Михаил Сиреневый
Любовница ветра
Из темноты коридора, словно упавшая с неба, передо мной появляется Она. Я перестаю разбивать голову об пол и вытираю кровь, которая с бровей капает на ресницы. Вот он, знак в виде ангела, пусть и размалёванного вандалами, чья рука протягивается ко мне, чтобы помочь и спасти мою душу. Я всё понял. Спасибо, Боже! Я всё понял.
Глава 2
– Надя, Надя, Надя. Где же моя Надя? Неужто потерял и больше не найду? – словно стрекотал мужской старческий голос за стеллажами с разнообразными корешками книг.
– Что это с ним? – спросил молодой человек и положил на прилавок два детектива в выцветших обложках. – Мужчина уже несколько раз так зовёт кого-то. Может, узнать у него, что произошло? – обратился он к Максиму, который смотрел в одну точку и ни на кого не обращал внимания.
– Что? А, вы про него. Не сто́ит, он примерно каждый месяц приходит сюда и ищет роман французского писателя под названием «Надя».
– В других магазинах не найти?
– Он ищет книгу своей жены.
– Как это?
– Как вы знаете, здесь продаётся множество потерянных и перекупленных книг, вот он и надеется найти ту, что давно по ошибке продал за бесценок.
– Продешевил с редким экземпляром?
– Не совсем. У него была больная жена, прикованная к больничной койке, которой он когда-то купил случайную книгу просто потому, что название совпадало с её именем. Женщине становилось хуже. Когда начала отказывать верхняя часть тела, врачебный персонал попросил забрать вещи, в которых теперь не было надобности, в том числе и этот роман. Мужчина отдавал последние деньги, чтобы хоть как-то помочь жене, появились проблемы с финансами, вот он и дошёл до продажи собственных вещей, позже и того, что принадлежало любимой женщине. Так «Надя» ушла за три копейки случайному книжному любителю.
– А теперь он пытается вернуть то, что когда-то ей принадлежало.
– Да, но только этот роман. В последнюю их встречу женщина, не придавая большого значения своим словам, сказала, что нарисовала на форзаце книги «памятку» для мужа, которого оставляет. Мужчина не смог признаться, что продал книгу, а после жены не стало. Так он и помешался на одном-единственном экземпляре, а точнее, на рисунке, ставшем для него мучительной тайной.
– Всё-таки порой жизнь удивительнее любого романа.
– С вас семьсот девяносто восемь.
Эту правдивую историю Игорь Маркович рассказал Максиму, когда тот в стажировочные дни безуспешно копался в стеллажах с французской литературой двадцатого века. Максим не только запомнил её, но и любил приукрасить с добавлением ярких мелочей для увеличения трагичного романтизма, поскольку на некоторых девушек это производило неизгладимое впечатление.
– Максимка! – когда последний покупатель покинул магазин, из маленького лабиринта полок объявился и сам герой вышесказанной истории. – Не появилась ли моя книга с испорченной обложкой на внутренней стороне? – его тяжёлый взгляд из-под поседевших бровей плавно перешёл с череды разных корешков на флегматичное выражение Максима.
– Никак нет! Я бы дал вам знать.
Мужчина ещё раз с недоверием оглянул помещение, будто бы в последний раз убедился, что книга не появилась за его спиной, и поднялся по ступеням, ведущим на улицу.
Когда в магазине Максим остался один, он снова вернулся к мыслям о Варваре, которые посещали его весь день. Он прекрасно понимал, что чем больше думаешь о чём-то, тем бо́льшую ценность придаёшь предмету размышлений, соответственно, увеличиваешь волнение, что что-то может пойти не так. Даёшь простор для страха не понравиться – а это уже негативно скажется на непосредственном процессе, то есть свидании, на котором нужно быть расслабленным и незамороченным. Однако затуманенный силуэт с бархатистым голосом, как мифическая сирена, притягивал к себе всё внимания, побуждая заинтересованный разум дорисовывать загадочную наружность. Отвлечься на недочитанный роман не получалось, а стены из красного кирпича непонятным образом напоминали о медленно тянувшемся времени, отчего мысли снова возвращались к Варваре. До конца смены оставалось два часа.
