Михаил Макаров
Идеальная совокупность. Том 1
При этом с орфографией у него не фонтан, и он любитель запятых, лепит их по принципу «больше – не меньше».
Начальство на такие пустяки внимания не обращает. В уголовном розыске грамотность – на десятом месте.
Не будучи спецом по половым преступлениям, Сердюк не задал потерпевшей Жилкиной ряд обязательных вопросов.
Но основное выяснил. Злодей женщине незнаком, лица его она не видела. Словесный портрет (Серый придирчиво посмотрел на последнее написанное слово, пожевал губами, как бы пробуя на вкус, и решительно исправил «о» на «а») составить не может.
«Меньше мне возни», – мысленно одобрил данную позицию.
Рост преступника от 170 до 180 см. Он сильный и ловкий. Судя по отсутствию акцента, русский. Ему от 30 до 40 лет, может, чуть помладше или постарше. Алкоголем от него не пахло.
Похищенный телефон марки «Нокиа» имеет корпус тёмно-синего цвета. Стоимость телефона 2900 руб. Коробка из-под него и документы лежат у заявительницы дома, она обязуется их предоставить следствию. Из кошелька пропали деньги, сумму Жилкина назвала вплоть до копеек.
«Торгашка», – понимающе отметил Сердюк.
Потерпевшая плотного сложения, у неё широкая кость, дородная грудь. Круглое лицо зарёвано. Опухлые веки сузили глаза до щёлочек. Вкупе с широкой переносицей и приплюснутым носом это делало её похожей на чувашку или татарку. Вороная шапочка густых волос растрёпана. Ералаш на голове беспокоил женщину, она ежеминутно поправляла волосы. Явно испытывала необходимость привести причёску в порядок перед зеркалом. Ещё она, морщась, массировала горло. Произнося слова, трудно сглатывала. Пожаловалась – больно.
Текст объяснения занял полторы страницы (интимные подробности следак выспросит, его хлеб), почерк разборчивый, а читала Жилкина долго, придирчиво.
Оторвавшись от листка, спросила:
– Извращённым способом, это как?
Подбор благопристойных слов затруднил оперативника:
– Ну, это… это значит… ну-у… Короче, в рот и в задний проход…
– Такого не было!
– Тихо-тихо. Я и пишу: «Извращённым способом в половую связь со мной не вступал». Чтобы отсечь, значит, сто тридцать вторую[17]…
– А-а-а, – судя по интонации, сомнения рассеялись не вполне.
Надумав взбодриться чайком, хозяин кабинета проявил оперское радушие. Со стуком выставил из тумбочки на стол две кружки. Большую опоясывал слоган «В пиве – сила! В воде – микробы!». Вторая, поменьше, безымянная, предназначалась гостье.
Жилкина, поблагодарив, отказалась. Коричневые разводы внутри покоцанной посудинки не внушали доверия.
А сигарету приняла. Нервы требовали анестезии. Защипнув сигаретку двумя пальцами, большим и указательным, с опаской затягивалась непривычной маркой. Чёрный «Пётр I», вероятно, казался ей термоядерным.
Сердюк прихлёбывал из кружки также с предосторожностями. Кипяток! Попутно кубатурил, как утром грамотно свинтить.
Для любого сотрудника МВД переработки – в порядке вещей. Однако завтра Серому кровь из носу надо самое позднее – в восемь сорок – вернуться домой. Потому, что в девять ноль-ноль его дочке предстоит прививаться от дифтерии, столбняка, коклюша и ещё от кучи болячек с пугающими названиями. Пропускать нельзя, прививка – вторая в строгой схеме. Самостоятельно жена с грудничком в поликлинику на Циолковского не доберутся. Подстраховать их некому.
На капризность супруги Сердюку жаловаться грех, со второй половинкой ему повезло. Кто идеальная пара для опера? Правильно, следачка.
Их роман развивался по ментовскому шаблону. Затянувшиеся кабинетные посиделки, медляк под кружащий голову хит «Ах, какая женщина», поцелуй взасос, ночные проводы до дома. Лишку выпитое спровоцировало спонтанный секс в подъезде. В понедельник оба притворились, будто ничего не случилось. Затем была пауза длиною в короткий месяц февраль. Потом мужской поступок, приглашение в кафе. Пара примерочных свиданий. Большой букет белых роз на день рождения. По городу гуляли под ручку, что автоматически возводило отношения в ранг серьёзных.
