое время мне встретился только одинокий старик, который, выгуливал располневшего лабрадора. Заметив меня, пес помахал хвостом. Фыркнул и тряхнул головой. Видимо, учуял еду в моем свертке.
Через несколько минут я добрался до калитки в заборе. За ней начиналась территория стадиона. Со временем она превратилась в настоящий пустырь, который порос травой и диким, похожим на колючку, кустарником.
Кофе в стаканчике уже слегка остыл. Я сделал пару глотков и подумал, что, если бы не садиться снова за руль, то можно было купить вина. Но, увы. Приходилось довольствоваться кофе. Я толкнул калитку и ступил на протоптанную меж сорняков тропинку.
По обе стороны от меня раздавался стрекот ночных насекомых. От этого создавалось ощущение, будто находишься где-то за городом. В каком-нибудь отдаленном от дорог поселке. Но в поселке, каким бы маленьким он ни был, всегда кто-то живет. А тут – кроме меня не было ни души.
Когда я подошел к стадиону, то увидел, что уличные художники не теряли времени даром. Граффити преобразили скучное бетонное пространство в настоящую галерею под открытым небом.
Дикий плющ пустил по стенам свои цепкие побеги и забрался уже почти на самый верх. Внутри здания пахло застоявшейся водой и плесенью. Пол усыпан мусором. Окурки, битое стекло, старые рекламные объявления, использованные баллончики от краски.
Я шагнул внутрь и направился к лестнице. Поднялся на несколько пролетов, вышел на трибуну. Здесь было значительно светлее. И дышалось легче. Сиденья и стадион заливал рассеянный свет башен-небоскребов, которые высились за парком. Помимо редких сирен скорой, ничто не нарушало царившую тут тишину.
В одном из интервью Девид Линч как-то сказал, что люди всегда стараются найти место, которое разговаривает с ними.
Похоже, этот стадион для меня – такое место. Нельзя сказать, что оно вписывается в привычные шаблоны. Кто-то наверняка скажет, что проводить тут время – как минимум странно. Но почему-то только здесь я чувствовал удивительный покой. Словно время вокруг меня остановилось.
Я обвел стадион взглядом. Отыскал место, где в прошлый раз мы сидели с Полиной. На спинке одного из сидений Полина написала наши имена и дату: 7-го июня 2013.
Надпись немного выцвела, но сохранилась. Ни дожди, ни зной ей не повредили.
Надо же. Я был так уверен, что стадион снесли, а он, оказывается, все это время оставался на месте. Тихо порастал плюшем, ветшал и впитывал тишину.
Пита и кофе остыли. Но я по-прежнему был голоден и съел все без остатка. После чего смял бумажный пакет и сунул его в карман. Бросать его на стадионе мне не хотелось.
В пачке еще оставалось несколько сигарет. Я закурил, откинулся на сиденье. Выдохнул дым, и стал наблюдать, за тем, как сизые клубы плывут над трибунами.
* * *
Осенью того же года произошло еще кое-что важное.
Я хорошо помню начало того дня. Мы с Полиной сидели друг напротив друга, разделенные круглым столиком с матовой металлической поверхностью. Перед нами стояли бумажные стаканчики с кофе. Вкус у кофе был так себе. Впрочем, чего ждать от напитков из автомата?
Вестибюль клиники сиял чистотой. За окнами зеленела лужайка, на которой местные мальчишки играли в футбол. По небу плыли легкие облака. След от самолета поделил квадрат окна на два равных треугольника.
Соседние столики пустовали. Похоже, никто не хотел подолгу засиживаться за ними.
Полина посмотрела на часы. Затем резко убрала руку.
– Пора? – спросил я.
– Нет. Ещё нет.
Я сделал маленький глоток кофе и добрых полминуты разглядывал ободок из кофеинок на внутренней стороне стаканчика.
– Не переживай. Все будет хорошо.
Не меняя позы, Полина посмотрела мне в глаза.
– Знаешь, когда я только поступила в институт, то часто пыталась представить, как сложится будущее. Столько всего навыдумывала. А потом перестала что-либо загадывать. Поняла, что жизнь всегда на шаг впереди.
– Слушай. То, что случилось – это отлично. Немного неожиданно, но мы справимся.
В воздухе снова повисло молчание. Тишина волнами разливалась между нами. Прошло несколько минут, прежде чем Полина заговорила снова.
