Михаил Васечко
И снова мир
Глава VIII
Утро Абаль начиналось с завтрака, затем она вместе с учителем музыки принималась за рояль, после следовала к репетитору по английскому языку, а уже потом приступала к основным занятиям с мисс Доунсон.
– Какая же скука, – повторяла она изо дня в день свою излюбленную фразу.
Находясь среди гувернанток и учителей, она скучала по своему любимому отцу, который часто находился вне своих владений. И вот однажды жизнь маленькой принцессы изменилась.
Его звали Мустафой, он появился внезапно, оказавшись в комнате на первом этаже. Его привёл сам Бадр.
– Мустафа будет нашим гостем какое-то время, ты не против, свет моих очей?
– Нисколько, отец, а кто он?
– Обычный мальчик, у которого впереди большое будущее.
Абаль от радости крепко обняла своего отца.
– Мне нужно отлучиться на время, – нехотя произнёс шейх.
– Неужели опять я буду ждать тебя сутками напролёт?
– Ничего, на этот раз тебе не будет так одиноко.
– Мустафа не заменит мне тебя!
– Я обещаю, что скоро вернусь.
– Правда? – она посмотрела на отца грустным взглядом.
– Истина!
– Тогда скажи мне, пожалуйста, в какую на этот раз страну ты отправляешься?
– Я отправляюсь в неведомую страну, которой правят повелители джиннов, в страну несметных сокровищ и чудес. Там не бывает ночи, там живут лишь одни богачи, и нет там несчастных, потому как нет болезней на этой священной земле. По улицам той могучей страны бродят дикие звери, но они совершенно безопасны, ведь чрево их никогда не бывает пустым, любой желающий может залезть на спину тигра и прокатиться на нём до самого большого в мире рынка! На рынке том можно приобрести всё, что душе твоей угодно.
– И ковёр-самолёт?
– И ковёр-самолёт, и сапоги-скороходы, и даже волшебную лиру Амфиона!
– А что эта за лира такая?
– Волшебная лира Амфиона – величайший инструмент, с помощью которого могущественные цивилизации воздвигали свои города.
– Отец, а ты можешь привезти её мне?
– Какая же хорошая сказка была, Абаль, я практически сам в неё поверил…
– Я всегда умею привести тебя в чувство, – Абаль рассмеялась.
– Ты слишком умна для сказок, ничего, в следующий раз я придумаю что-нибудь поинтереснее и поправдоподобнее.
Отец вскоре покинул дворец, и дочь вновь осталась ждать его в золотой клетке, но на этот раз ей было позволено общаться ни с кем-нибудь, а с самым что ни на есть настоящим мальчиком! Только здесь была одна небольшая оговорка: отец строго наказал присматривать за детьми мисс Доунсон.
Их первая встреча произошла у декоративного музыкального фонтана. Абаль подошла к Мустафе в сопровождении строгой и довольно чопорной старухи.
– Не прикасаться, в глаза при разговоре не смотреть, следи за своей речью, мальчишка, в ней не должна проскальзывать брань, – на чистом арабском протараторила англичанка.
– Меня зовут Абаль, а тебя, по всей видимости, Мустафа?
Мальчишка склонил свою поседевшую голову, стараясь не смотреть на неё.
– Почему ты совсем седой в таком раннем возрасте?
– Я не могу говорить об этом.
– А о чём ты тогда можешь говорить?
– Не знаю.
– Отец обещал, что с тобой будет весело, но ты совсем скучный.
– Нечего с ним разговаривать, он бестолковый, разве ты не видишь этого, Абаль? – теперь учительница перешла на английскую речь.
– Мне кажется, он стесняется вас.
– Меня?
– Именно!
– А ну говори, ты стесняешься меня, бестолочь?
– Нет, я совсем вас не стесняюсь.
– Вот видишь, Абаль.
– Он просто-напросто вас боится, я хотела бы, а вернее сказать, я приказываю вам, Доунсон, подняться на лестницу и ждать меня на ней.
– Я категорически против! – возмутилась учительница.
– Отец сказал наблюдать за мной, но он ничего не говорил о расстоянии наблюдения, ведь правда, мисс?
– Хорошо, но только если ваш диалог будет недолгим.
Доунсон последовала к лестнице и, встав возле неё, начала прислушиваться к словам детей.
