Михаил Шварц
Корона и тьма. Том 2. Сердце хаоса
Глава 4. Тяжесть тайн
Катарина, как всегда, покинула стены Крайхольма до рассвета. Её лёгкие шаги почти не касались покрытой инеем земли, когда она направлялась к небольшой поляне за городом. Это место было её убежищем, где она могла отточить своё мастерство, где холодное утро наполняло её тело бодростью, а разум – спокойствием. В этот час город спал, и лишь редкие дозорные могли заметить её тень, быстро исчезающую за воротами.
Когда она достигла поляны, первое слабое свечение утреннего солнца уже пробивалось через голые ветви деревьев. Она вытащила свой меч из ножен, движение было быстрым, но плавным, словно часть ритуала. Снежинки, скопившиеся на траве, трещали под её сапогами, пока она разогревала мышцы, делая несколько осторожных выпадов. Воздух был морозным, но Катарина давно привыкла к холоду, который стал частью её жизни.
Едва она начала очередной выпад, позади неё раздался лёгкий хруст снега. Реакция была молниеносной: она обернулась, вытянув руку с мечом вперёд. Острие остановилось в считаных сантиметрах от лица человека, который подошёл к ней бесшумно, как тень. Это был Эндориан.
Он стоял неподвижно, даже не пытаясь увернуться. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах читалась лёгкая насмешка.
– Ты всё-таки научился подходить незаметно, – сказала Катарина, слегка опустив меч, но не убирая его полностью.
Эндориан чуть склонил голову, не отводя от неё взгляда.
– Не хотел тебя отвлекать, – ответил он, его голос был тихим, почти шёпотом. – Просто хотел посмотреть на тебя. Ты так тихо ушла из постели, пока я спал.
Катарина улыбнулась, убирая меч в ножны.
– А почему ты сам сейчас не спишь? – спросила она, её тон был слегка поддразнивающим.
Эндориан едва успел дать ей закончить фразу.
– Не с кем, – коротко ответил он, и в его голосе мелькнуло что-то такое, что заставило её улыбку стать чуть грустнее.
– Знаешь, – сказала она, обернувшись к нему и глядя прямо в глаза, – сколько себя помню, на рассвете отец всегда выводил меня на тренировку. Он говорил: «Кто сражается только тогда, когда вынужден, уже наполовину проиграл. Ты должна быть готова в любую минуту, даже если враг ещё далеко».
Эндориан на мгновение задумался, его взгляд стал мягче.
– У нас больше общего, чем я думал, – сказал он, чуть склонив голову. – В детстве я тоже привык к тому, что каждое утро – это борьба. Иногда я даже думал, что не выживу.
Катарина прищурилась, её взгляд стал чуть серьёзнее.
– Почему ты никогда не говорил о том, где ты вырос? – спросила она, её голос был тихим, но в нём слышалась неподдельная забота.
Эндориан отвёл взгляд, будто решая, стоит ли отвечать.
– Замок, где я вырос, уже давно заброшен, – сказал он наконец. – Земли безлюдны. И я уже не хочу туда возвращаться.
Катарина удивлённо подняла бровь.
– Так ты сын лорда? – спросила она, не скрывая удивления, но её тон оставался мягким.
Эндориан посмотрел на неё, его взгляд был ровным, но в голосе звучала некоторая горечь.
– Разве это что-то меняет? – переспросил он, будто бросая вызов её словам.
Катарина слегка улыбнулась, её взгляд стал тёплым, почти обнадёживающим.
– Нет, – ответила она спокойно. – Мне всё равно, какое у тебя прошлое и где ты родился. Главное – то, что происходит сейчас.
Её слова на мгновение повисли в воздухе. Эндориан, стоя напротив неё, чувствовал, как некая тяжесть, которую он носил внутри себя, немного ослабла. Он кивнул, но не сказал больше ни слова. Вместо этого он наблюдал, как Катарина вновь обнажила меч, её движения стали более уверенными, словно её слова тоже были частью этого танца.
Эндориан, наблюдал за Катариной, и едва заметная тень улыбки коснулась его губ. Он сделал шаг вперёд, будто намеренно сокращая расстояние между ними.