Позже позвонил Миша из компании, которого Максим и Артур считали самым безбашенным и весёлым, но весёлым не самим по себе, а благодаря ситуациям, что он создавал. Только разговор был недолгим, убив не больше двух минут:
–…понятно, давай тогда завтра, а то давно уже вместе в поля не выходили.
– Давай, мы как раз с Артуром увидеться должны.
– Окей, ну, я тогда побежал. До завтра!
– Пока.
«Побежал холодильники с микроволновками людям впихивать», – подумал Максим и уткнулся в книгу с названием «Чёрная весна».
Когда уходил последний покупатель, на часах было без пяти восемь – время закрываться. Теперь уже Максим жалел, что назначил на полдевятого, так как дойти до места встречи заняло бы не более пяти минут, а ему не хотелось приходить вовремя, раньше – тем более.
«Наверняка, подойдёт позже назначенного времени, – рассуждал Максим, когда закрывал магазин. – Может быть, вообще не придёт, чему бы я не удивился. Вытащить на встречу незнакомую девушку с одного вызвона очень тяжело, а если свидание не в день звонка, то шансы стремительно катятся к нулю. Я ведь даже СМС сегодня не написал. Ладно, схожу пока перекушу».
«Да кто она вообще такая, чтобы я тут сидел и беспокоился о встрече, – думал Максим, пережёвывая китайскую лапшу и смотря на наручные часы, – у меня не было такого волнения, даже когда я в дырявых кроссовках шёл в апартаменты одного из лучших отелей города к дочери владельца этого са́мого отеля, недавно приехавшей из Милана. А тут какая-то непонятная деваха с мутной историей, ещё и эти голоса вчера на заднем фоне. В любом случае от неё нужна лишь информация. Понравиться, заполучить доверие (лучше соблазнить), и дело в шляпе, а если не получится, то просто развязать язык будет достаточно».
В двадцать минут Максим вышел из китайской забегаловки и неторопливым шагом направился к площади. Чтобы скоротать время и обсудить возможную модель поведения на свидании, позвонил Артуру, но тот оказался недоступен. Несколько минут, и Максим уже смирялся с тем, что его подошвы обивали брусчатку площади. Одинокой рыжеволосой девушки, оглядывающейся по сторонам, не оказалось, что было предсказуемо. Сигнальные гудки из пробок на дорогах, мельтешащие прохожие, толпящиеся на остановках, – всё это усиливало раздражение от ожидания, становящегося для Максима почти унизительным.
«Я делаю это не для неё, а для себя. Она лишь ресурс для приобретения билета в более успешную жизнь, ни больше ни меньше. Нужно только немного потерпеть», – бурчал себе под нос привлекательной наружности молодой человек, поправляя воротник чёрной джинсовой куртки, с которым встретилась глазами миловидная барышня из толпы. Прижимая к себе альбом и тетрадку, она прошла прямо вдоль тротуара, пока не скрылась за очередными прохожими. По-хорошему следовало бы подойти к кому-нибудь, чтобы «разогреться» перед встречей, но Максим с досадой вздохнул и посмотрел на часы: минутная стрелочка была уже на полпути к цифре 7. Терпение заканчивалось, и он позвонил на вчерашний номер, но за гудками ничего не последовало. Второй звонок расценивался бы как акт унизительной нуждаемости, поэтому Максим ещё раз оглянул площадь, поправил воротник и направился в сторону дома.
«К чёрту! Делать мне нечего, как стоять и ждать непонятно кого, словно Хатико. Пускай Артур сам вытаскивает из неё информацию, а я лучше за старым пошпионю», – с раздражением бурлили мысли. Давая, так сказать, «последний шанс», Максим уходил неспешно, однако на следующей улице отпустил всю ситуацию, как будто бы ничего не было, ни звонков, ни мыслей, и уже как ни в чём не бывало рассматривал приглянувшихся горожанок. Подобная резкая перемена не являлась чем-то удивительным, поскольку была выработанным бессознательным рефлексом, необходимым для сохранения результативности и защиты эго. Первое, чему следует учиться в любом деле – это принятию неудач.