Всё хорошо, но смущали слухи. Какое-то время Света жила с индусом, студентом политеха. Ещё её видели выходящей из подъезда зампрокурора Самандарова, не пропускавшего ни одной юбки.
– Никого не слушай! – твёрдо заявила подруга, когда Серёга отважился на трудный разговор. – Я – однолюбка. И я – верная.
– Д-давай тогда поженимся, что ли? – без особой уверенности произнёс Сердюк.
Капитану юстиции Поляковой стукнул тридцатник, предложение она приняла без раздумий. Фамилию, правда, оставила свою, документы менять – целая морока.
Ведомственную кухню Светка знает от и до и один хрен устроит скандал, если муж опоздает. Деваха она решительная, раньше готессой была, в чёрных шмотках рассекала. Характер – ух какой! Тихоня только с виду.
Главный риск заключался в ответственном от руководства. Завтра заступит начальник УВД по городу Острогу и Острожскому району. Принимая смену, полковник Коробов дотошно вникает в каждый зарегистрированный материал. На халяву ему не «сдашься». Почти всегда он оставляет старую смену «после уроков». Одну-единственную уважительную причину, по которой подчинённый вправе покинуть управление досрочно, признаёт начмил. Скоропостижную смерть.
По каждому сообщению о преступлении проводится осмотр места происшествия. Но какой осмотр может быть ночью на «Поле дураков», где на расстоянии вытянутой руки – глаз коли?
Соответственно, утром Серого запросто могут погнать на пустырь. Навёрстывать упущенное. Поэтому он и ёрзал на стуле, злился на заявительницу, а заодно на весь остальной мир.
Противно скрипнула дверь, в образовавшуюся щель небритый анфас всунулся.
– Долго ещё?
Сердюк проявил выдержку, всё-таки муж пострадавшей.
– Как только, так сразу, – ответил вежливо.
Любой другой сотрудник на его месте предъявил бы: «Надо, уважаемый, встречать жену с работы! Сейчас бы десятый сон досматривал».
– Мне, так-то, к семи часам на завод, – чепуши́ла, по ходу, сам вознамерился предъявить.
И опять Сердюк, удивляясь своему терпению, не полез в занозу:
– Сейчас следователь прокуратуры подъедет и всё решит. Я – человек маленький.
4
07 сентября 2007 года Пятница
В силу ветрености характера Гена Каблуков вызову на происшествие не огорчился. Наоборот, хмыкнул – как удачно складывается, отмазку не надо придумывать.
Всё успел пострел Гена: и пивка попить, и перепихнуться. И что важно – без палева.
Звонок дежурного застал его в гостях, обаятельный разгильдяй пользовался популярностью у разведёнок.
Каблуков был моторизован. Три выпитые банки «Балтики» его не смущали, от «гиббонов»[18] охраняли прокурорская ксива и подвешенная «метла».
Припарковавшись возле КПП, Гена подхватил с сиденья обшарпанный следственный чемодан и решительно взбежал на крыльцо. Объясняться не пришлось. Узнав ночного визитёра, постовой с ритуальным «здравия желаю» разблокировал турникет, пропустил в притихший двор милиции.
В дежурке следователь выслушал майора Титова. Понимающе кивал, притворялся сосредоточенным, на самом деле традиционно половину информации мимо ушей пропустил.
Оттуда же, цементируя алиби, прозвонился домой.
– Куда я пропал?! Никуда я не пропал! Ты чего, Зая?! – для порядка наехал на жену. – Я, к твоему сведению, по изнасилованию вваливаю. Опять маньячелло в городе объявился. Спасаю мир! До утра не жди. Спокушки! И я тебя…
Фон был самый аутентичный – наперебой заливались телефоны, хрипела рация, старший автопатруля ППС[19] косноязычно уточнял у помдежа адрес, откуда поступил вызов о семейном скандале.
– Судика[20] подняли? – деловито осведомился Гена.