– Может, мне стоит помочь тебе с тренировкой? – предложил он, оглядывая поляну. – Дерево, как бы ни старалось, не сможет достойно ответить на удары.
Катарина, сложив руки на груди, чуть приподняла подбородок, её глаза блеснули огоньком вызова.
– А ты уверен, что сможешь выдержать? – её голос звучал спокойно, но в нём чувствовалась лёгкая насмешка. – Вдруг твоё эго не переживёт проигрыша хрупкой девушке?
Эндориан чуть склонил голову, его взгляд оставался таким же спокойным, как поверхность замёрзшего озера, но в глазах появился лёгкий отблеск иронии.
– Если это произойдёт, – произнёс он, медленно обнажая меч, – я приму поражение с достоинством.
Катарина, не дожидаясь продолжения, сделала резкий шаг назад, её меч описал дугу, целясь прямо в грудь Эндориана. Но он, с молниеносной точностью, встретил её удар. Металл звенел, разрывая утреннюю тишину, словно первые нотки древнего боевого гимна.
Она не дала ему ни мгновения передышки. Её движения были быстрыми, точными, словно она была частью танца, который знала только она. Эндориан, сдержанно, но уверенно, отражал каждую атаку, его меч двигался с холодной, отточенной грацией, будто он предугадывал каждое её движение.
– Впечатляет, – произнёс он, отбив очередной выпад, направленный к его плечу.
– Я стараюсь, – коротко ответила Катарина, её дыхание оставалось ровным, несмотря на скорость схватки.
Её меч снова мелькнул в воздухе, двигаясь по широкой дуге. Каждое её движение было грациозным, но не лишённым силы. Она двигалась так, будто была частью природы, отражая её мощь и красоту. Эндориан, чуть отступая, продолжал парировать её удары. Его взгляд был сосредоточен, в нём отражалась смесь восхищения и серьёзности.
Катарина сделала ложный выпад, её меч рванулся к его левому боку, заставив его сместиться. Она моментально попыталась воспользоваться его движением, нанося финальный удар. Но Эндориан, будто почувствовав её намерения, в последний момент ушёл в уклон, его меч вновь встретил её клинок с неожиданной силой.
Они замерли. Их мечи, словно застыв в воздухе, держались в опасной близости друг к другу. Катарина и Эндориан стояли, тяжело дыша, их взгляды встретились. Белый пар, вырывающийся из их ртов, сливался в холодном утреннем воздухе.
– С тобой я бы не хотел сражаться как с врагом, – произнёс Эндориан, убирая меч в ножны. Его голос был спокойным, но в нём звучала искренняя серьёзность.
Катарина чуть улыбнулась, её меч всё ещё был в руке.
– Этот исход зависит только от тебя, – ответила она, её тон был твёрдым, но взгляд оставался мягким.
Эндориан, сделав шаг вперёд, медленно протянул руку, чтобы отодвинуть её меч. Его пальцы едва коснулись её руки, и в этот момент, прежде чем она успела отреагировать, он притянул её ближе, заключив в крепкие объятия. Его глаза, тёмные и глубокие, как ночное небо, встретились с её взглядом. В них была печаль, но вместе с тем что-то светлое и бесконечно нежное.
– Если это так, – сказал он тихо, почти шёпотом, – мне нечего бояться.
Катарина не успела ничего ответить. Их лица оказались так близко, что её дыхание, тёплое и лёгкое, коснулось его губ. Лучи утреннего солнца пробивались через голые ветви деревьев, освещая их фигуры. Морозный воздух щипал кожу, но они, казалось, не замечали холода.
Эндориан слегка склонился к ней, и их губы встретились. Это был не просто поцелуй – это было обещание. Тихое, но неизменное, как само утро, окружившее их. На мгновение всё вокруг исчезло: холод, деревья, мерцающий иней на траве. Остались только они вдвоём. Их дыхание смешалось, а солнечные лучи, словно благословение, обрамляли их лёгким сиянием.
Когда Катарина чуть отстранилась, её глаза сверкали, как звёзды на холодном небе. Она улыбнулась, в её взгляде читалась лёгкая ирония.
– Всё-таки ты умеешь удивлять, Эндориан, – произнесла она, её голос был мягким, но в нём чувствовалась скрытая сила.