– Не бойся, Мустафа, у мисс Доунсон очень плохой слух, и ты можешь полностью довериться мне.
– Я всё равно буду говорить лишь о том, о чём мне позволено с тобой разговаривать. Если хочешь, я могу поиграть с тобой в куклы.
– Вот ещё, мальчишке не пристало играть в куклы с девочкой.
– Просто у меня никогда не было игрушек, я подумал, раз ты девочка, то у тебя должны быть куклы.
– Они и правда у меня есть, только скажи, неужели у тебя раньше не было игрушек?
Мустафа замолчал.
– Я абсолютно ничего не слышу, – подходя к ним, причитала глуховатая Доунсон.
– Вы же обещали, мисс.
– Да, я обещала и, как по мне, сдержала своё обещание.
Взяв Абаль за руку, Доунсон увела девочку на верхний этаж.
На следующий день Абаль застала мальчишку на том же самом месте. Доунсон, как и прежде, осталась стоять у лестницы.
Абаль несла с собой корзину.
На этот раз мальчишка заговорил первым:
– Что там у тебя?
Абаль достала из корзины конструктор «Лего» и несколько пластмассовых фигурок супергероев. Мальчишка был несказанно рад такому подарку.
– Ты разрешишь мне поиграть ими? – удивился Мустафа.
– Больше того, я дарю эти игрушки тебе.
– Я даже не знаю, как тебя отблагодарить.
– Не стоит.
– Что же там на дне?.. – Мальчишка добрался до дна корзины, вытащив последнюю игрушку, он громко закричал.
Абаль сильно испугалась и отпрянула от Мустафы. В руках мальчишки оказалась обыкновенная пластмассовая фигурка человечка, походившего на ящерицу.
Доунсон запретила Абаль всякое общение с Мустафой до приезда отца, ссылаясь на неадекватное поведение мальчугана. Абаль ещё несколько раз просила о встрече с ним, но Доунсон была категорична: «И слышать ничего не хочу, мало тебе испуга от его крика, желаешь того, чтобы он тебя поранил? Этому не бывать!»
Глава IX
Ночи эмиратов безумно жаркие, а особенно жаркими они бывают летом, кирпичи разогреваются днём от солнца так, что к ним невозможно прикоснуться до самой ночи. Когда дворец ещё только начинали строить, архитекторы побеспокоились о том, чтобы шейху и его семье было максимально комфортно внутри в такие вот жаркие ночи. Вентиляционные шахты строились по всему периметру дворцового комплекса эль-Каддури и сообщались между собой. Вентиляция позволяла раскалённому воздуху, вошедшему с улицы, циркулировать внутри системы, тем самым быстро его охлаждая, а затем впускала прохладный воздух внутрь.
Абаль однажды видела, как один тощий рабочий без особого труда пробрался в такую шахту и выбрался наружу с обратной стороны дворца. Девочка путешествовала по вентиляционным каналам несколько раз, но слишком далеко не заходила, боясь встречи с крысами.
После изнурительного учебного дня, наполненного причитаниями Доунсон, девочка направилась к себе в комнату. Абаль, захватив по дороге верёвку и кухонный нож, закрыла двери на замок, заранее предупредив прислугу не беспокоить её, ведь она хочет пораньше лечь спать.
Под кроватью Абаль нашла старый фонарик и, заменив в нём батарейки, направилась к вентиляционной решётке. Аккуратно, не оставляя следов на шурупах, она сняла преграду, открыв путь к вентиляционной шахте. Абаль спустилась по лестнице вниз и, пробираясь на четвереньках, последовала вперёд к перекрёстку. Свернув направо, она оказалась в той части шахты, которая, по её мнению, должна была привести её к комнате Мустафы.
Минуя очередной поворот, она наткнулась на бежавшую прямо по встречному курсу огромную крысу, которая успела обнажить свои мерзкие острые клыки. Закрыв глаза, Абаль со всей своей детской силой махнула ножом, да так удачно, что крыса не успела и пискнуть. Окропив себя кровью грызуна, Абаль последовала дальше. Впереди она заметила тусклый свет, проходивший сквозь решётку. Без сомнения, это вентиляционная решётка одной из дворцовых комнат, подумала девочка. Она настолько устала, что была уже рада попасть в любую из комнат. Абаль посмотрела в щель решётки. Удача сопутствовала ей, в комнате находился тот самый мальчишка, собирающий дворец из конструктора.