– Дозвонился до Никульского. Он сказал – у них Перфилов дежурит. А тот не отвечает. Ни по городскому, ни по мобильному.
– Василь Василич в запое! – Каблуков радостно заржал. – Месяц не могу с него заключение по висельнику стрясти. В твоё дежурство, Иваныч, малолетка на Пугачёва вздёрнулся от несчастной любви?
Не дожидаясь ответа, Каблуков в охотку поразглагольствовал на тему, что не знает, как титуловать себя в протоколе после того, как часы пробили полночь.
– То ли старший следователь прокуратуры? То ли уже следователь по особо важным делам следственного комитета?
Гена прекрасно знал – никакой «важняк» ему в новой структуре не светит – и один фиг хлестался.
Главное, что соответствующей инфой не обладали ни Титов, ни помдеж Валера Ушаков, ни притулившийся с книжечкой в углу водитель Юра «Бешеный». Можно было надувать своё эго без риска разоблачения. А когда правда всплывёт, Каблуков придумает, как отбрехаться. На голубом глазу объяснит сорвавшееся назначение предвзятостью начальства.
Гена перехаживал в юристах первого класса[21]. Отряхнуться от выговорешников, цеплявшихся к нему репьями, не удавалось.
Титов знал – «звездобола» от прокуратуры не переслушать.
Оборвал на полуслове:
– Заявительница в «полтиннике» у Сердюка.
– А-а-а, нынче «Клону» подфартило. Пойду, проведаю.
– Наши действия? – дежурный добивался конкретики, утром за отработку материала спросится с него.
– Всё как обычно. Надо тётеньку на комплекс везти, к гинекологу. Мазок брать.
– Сам повезёшь?
– А то. С вами там никто разговаривать не будет, – как многие прокурорские, Каблуков не упускал случая указать ментам на их беспородность.
– Не затягивай. Машину под тебя держу, может понадобиться, – майор вернулся за пульт.
С гордостью своей – пиратскими усищами вразлёт – Титов расстался относительно недавно и что удивительно – без сожаления. А ведь некогда, страшно подумать когда, при советской власти ещё, из-за них разразился жуткий скандал на гарнизонном разводе[22]. Начальник областного УВД генерал Мешков, знаменитый своим носорожьим нравом, дал усачу пять минут на приведение внешнего вида в порядок («Чтоб по срезу губ, старшина!»), а когда тот отказался, с матюками выгнал с плаца.
Ещё у Лёхи с возрастом изменился цвет волос – потускнела красная медь. Теперь это охра, оттенок коричневого. Псевдо «Рыжий Ус» утратило актуальность. Отсутствие растительности обнаружило тонкие бесцветные губы и впалые щёки. Схуднул Титов не только с лица, но и с корпуса. На целый размер сдулся. Грешил на желудок. С февраля (скрутило не по-детски прямо на смене) он собирается и всё никак не решится сходить на обследование.
Согласие на перевод Титова в своё подразделение начальник ДЧ дал не сразу. Медведева обуревали сомнения, сможет ли сотрудник после столь долгой работы на улицах (пять календарей – в ППС, втрое больше – в уголовном розыске) адаптироваться в четырёх стенах. Особенно такой непоседа, как Лёха. Взвоет же от тоски!
Приказ № 255 превратил дежурные части в крепости, осаждённые невидимым врагом. Изнутри на окна были установлены бронированные ставни с бойницами. Они назывались складными, но как замуровали дежурных весной 2002 года, так те больше белого света и не видели. Одна спецоперация плавно перетекала в другую. «Вихрь-Анти-террор» сменялся «Вулканом». «Вулкан» – «Тайфуном»… Двадцать четыре часа при мёртвом люминесцентном освещении. Вечно спёртый воздух, обещаньями поставить кондиционер бугры продолжали кормить, никто в их басни давно не верил. Личный состав дежурки устал мечтать насчёт человеческих условий для отдыха и приёма пищи…
Вопреки прогнозам скептиков Титов в дежурной части прижился. Клаустрофобией не заболел, в специфике нашёл бытовые плюсы. Сутки отпахал – двое свободен (положено – трое, но такая лафа, в связи с тем что кто-то постоянно находился на больничном, в отпуске или на сессии, случалась редко).