– Мы встречаемся меньше года. А мне кажется, я знаю тебя всю жизнь. – Она задумалась о чем-то, подвинула себе стаканчик с кофе, но так и не отпила из него. – Как думаешь, кто будет? Девочка или мальчик?
– Какая разница?
– Я бы хотела мальчика.
– Почему?
– Наверное, потому что росла с матерью.
– Надоело женское общество?
– Хм, не думала об этом. Может быть, – она подперла голову рукой, потеребила браслет на запястье. – Я бы отдала сына в музыкальную школу. Чтобы с детства привить любовь к музыке. Только не решила, какой инструмент лучше выбрать. Ты как думаешь?
– Не знаю, – я не очень представлял, какой ответ Полина ожидает от меня услышать. – Думаю, ребенок должен выбрать сам.
К нам подошла медсестра. Молодая девушка с классической ашкеназской внешностью – голубоглазая, с длинными вьющимися волосами темно-горчичного цвета. Судя по акценту – американка.
– Врач ожидает вас, – сказала она.
Мы проследовали за ней в кабинет.
То, что случилось потом, разделено в моей памяти на отдельные фрагменты.
Я помню напряженное лицо доктора. То, как по его звонку Полину срочно направили на УЗИ и заставили сдать кучу анализов. Несколько часов ожидания. Десяток выкуренных сигарет. Сухость в горле. Нарастающее напряжение от осознания, что никакого контроля над ситуацией у меня нет.
Помню, как я стоял перед автоматом с напитками и не понимал, что нужно сделать, чтобы купить бутылку воды. И наконец – набор каких-то слов, который просто не мог быть адресован мне. Я смотрел на доктора и пытался понять, кому он это говорит? И зачем?
– Замершая беременность? Что это значит?
– Это значит, что плод прекратил свое развитие.
– Как это прекратил? Почему?
– Пока не известно. Может быть, какие-то генетические отклонения или инфекция. Много причин.
– Но ведь все будет нормально? Это ведь лечится?
– К сожалению, слишком поздно.
Врач говорил что-то еще, но я его не слышал.
Понял только, что это был мальчик. Наш с Полиной сын.
Возможно, он бы и впрямь стал неплохим музыкантом. А может, и нет.
Вместо этого он решил вообще не появляться на свет. И никто из врачей так точно и не сказал почему.
* * *
Поток времени не всегда бывает однородным. Для меня это совершенно очевидно. Иногда он замирает, меняет направление и течет в обратную сторону.
В такие моменты события, слова, встречи – все, что когда-то происходило, обретает дополнительную значимость. Смысл, который раньше оставался скрыт.
Я вливаюсь в этот поток, и понимаю, что прошлое – это не хаотичный набор случайностей, а фрагменты полотна такого масштаба, что охватить его взглядом не получится, даже если потратишь на это всю жизнь.
* * *
Прошло около часа.
Пора возвращаться.
Я убрал за собой мусор, окинул стадион взглядом, и направился к выходу.
Теперь постараюсь бывать здесь почаще.
В глубине души я давно уже попрощался с этим местом. И ошибся. Возможно, все эти годы оно ждало меня.
Говорят, пребывание в одиночестве помогает очистить разум. В ежедневной гонке мы перестаем слышать самих себя. Поэтому иногда каждому необходимо выключить весь тот шумовой фон, который сопровождает наши жизни. Об этом, кажется, говорил и тот мозгоправ с радио.
Интересно, что произойдет, если каждый сможет отключить этот шум, по собственному желанию? Люди наверняка сэкономят кучу денег, которые уходят на психотерапевтов.
Я подошел к лестнице. Спустился на один пролет вниз. И тут с моим подсознанием случилась странная штука. Что-то заставило меня остановиться. По нейронам пробежал какой-то неявный импульс.
Я взялся за перила. Медленно осмотрелся по сторонам. На первый взгляд ничего особенного. Запах сырости. Под ногами крошка из битой плитки. В проеме окна – рогатая луна, россыпь равнодушных звезд. Их слабый свет льется на испещрённые надписями стены. Все те же граффити. Но толком рассмотреть их нельзя. Видны лишь отдельные части. Общие, крупные элементы рисунка.
Похоже, изображение какого-то человека.
Где-то внизу, на первом этаже, послышался тихий шорох. Я насторожился. Прислушался. Вроде, никого. Наверное, кошка.
Но сердце не слушало – билось с ускоренной силой. И ощущение, что я что-то упускаю, не покидало меня.
