Михаил Самарский
Кот Сократ. Невероятные истории
Глава 7
Иногда я устаю от человеческого общества и в такие моменты, когда хочется побыть одному, прячусь в ванной. Это комната на первом этаже, её и ванной не назовёшь, скорее прачечной: тут и машинка стиральная, и сушилка для белья.
На подоконнике расставлена разная химия, на полке под большим зеркалом на стене разложена всякая всячина, тут же и утюг, и коробка с нитками, в молодости я немало с ними пошалил. Вытащу катушку и гоняю по полу, пока она вся не размотается. Вообще, в детстве я был очень неспокойным котом. Признаюсь, семья натерпелась от моих шалостей немало. Сколько туалетной бумаги испортил, сколько салфеток изорвал. Все двери от меня закрывались, везде мне запрещено было входить, кроме детских комнат. Там я был всегда желанным гостем, особенно у Катьки.
А однажды даже утюг умудрился сломать. Татьяна Михайловна гладила бельё, и кто-то её отвлёк. Она поставила утюг на гладильную доску и ушла, а я в тот момент носился по дому как угорелый, прыгал с одного подоконника на другой. Увидев, что хозяйка отошла, я разогнался и, представив себя Человеком-пауком, с разбегу запрыгнул на гладильную доску. Утюг пошатнулся и рухнул на кафельный пол. Что-то там у него откололось, и он перестал работать.
Когда Татьяна Михайловна вернулась, утюг лежал включённым на полу, из-под него валил дым, а меня, разумеется, уже и след простыл. Хозяйка быстро выдернула шнур из розетки. Неизвестно, что бы случилось, если бы она вернулась позже.
Никто даже и не сомневался, чьих лап это дело, поэтому я спрятался так, что никто не смог меня найти, пока всё не успокоилось. В таких случаях я использовал кладовку на втором этаже или котельную. Никто в доме не знал, что это мои тайные места для укрытия, даже Катька. Там я отсиживался какое-то время, а потом потихоньку выходил и как ни в чем не бывало представал перед семь ёй.
До сих пор не могу понять, зачем люди гладят бельё? Сколько времени на это тратят, а для чего? Оно же всё равно потом помнётся. Однажды к Александру Петровичу приехала по делу знакомая из Израиля, а вместе с ней её кот. Так вот он говорил, что в их стране люди не гладят вещи. Достали из стиральной машины, надели и пошли. И всё нормально, никто никому не сказал: а почему у тебя футболка или шорты неглаженые? Там просто никто не обращает на это внимания.
Почему ещё я люблю спать в ванной? Потому что монстру Пухе туда заходить запрещено. Она, конечно, нарушает запреты, но только когда никто не видит. Бывало, ночью зайдёт, увидит меня, я голову подниму, шикну на неё, а она же трусиха ещё та, быстрей убегает и прячется за диван, «министр обороны» фигов.
В прихожей Пуха регулярно покушалась на мой диван, всё-таки пришлось ей разок по морде лапой съездить, чтобы больше не пыталась на него залезть. Однажды смотрю, улеглась на диване, лапы свесила и лежит, похрапывает. Думаю, вот это наглость! Подкрался к ней сзади, наклонился и цап её лапой. Она взмыла в воздух, словно баллистическая ракета. А когда приземлилась на лапы, смотрела на меня с таким испугом, будто у меня не одна голова, а три. Вообще-то я никогда не бью больно. Неожиданно – да, но без всяких травм.
Так вот, сплю я как-то ночью под сушилкой в ванной комнате, слышу, на втором этаже отворилась дверь, кто-то спускается по лестнице. Я прислушался и по шагам понял, что это идёт хозяин. Хоть он и называет себя хозяином дома, но я с ним не согласен. Вот скажите мне, ну какой он хозяин? Рано утром уехал, поздно вечером приехал. Что в доме творится, что с кем приключилось, у кого какие проблемы – он же ничего не знает. Первым всё узнаю я. А он – только спустя какое-то время, и то уже от Татьяны Михайловны. Она, конечно же, всем делится с Александром Петровичем, хоть и говорит детям, что о разговоре между ней и ними никто не узнает. Мы как-то общались с ней на кухне, и она мне это объяснила так:
– Понимаешь, Сократ, мы ведь муж и жена, и у нас не может быть секретов друг от друга, особенно если это касается наших детей. Он их отец. И воспитанием мы занимаемся вместе. Ты не смотри, что он рано уезжает и поздно приезжает, он в курсе всех событий.