Эндориан не ответил. Вместо этого он снова притянул её ближе, словно боялся отпустить, словно этот момент был единственным, что имело значение.
Они молча пошли по узкой тропе, усыпанной инеем. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь деревья, играли светом на их фигурах. Эндориан, ощущая тепло Катарининой ладони, крепко сжимал её руку, как будто боялся, что, отпустив её, снова окажется в одиночестве.
– Когда ты рядом, – произнёс он тихо, словно признавая нечто, что он никогда не говорил никому, – всё остальное просто перестаёт быть значимым.
Катарина, не говоря ни слова, лишь улыбнулась. Её улыбка была лёгкой, как утренний ветер, и в то же время такой же обнадёживающей, как первый луч солнца в морозный день. Но Эндориан не мог ответить ей таким же спокойствием. Внутри него шла битва, невидимая, но не прекращающаяся ни на миг.
Он чувствовал, как тьма, которую он носил в себе, отступала, стоило ему оказаться рядом с ней. Это было почти чудом. Эта сила, что всегда пыталась поглотить его, затихала, словно боялась света, который излучала Катарина. Но он знал, что это только иллюзия. Тьма не исчезла. Она затаилась, как зверь, который терпеливо ждёт момента, чтобы напасть. Он понимал, что даже она – Катарина, со всей её решительностью и внутренним светом – не сможет постоянно сдерживать эту тьму. Это было его бремя. Его бой.
"Ты не можешь спрятаться от меня," – словно шёпот эхом отозвался в его сознании. Эндориан моргнул, но вместо привычного пейзажа перед его глазами вспыхнуло видение.
Разрушение. Кровь. Горящие дома, их обугленные стены протягивали к небу чёрные когти. Повсюду лежали тела – мужчины, женщины, даже дети. Всё было покрыто тёмной алой пеленой, словно сама земля истекала кровью. Он видел фигуру в чёрных доспехах, стоящую в центре этого хаоса. Меч в руке воина был алым, будто пропитан кровью до самой стали. Лицо скрывала тень, но глаза, холодные и беспощадные, светились тьмой.
"Элдрик…" Это имя вспыхнуло в сознании, как раскат грома. Он не знал, откуда оно пришло, но чувствовал, что связано с ним. Эти образы – это был не он, но одновременно это был он. Он знал это место, чувствовал его боль, как свою собственную.
Воспоминания нахлынули лавиной. Казни. Крючья, на которых висели ещё живые люди. Горящие города, их крики, слившиеся в невыносимый хор ужаса. Всё это происходило перед его глазами, и каждый миг этого ужаса врезался в его сознание, как кинжал в сердце.
Боль в висках нарастала. Словно железные кольца сжимали его голову, не позволяя дышать. Он зажмурился, пытаясь отогнать видения, но они становились всё ярче, всё громче.
– Перестань… – выдавил он, упав на колени. Его голос был едва слышен, но в нём звучала мольба.
Катарина, услышав его голос, тут же остановилась. Её глаза расширились от страха, когда она увидела, как он опустился на колени, сжимая голову руками. Она быстро присела перед ним, её пальцы мягко коснулись его плеч.
– Эндориан! Что происходит? Скажи мне, как я могу помочь? – её голос был полон тревоги. Она пыталась заглянуть ему в глаза, но он прятал лицо, словно боялся её взгляда.
"Ты думаешь, что сможешь убежать?" – этот шёпот снова прорезал его сознание.
Он тяжело дышал, чувствуя, как тьма пытается пробиться наружу, словно плотина, которая вот-вот рухнет под давлением воды.
– Ничего… – прохрипел он, стараясь говорить, но голос дрожал. – Это… ничего. Просто оставь меня.
Катарина сжала его плечи сильнее.
– Не смей мне лгать, – сказала она твёрдо, её голос был полон решимости. – Я вижу, что тебе больно. Позволь мне помочь.
Эндориан на мгновение замер. Он хотел ей довериться, хотел рассказать, но страх сковывал его. Что, если она испугается? Что, если уйдёт? Что, если тьма, которую он пытался сдерживать, навредит ей?
– Ты не поймёшь… – прошептал он, его голос звучал устало, словно он сдался.