– Эй, сюда, скорей, Мустафа.
– Абаль? Что ты там делаешь? – Мустафа подбежал к решётке с обратной стороны.
– Помоги мне снять её, после поговорим.
Через несколько минут Абаль оказалась внутри гостевой комнаты, в которой пребывал юный постоялец.
– Спасибо, что помог мне влезть сюда.
– На тебе кровь, Абаль!
– Это чужая кровь, кровь моего заклятого врага, крысиного короля!
– У тебя коленки исцарапаны.
– Ничего страшного, намажу зелёнкой, и всё пройдёт.
– И это того стоило?
– Я хочу знать, Мустафа, отчего ты поседел, твою настоящую историю, теперь нам не сможет помешать никакая Доунсон.
– Но твой отец просил меня не рассказывать о нём.
– О ком же, говори, Мустафа, раз уже начал, или ты думаешь, что я не умею хранить чужие тайны?
– Не знаю.
– Вот же заладил, балда. Значит, Доунсон говорила о тебе правду, ты просто обычный бестолковый мальчишка.
– Нет, я не такой.
– Тогда почему ты молчишь? Хочешь, я поклянусь, что никому не расскажу?
– Мне не нужна твоя клятва, я боюсь испугать тебя своей историей.
– Вот же чудак, думаешь испугать меня какой-то басней, я ещё секунду назад ползла к тебе в темноте по вентиляционной шахте, даже по дороге крысу успела убить. Так о чём же не разрешает тебе говорить мой отец?
– О стеклянном городе. – Мустафа задрожал всем своим телом.
– Можешь мне полностью доверять, я никому не расскажу!
– Поклянись самым дорогим, что у тебя есть.
– Клянусь своим отцом.
Доверившись клятве Абаль, Мустафа начал своё повествование.
«Они привезли меня туда с отцом поздней ночью, кроме нас, было ещё несколько семей. Люди в масках сказали нам укрыться в городе, сказали, что наги должны скоро выйти на охоту и нам лучше не попадаться им на глаза. В спешке они оставили нас, мы с отцом побежали в город, другие семьи тоже побежали вслед за нами. Я помню, как одна мать уронила своего ребенка и позади бегущие раздавили его череп. Женщина так и осталась лежать рядом с трупом младенца, несмотря на уговоры своего мужа оставить его и бежать в город.
Сам же город представлял собой стеклянный лабиринт с геометрическими фигурами, разбросанными повсюду, на улицах было довольно легко заплутать. Одна из девочек каким-то образом отстала от своих родителей, те пытались найти её, но у них ничего не выходило, несмотря на то, что, казалось, ребёнок находится совсем рядом. Потерявшие дочь родители кричали, били по стеклянным стенам лабиринта, и дочь била в ответ, её стук был близок и в то же время слишком далёк от них. В конце концов, попрощавшись со своим ребёнком, отец с матерью покинули злосчастный переулок. Лабиринт освещался странным серебряным светом, этот свет пронзал стены стеклянных кубов, шаров и пирамид, в открытых полостях которых пытались спрятаться другие, мы же с отцом не останавливались ни на секунду, пытаясь бежать всё дальше.
Самое страшное было впереди. Взвыл рог, возвестивший о начале охоты. Послышались душераздирающие крики тех, кто оказался на пути людей-ящеров. Родители в первую очередь пытались избавиться от своих детей, в надежде спастись они бросали младенцев ящерам, и те пожирали их живьём. Спрятавшиеся внутри стеклянных фигур рассчитывали быть незамеченными, но яркий свет выдавал их местоположение. Наги без труда пробирались внутрь и потрошили людей своими острыми как бритва зубами.
Запыхавшись, мы решили сделать небольшой привал на том месте, где лежал растерзанный труп одного молодого человека. Его живот был распорот, по всей видимости, когтями ящеров, кишки были выпотрошены, рядом с телом лежало вырванное из груди сердце, которое всё ещё билось. Отец понял, что ящеры не едят людей полностью, а лишь потрошат тела и оставляют умирать в агонии. Он измазал меня с ног до головы кровью мертвеца и обмотал его же кишками. То же самое он проделал и с собой. Нам оставалось лишь уповать на чудо.