Хозяйка сидела рядом со мной на диване и почёсывала у меня за ухом, отчего я был в полнейшем восторге.
– Он всё свободное время уделяет детям.
– Хорошие и добрые отношения в нашей семье очень важны, – продолжала Татьяна Михайловна. – И мы с Александром Петровичем стараемся быть с нашими детьми на одной волне, не отставать от современной жизни, быть в курсе их взглядов и интересов.
Татьяна Михайловна теперь поглаживала мой живот. Люблю, когда меня гладят, но только с моего, так сказать, молчаливого согласия.
– Понимаешь, Сократ, – продолжала рассуждать хозяйка, – у нас, у людей, семья – основа жизни. Это родные и близкие, которые в случае чего поддержат и в радости, и в горе, на которых можно опереться. Ты знаешь, что они тебя не предадут и поймут в любой ситуации. Без семьи, без близких людей человек одинок.
И очень важно, какая атмосфера в семье, какие отношения между родными людьми. Если любовь и согласие, тогда и жизнь в семье в радость, и домой хочется возвращаться. – Она вздохнула и продолжила: – Вот вы, коты, вы же не знаете о своих отпрысках вообще ничего, сделал дело и гуляй смело.
Татьяна Михайловна подняла мою голову и посмотрела мне в глаза.
– Вот скажи мне, у тебя ведь наверняка уже где-то есть детки, а что ты о них знаешь? Да ничего! – потрепала меня по голове хозяйка.
Да откуда мне знать, есть у меня детки или нет? Ну встречался раньше с кошками, теперь вот Бэллу полюбил. Но семьёй-то я ни с кем не жил. Имею в виду, кошачьей семьёй.
– В отличие от вас, котов, – продолжала хозяйка, – для нас, людей, важно не только родить и вырастить наших детей, но ещё и показать им пример, указать дорогу в будущую жизнь. У меня в детстве была кошка, так она рожала котят и уносила их со двора, и больше их никто никогда не видел. Не кошка, а кукушка какая-то. Знаешь, птица есть такая? – Татьяна Михайловна вновь посмотрела на меня. – Так вот, она подбрасывает яйца в чужие гнёзда и сама никогда своих птенцов не выводит и не растит. Такие кукушки, кстати, и среди людей есть, и среди животных.
Ох, Татьяна Михайловна, куда тебя занесло сегодня. Ты, часом, чаю или кофе не перепила?! Я тоже люблю пофилософствовать, но ты сегодня просто в ударе, с людей на котов переключилась.
Простите, отвлёкся немного. Так вот хозяин зашёл в ванную и говорит:
– Кот, вставай, пошли чего-нибудь куснём.
Я, конечно, от такого предложения никогда не отказываюсь. Я вскочил и засеменил за хозяином.
Он открыл холодильник, смотрит в него и говорит:
– Чем бы таким перекусить? Голодный я, Сократ.
Наблюдаю за членами своей семьи и всегда удивляюсь: откроют холодильник и долго смотрят в него. Как будто от их взгляда там может появиться какой-нибудь деликатес. Особенно дети – те могут бесконечно открывать и закрывать холодильник, высматривая, что бы такого вкусного оттуда выудить.
Я так понимаю, если ты голодный, то какая разница, что есть. Открыл, взял, закрыл и сиди, трапезничай.
– Таня замучила меня своей диетой, – тяжело вздохнул Александр Петрович. – Салатом накормит на ночь, а мне бы жареного мяса, да ещё с кровью. – Он вынул из холодильника варёную колбасу, отрезав приличный кусок, положил пару кусочков и в мою миску.
– Будешь? – спросил он.
Никогда не понимал, зачем спрашивать, если уже положил? Я заметил, люди иногда задают такие наивные вопросы, просто диву даюсь!
– Таня – она, конечно, дело говорит, – сказал хозяин, накладывая на хлеб сыр и колбасу. – Надо правильно питаться, вести здоровый образ жизни, но, понимаешь, котейка, иногда так хочется чего-нибудь вредного!