– Тогда объясни, – настаивала Катарина, её взгляд был полон сочувствия. – Я хочу понять.
Эндориан поднял глаза, его взгляд встретился с её. В них была боль, глубокая и старая, как сами горы, и вместе с тем – страх.
– Это нечто внутри меня, – произнёс он наконец. Его голос был тихим, но в нём чувствовалась тяжесть каждого слова. – Это всегда было там. Оно хочет вырваться. Оно…
Он запнулся, не находя слов, чтобы описать это.
– Это оно заставило тебя упасть? – спросила Катарина, её голос был мягким, но в нём звучала настойчивость.
Эндориан закрыл глаза, пытаясь взять себя в руки. Он медленно кивнул.
– Я пытаюсь сдержать это, – произнёс он через силу. – Но… иногда я боюсь, что однажды не смогу.
Катарина смотрела на него, её глаза были полны не только сочувствия, но и решимости.
– Тогда я помогу тебе, – сказала она. Её голос был тихим, но твёрдым.
– Ты не понимаешь, что говоришь, – ответил он с горькой усмешкой.
– Может быть, и не понимаю, – ответила она. – Но я знаю одно: я не оставлю тебя.
Эти слова, простые и искренние, проникли в его сознание глубже, чем он ожидал.
Эндориан медленно поднялся на ноги. Виски всё ещё ломило от гнетущей тяжести воспоминаний, но голоса наконец стихли, оставляя за собой лишь давящую тишину в голове. Он на мгновение закрыл глаза, сосредоточившись на своём дыхании, пытаясь вернуть контроль над собой.
Катарина, стоявшая перед ним, внимательно смотрела на его бледное лицо. Её взгляд был серьёзным, но в нём читалась забота. Она не спешила задавать вопросы, словно давая ему время собраться. Наконец, она тихо, но твёрдо спросила:
– Как ты? Что это было?
Эндориан поднял глаза на неё, и его взгляд на мгновение задержался. В её лице он видел не только тревогу, но и терпение, как будто она готова ждать столько, сколько потребуется. Он глубоко вздохнул, ещё раз провёл рукой по вискам, словно пытаясь стереть остатки боли, и наконец заговорил:
– Это и есть то самое прошлое, о котором я не хочу рассказывать.
Его голос был ровным, но в нём чувствовалась усталость, словно он пытался закрыть дверь в ту часть своей души, которую предпочёл бы никогда не открывать.
Катарина, прищурившись, слегка наклонила голову. Она могла бы настаивать, но вместо этого произнесла с пониманием:
– Расскажешь, когда будешь готов.
Она помолчала, как будто подбирая слова, а затем, её голос стал твёрдым, словно она цитировала своего отца:
– Гриммард всегда говорил: "Будущее скрыто за туманом, а прошлое – лишь пепел. Всё, что у нас есть, – это острие настоящего, и только от нас зависит, какой след оно оставит."
Эндориан вскинул бровь, услышав это. Его губы дрогнули в едва заметной улыбке.
– Мудрые слова, – тихо сказал он, качая головой. – И правильные.
Катарина коротко кивнула, и они снова двинулись к главным воротам Крайхольма. Город начинал оживать под первыми лучами утреннего солнца. Узкие улицы, вымощенные булыжником, постепенно заполнялись людьми, завернутыми в толстые плащи и меха. Торговцы выставляли свои товары на деревянные лотки, а их громкие голоса перекрывали друг друга, привлекая покупателей. Женщины несли корзины с хлебом и овощами, а дети, раскрасневшиеся от холода, играли в снегу у обочин. Всё вокруг напоминало о повседневной жизни, которая, несмотря на суровый климат и тяготы, продолжалась.
Когда они приблизились к центральной площади, Эндориан заметил высокую фигуру Артаса, который стоял среди своих людей, нетерпеливо оглядываясь по сторонам. Его движения были точными, а взгляд – цепким. Он явно искал кого-то, и, заметив Катарину и Эндориана, тут же направился к ним.
– Леди Катарина, Эндориан, – поприветствовал он, слегка поклонившись, его голос звучал уверенно, но с оттенком искренности. – Я не нашёл вас в гостевом доме и подумал, что вы уехали, так и не попрощавшись.