Мимо нас пробежала женщина, на которой сидел ящер-ребёнок, впившись своими клыками в горло жертвы, он глотал её кровь. С приближением рассвета стоны и крики людей практически прекратились, ящеры начали добивать раненых. Отец велел мне притвориться мертвецом и сам на время задержал дыхание. К нам подползло несколько нагов, от них исходило жуткое зловоние, их вид был омерзителен. Всё тело ящеров покрывала зелёная чешуя, между пальцами виднелись тонкие перепонки. Узкие зрачки одного из ящеров сфокусировались на мне, и его зев с острыми клыками раскрылся. Наг пытался ухватить меня за шею, отец, вскочив на ноги, обхватил ящера руками, остальные набросились на него и начали кусать.
– Беги, Мустафа, беги! – кричал отец из последних сил.
Я рванул что есть мочи, не оглядываясь назад, и всё же я знал, что наги преследуют меня. Первые лучи солнца, осветив стены стеклянного города, в один миг растворили их. Я оказался посреди знойной пустыни, вокруг не было ни одной живой души, ни людей, ни нагов. Все они исчезли, так, словно никого и ничего не было. Я шёл несколько часов, пока не добрёл до магистрали, на которой мне и повстречался кортеж твоего отца».
Абаль показалось, что волосы на её голове зашевелились. Если раньше она думала, что кроме Бадра эль-Каддури нет в мире лучшего сказочника, то теперь она сильно засомневалась.
– Каким образом вы оказались в стеклянном городе?
– Мы просто спали в своём доме, а проснулись уже в грузовике. Люди в масках рассказали нам о ящерах, которые пожирают человеческую плоть, сказали, что поклоняются их Богу и поэтому приносят нас в жертву.
Абаль с грустью посмотрела в сторону вентиляционной шахты.
– Будь что будет, но назад тем же ходом я не пойду. – Абаль обняла Мустафу и вышла через дверь.
Это была последняя ночь, когда Абаль видела Мустафу, а на следующий день после страшной истории, рассказанной Мустафой, прибыл её отец.
* * *
Оказавшись возле красивого старинного поезда, Абаль выдохнула, немного оправившись от шока после похищения. Сфера, доставившая её до безымянного вокзала, взмыла в воздух и исчезла. Абаль, поднявшись по ступенькам, вошла в вагон, особо не придавая значения тому, что с ней будет дальше.
Глава X
«Государство в государстве, крепость интриг, священная колыбель для тех, кто потерял свою совесть, или же место, в чьих чертогах обитает сам Господь». Шептался за пределами Ватикана простой люд. Сквозь витражи с изображениями из Священного Писания проникали солнечные лучи, не боясь быть преданными анафеме. В сопровождении пяти самых верных понтифику кардиналов шёл молодой Урсус. Остановившись возле запертых дубовых дверей, квинтет, своими одами чуть ранее восхвалявший Матерь Божию, теперь в унисон обратился к божьей деснице.
– Наш папа, мы привели его, – в дверь постучался старший из них.
Дверь приоткрылась наполовину.
– Пусть этот благословенный господин войдёт, вы же можете быть свободны.
Урсус вошёл. Комната была хорошо освещена. Седой невысокий человек в трико и белой футболке с надписью Leo стоял возле золотой клетки, внутри которой на жёрдочке сидела канарейка. Папа кормил птицу семенами через открытую створку. Щёлкая своим клювом по его ладони, птица проглатывала семя.
– Я знаю, кто ты.
– Меня это несколько смущает, мой папа, и всё же это одно из многих божественных провидений, я лишь песчинка в его руках, такая же песчинка веры, которой вы кормите своих прихожан, – Урсус немного покраснел.
– Что вы, что вы, мой мальчик, одной лишь веры недостаточно. Нужно понимать религию, понимать творца.
– Разве это возможно?
– Чтобы понять Бога, нужно понять самого себя. Ибо создал он тебя по образу своему и подобию. А вера – всего лишь абстракция, не более, Антон.
Юноша вздрогнул, впервые за многие годы его назвали по имени, данному от рождения. Страх сковал всё его тело. Папа, прекратив вскармливание канарейки, открыл окно, выходящее во внутренний двор. Подул сильный сквозняк, растрепавший волосы на голове старика, птица, покинув клетку, стремительно вылетела через окно.
– Посмотри на этот дивный сад.