Жена ругает меня за лишний вес, говорит, похудеть надо, от этого и давление скачет. Она сама, ты видел, какая стойкая, не женщина, а кремень. – Александр Петрович сжал кулак в воздухе. – Поражаюсь её силе воли. У меня вот и сила есть, и воля тоже есть, а силы воли нет, – засмеялся он, набив полный рот колбасой.
Не в обиду, конечно, – продолжил ночной кухонный гость, – но я заметил, что женщины в вопросах, касающихся самодисциплины и уж тем более еды, сильней нас и гораздо выносливей. Понимаешь, кот, если я на работе целый день буду салатами питаться, то мой мозг перестанет функционировать, – заметил Александр Петрович, – а это недопустимо. Кто ж будет семью кормить?
Он проглотил бутерброд, запил соком и сказал:
– Ты, конечно, Сократище, та ещё заноза, но, знаешь, за что я тебя люблю? – Хозяин пристально посмотрел на меня и погладил по голове.
Я поднял голову от миски, аж глаза расширились от такого признания, и уставился на него.
– За то, – продолжил Александр Петрович, допивая сок из стакана, – что по ночам составляешь мне компанию, не воспитываешь и не критикуешь меня, какой толщины я колбасу отрезал и сколько сыра положил.
Согласитесь, приятно слушать признание в любви!
Глава 8
А ещё я любил ночевать в комнате у Кати. Она ложилась на бок, прижимала меня к себе, укрывала одеялом и начинала рассказывать мне истории из своей жизни. Больше всего мне нравилось, когда она приносила что-нибудь вкусное и мы с ней, лёжа на кровати, поедали лакомства.
Пока Катя не спала, я терпел эту духоту, но, услышав её ровное дыхание, сразу выбирался из-под одеяла и устраивался в ногах.
Не понимаю, как можно спать в такой бане? Под одеялом ведь дышать нечем. А она ещё укроется чуть ли не с головой! Задохнуться можно, пока дождёшься, когда она уснёт.
Катя спала тихо, как мышка, в отличие от своего брата. Несколько раз я ночевал у Димки в ногах, о чём очень сильно потом жалел. Он так вертелся во сне, что несколько раз скидывал меня с кровати, и я кувырком летел на пол. А один раз так саданул пяткой по голове, что у меня искры из глаз посыпались. Я тогда не сразу сообразил, что произошло. Только когда очнулся на полу, понял. Думал, сотрясение мозга получил. Но, слава богу, всё обошлось. Остаток ночи провёл на полу, поскольку дверь была закрыта и попасть к Катьке я уже не мог.
А днём мне нравилось бывать в комнате у Димы. Признаюсь, там я устроил наблюдательный пункт. Дело в том, что окно спальни выходило на соседний дом и со второго этажа хорошо было видно окно соседской кухни, расположенной на первом этаже. Сверху открывался отличный обзор, и я видел практически всё, что там происходило. Но наблюдал я не за соседями и не за их трапезами. Это меня меньше всего интересовало.
Была у меня другая забота. У них жила очаровательная блондинка, вся такая из себя, краля голубых кровей, красивая до умопомрачения кошка. О на-то и привлекала моё внимание. Познакомились мы с ней давно, ещё летом. Сижу я как-то на заборе, солнышко светит, птички поют, наслаждаюсь жизнью. Вдруг вижу, по соседнему участку идёт кошка, ослепительно белая, хвост распушила, ушки навострила, на шее поблёскивает ошейник, красивая – нет слов, чтоб описать! Легко взлетела на забор и села чуть поодаль от меня. Сидит, головой крутит, делает вид, будто не замечает меня. Меня это задело; что за неуважение такое к соседу? Я чуть придвинулся ближе и пристально посмотрел на неё. Надменная мадам развернулась и села ко мне спиной. Сзади тоже вид, конечно, красивый, но всё-таки хочется посмотреть ей в глаза. Я по своему, по-кошачьи говорю:
– Может, всё-таки познакомимся? Соседи как-никак.
Она обернулась и так презрительно на меня посмотрела, что я почувствовал себя каким-то неполноценным. И вдруг из дверей её дома выходит толстая тётка и визгливым голосом кричит:
– Бэлла, зачем туда забралась? Сейчас же спускайся с забора. Испачкаешься! – И, увидев меня, ещё громче закричала: – А что этот дворняга делает рядом с тобой? Ну-ка марш домой!