Конечно, драйва ему, оперу по жизни, здесь не хватало. Но в ОУР дорога Титу заказана. По крайней мере, пока там рулит Каленов. Лёхин исход из родного розыска имел одну причину: мудак-начальник. Ветеран опасался, что при очередном конфликте не сдержится, уроет кичливого сопляка. Но обижаться майору не на кого. Он упустил журавля, который уже в руках трепыхался. Имея все шансы, поленился идти на заочку в ведомственный институт.
Обязанности начальника розыска Титов исполнял длительное время, серьёзных претензий к нему не было. Птицын держал его до последнего, пока не лопнуло терпение областного руководства. В одно прекрасное майское утро начальник УУР[23] по телефону поставил ультиматум: «Без обид, Львович, если в течение суток не дашь своего кандидата, завтра пришлю варяга. У меня есть парочка прожегших кафтан. Бьют копытами, жаждут реабилитироваться “на земле”».
Эффективный менеджер Птицын судьбу испытывать не стал. Руководствуясь критерием «лучший из худших», отправил представление на Калёнова, у которого с образованием был порядок.
Описанные события также успели стать историей…
Покидая дежурку, Гена тормознул около водителя, с головой погрузившегося в чтиво. Технично отогнул потрёпанную обложку, покетбук оказался из серии «Кошки-мышки».
– У-у, старьё! Я думал, продолжение. Себя-то, Юрец, в одноимённом персонаже узнал?
– А когда продолжение будет? – прерывая чтение, прапорщик заложил страницу заскорузлым пальцем. – Не знаешь?
– Я всё знаю. Мне по должности полагается. Николаич сказал – ко Дню милиции. Он мне все свои книжки задарил. С автографами! Мы ж с ним по корешам!
Стремительное восхождение Каблукова в кабинет № 50 едва не закончилось плачевно. Опасность поджидала на переходе из старого здания, памятника архитектуры, в типовое новое. Планировка тут была мудрёная, несколько ярусов и ступеньки в каверзных местах. Дощатый пол застелен раритетным линолеумом, во многих местах продранным. За один из торчащих клочков впотьмах и споткнулся Гена. Но запрыгал на одной ноге, цапнул рукой перила и устоял. Естественно, выругался, но не зло. Куражливо, хваля себя за ловкость.
В конце длинного коридора третьего этажа (по правую руку – кабинеты ОУР, по левую – ЭКО[24] и актовый зал) возле окна скрючился силуэт человека. Он оказался мужским. Локтями и грудью гражданин возлежал на подоконнике.
– Долго ещё? – угрюмо бросил он через плечо.
Невразумительный вопрос ответ заслужил симметричный, но с прозрачным намёком на мораль:
– Скоро сказка сказывается!
С порога Каблуков протянул руку Сердюку:
– Здоров!
Представился женщине, сидевшей у торца стола:
– Старший следователь межрайонной прокуратуры Каблуков Геннадий Викторович. Можно просто – Геннадий.
– Тамара, – заявительница оживилась, в её понимании приход следователя обязан был придать динамизма происходящему.
Прокурорский, однако, с пустяка начал:
– Чего курим?
В эллипс света, отбрасываемый настольной лампой, переместились хозяйские сигареты. Чёрную коробочку украшал жёлтый двуглавый орёл.
Каблуков съёжил губы:
– Фу! Как ты, Серый, куришь эту вату?
– Привычка, – отозвался оперативник. – Но от твоих не откажусь.
Гена охлопал себя по карманам джинсов, из заднего вытянул измятую пачку «Золотой Явы». Откинул клапан, прикинул наличность.
– До утра не хватит.
Но Тамару, перехватив её просительный взгляд, угостил. Привычно джентльменствуя, поднёс огня.
– Чайковского? – Сердюк щёлкнул пальцем по пластиковому корпусу дешёвого электрочайника.
– Водички лучше. Сушняк чего-то напал.
– Поня-атно, – происхождение кислого запашка, принесённого Каблуковым в казённые шесть квадратов, в объяснениях не нуждалось.