Его манеры были безупречны, каждое движение и слово говорили о человеке, привыкшем к порядку и уважению. Но в его взгляде не было надменности, лишь лёгкая улыбка, способная расположить к себе любого собеседника.
Катарина, слегка наклонила голову в ответ, её тон был вежливым, но деловым:
– Мы ещё не договорились о количестве груза, который должен отправиться в Альфарис.
Артас, услышав это, улыбнулся шире, его взгляд на мгновение смягчился.
– Моя жена, Леди Элинор, как раз хотела обсудить это с вами, – сказал он, делая жест в сторону западной части города. – Она ожидает вас у амбаров.
Катарина коротко кивнула, её голос оставался ровным:
– Я не буду заставлять её ждать.
Она обернулась к Эндориану, задержав взгляд на его лице чуть дольше, чем это требовалось.
– Это ненадолго, – сказала она мягко, прежде чем направиться в сторону амбаров, оставляя их вдвоём.
Эндориан проводил её взглядом, его глаза следили за каждым её шагом, пока она не исчезла за углом здания. Но размышления были прерваны голосом Артаса, который неожиданно сказал с тёплой улыбкой:
– Ты сделал хороший выбор.
Эндориан, обернувшись к нему, позволил себе ответить тем же выражением лица, хотя в его голосе чувствовалась лёгкая ирония:
– Она выбрала меня.
Артас рассмеялся, его смех был громким, но не насмешливым. Он похлопал Эндориана по плечу, словно старого друга.
– Это ещё лучше, – сказал он, понизив голос. – Значит, ты действительно чего-то стоишь.
Эндориан ответил лёгким кивком, его взгляд стал более сосредоточенным. Он чувствовал, что слова Артаса не просто были шуткой – в них скрывалась правда. Катарина, со всей своей решимостью и силой, действительно выбрала его. И эта мысль наполняла его одновременно гордостью и беспокойством.
Глава 5. Сквозь волны
Вдали, на фоне серого неба, которое было почти неотличимо от свинцовой воды, громоздился силуэт могучего парусника. Его высокие мачты, как костлявые пальцы, тянулись к низким облакам, а белоснежные паруса, напрягшиеся под порывами ветра, напоминали крылья гигантской птицы, что летит к далёкому горизонту. Корпус корабля был тёмно-серым, почти чёрным, с золотистыми полосами, что пересекали борта, словно шрамы. Эти украшения не столько подчёркивали красоту, сколько говорили о его былой славе.
На носу возвышалась резная фигура женщины в длинном развевающемся платье, с протянутой рукой, словно она пыталась указать путь сквозь волны. Её лицо было исполнено решимости, а волосы, высеченные из дерева, напоминали языки пламени. Имя корабля – «Морской ястреб» – было выжжено золотыми буквами на изогнутой поверхности кормы, чуть ниже флага с тёмно-синим полем и серебряным крестом.
На палубе царила жизнь. Матросы сновали туда-сюда, выполняя команды старшего помощника капитана. Одни поднимались на мачты, ловко балансируя на канатах, как акробаты, закрепляя тросы и проверяя паруса, другие подтягивали тяжёлые верёвки к лебёдкам, ритмично скандируя, чтобы синхронизировать усилия. Среди них можно было выделить нескольких: Ларс «Кривой», старый моряк с повязкой на левом глазу и резким характером, но с ловкими руками, управлявший лебёдкой, как музыкант своей скрипкой; молодой Фредерик, веснушчатый паренёк, едва достигший совершеннолетия, который спотыкался на каждом шагу, но старался изо всех сил; и Грегор, угрюмый и молчаливый гигант, что молча тянул канаты, как будто это было частью его самого.
Руководил ими старший помощник капитана, человек по имени Эдмунд Хартвик. Высокий, с прямой осанкой и суровым взглядом, он напоминал дуб, выдержавший не одну бурю. Его короткие тёмные волосы уже начали серебриться на висках, а голос – глубокий и громкий, как гул штормового ветра, – был слышен даже в самом нижнем трюме. Он был одет в тёмно-синий камзол с золотыми пуговицами, а на боку висела сабля с потёртой рукоятью. Несмотря на всю строгость, в его глазах иногда проскальзывали тёплые искры, особенно когда кто-то из матросов пытался переиграть его в остроумии.