Я сначала не понял, кому она сказала «марш домой», мне или своей кошке, но, увидев, как Бэлла мгновенно спрыгнула с забора, догадался, что ей. Честно признаюсь, от такого хамского обращения я очень сильно расстроился. Что это ещё за классовая дискриминация? Какой я тебе, на фиг, дворняга? Да я ведь не просто кот, я – кот камышовой породы! Мои предки, между прочим, были самыми настоящими хищниками!
Бэлла скрылась в дверях, а я остался сидеть в одиночестве. Да, не дай бог такую хозяйку иметь, лучше уж сразу котомку на плечо и идти бродяжничать.
Потом мы с Бэллой встречались ещё несколько раз, и она так же продолжала меня игнорировать. Высокомерная такая кошечка. Но тем не менее, заметив меня, она всегда оказывалась рядом со мной на заборе. Такое впечатление, будто следила за мной, но только притворялась, будто не замечает. И как бы ни старалась изображать равнодушие, всё равно поглядывала в мою сторону.
«Гм, и кого ты обманываешь, принцесса? – мысленно спрашивал я. – Я ведь вижу, что нравлюсь тебе. Просто гордость твоя не позволяет тебе со мной заговорить».
Однажды я сидел на окне в спальне Димки и увидел, что Бэлла греется на солнышке на подоконнике в соседнем доме. На улице было ещё тепло, окна открыты, и, чтобы привлечь её внимание, я громко мяукнул. Она подняла голову, огляделась и увидела меня. Наши взгляды встретились. Бэлла села на задние лапы и долго смотрела в мою сторону. Вы не поверите, но с тех пор мы стали постоянно устраивать такие вот свидания через стекло.
Мы с ней ни о чём не договаривались, у нас просто существовала какая-то своеобразная традиция. Когда я появлялся в Димкином окне, то буквально через некоторое время появлялась и она. Казалось, всегда ждала, потому что, увидев меня, начинала выделывать невероятные вещи, от которых у меня буквально дух захватывало. То становилась на задние лапы, передними опираясь на стекло, то выгибала спину, то кувыркалась, то просто ложилась и смотрела на меня.
Я же в такие минуты не мог даже лапой пошевелить, смотрел на неё, словно заворожённый. И это реалити-шоу за стеклом могло продолжаться несколько часов подряд, пока одного из нас не прогоняли с подоконника.
Однажды в такой момент открылась дверь и вошёл Дима, бросив рюкзак на стул. Я знал все его движения наизусть, мне не надо было поворачиваться и смотреть на него, чтобы понять, что он делает.
– А, Сократ, ты, как обычно, здесь! – поприветствовал он меня.
А где же мне ещё быть в такой момент?
– Тяжёлый день был у меня сегодня, – сказал Димка, – устал сильно. А ты как? – спросил меня он, как будто я мог ему ответить.
«Да как? Нормально. Вот шоу смотрю, глаз не могу оторвать от своей красавицы».
Дима переоделся и, растянувшись во весь рост на кровати и закинув руки за голову, уставился в потолок.
В кого он такой длинный уродился? Хозяин, правда, тоже не маленький, но Димка его уже перерос. Татьяна Михайловна у нас невысокого роста, Катька в неё пошла. А Димка лицом похож на маму, волосы такие же тёмные и волнистые. Правда, у хозяйки нормальная причёска, а у него на голове волосы вечно торчат во все стороны.
– Сократ, хочу поделиться с тобой кое-чем, – как-то неуверенно начал Димка.
«Хочешь, так делись!» – промяукал я.
– Понимаешь, у нас в классе есть одна девочка. – Дима тяжело вздохнул. – Красивая, умная, но ужасно высокомерная. Новенькая, первый год у нас учится, откуда-то из Сибири приехала. Я несколько раз заговаривал с ней, ну, на предмет дружбы, а она нос воротит, представляешь? Пытаюсь заговорить, а она разворачивается и уходит. Я даже нагрубил ей как-то: говорю, ты чего себя так некрасиво ведёшь? С тобой человек хочет пообщаться, а ты демонстративно уходишь. Потом пожалел об этом, потому что она вообще перестала меня замечать. Другие девчонки сами липнут, но мне они не интересны. А эта интересна, но она как неприступная скала.