Тамаре Жилкиной следователь с первых минут внушил надежду. Был он крупным головастым брюнетом с выразительными чертами лица. Тёмная рубашка в клетку, чёрные джинсы, кроссовки «Nike» большого размера. Мужик! Сразу видно – этот знает, что делать. В отличие от худосочного оперативника, которого, судя по безучастному виду, обуревали личные заботы, затмевавшие собой Тамарину беду.
Да и прокуратура – организация покруче ментовки!
Промочив горло, Гена сказал:
– Тамар, сейчас к гинекологу съездим. Ну, ты понимаешь. Чтобы потом в душ смогла сходить, смыть с себя всю дрянь…
– Больше всего хочу в душ, – призналась женщина.
– Я с вами поеду, – встрял Сердюк.
– Думаешь, без тебя не справимся? – помощник не помешает, Каблуков троллил опера для порядка.
– На обратном пути осмотр проведу, – Сердюк уже облачался в ветровку, пряча от лишних глаз табельное в оперативной кобуре.
– Да я с утра сам сгоняю. Ты понапишешь, пожалуй…
– Лишним не будет, – признаваться в истинной цели своего рвения опер не собирался.
– Ты что думаешь, Серый, я на комплексе от заката до рассвета собираюсь зависать? Образцы берём и разбегаемся. Тамару – домой, я – на базу дело возбуждать. Утром собираемся и с новыми силами в бой! Ну, чего ты ночью на «Поле дураков» разглядишь-то?
– Фарами посветим.
– Упрямый какой. Смотри, я тебе не начальник. Погнали. Главное зафиксировать объективные доказательства, чтобы потом урод этот не отвертелся! О! – следователя осенило. – Титов про собачку говорил. Собачку-то тоже с утра хотели. А давай-ка мы сейчас, пока след не остыл. Тамар, ты место, где на тебя напали, помнишь? Покажешь?
– Там не одно место. Три.
– Ещё лучше. Три всегда лучше, чем два.
Сомнительная шутка Тамару не обидела. Как можно обижаться на человека, собирающегося покарать твоего обидчика?
5
07 сентября 2007 года Пятница
День важного события обязан запомниться. Во вчерашней фразе Виктора Петровича Коваленко про «новую судьбоносную эпоху», если отбросить её выспренность, имелся резон. Нельзя относиться к повышению, как к рутине.
– Особому дню надо соответствовать! – подтвердила утром Оля. – Гардеробом в том числе.
В безукоризненности вкуса любимой супруги можно было не сомневаться.
Костюм предлагался не парадный, но и не повседневный. Оттенком светлее мокрого асфальта. Сорочка, разумеется, белая. Разумеется, сто процентов хлопка. С классическим остроугольным воротником.
Галстук тёмно-синий. Тот пример, когда сдержанность освежает. Аксессуар имел оптимальные параметры. По длине достигал ремня, по ширине равнялся лацкану пиджака.
Саша Кораблёв считал себя докой по вязанию галстуков, однако по части двойного «Виндзора» превзойти жену не мог. Узел получался у неё идеально треугольной формы, с твёрдым основанием и в меру выпуклый.
Касаемо обуви Оля проявила либерализм. Не стала налагать вето на любимые «оксфорды» мужа, носимые второй сезон. Отдала приоритет комфорту. Минимум десять часов у Саши не будет возможности разуться, а в последние месяцы у него отекают ноги. К тому же, если не придираться, туфли выглядели сносно. Английская обувная школа. Оптимальное соотношение простоты и элегантности плюс качественная мягкая кожа.
Брился «именинник» с сугубой тщательностью, предварительно поменяв в станке кассету.
Своё отражение в зеркале оценил на «четвёрку с минусом». Всё-таки пяти часов сна маловато. Подглазины никуда не делись, разве что сменили колер на менее насыщенный. Уже не такие набрякшие, как на финише рабочего дня. А вот намёк на второй подбородок пропадать не желал. Продолжали ползучую экспансию лобные залысины, исподволь выпалывая вьющиеся волосы, тесня их к затылку. Единственно возможный способ законспирировать неотвратимый процесс алопеции[25] – короче стричься…
В остальном – пристойно, следы излишеств отсутствуют. Наметившаяся полнота может быть подана, как признак пышущего здоровья.