Когда Максим решил позвонить Мише, чтобы сказать, что по пути домой зайдёт к нему на работу поболтать, на экране старенького телефона высветилось: «Варя 05.04 (жертва-воровка)», – числа эти обозначали дату записи абонента – привычка Максима, с помощью которой можно было легче определить с какой именно Машей, Ксюшей, Дашей и так далее, ведётся общение. Он подождал несколько секунд, чтобы не создавать впечатление наконец-то полученного звонка, и нажал зелёную кнопку.
– Алло, привет. Только сейчас увидела пропущенный. Я задержалась немножко, но уже подхожу. Извини, что не предупредила раньше.
– Да ничего. Я сам звонил предупредить, что задерживаюсь.
– Ты уже там?
– Ещё нет.
– Хорошо, тогда до встречи!
Недолго думая, Максим повернул на площадь. В этот раз, действительно, недалеко от высоких ступеней, ведущих к памятнику, на плешивой голове которого ютились голуби, – стояла одинокая рыжеволосая девушка. По ходу приближения к предполагаемой Варваре Максим внимательно изучал её внешность: средний рост, стройная фигура, насколько можно было судить по обтягивающим джинсам, шерстяному свитеру, свисающему почти до колен, как юбка, и укороченному пальто в клеточку. Волнистая прядь тёмно-рыжих волос была откинута тонкими пальцами с несколькими заусенцами; и они заметили друг друга.
– Ну, привет!
– Максим?
– Он самый.
Глаза красотки держали уверенный зрительный контакт и почему-то воображались Максиму как две ровно разрезанные половинки непринесённого фрукта, мякоть которых покрылась благородной серо-голубой плесенью с маленькими чёрными косточками по центру. Он в привычной манере подал свою руку ладонью вверх. Те же пальцы, что поправляли волосы, мягким касанием ответили на приветствие, а между тем игра в «кто кого переглядит» продолжалась. Когда с выдохом Варвара обнажила жемчужные зубки, внимание переключилось на них, объявив проигравшего в этой невербальной мини-игре.
– Я задержался на работе, но ты молодец, что позвонила и дождалась, – не без принижающей колкости произнёс Максим, реваншируя за своё ожидание и отведённый взгляд.
– Не хотела тебя поставить в неудобное положение.
– Ты начинаешь подкупать меня своей милой заботой.
– Тебя так легко купить? – съязвила Варвара в ответ и невинно засмеялась. – Извини, пожалуйста. У меня своеобразное чувство юмора.
– Лично для тебя делаю скидку.
– Очень признательна. А где же та, которой я обязана таким знакомством?
– За яблоками пошла.
Она снова рассмеялась, игриво прищуривая глаза, и спросила:
– Будем ждать её здесь или всё-таки прогуляемся куда-нибудь?
– Не люблю стоять на месте, поэтому предлагаю прогуляться.
В профиль, по правую руку от себя, Максим мог рассматривать лицо Варвары, поскольку теперь пристальный взгляд не забирал себе всё внимание. Ровный, довольно высокий лобик переходил на едва вогнутую переносицу, а та заканчивалась острым кончиком. Морщинки, идущие от крыльев носа к краешкам губ и несвойственные такой на вид нежной коже и молодому возрасту, – эти две чужеродные линии становились заметнее на каждом произнесённом слове.
– Так а всё-таки, где ты взял мой номер?
– А почему всё-таки яблоко?
– Я первая спросила!
– Ладно, тогда горькая правда или красивая ложь?
– Ложь, конечно, только если она действительно красивая.
– Интересно, но тогда ты не узнаешь правду.
– Оглянись, горькой правды и так хватает.