«Ох, Димон, у меня такая же история. Вон краля моя в окне крутится, а к себе не подпускает!»
– Понимаешь, она не такая, как все, – продолжал Дима.
«Очень хорошо понимаю, моя – тоже редкий алмаз!»
– Девчонки наши в школу надевают такое декольте, будто на дискотеку собрались. А она одевается скромно. Я видел её на физкультуре, фигура у неё потрясающая. Правда, она маленькая, как Дюймовочка. И не делает эти бесконечные селфи с выпячиванием губ. Меня просто воротит, когда девчонки кривляются перед камерой, неужели они не понимают, что выглядят пошло. И ещё плюс ко всему она и учится хорошо.
«А как зовут твою ненаглядную?»
– Настей зовут её, – ответил Димка, словно услышав мой вопрос. – Понимаешь, Сократ, не знаю, как расположить её к себе? Я как-то заступился за неё. Есть у нас один хулиган в классе, он прицепился к ней, то ботаном назовёт, то белой вороной. Ну, я и наехал на него, говорю: «Ещё раз обзовёшь её – получишь в глаз!» Это было в классе, при всех, ребята после этого давай хихикать. Ты понимаешь, начались все эти насмешки: «Смирнов, ты чего, влюбился, что ли?» Я, конечно, не ждал похвалы от Насти, но спасибо можно было сказать? Пусть не при всех, но на перемене лично мне. Но она не то что спасибо не сказала, а повернулась в мою сторону и таким взглядом на меня посмотрела, как будто хотела сказать: «Кто тебя просил за меня заступаться, я и сама могу за себя постоять!» Получается, что я ещё хуже сделал. Тот болван от неё отстал, я после школы ещё раз объяснил ему, что к чему, вроде бы всё понял.
Да, Дима, женщины – они такие, порой не знаешь, как себя с ними вести. Хорошо делаешь – неправильно, плохо делаешь – тоже нехорошо. Где золотая середина? Наверное, прав классик: чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей[5].
– Но я не могу не думать о ней, вот в чём беда, – отчаянно воскликнул Дима. – Сначала мне казалось, потому, что вижу её каждый день в школе, а потом понял: я думаю о ней всё время. Она поселилась в моём сердце, понимаешь? – Он похлопал себя по груди. – На уроке сижу – учителя не слышу. Понимаю, что нужно на уроках сосредоточиться и всё такое, ЕГЭ на носу, но ничего не могу с собой поделать!
Э, да ты, дружок, влюбился! Все мысли о ней – это первый признак того, что ты попал! Знаю, что говорю.
– Сократ, ты не представляешь, какие у неё губы: как гляну на них, сердце замирает. Всё бы отдал, только бы прикоснуться к ним!
Понимаю, тебя, друг. Я вон своё шоу через стекло смотрю, и дух так захватывает, что не могу и лапой пошевелить.
Димка поднялся с кровати, подошёл к окну, встал рядом со мной и стал поглаживать меня. Гладь, пока я добрый.
– Ты, Сократ, мой личный психотерапевт, – улыбнулся Дима. – Есть вещи, которые могу рассказать только тебе, потому что знаю: ты никому секретов не выдашь.
Не ты один, Дима, такой! Мне известны сокровенные мысли и секреты каждого члена семьи. Думаешь, Катерина мне по ночам сказки рассказывает? Да нет, у неё тоже свои тайны. И родители твои тоже делятся со мной заботами. Лучшего психотерапевта, чем я, вам не найти, поскольку всё, что вы мне рассказываете, не узнает никто и никогда. Ваши секреты останутся со мной до конца моих дней.
Дима опёрся обеими руками о подоконник, посмотрел в окно и вдруг увидел Бэллу, лежавшую во всей красе на окне. Он взглянул на меня и громко рассмеялся:
– Так вот почему ты здесь зависаешь! А я-то думаю, на что он там смотрит часами, может, птичек высматривает, а он вон какую «птичку» узрел! Да у тебя, брат, тоже муки любви?