– Фредерик, не зевай! – прорычал Эдмунд, увидев, как юнга споткнулся, пытаясь подтянуть канат. – Ты не на берегу у матушки под юбкой прячешься!
– Я понял, – выкрикнул Фредерик, краснея от стыда, и побежал к своим обязанностям.
Эдмунд, слегка усмехнувшись, повернулся к другому матросу, который отдыхал у мачты, протирая руки об испачканный тряпкой канат.
– Эй, Дакрим, спустись на снижение (так матросы называли кухню) и узнай, когда будет готов обед. Если меня снова накормили недоваренной рыбой, обещаю, ты её съешь целиком.
– Считай что выполнено, – ответил Дакрим, широкоплечий матрос с обветренным лицом и растрёпанной бородой. Он лениво поднялся с места и, фыркнув, направился к деревянным ступеням, ведущим вниз.
Кухня была тесным и жарким пространством, несмотря на свежий морской воздух, гуляющий по палубе. Здесь царил аромат жареного лука, дымящегося хлеба и свежей рыбы. Стены были выкрашены в тёмный цвет, чтобы скрыть грязь и копоть, а длинные столы, покрытые вмятинами и царапинами, говорили о тысячах блюд, которые здесь готовились. В углу стояла большая печь, вокруг которой крутилась женщина по имени Клара.
Клара выглядела уставшей, но в её глазах светилась стойкость. Её длинные волосы, когда-то блестящие, сейчас были собраны в небрежный узел. Лицо, обрамлённое несколькими выбившимися прядями, всё ещё сохраняло оттенок той красоты, которая заставляла когда-то мужчин замолкать при её появлении. Она была одета в простое платье, перепачканное мукой и рыбной чешуёй, а на талии висел кухонный нож в потёртых ножнах.
Рядом с ней трудилась её дочь, Эмилия, девушка лет пятнадцати с тонкими, ловкими руками. Она сосредоточенно разделывала рыбу, её движения были уверенными, но лицо выражало скрытую грусть.
Когда Дакрим вошёл в кухню, он поморщился от их присутствия. Как и большинство матросов, он не терпел женщин на борту, считая их дурным знаком.
– Эй, – грубо обратился он к Кларе, проходя к ней. – Старпом спрашивает, когда будет готов обед.
Клара даже не повернулась к нему, продолжая перемешивать что-то в большом чугунном котле. Её голос прозвучал спокойно, но твёрдо:
– «Эй» – это на палубе. А здесь я занимаюсь делом.
Дакрим скривился в насмешливой улыбке, в которой смешались злоба и пошлость. Сделав шаг ближе, он провёл рукой по её спине и хлопнул её по заднице.
– Ну, так займись делом со мной, красавица, – сказал он, почти шепотом, в его голосе звучала угроза.
Клара мгновенно повернулась, её рука молниеносно схватила нож, который тут же оказался у горла Дакрима. Её глаза блестели холодным гневом, а голос стал ледяным:
– Дело, которым ты займёшься, будет в портовом борделе с проститутками. И если еще раз прикоснешься, то, чем ты собираешься делать, улетит на корм рыбам.
Дакрим, казалось, не испугался. Он даже сделал шаг вперёд, из-за чего лезвие ножа слегка прорезало его кожу. На его шее появились капли крови.
– Если ты приставила нож, то действуй, – угрожающе произнёс он, глядя ей прямо в глаза. – Или выбрось его прямо сейчас.
Их взгляды встретились, полные ненависти и скрытого напряжения. В этот момент казалось, что вся кухня застыла, а тени от пламени печи начали двигаться, словно становясь участниками этой немой схватки.
Эмилия, видя, что ситуация выходит из-под контроля, быстро подскочила к ним и толкнула Дакрима в сторону.
– Обед почти готов, – сказала она, её голос дрожал, но она старалась говорить уверенно.
Дакрим плюнул на пол, оттолкнувшись от стола, но его взгляд не отрывался от Клары.
– Ты слишком смелая для своего места, – процедил он, прежде чем развернуться и уйти.