Я достал телефон. Фонарик не работал, только подсветка. Слабовато, конечно, но что-то увидеть можно. Любопытство убедило меня скользнуть лучом света по стенам. Повинуясь ему, я направил телефон на граффити.
Какие-то доли секунды мой разум боролся с ощущением нереальности происходящего.
Невероятно, думал я. Разумеется, это всего лишь рисунок. И невозможно утверждать стопроцентно… Но сходство просто поразительное!
Чем дольше я вглядывался в изображение человека на стене, тем больше убеждался, что ошибки быть не может. Со стены на меня смотрел портрет музыканта с площади.
Глава 5
Мощный луч света полоснул тьму, и ударил мне по глазам.
– Хреновое место для пикника, сынок.
От неожиданности я чуть не выронил телефон из рук. Видимо, изображение музыканта так поразило меня, что я даже не слышал, как кто-то поднялся по лестнице. Стоило все же обратить внимание на тот шорох снизу.
– Только давай без глупостей.
Из-за бьющего в глаза света, я не мог разглядеть лицо того, кто обращается ко мне. Но голос явно мужской. И, судя по одышке, принадлежит человеку немолодому.
– Оставайся на месте, сынок. И медленно, о-очень медленно, подними руки вверх.
– Какой я тебе сынок? Кто ты вообще такой? И какого хрена тебе от меня нужно? – спросил я.
– Просто делай, что тебе говорят. Подними руки над головой.
Значит это полицейский, пронеслось в голове. Или кто-то вроде охранника. Черт, вот засада.
– Может, перестанешь слепить меня? Что происходит-то вообще?
– Эйнат, надень-ка ему наручники.
О, оказывается, есть еще какая-то Эйнат.
– Послушайте, – начал я. – Не знаю, что вы хотите, но никаких наручников я не надену.
– Лучше не выпендривайся, сынок.
Мощный хлопок потряс тишину. Слева от стены откололся кусок плитки.
Черт! Похоже, старик явно не в себе. Медаль что ли за мое задержание хочет получить?
– Следующая – в колено. И никаких сраных социальных выплат. Спишем на сопротивление при задержании. Верно, Эйнат?
Девушка неопределённо пожала плечами.
Значит, все же менты.
Эйнат сделала несколько шагов в мою сторону.
– Руки, – сказала она.
Я не шелохнулся.
– Держу тебя на мушке, сынок, – произнес старик. – Можешь не сомневаться.
Я попытался представить, каковы мои шансы на побег. И подумал, что лучше не рисковать. В конце концов, ничего противоправного я не совершал. Вероятно, меня с кем-то перепутали.
– Ладно, – ответил я, протягивая руки вперед. – Черт с вами.
* * *
Последний раз наручники на меня надевали все в том же две тысяча пятнадцатом. Тот год вообще был богат на события. Наверное, мир проходил через какой-то очередной виток. И меня на нем закрутило словно пылинку.
А когда буря утихла, я почувствовал, что вещи, которые казались мне необычайно важными, вдруг потеряли всякий смысл. Вот только что с этим новым пониманием делать, я совершенно не представлял.
Сколько себя помню, я всегда мечтал стать оператором. А когда это, наконец, стало возможным, «волшебный мир кино» почему-то утратил для меня всю свою привлекательность.
Я успел снять несколько рекламных роликов, придумал сценарий короткометражки, даже отправил ее на международный кинофестиваль, а потом что-то во мне сломалось. И я все бросил. В том числе и колледж.
Только с появлением Полины все начало понемногу налаживаться. Я по-прежнему не знал, что делать со своей жизнью. Но теперь хотя бы мне было с кем послушать Боба Дилана.
Приблизительно в то же время Тим съехал из Тель-Авива. Мы стали реже видеться. Но когда встречались, то напивались все так же, как и раньше. Может, даже сильнее. С той лишь разницей, что в отличие от меня, Тим никогда не терял над собой контроль. А вот со мной вечно что-нибудь приключалось.
Но однажды ночью все перевернулось с ног на голову.
После нескольких часов в баре, Тиму вдруг приспичило сесть за руль. Хотя до этого пьяным он не ездил. Бывают такие состояния, когда кажется, что сию же секунду нужно воплотить ту идею, что пришла в голову. И если такие мысли рождаются в баре, то ничего хорошего от них не жди.
Не помню, как именно все произошло. Когда я очнулся, то обнаружил себя на заднем сидении чьего-то раздолбанного «опеля».