Я повернул голову и посмотрел в глаза Диме.
– Сократ, честное слово, я не насмехаюсь над тобой. Без обид, брат, – произнёс он, должно быть, увидев в моих глазах огорчение. – Просто понял, почему ты тут постоянно сидишь, и стало весело. Слушай, а она красивая! – Дима кивнул на соседнее окно.
Гм, я и сам это знаю.
Глава 9
С Татьяной Михайловной у нас особые отношения. Мы с ней, что называется, свободные художники и очень часто проводим время на кухне. Она занимается домашними делами, а я, как всегда, лежу возле её ног. Она, правда, иногда сердится:
– Сократ, ну зачем ты опять у моих ног ложишься, я же могу не заметить тебя и наступлю, будешь потом орать как резаный.
И тогда я ухожу от греха подальше, ложусь в стороне. Уже есть печальный опыт – не раз наступали мне то на лапу, то на хвост. А ещё я очень люблю лежать под батареей, особенно зимой, когда придёшь с улицы домой весь замёрзший и с сосульками на шерсти.
Хозяева выпустят меня погулять, а позвать домой иногда забывают. Вот и приходится прыгать на подоконник и махать им лапой, чтобы впустили. Татьяна Михайловна потом ещё бранится и грозно спрашивает:
– Сократ, зачем ты лапы ставишь на стекло? Разве не видишь, что на нём следы остаются?
Конечно не вижу, сдались мне эти следы, Татьяна Михайловна. А если не хотите, чтобы я что-то вам пачкал, впускайте вовремя, а то бросят бедного кота на морозе и сидят свои сериалы смотрят. Вот и приходится ломиться в окно!
Пуха – та хитрая, шельма. Если её вовремя не впустить домой, особенно зимой, такой вой на улице поднимает, что волей-неволей пойдёшь и откроешь ей дверь. Я же не могу выть, вроде мяукаю, настойчиво прошусь домой, но меня, к сожалению, никто не слышит. Пуха однажды так выла, что сосед позвонил хозяину и говорит:
– Александр, вы что там с собакой делаете?
– Да ничего мы с ней не делаем, выпустили погулять и ещё не вернули домой, – ответил хозяин. – Вот она истерику и закатила.
Скажу вам честно, я таких наглых собак ещё не встречал. Голос на неё повышать нельзя – сразу делает вид, будто обиделась, и уходит или отворачивается: мол, я с вами не разговариваю! Наверное, если бы могла, надула бы губки. Подумаешь, цаца какая! Димка всё твердит: «Пуха у нас ещё та актриса, достойна высшей кинонаграды! Видели бы, что она вытворяет во дворе!»
Татьяна Михайловна как-то говорила, что надо сирень постричь, а то, мол, сильно разрослась, кусты смородины и крыжовника перед зимой обрезать. Но с появлением Пухи необходимость в этом как-то сама по себе вдруг отпала, потому что собака эту обязанность взяла на себя. Она просто всё обгрызла, перетаскала все дрова из гаража. Для чего Пуха это делала, никто не знает. Только домочадцам приходилось регулярно выходить и собирать поленья по двору. В семье её стали называть дровосеком. А я удивляюсь: как она их вообще поднимает? У неё довольно узкая пасть, а поленья все толстые и тяжёлые. Кости, видите ли, она грызть не может, а поленья таскает без проблем. К акая-то совершенно бесшабашная собака, нашкодит, напакостит, а потом такими невинными глазами смотрит, ну прямо ангел во плоти. Скажу вам, хитрющая и очень упрямая, сразу видно – дворняга.
С Татьяной Михайловной мы беседуем на разные темы. Сейчас она временно не работает, в смысле, никуда не ездит, но постоянно что-то печатает на своём компьютере.
А раньше трудилась в благотворительном фонде одного очень богатого и известного человека. Отработала там год по контракту и сбежала оттуда. Потом делилась со мной:
– Устала я, Сократ, понимаешь. Не физически, а морально устала. В таком коллективе работать невозможно. Вроде одни женщины работают, казалось бы, должны поддерживать друг друга, помогать – так нет же, как змеи друг на друга шипят. Ни у кого ничего нельзя спросить, никто никогда ничем не поможет. Меня туда пригласили работать, я не сама напросилась. Пришла, а на меня как на врага народа смотрят.