Когда дверь за ним захлопнулась, Клара тяжело вздохнула, убирая нож. Её руки слегка дрожали, но лицо оставалось спокойным.
Клара посмотрела на Эмилию, и её глаза на мгновение сузились, отражая смесь усталости и упрямой решимости. Она поправила выбившуюся прядь волос, пытаясь скрыть растущую тревогу.
– Это было лишним, Эмилия, – сказала она, её голос был сдержанным, но в нём звучала нотка строгости. – Я бы справилась сама.
Эмилия, не отводя взгляда от разделанной рыбы, вытерла руки о передник и посмотрела на мать.
– Он, как и все звери, боится только громких криков, – произнесла она тихо, но уверенно. – Но если почувствует запах крови, его уже не остановить.
Клара удивлённо подняла бровь, её взгляд мгновенно изменился, став внимательным, почти испытующим.
– Откуда такие мысли, дитя? – спросила она, но голос дрогнул, словно слова Эмилии ранили её глубже, чем она ожидала.
Эмилия, предугадав этот вопрос, слегка вздохнула.
– Мы с отцом бывали на охоте, – сказала она, опуская глаза. – В лесу, что севернее Крайхольма. Он мне рассказывал.
Эти слова прозвучали так просто, но Кларе казалось, что они разбудили в её сердце целую бурю. Образ Рейнхарда, её мужа, вдруг всплыл в её памяти, яркий, как свет звезды в самую тёмную ночь.
Она вспомнила тот день, когда они были вместе в том самом лесу, о котором говорила Эмилия. Лёгкий снег едва заметно падал с веток сосен, покрывая землю белым ковром. Рейнхард, облачённый в тёплый плащ, с луком через плечо, обернулся к ней, его лицо озарилось широкой улыбкой.
– Ты знаешь, Клара, – сказал он тогда, бросив взгляд на Эмилию, которая, смеясь, бежала впереди. – Этот лес напоминает мне нас. Вроде бы холодный, суровый… но внутри он живёт своей жизнью. У него есть свои законы, свои тайны.
Клара, укутанная в меховой плащ, стояла рядом, слушая его слова. Она помнила, как его рука нашла её, крепко обхватив за плечи, и как он тихо добавил:
– Ты – мой мир, Клара. Ты всегда будешь моим домом.
Эти слова, такие простые и искренние, остались в её памяти навсегда.
А потом она вспомнила утро, когда он ушёл навстречу своей гибели.. Она помнила, как его губы прикоснулись к её лбу, как он сказал:
– Я вернусь. Обещаю тебе.
Она хотела остановить его, сказать, что это слишком опасно, но он уже принял решение. Его глаза – такие твёрдые, такие уверенные – смотрели на неё с нежностью и решимостью, которые разбивали её сердце.
– Мы ждём тебя, – прошептала она тогда, провожая его взглядом, пряча слёзы.
Он лишь обернулся, как будто услышав её слова, и ушёл, оставив за собой тишину, которая разрывала её изнутри.
– Мама? – голос Эмилии вырвал её из этого болезненного воспоминания.
Клара моргнула, прогоняя слёзы, которые начали подступать к глазам. Она заставила себя улыбнуться, хоть это и далось ей с трудом.
– Это временные трудности, Эмилия, – сказала она, её голос дрожал, но в нём всё ещё звучала уверенность. – Мы просто должны пережить это. Жизнь уже никогда не будет такой, как раньше, но…
Она не успела закончить.
– Я уже не ребёнок, мама, – перебила Эмилия, её голос был твёрдым, но в нём звучала грусть.
Она медленно вытащила из-за пояса короткий нож, его лезвие поблёскивало в свете лампы.
– Я могу постоять за себя, – добавила она, глядя на мать серьёзным взглядом.
Клара смотрела на нож в её руках, и сердце сжалось от боли. Это было не то, чего она хотела для своей дочери. Она хотела, чтобы Эмилия росла в мире, где не нужно было защищаться, где не нужно было прятать страх за острыми лезвиями.
Клара подошла ближе, накрыла руку дочери своей ладонью и осторожно опустила нож.
– Нам нужно работать, – тихо сказала она, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. – Это единственная причина, по которой нас держат на этом корабле.
Эмилия, поколебавшись, кивнула, убирая нож за пояс.