Максим посмотрел на стильный ресторанчик с окнами во всё помещение и тёплым светом, доходящим до скопления машин на широкой дороге, потом на старое здание, которое, по всей видимости, в позапрошлом веке являлось видной постройкой, а теперь стояло с грязными, потресканными окнами и разрисованными стенами, пожал плечами и сказал:
– Как скажешь, но тогда это будет красивая правда. На самом деле ты приходила мне во сне, прямо как сейчас, точь-в-точь. Ночная незнакомка полностью захватила мой разум, я уже не мог есть, пить, жить как раньше, только и делал, что думал о виде́нии, так сильно похожем на тебя. Окончательно разочаровавшись в безрезультатных поисках, я пал духом, совсем обезумел и всадил маленький нож прямо себе в живот. Наверное, я должен был умереть, но вместо вечной темноты мне явился шифр, который наизусть отложился в моём сознании. Мне удалось выжить и прийти в себя, а тот самый шифр удивительным образом и оказался твоим телефонным номером. Когда же решился позвонить на него, то услышал твой голос и сразу понял, что ты именно та, которую я так долго искал.
Варвара молчала. Максим почувствовал, что ему удалось задеть какую-то скрытую нить её души, хоть и внешнего повода так думать не было. Скорее всего, это было связано с упоминанием самоубийства от ножа, – подобным образом предполагал он и веселел от собственной прозорливости.
– Теперь моя очередь. Почему яблоко?
– А что ты хочешь услышать?
– Правду.
– Я люблю яблоки.
– И всё? Я не верю, что только поэтому.
– Дорого́й, – произносила она с такой нежностью, словно успокаивала непослушного ребёнка, – ты можешь верить чему угодно, но только не тому, что я тебя обманываю.
Незаметно одна улица сменялась другой, как декорации старых фильмов, поскольку весь интерес Максима был направлен на необычную спутницу, что случалось с ним крайне редко. Складывалось впечатление, что эта девушка способна была подарить своему собеседнику за короткий промежуток времени весь спектр эмоций. Взгляд, жест, голос, – каждое микродвижение являло собой универсальный метаинструмент, работающий по принципу кнута и пряника. Варвара отличалась от всех тех, с кем удавалось иметь дело, но разгадка этого отличия всё время ускользала от пытливого ума Максима. Если бы тогда она попросила сказать правду про приобретённый номер, то получила бы настоящий ответ, а там будь что будет, – авантюрист слепо верил своим навыкам, учитывая все риски (а именно то, как глупо так прямо открываться неизвестному, потенциально опасному человеку, когда каждая неосторожность может очень дорого стоить), затем сама авантюра отошла на второй план. Теперь же Максим искренне наслаждался общением и изучением данной особы, не торопясь раскрывать подлинные мотивы и оправдываясь тем, что было бы глупо так рано спугнуть её от себя и утратить сближающую атмосферу.
–…вот так несчастный вдовец помешался на последней и самой большой загадке, оставившей его, жены.
– И он до сих пор приходит в твой магазин?
– Да. А как бы ты поступила? Допустим, если бы на месте покойной жены был я, а на месте любопытного мужа – ты?
– Расстроилась от бесплодных попыток, приняла это и попыталась бы себя развеселить. Например, захаживала бы в местный книжный магазин и каждый раз спрашивала продавца об одной и той же книге до тех пор, пока не удастся свести его с ума.
Максим посмеялся вместе с Варварой и даже серьёзно задумался над вероятностью такого в действительности.
Пара, соприкасаясь локтями, вышла к красной дорожке сквера. Опыт, как дребезжание таймера, подсказывал, что необходимо начинать эмоциональную и ненавязчивую физическую эскалацию. Максим рылся в своей голове для нахождения нужной фишки, которую можно было бы применить в данных обстоятельствах, как заприметил в метрах десяти большую деревянную круглую лавочку, скорее похожую на низкий стол, а на ней трёх девушек, явно старшеклассниц. Он подхватил за предплечье Варвару и повёл к этой лавочке, чтобы исполнить одну из, часто применяемых на свиданиях, эмоциональных раскачек:
– Извините, что отвлекаем, но я хотел поинтересоваться: мы с ней хорошо смотримся вместе? Как думаете, мы подходим друг другу? – обычно подобная выходка вводит участниц свиданий в лёгкий шок, ставя их в неудобное положение, и демонстрирует раскрепощённую, уверенную в себе, позицию Максима, где выбирает он, а не его.