На кухню босиком принёсся проснувшийся Антошка. Распахнув руки, обнял, мягонький, тёплый, родной.
– Попался, который кусался!
Вечером он опять не дождался папу с работы, хотя разными наивными хитростями и оттягивал укладывание в кровать.
Кораблёв любовно потрепал кудрявую русую головку. Шесть с половиной лет, а волосы, вопреки ревнивым прогнозам супруги, не распрямились. Наша порода!
Окинул сына взглядом быстрым и внимательным. Поездка на море с Олиными родителями пошла на пользу. Заметно подрос, обветрел, загорел в меру, правильно, что солнцепёком не злоупотребляли. Вроде даже щёчки появились.
В этом году планировалось отдать Антошку в первый класс. Идея принадлежала Оле, безапелляционно заявившей, – их сын переростком в школу не пойдёт. Четыре недостающих месяца – некритично. Сейчас дети развиваются быстрее. Двадцать первый век на дворе! Терять целый год – недопустимая роскошь.
С местом в привилегированной гимназии проблем не возникло. Иначе и быть не могло, заместитель прокурора – не последний человек в городе. Дошкольную подготовку Оля взяла на себя. Помимо систематических домашних занятий, возила Антошку в детский центр к Нине Сергеевне Добровольской, о ней были наилучшие отзывы. Сейчас первоклашка должен переступить школьный порог, умея и читать, и писать. Учителя такой ерундистикой не утруждаются. Возможно, они просто не способны научить азам…
Всё шло по утверждённому плану, но в январе сынишка занедужил. Началось с банального ОРЗ, тревоги не вызвавшего, со всеми бывает. Бедолажка сперва сухонько покашливал, потом кашель разошёлся, в груди появился нехороший мокрый клёкот. Врач диагностировал бронхит, назначил лечение. Лечились старательно, но никакие импортные лекарства и процедуры не помогали. Бухающий кашель по часу сотрясал худенькое тельце. Температура не спадала. Раннее утро начиналось с тридцати семи! Приняли решение лечь в больницу, в областную, естественно, в Остроге медицина загибалась, грамотные специалисты сбежали в столицу за достойной зарплатой. От воспаления лёгких Антона уберегли. Без антибиотиков обойтись не удалось. Ребёнок истаял, сделался плаксивым, вялым. После выписки из стационара Оля трижды уходила с Антошкой на больничный, причём светлые перерывы не превышали недели.
Единогласно решили: школа – не избушка на курьих ножках, в лес не убежит. На следующий год пойдёт учиться, в семь с хвостиком. Ничего страшного! А за год укрепим здоровье. С нетерпением ждали и, наконец, дождались лета.
В июле внучок гостил в деревне у бабы Капы и деда Миши. Под пристальным контролем Оли. По её мнению, свекровь нуждалась в постоянных напоминаниях не закармливать ребёнка клубникой, помнить о диатезе. Свёкор же был серьёзно предупреждён насчёт недопустимости варварских методов моржевания, типа обливания холодной водой. Кораблёвы-старшие давно привыкли к строгостям красавицы невестки, её наказы блюли, но потихоньку народные методы закаливания применяли. И небезуспешно: Антон под их опекой перестал хрипеть и почти не сопливился.
Следующий этап реабилитации – поездка в Анапу с другими бабушкой и дедушкой. На очереди – санаторий дыхательных путей в Ивановской области, куда мальчик отправится с мамой в последней декаде сентября. У папы, увы, как всегда аврал на работе, отпуск ему не дают, но он обязательно вырвется к семье на выходные.
Время поджимало. Кораблёв извинился перед Антошкой, который с пулемётной скоростью делился важными детсадовскими новостями, и отправил его, моментально надувшего губы, умываться.
На завтрак подавали овсяную кашу. В теории – полезную, на практике – пресную, хотя земляника по замыслу автора блюда и должна была полноценно компенсировать сахар. Бутерброд с твёрдым сыром показался микроскопическим. Кофе на низкокалорийном молоке не пришпорил мозга. Слабоват кофеёк…
– Ночью опять кто-то вредными продуктами увлекался! – Олина реплика, шутливая по содержанию, по форме была нотацией.