– Я знаю, мама, – тихо произнесла она, опустив взгляд.
Клара стоя у массивного чугунного котла, из которого шёл аромат, способный согреть даже самых замёрзших матросов, ещё раз взглянула на дочь, пытаясь найти слова, которые могли бы утешить их обеих. Но таких слов не было.
Похлёбка в котле густо булькала, её насыщенный запах наполнял помещение. В неё входили сушёные овощи – кусочки моркови и лука, которые разбухли, став мягкими и нежными. Крупные куски вяленого мяса, нарезанные неровными ломтями, плавали среди овощей, добавляя бульону глубокий, насыщенный вкус. На другой сковороде, над небольшим жаровенным очагом, подрумянивались ломтики рыбы. Золотистая корочка покрывала каждый кусочек, и масло, шипящее на сковороде, добавляло блюду аппетитный блеск.
Клара медленно помешала похлёбку деревянной ложкой, проверяя её готовность. Она была сосредоточена, но взгляд время от времени скользил к Эмилии, которая скрупулёзно занималась разделкой свежей рыбы.
Рядом стояли несколько белых фарфоровых тарелок, которые явно были не из числа стандартной корабельной утвари. Их края украшал изящный синий узор, словно волны на морской глади. Клара бережно взяла одну из них, зачерпнула половником густой похлёбки и аккуратно положила в неё кусочки рыбы. Пар, поднимающийся над тарелкой, был густым и ароматным, словно напоминанием о домашнем уюте, который остался далеко позади.
– Отнеси это капитану, – тихо сказала Клара, ставя тарелку на поднос, рядом с которым стоял стеклянный графин с водой.
Она потянула за верёвку, которая была прикреплена к маленькому корабельному колокольчику над кухонной дверью. Колокольчик громко зазвонил, его чистый, металлический звук эхом разнёсся по кораблю.
На палубе старший помощник, услышал звон и недовольно хмыкнул. Его высокий, крепкий силуэт возвышался над матросами, его голос, похожий на раскат грома, был привычен каждому из них.
– Наконец-то! – проворчал он, а затем, обернувшись к команде, громогласно скомандовал: – Отдыхающие за работу! Смена – на обед!
Матросы, которые трудились на палубе, быстро отреагировали. Одни натягивали канаты, связывая их крепкими морскими узлами, другие мыли деревянные доски палубы, тщательно вычищая каждую щель. Смена, только что закончившая свои обязанности, с облегчением вздохнула, направляясь вниз, к трапезному месту, где их уже ждал горячий обед. Этот порядок был привычным: труд и еда шли рука об руку, а на корабле такой порядок был необходим для выживания.
Тем временем Эмилия подняла поднос и направилась по скрипучим деревянным ступеням к капитанской каюте. Она остановилась перед тяжёлой деревянной дверью, на которой был выгравирован герб с изображением корабельного штурвала и волны. Изнутри раздался низкий, грубоватый голос:
– Заходи, открыто.
Эмилия толкнула дверь и вошла в просторную каюту. Внутри было тепло и уютно, словно это место существовало в другом мире, вдали от суровых морских ветров. Стены были украшены старинными картами, которые висели в аккуратных рамках. На одной из полок стояли бутылки рома и несколько книг, вероятно, о навигации или морских путешествиях. На массивном столе, покрытом тёмным деревом, лежала большая карта, на которой капитан прокладывал курс. Он использовал циркуль и линейку, чтобы точно рассчитать расстояния, а рядом лежал компас с изящным медным корпусом.
Капитан, крепкий мужчина средних лет, выглядел так, будто был рождён для морских просторов. Его светлые волосы были аккуратно подстрижены, а квадратная челюсть подчёркивала его волевой характер. Одет он был в безупречно сидящий чёрный мундир с золотыми пуговицами, который выгодно выделял его среди матросов.
Эмилия поставила поднос на край стола и произнесла:
– Я принесла вам обед.
Капитан поднял взгляд, его голубые глаза внимательно изучили девушку, прежде чем на лице появилась лёгкая улыбка.
– Мне приятно, когда девушки приносят мне обед, – сказал он, слегка усмехнувшись. – Без вас я обычно хожу туда, где едят все.