Машина мчалась по ночному шоссе. Куда – понятия не имею. По радио звучала армейская волна. Тим сидел за рулем. Во рту дымится сигарета. Выражение лица такое, будто у него только что сыграла крупная ставка и он думает на что потратить выигрыш.
Гриша – на пассажирском сиденье. Похоже, в полной отключке.
– Что за херня? – спросил я, протирая глаза. – Куда едем?
– Все нормально, – кинул Тим через плечо. – Едем в классное место. Скоро увидишь.
– А чья машина?
– Друга. Взял покататься.
– Ты же в хлам. Как ты вообще ведешь?
– Ведет – судьба, – Тим выдохнул дым в окно. – А мы – марионетки.
Я с опаской взглянул на спидометр. Стрелка подрагивала между ста двадцатью и ста сорока.
– Черт, Тим. Хотя бы скорость сбавь.
– Да нормально все. Доедем. Как-нибудь.
Я пошарил по карманам. Кошелек с телефоном вроде на месте. А вот сигарет не было.
– Есть закурить?
Тим протянул мне пачку. Я вытянул сигарету. Чиркнул зажигалкой.
– Если какой-нибудь мент нас остановит… – начал я.
– А ты не каркай. Вот и не остановит.
– Это что, фатализм такой?
– Предопределение. Вселенский причинно-следственный закон, – он сплюнул налипшую на губу табачную пылинку. – Карма, короче.
– И куда она ведет?
– Да черт ее знает.
– Ну ты и накидался…
Он покивал головой с зажатой в зубах сигаретой. Алый огонек подергался в темноте.
– И не говори.
Я повернулся к окну. Ночь выдалась на удивление глухая. На небе – ни звезды. Похожие на магму дождевые облака нависли низко над землей. Холмы затянуты фиолетовой дымкой.
В тумане – огни небольших городков. Дорожных указателей не видно. С одинаковым успехом мы могли двигаться и на север, и на юг.
В какой-то момент я подумал, что вижу сон. Сейчас открою глаза и проснусь в баре. Затем умою лицо, выпью еще немного пива и посмеюсь над всем этим. Я встряхнул головой. Приоткрыл окно.
– Уже подъезжаем, – Тим затушил в пепельнице окурок. – Осталось недолго.
Он сбавил скорость и перестроился в правый ряд. Через сотню метров мы свернули на грунтовую дорогу, которая вилась между горами песчаника.
От тряски по кочкам проснулся Гриша. Несколько секунд он удивленно хлопал глазами. Явно не понимал, где находится.
– Вот это номер… – пробормотал он. – Где это мы?
– На пути к просветлению, – ответил Тим.
– А поконкретнее?
– Поконкретнее – скоро увидишь.
Гриша потер лоб.
– Пиво еще осталось?
– Да сколько хочешь, – Тим посмотрел в зеркало заднего вида. – На соседнем сиденье сумка-холодильник.
Я открыл внушительных размеров пластиковый ящик, достал Грише пиво. Немного поколебавшись, взял банку и себе.
– Ты готовился что ли?
– Сказать по правде, не очень. Просто все как-то совпало. И я подумал, хорошо бы вам увидеть кое-что.
– Что именно? – спросил я.
Не отрывая взгляда от освещенной фарами дороги, Тим произнес:
– Может быть и ничего.
Мы с Гришей переглянулись. И синхронно пожали плечами.
Тим есть Тим.
Потянулись рощи невысоких кустарников. В окно пахнуло соленым воздухом. Я догадался, что мы где-то на побережье.
Через пару минут Тим нажал на тормоза и заглушил двигатель.
– Приехали.
Мы вышли из машины, размяли спины и осмотрелись. Некоторое время у нас ушло, чтобы глаза привыкли к темноте.
Тим завез нас на какой-то дикий пляж. Вдали, за косой ракушечника, шумело море. Пахло мокрым песком.
– И что? – спросил Гриша, озираясь по сторонам. – Купаться что ли будем?
– Нет, – Тим залез в салон и вытащил оттуда сумку-холодильник. – Знакомиться кое с кем.
– В три часа ночи?
Тим молча посмотрел на часы.
– Самое время, – на его губах играла заговорщицкая улыбка. Он достал из сумки банку пива и сделал затяжной глоток. Затем тыльной стороной ладони вытер губы, и добавил: – Надеюсь, не опоздали.