Кораблёв дипломатично отмолчался.
Экипировавшись, причесавшись, слегка надушившись, предстал он пред ясны очи супруги. Та оценила жестом, в колечко соединив наманикюренные пальчики – указательный и большой.
– Ок! Будь умницей, – шепоток сопроводила поцелуем. – Обедать приедешь?
– Вряд ли получится. В «Славянке» перекушу.
– Обязательно – первое! И никаких десертов! Надеюсь, вечером сабантуев у вас не намечается?
– Какое там? Куча оргвопросов, и по закону подлости вчера опять маньяк нарисовался, – произнёс и в ту же секунду пожалел о сказанном.
Каждый новый эпизод в затянувшейся серии автоматически рождал посыл – ни одна женщина в городе не застрахована, в том числе и…
Резко оборвал дурную мысль. Мысли, они, как известно, имеют способность материализоваться.
На улицах люди вели себя до обидного буднично. Реформа отечественного следствия их не интересовала, подавляющее большинство о ней не знало и знать не желало. Если что-то и придавало оптимизма спешащим на работу горожанам, так это предчувствие выходных. Пятница – она и в Африке пятница!
Зато денёк можно было признать подходящим. За каждодневными хлопотами недосуг было обращать внимание на природу, у которой, как негромко поёт Алиса Фрейндлих, «нет плохой погоды».
А ведь золотая осень воцарилась. Совсем ненадолго, надо ловить момент. Красные, багровые, лимонные, оранжевые цвета. Буйство красок! Самый яркий макияж среднерусской флоры, обычно скромница к косметике прибегает символически. В этом году деревья рано начали осыпаться, лето выдалось засушливым. Бульвар «Стометровка» усеян морщеной сухой листвой, дворник ленится или запил на лирической ноте…
Об эту пору в девяностые отмечали праздник «Золотой осени». Нечто вроде традиции сложилось. Закатывались на природу тесной компашкой – Веткин, Маштаков, Аркадьич. Кораблёв, младший по возрасту, и должность в те годы занимал рядовую. Раз к ним присоединялись оперативники – краповый берет Титов с фиксатым хитрованом Сан Санычем Борзовым, а ещё рубоповцы[26] – Давыдов, фактурой похожий на дрессированного бурого медведя, и Комаров Паша, двойник актёра Гойко Митича, исполнителя ролей индейцев в вестернах киностудии ДЕФА[27]. Локации варьировались – ротонда на берегу Клязьмы, березовая рощица на склоне Жориной горы. Шашлыки, водка, для трезвенника Давыдова – слабенькое сладенькое винцо «Сангрия». Шуфутинский, Розенбаум, группа «Лесоповал» – стандартный плейлист сотрудников правоохранительных органов. Наиболее точно тогдашнее состояние можно определить банальным словом «душевно». Дружба казалась нерушимой…
Возле здания прокуратуры, чей архитектурный стиль остряками классифицировался, как «барачный» или «казарменный», одиноко приткнулся «Рено Логан». Он не мыт так давно, что заводской цвет кузова идентификации не поддавался. Расколотый задний бампер замотан скотчем.
Хозяин авто на боевом посту. Форточка его кабинета распахнута, из неё тянет табачным дымом, слышны голоса. Мужской напорист, второй, женский, возражает. О, засмеялись оба. Коммуникация установлена.
Проходя по коридору, Кораблёв подавил желание заглянуть к следователю, узнать, как развивается ситуация. То, что изнасилование не удалось раскрыть на халяву, – сто пудов. Появись малейшая зацепка, прозвонились бы ночь-полночь.
У себя Кораблёв первым делом включил чайник. Ударная доза чёрного кофе была жизненно необходима.
Контрольный взгляд на циферблат. Восемь двадцать семь. Уже! И встал рано, и Оля всё приготовила заранее, а приехать, как планировал, на час раньше, не получилось. Умом Саша понимал, что стреноживает привычка делать всё обстоятельно, однако, скорректировать modus operand![28] было выше его сил.
День начал с мероприятия, приобретшего характер ритуала.