Две дальние из троицы, сидящие в позе лотоса у разных уголков ватманского листа, отреагировали смешками, а та, что сидела в противоположной от них стороне, вытащила из уха наушник и с некоторой задержкой и индифферентным лицом произнесла:
– Э-эм, да вроде норм.
Максим глянул на Варю, которая стояла как ни в чём не бывало и рассматривала рисунок на белом большом листе, и, привыкший видеть более живую реакцию с обеих сторон социальной манипуляции, стал неторопливо отходить со словами:
– Можете не отвлекаться, тем более по вашим хихиканьям я понял, должно быть, смотримся неплохо, разве что я чуть-чуть затмеваю мою милую спутницу.
– А что вы рисуете? – спросила Варя, будто и не слышала никого до этого.
– Это плакат в поддержку абортов, – ответила та же девушка.
Максим вспомнил, что недалеко от нынешнего сквера находится правительственное здание, возле которого последние несколько дней проходили пикеты против высказываний неких политиков по поводу запретов на аборты. На этот раз он внимательнее изучил плакат, на котором разглядел схематическую женскую матку (а не уродливого быка или корявую летающую тарелку, как подумал изначально), где вместо двух яичников были подобия кулачков с поднятыми средними пальцами.
– Можно посмотреть поближе?, – спросила Варвара и, не дожидаясь ответа, села возле девушки, которая уже собиралась заткнуть ухо наушником.
– Ага.
– Но разве это не противоестественно? – произнесла Варя тем же спокойным и размеренным тоном терпеливой воспитательницы.
– Что? В смысле противоестественно? – ответила та, вместе с тем металлический шарик на месте пирсинга над её бровью стал ближе к линии волос. Её подруги продолжали молчать, разве что одна презрительно сощурилась, а вторая беззвучно протянула букву «у».
– Убивать то, чему суждено появиться.
– Эм, вообще-то, это уже самой женщине решать: что противоестественно, а что нет. И женщинам решать, как поступать со своим телом, а не фашистам, для которых они всего лишь инкубатор. Им плевать, что плод может нанести не только физиологический вред, но и психологический, как самый настоящий паразит.
– Пока женщина является женщиной – она никогда не будет просто инкубатором. А паразита может явить только паразит.
– Что за дешёвая манипуляция? А если ты узнаешь, что твой ребёнок будет генетически больным, например, дауном, дэцэпэшником или аутистом? Ты просто эгоистично заставишь страдать недееспособного члена общества?
Глаза Варвары словно сверкнули нездоровым блеском, а губы сжались и скривились в подобии улыбки, и она произнесла с расстановкой своим глубоким голосом:
– Что значит здоровый и дееспособный член общества? Назови мне хоть один случай, чтобы даун, дэцэпэшник или аутист кого-то ограбили, убили, изнасиловали. И какое ты имеешь право брать на себя ответственность определять, кто счастлив, а кто нет? Не фашизм ли – клеймить людей, про которых ты не знаешь ничего?
Как человеку, которому после случайной связи аборт, можно сказать, спас жизнь (так называл это про себя Максим), точка зрения девушки с пирсингом, напряжённо подёргивающей проводок с наушником, казалась наиболее выгодной и удобной, а политика, права женщин и судьбы генетически больных откровенно не интересовали. Больше занимала универсальность ругательства «фашист», которое, по всей видимости, являлось самым сильным аргументом в любом споре. Также было интересно наблюдать за Варварой – за монашеским спокойствием, мгновенно сменяющимся воинствующей готовностью к отпору, и смелостью выражения собственного мнения. Однако обстановка продолжала накаляться, и, чтобы избежать неприятных последствий, Максим, не встретив сопротивления, взял свою спутницу под локоть и повёл подальше от лавочки. Напоследок глянув на школьниц, одна из которых крутила пальцем у виска, они вышли на голую аллею с зажжёнными фонарными столбами.