Да, женщины – народ непредсказуемый, со своими тараканами в голове, причём иногда эти тараканы бывают неестественных размеров, по своему опыту знаю.
– Представляешь, приняли на работу девчонку молоденькую юристом, так довели её до слёз, – продолжила Татьяна Михайловна. – Приезжаю я из командировки с Дальнего Востока, меня две недели не было, а она мне жалуется, говорит: «Когда захожу на кухню обедать, все демонстративно встают и уходят, мимо проходят и не здороваются!» Ну вот скажи мне, Сократ, как можно так себя вести? – возмущалась хозяйка. – Кто воспитывал этих женщин? Как бы ты ни относился к человеку, но элементарные правила приличия необходимо соблюдать.
Да, понимаю, со мной вот тоже мадам не здоровается. Её воспитателя я видел, верещала как безумная, опасалась, что Бэлла шерсть испачкает, а меня дворнягой обозвала. И ваших коллег воспитывали такие же, как эта, воспитатели. Яблоко от яблоньки недалеко падает.
– Девочка эта несколько раз порывалась уйти, да всё никак не решалась, работа нужна была очень. Ипотеку они с мужем оформили на квартиру в строящемся доме. Деньги уже платят, а дом ещё не сдали, не могут в свою квартиру въехать. Там ещё голые стены, ремонт надо делать. В общем, жить было негде, приходилось снимать. Вот из-за денег и терпела это отношение, – вздохнула Татьяна Михайловна.
Я же говорю, что у людей всё сводится к деньгам. Я, конечно, понимаю, что без них никуда, даже корм мне не купишь, но терпеть такие унижения? Это же немыслимо!
– Сократ, а ведь беда в том, что всё это шло от руководительницы. У неё в коллективе были любимчики, которым позволялось всё. И ситуацию с девушкой-юристом по сути спровоцировала она сама, директор фонда, потому что её «приближённые» позволяли себе хамское отношение не только к ней, но и к бухгалтеру и другим сотрудникам.
Я слышал, как Александр Петрович говорил супруге: «Всякий дом хозяином хорош». Видимо, эта хозяйка оказалась не совсем хороша.
– Она молодая ещё и директором стала случайно, предыдущий начальник внезапно уволился, а она у него была секретарём. У неё сохранилась доверенность подписывать документы, вот и осталась исполняющей обязанности директора, ну а потом и директором стала.
По сути, ни опыта, ни образования у неё для этой должности не было, да и людьми управлять, оказалось, не умеет. Вот поэтому и получился такой разлад в этом фонде. Да и благотворительностью они сомнительной занимаются.
– Этот олигарх, возможно, и не подозревает, как расходуются его средства, – грустно улыбнулась Татьяна Михайловна. – А скольким людям, которым действительно нужна помощь, они отказывают!
Я слышал, как по телевизору говорили: что раньше благотворительность была добродетелью, а теперь стала отраслью экономики. Нет теперь в ней души, в благотворительности!
– Но знаешь, Сократ, я нисколько не жалею, что ушла, теперь могу больше времени заниматься детьми. Последнее время они меня очень тревожат. Вижу, с Димкой что-то происходит, пытаюсь завести с ним разговор, а он упирается, наверное, стесняется со мной поделиться.
Да ясно, что с Димкой происходит! Влюбился парень, места себе не находит. Все мысли у него о ней!
– Может, влюбился? – словно услышав мои мысли, спросила Татьяна Михайловна. – Не знаешь случайно?
Конечно, я всё знаю, что происходит в этом доме.
– Раз молчишь, значит, точно влюбился! Да и возраст сейчас у него такой влюбчивый, кто в семнадцать лет не влюблялся? – Татьяна Михайловна покачала головой.
Она знает: если молчу, значит, согласен. А если нет, то мяукнул бы.
– Ты, Сократ, у нас умный кот. Думаешь, я зря с тобой всегда разговариваю, делюсь своими мыслями – просто знаю, что поймёшь. Ведь так? – спросила Татьяна Михайловна и посмотрела на меня.
Пойму, конечно, я вас всех понимаю. В сё-таки странная женщина моя хозяйка, разговаривает со мной как с человеком.