Из барсетки извлёк пухлую записную книжечку в кожаном переплёте. В ней датирована каждая страница. Отлистал до «7 сентября». Ниже даты почерком, достоинства которого – не каллиграфия и завитушки, а убористость и разборчивость, вписаны ФИО и телефоны именинников. Причём, все известные телефоны – мобильный, служебный, домашний.
Сегодня новорожденных двое. Под цифрой «один» – однокурсник Володя Лебёдкин. Дружны не были, но жили в одной общаге. Учился Вовка средненько, мутил какие-то дела с кавказцами, любил по кабакам зажигать. Распределился в прокуратуру в своём Ярославле. Стартовал стандартно – помощник, старпом, прокурор отдела. Потом, в начале «нулевых», вдруг перевёлся в Астраханскую область. Крайний раз созванивались под Новый год, и тогда Лебёдкин похвастал, что назначен прокурором одного из районов в самой Астрахани. А это юг, там должности за одни высокие показатели не достаются!
Другой именинник, точнее именинница, – бессменная начальница отдела по надзору за следствием, дознанием и ОРД[29] Воронина Генриетта Саркисовна.
Как она по первости гнобила Сашу! Писала ругательные письма, снижала премии.
На одном проблемном продлении стражного срока фамилию исковеркала:
– Коробейников!
– Я – Кораблёв, – поправил твёрдо и взгляд не потупил.
С годами по ходу пьесы друг к дружке притёрлись. Генриетта разглядела в поднадзорном квалификацию и желание работать. Благодаря её поддержке Кораблёв дважды признавался победителем конкурса профмастерства.
Воронина звала его к себе в отдел. Предложи она должность «зама», Саша согласился бы, не раздумывая. Но вакансия имелась «старшего прокурора», а это понижение и потеря в деньгах.
Эх, да, у Генриетты не простая днюха. Юбилей! Пятьдесят пять!
Ей звонить рановато, а вот астраханскому прокурору приемлемо. «Лебеда», наверное, уже дары принимает в просторном служебном кабинете.
Кораблёв отыскал в мобильнике нужный номер. И в этот момент надо было распахнуться двери. Со словами «тук-тук» ввалился Гена Каблуков.
6
07 сентября 2007 года Пятница
– Александр Михалыч, разрешите доложить?!
Следователь бесцеремонен на правах трудяги, честно отпахавшего ночь и собирающегося вваливать до победного. Щёки надувать он мастак.
Пятерня у Гены увесистая и липкая, последнее малоприятно. Его обычная стиляжная небритость трансформировалась в щетину, утяжелившую нижнюю часть лица. Во внутренних уголках глаз, сутки напролёт не смыкавшихся, загустела желтоватая слизь.
– Ситуёвина, короче, такая…
– Присядь, – остановил его Кораблёв. – Дай материал.
Получив взъерошенную стопочку листков (разнокалиберных, присутствовали даже в клеточку из школьной тетради), подровнял её с боков. Растасовал по степени информативности.
Начал с объяснений заявительницы. Первичное, отобранное оперативником, изобиловало ошибками. Кораблёв стоически воздерживался от исправлений, но ляпсус «паставил на калени» вверг его в оторопь. Такой шедевр не каждому соцпедзапущенному третьекласснику по плечу! Поочерёдно почеркав на перекидном календаре несколькими ручками, Кораблёв выбрал подходящий колер и осторожно округлил брюхатые буковки «а», глумящиеся над азами отечественной орфографии. Если особо не приглядываться, корректура глаз не резала.
Дополнительное объяснение распечатано на принтере. Его начинка дала больший объём информации. За десять лет даже медведя можно научить кататься на велосипеде, неудивительно, что Каблуков за указанный срок освоил методику отработки преступлений, предусмотренных восемнадцатой главой[30] УК РФ.
«Угрозу убийством с учётом агрессивного поведения преступника и безлюдного места я восприняла реально».
«Преступник закончил половой акт семяизвержением мне во влагалище».
«Последний половой акт с мужем у меня был неделю назад».
Лёгкими кивками Кораблёв одобрял содержание документа.
– Освидетельствовал потерпевшую? – спросил для проформы, отрицательный ответ не предполагался.