– Я думал, ты поддерживаешь современные тенденции.
– Я могу поддержать что угодно, если будет на то настроение.
– А что влияет на твоё настроение?
– Всё – обстоятельства, погода, сны. А что поддерживаешь ты?
– Думаю, я прагматик.
– Чистых прагматиков в природе не существует.
– А мне кажется, что наоборот.
– Ага, как скажешь, – Варвара достала из кармана пальто что-то продолговатое и кинула в руки Максима.
– Что это?
– Передача эстафеты, – сказала она и со смехом побежала вперёд.
Максим держал тканевый цилиндр с не до конца застёгнутой молнией и фломастерами внутри.
– Зачем ты стырила у них пенал?
– Было такое настроение.
– И что мне теперь с ним делать?
– Иди отдай им, если хочешь.
– Сама возвращай! – Максим быстрым шагом пошёл к ней, протягивая перед собой пенал. Варя же, как маленький ребёнок, подтрунивая над ним, побежала вдоль пустой аллеи.
Теперь уже версия Анатолия про кражу не казалась такой уж неправдоподобной. От плутовки можно было ожидать чего угодно – это манило и в то же время вызывало опасения. Максим задумался над тем, как бы лучше подвести разговор на тему её отношений с дядей, но быстро откинул грузящие мысли. Он побежал за ней – поддался ей, поддался ребёнку внутри себя. Волны её волос и юбка-свитер, казалось, поднимались и ниспадали в такт сердца. Если бы Максим в эту секунду ослеп, то по запаху бы определил путь до Вари, потому что спутать аромат с каким-то другим было невозможно, – эта была смесь терпкого парфюма, похожего на мужской, и детского шампуня.
«Зачем она всё это делает? Пытается смоделировать правила игры, где я предсказуемый второй номер, чтобы перенести это в реальность. Нужно набирать обороты», – думал догоняющий.
Варвара с аллеи выбежала на набережную и стала подниматься на мост; стоило ей сойти со ступеней, как за руку нежно схватили. Максим развернул её к себе, поравнялся и был вознаграждён красивой широкой улыбкой, попробовал поцеловать алые губы, но получилось лишь прильнуть к щёчке.
– Ты, конечно, ничего, но не так же быстро.
– В самом деле, что-то поторопился – пропустил этап задаривания, так что вот, это тебе, – протягивает пенал.
– Можешь себе оставить.
– Спасибо большое, но только боюсь, когда буду рисовать матку, совестно станет.
– А я и не знала, что ты такой совестливый.
– Если бы видела, как я рисую, самой бы стыдно стало.
Варвара посмеялась.
– Оставь здесь, может, девчонки будут проходить, подберут.
– Окей, – Максим положил пенал возле мостового ограждения, и они пошли гулять дальше.
– Всё хотел спросить: почему ты пошла со мной на встречу, в смысле, с незнакомым человеком?
– Твой голос показался знакомым.
– И этого оказалось достаточно?
– Чтобы просто прогуляться – да.
– Какая же ты всё-таки… Нет бы сказать: дать шанс сердцу влюбиться или что-то типа того.
Она задумчиво посмотрела на горизонт вдоль автострады, на краю которого медленно ползла холодная ночь.
– Хорошо, – продолжал Максим, – а что были за голоса вчера на заднем фоне?
– Ты слышал что-то?
– Как несколько человек разговаривало, но слов не разобрал. Показалось, как будто весёлая компания. Если это конфиденциально – я не настаиваю.