Гриша недоверчиво поморщился.
– Опен-эйр что ли какой-то?
– Вроде того.
– А почему никого не видно?
– Скоро все подтянутся.
Ничего больше не говоря, Тим двинулся вперед. В этот момент он напоминал моряка, который полжизни провел на корабле и за годы плавания научился читать по волнам тайные знаки.
Кое-как мы дотащились до берега. Растянулись на пляже, и за час с лишним выпили все пиво, которое у нас оставалось.
Погода была замечательная. Не жарко, прохладный ночной ветерок, и шум волн.
– А я и вправду поверил, что тут какой-то рейв под открытым небом, – сказал Гриша. – У него, очевидно, заложило пазухи, и он говорил в нос. – Но все равно, здорово, что выбрались, – добавил он и закрыл глаза. – Надоело вечно киснуть в баре.
Через пару минут он уже снова храпел.
Лежа на спине, я смотрел на начинающее белеть небо. Внутри меня прорастало новое, неизведанное ранее чувство. Казалось, между мной и всем окружающим миром протянулось множество невидимых нитей. И благодаря им я мог чувствовать все, что происходит на Земле. То, как ползет по траве муравей, о чем перешептываются деревья в темноте, как бьется сердце ребенка в колыбели.
Тим молчал. Уж не знаю, о чем он думал.
Мне почему-то вспомнился фильм «Место под соснами» с Райаном Гослингом. Тим чем-то напоминал мне главного героя.
– Слышал о парадоксе китайского мандарина? – спросил Тим.
– Нет, – признался я. – Дурацкое название.
– И вправду дурацкое. Но суть вот в чем, – Тим повернулся на бок и оперся на локоть. – Если бы мы могли, не покидая привычного места, совершить убийство какого-нибудь неизвестного нам человека на другом конце света, и, затем завладеть его богатством с условием, что наше преступление никогда не будет раскрыто, пошли бы мы на это? – Он вопросительно посмотрел на меня. – Как думаешь?
– Не знаю. Чего это ты вдруг заговорил об этом?
– Большинство философов считают, что пошли бы.
– Вот как?
– Да. Такая вот моральная дилемма.
– Надеюсь, ты-то никого не убил?
– Никого. Не считая крысы, которая завелась у меня на кухне.
Я молча улыбнулся. И подумал, что если когда-нибудь куплю себе дом, то обязательно с видом на море. Чтобы можно было лежать в кровати и засыпать под звуки прибоя.
Прошло несколько минут. Я уже начал проваливаться в сон, как Тим крикнул:
– Смотри, – он указал пальцем на море.
Я потер глаза.
– Ничего не вижу.
– Смотри внимательнее.
Какое-то время мой взгляд различал только волны. И то, как их гребешки разбиваются о берег. Но сконцентрировавшись, я заметил, как из воды на берег выползают какие-то существа.
– Буди этого засранца, – сказал Тим.
Я потряс Гришу за плечо:
– Давай просыпайся.
– А? Что?! – промычал он.
– Тут что-то происходит, – кивком головы я указал на море. – Смотри.
Секунд пятнадцать мы завороженно смотрели на береговую линию. Отделившиеся от воды тени быстро двигались в нашу сторону. И с каждой новой волной их прибывало все больше.
– Кто это? – спросил Гриша.
– Скитальцы моря, – ответил Тим. – Мало кому удается увидеть их в этот период.
– Охренеть… – Гриша вытянул шею и захотел подняться на ноги, но Тим остановил его.
– Сиди, а то еще напугаешь их.
– Морские черепахи! – осенило меня.
Тим кивнул.
– Угу.
– А для чего они ползут на берег?
– Чтобы продолжить круговорот рождения и смерти.
Затаив дыхание, мы наблюдали, как черепахи ползут к песчаной гряде, чтобы отложить там яйца. Проходило какое-то время, и затем, они, обессиленные, снова возвращались в море, чтобы скрыться в пене волн.
Это было настолько удивительно, что почти все время мы молчали. И только когда забрезжил рассвет, Гриша спросил:
– Откуда ты узнал, что они появятся именно сегодня?
– Я и не знал, – ответил Тим. – Точный день предсказать невозможно.
– Нам что, просто повезло?
– Похоже на то.
Мы сели в машину и успели проехать по грунтовке несколько километров. А затем дорогу нам преградил полицейский джип.
Как потом оказалось, «опель» на котором мы ехали, числился в угоне.