– Вот видишь, я и не сомневалась, что понимаешь, – улыбнулась Татьяна Михайловна, присела рядом и погладила меня по голове. Я замурлыкал и потёрся о её руку.
В этот момент вошёл Димка. Он бросил рюкзак на мой диван, скинул обувь и воскликнул:
– Мам, как вкусно пахнет! Я голодный как лев!
– Смотрю, сынок, у тебя неплохое настроение. Как день прошёл?
– Всё хорошо, – усмехнулся Дима.
– Иди мой руки, садись, покормлю тебя, заодно и поговорим.
– О чём?
– О жизни, сын, – улыбнулась Татьяна Михайловна. – Ты чего так напрягся сразу? Всё хорошо, просто мы давно не говорили с тобой наедине.
Вымыв руки, Дима вернулся на кухню, сел за стол. Татьяна Михайловна поставила перед ним тарелку с супом – по запаху я понял, что это гороховый супчик с копчёностями. Мне не надо смотреть в тарелку, я по запаху всё определяю.
– Ну, сынок, давай рассказывай, кто она, как зовут? – улыбнулась мама.
Димка замер с ложкой в руках.
– А ты откуда знаешь? – спросил он.
– Вижу, ты последнее время слишком серьёзный, задумчивый ходишь, а тут с Сократом пообщались, он и подтвердил мои предположения.
Произнося эти слова, Татьяна Михайловна улыбнулась и посмотрела на меня.
– В смысле, я у него спросила: «Как думаешь, Дима влюбился?», а он молчит. Ты же знаешь, молчание – знак согласия, – засмеялась хозяйка.
Татьяна Михайловна, ну что ты такое говоришь! Я, видите ли, подтвердил! Это же надо такое придумать? Ты только никому постороннему этого не говори, а то тебя примут за не совсем здорового человека.
– Мам, вот не говори ерунды: Сократ, молчание, что ты насочиняла? К то-то тебе такое наговорил? – Димка положил ложку в тарелку и откинулся на спинку стула, потом перевёл взгляд на меня.
Я растянулся на полу, лежу и ухом не веду, слегка постукиваю хвостом по полу.
Дима, ты же знаешь, я могила!
– Клянусь, сынок, никто ничего не говорил. Сама догадалась. – Татьяна Михайловна широко улыбнулась. – Я же не первый день на свете живу. И тоже когда-то была семнадцатилетней.
– Настей зовут её, моя одноклассница, – буркнул Дмитрий. – Но ты не знаешь её. Она только в этом году к нам в класс перешла, они с родителями из Сибири переехали, – вздохнул Димка и принялся за суп.
– Красивая? – спросила Татьяна Михайловна и улыбнулась.
– Да, очень, – задумчиво ответил Димка и опустил взгляд в тарелку.
– А что не так? Вижу, что-то тебя тревожит? – насторожилась Татьяна Михайловна.
– Даже не знаю, как объяснить. Сложно всё. Понимаешь, мам, она не такая, как все. Девчонки читают модные любовные романы, а она – «Братьев Карамазовых», все слушают рэп, а она – Шопена и Рахманинова, да ещё и на скрипке играет. Вот поэтому её в классе все называют белой вороной.
– Значит, хорошая девочка, – заключила хозяйка.
О «Братьях Карамазовых» я уже слышал от Татьяны Михайловны. Она как-то делилась с Александром Петровичем:
– Саш, ты знаешь, я тут перечитала Достоевского, «Братьев Карамазовых», и совершенно по-новому взглянула на этот роман. Помню, в молодости он мне казался таким нудным, а сейчас прочитала на одном дыхании, абсолютно другое восприятие. Я где-то читала, что он входит в список обязательной литературы для изучения в школе. Но это же глупо, требовать от детей читать такие серьёзные книги.
– Да нет, ничего не вижу глупого. Наоборот, чем сложней литература, тем лучше развивается мышление. Понимаешь, человек учится рассуждать на таких книгах.
Дмитрий продолжал делиться с матерью:
– Не обращает она на меня внимания! Пытаюсь заговорить – она отводит глаза и убегает, – грустно добавил он. – Мне иногда кажется, она просто избегает меня.
– Значит, ты явно нравишься ей, – улыбнулась Татьяна Михайловна.