Варвара потупившись молчала, как будто ещё не отошла от резко навалившихся дум, отчего Максим решил, что ответа не получит, но вскоре собеседница заговорила:
– Тот период, когда я оказалась здесь, был очень тяжёлым для меня. Перед приездом сюда в родном городе у меня не осталось никого, я потеряла единственного близкого человека. Думала, – через натянутую улыбку Варвара глубоко вздохнула, – здесь получится отвлечься, перемениться, а в итоге из одного одиночества в другое. Удалось устроиться швеёй на работу к модельеру, сотрудничавшей с гигантами мод и вернувшейся из тёплой Италии на северную родину, удалось, потому что мать с детства таскала на швейную фабрику, где сама провела полжизни, и где лет с четырнадцати стала работать и я, тем самым набив к своим годам внушающий опыт. Но от себя не убежишь и одной дислокацией внутренний голос не заглушишь. В свободное время я бродила по неизвестным улицам, как в трансе, смеряла высоту крыш, скорость автомобилей, глубину прудов и рек, думала, что будет безболезнее, а потом думала снова: «нужно ли мне безоблезнее»? Готова была уйти в монастырь, при том что верующим человеком меня не назовёшь, да и ушла бы, наверное, если бы не успели доконать мысли или если бы однажды после смены девочка с работы не позвала посидеть в респектабельном лаундж-баре с её друзьями. Так я и нашла людей, с которыми смогла начать новую жизнь, смогла получать любовь и отдавать её в ответ. Правда, ненадолго; как я уже говорила: от себя не уйдёшь.
Максим был сбит с толку такой неожиданной откровенностью, и какое-то время они шли молча, сойдя с моста на противоположную набережную и почти сделав полукруг от сквера, из которого вышли. Появилась подходящая возможность подвести разговор к дяде Анатолию, но вопросов было много – Максим хотел задать все, соблюдая логический порядок, и начал с последнего:
– А почему ненадолго?
– Неважно, – она словно отмахнулась от невидимой мухи, – не хотелось бы сейчас об этом. Расскажи лучше, что тебя привело в этот город? Ты же, насколько я поняла, тоже нездешний.
– Приехал учиться – из более-менее хороших городов в университет по баллам прошёл на бюджетное место только здесь. Матушка всё хотела, чтобы уехал в перспективный мегаполис, получил высшее образование и «стал человеком». Учился без интереса, дошёл до последнего курса, а там на мне уже декан знатно оторвался и с визгом отчислил. Однако неприятнее всего было не то, что я не стал дипломированным архивариусом и документоведом, а то, что пришлось долго выслушивать материнский плач и негодование в телефонной трубке.
– Почему же обратно домой не вернулся?
– Решил себе доказать, что способен на большее, и если вернуться, то только обеспеченным и состоявшимся человеком.
– Ты уверен, что у тебя получится? Родители же не вечные, – произнесла она то ли с серьёзной обеспокоенностью, то ли с усмешкой.
– Солнце, я всегда в себе уверен, а от себя не убежишь, – ответил Максим с неприметной язвительностью из-за неоднозначного тона. – Слушай, давай зайдём в Центр-президентский, раз возле него. Мне, извиняюсь за подробности, надо отлить, а потом покажу тебе там одно интересное место, о котором почти никто не знает, – Максим на свиданиях особенно любил среди культурного, в общем смысле этого слова, диалога вставить какую-нибудь свою интимную нужду в грубой форме, как старому другу, поскольку это помогало психологически понизить важность девушки.
Варвара молча пожала плечами, и они поднялись по широким бетонным ступеням. Внутри небольшого торгового центра, редко имеющего высокую плотность посетителей, некоторые пустующие магазины начинали закрываться, то есть за час до закрытия самого́ комплекса.
– Я ненадолго. А потом продолжим разговор; кое-что ещё хотел узнать у тебя.
– Окей, – Варвара покосилась на большие настенные часы над входом.
«Она не так проста, – думал Максим, глядя в одну точку над писсуаром, – я бы даже сказал, удивительна в какой-то мере, но так ли эта Варя откровенна со мной? Где игра и манипуляция, а где правда? Впрочем, это неважно. Поднимемся до секретного места, разговоримся, и я подведу разговор к её дядюшке, а потом можно будет и попытаться подкатить понаглее, главное, не наоборот».
Когда Максим вышел в холл торгового центра, в пространстве белых плит, мрамора и стекла не было никого, кроме охранника в большом чёрном пиджаке и баристы, собирающего пустые кружки со столиков возле входа.
«Вот же ж су-у… так, погоди, может, отошла куда, – он дошёл до эскалатора, ведущего на нулевой этаж, но внизу находились только молодая парочка, играющая в настольный пинг-понг, – неужели пережестил? Да нет вроде, я и не такое бывало вытворял. Ну что ж, этого стоило ожидать от двинутой девчули. А всё-таки есть в ней что-то возбуждающее, и глаза такие красивые».
Максим собирался уже развернуться к выходу, как за линией витрин, уходящих вдаль, заметил мельтешение тонкой ладони. Он двинулся к неушедшей Варваре, разглядывающей одежду на вешалках и продолжающей помахивать из бутика, и испытал радостное облегчение от ошибочности преждевременных суждений. Но когда удалось лучше разглядеть сам магазин, то в горле возник противный ком. Это был именно тот самый шоу-рум, который он всегда старался быстро проскочить, особенно если водил девушек в секретное место. Быстро и с оглядкой Максим вошёл в первое помещение, где на кассе никого не было, и беззвучно прошептал: «Хоть бы не её сегодня смена».
– Смотри, я совсем недавно по такому же фасону шила, – Варвара подняла рукав блузки с изображением миндальной ветки на мятном фоне.
– Отличный вкус, – протараторил ей в ответ, – пойдём быстрее, у нас мало времени осталось.
Не успели они выйти за порог, как писклявый голос обратился к посетителям, а именно к одному из них:
– Максим?
Он выругался про себя и обернулся к той, с которой избегал встречи.
– А-а, привет, решили тут заскочить, но отвлекать не будем.
Как назло, Варя проигнорировала интенцию своего спутника и уставилась в ответ на, вышедшую из другого помещения, молоденькую продавщицу. Та же своими большими круглыми глазами напряжённо рассматривала зашедшую пару.
– Не звонишь, не пишешь, а тут заскочить решил ещё и с новой подружкой. Да вы проходите, а если стесняю – могу отойти, честно обещаю, что не потревожу романтику свидания, – издевательски резала она по ушам, приводя в неловкое замешательство и получая от этого садомазохистское удовольствие.
– Спасибо, Наташа, но мы уже уходим, тем более тебе скоро закрываться, – с внешне непоколебимой доброжелательностью парировал Максим.
Месяц назад, прогуливаясь среди магазинчиков с неоправданно высокими ценами и всякой бесполезной фигнёй для задротов (как они это называли между собой), Максим и Артур выбирали друг для друга случайные таргеты (женщин на глаз от 18 до 30 лет, лучше одиноких или в компании с другими девушками) и придумывали, каким образом начать коммуникацию. Когда снова подошла очередь Артура, тот указал на скучающую продавщицу за кассой и дал задание: встать на одно колено со словами: «выходи за меня!». Максим исполнил это, получил положительную реакцию и бонусом контакты девушки. Так и произошло знакомство с Наташей. На первом свидании, проникшись к остроумному красавчику, она показала место, которое впоследствии Максим стал называть своим секретным – это был выход на крышу торгового центра с предпоследнего, восьмого, этажа с маленьким коридором, ведущим в соседнее офисное здание. Сам выход на крышу осуществлялся через одно из панорамных окон, ручку от коего местная уборщица прятала на верхней полке открытого шкафчика с бытовой химией в общественном туалете на этом же этаже, куда в основном ходил только персонал. Через ещё несколько встреч они провели ночь у Наташи, наутро Максим взял в долг денег на такси до дома и утренний кофе, которые так и не вернул, а после всячески старался избегать какого-либо контакта с ней. Он сам так до конца и не понял, что именно отталкивало в Наташе – может быть, писклявый голос, навязчивость, отсутствие самоиронии, напоминание о тех пятистах рублях или большое полуовальное родимое пятно от лобка до пупка. В любом случае встретить её именно сейчас совсем не хотелось.