Урсус медленным шагом, покачиваясь из стороны в сторону, направился к открытому окну, увидел яблочный сад.
– Видишь, он был таким же до начала человеческой эры, мы пытаемся воссоздать Эдем вновь, но грехи наши столь тяжелы, что не дают нам достичь рая. Больше всего я боюсь потерять его. Потерять Бога так же, как когда-то твой отец потерял его!
Теперь Антон был полон ненависти к человеку, стоящему напротив, он не казался ему святым и неприкосновенным, на нём даже не было супергеройского костюма. Один лишь толчок, и ему даже не поможет Матерь Божия! Его тело будет лететь вниз так же, как и любое другое физическое тело, на которое воздействует сила тяжести, ему не удастся повторить маневра канарейки.
– Я знаю, о чём ты сейчас подумал, но убийство понтифика не стоит того, поднимется неимоверная шумиха, и тебя обязательно обличат.
– Чего же вы хотите?
– Того же, чего хочет народ, чудес, мой мальчик. И ты, Антон Шевалье, поможешь мне дать им то, чего они желают.
Урсус начал понемногу приходить в себя. Теперь он понимал, что ему, по крайней мере сейчас, ничего не угрожает.
– Твоя фамилия Шевалье, я знал твоего отца Шарля, он неоднократно исповедовался мне в Парижском соборе, оставляя тебя молиться на генофлектории. Я был молодым священником, он был матёрым артистом, чья карьера акробата прекратилась в один миг. О его судьбе я узнал из местных газет, самосожжение не лучший вариант уйти из жизни, при этом оставляя на этом свете своего ребёнка. Я пытался отыскать тебя, но позже узнал, что ты пристал к бродячим артистам и покинул пределы Франции.
– И всё же я слишком изменился с тех самых пор, по крайней мере внешне.
– Старый пройдоха, одноглазый Варан, за небольшую сумму поведал мне о твоей истории, настоящей истории «Чародей Урсус».
– Надо было заткнуть рот этому мерзавцу чуть раньше, чтобы в дальнейшем не было проблем.
– Попрошу не выражаться в храме Божьем.
– Простите меня, отец.
– Я прощаю тебя. И да, больше можешь не беспокоиться, твой волшебный табор занимается представлениями на том свете, – зловещий блеск глаз папы напугал Урсуса.
* * *
В двери постучали, их открыл Митсеру. В купе было довольно уютно. Посередине находился стол, мягкий тёплый свет от стоявшего на столе светильника, накрытого красивым кожаным абажуром, ложился на гобелен, с изображением ложа, окружённого нимфами, на котором почивал Одиссей в объятиях Калипсо. Напротив друг друга расположились два дивана, на одном из диванов сидел коренастый молодой человек невысокого роста, на другом спал французский бульдог. Маленькие глаза коренастого человека сощурились, пристально наблюдая за новоприбывшим.
– Бог мой, перед нами собственной персоной Римский Урсус! – воскликнул Джери, узнав в незнакомце известного святого.
– Прошу не упоминать имя его всуе.
– Да ты чего, мужик! Конечно, не буду упоминать, только автограф дай, моя мама молится на твою фотку. Ты прикинь, япошка, она вырезала его фотографию из какой-то католической газетёнки и повесила у себя в спальне.
– К человеку нужно обращаться по имени, – заметил Урсус.
– Ладно, не буду я его называть япошкой, вот на, держи, распишись. – Джери достал из кармана своих армейских брюк блокнот с автоматической ручкой.
Урсус оставил в блокноте свой автограф.
– Фиников не привёз, так хоть этим порадую.
– А что вам сказали? – спросил Митсеру.
– Наверняка то же, что и вам, ничего конкретного, мы должны будем отправиться на конечную станцию, где всё и прояснится. Вы пытались выбраться?
– Да уже что только ни предпринимали, всё наглухо закупорено.
Глава XI
– Фикаду, хватит тебе, пошли, сколько можно заниматься, уже звёзды появились на небе, – юные спортсмены упрашивали своего товарища завершить тренировки.
– Я ещё немного поработаю и приду к вам.
– Вот же недотёпа! Соревнования закончились давно, надо отдыхать! Ах, Фикаду, не видел ты девчонок из сборной Франции, – шутили атлеты.
– Как и не видел девчонок из сборных Швеции, Китая, Австралии, России…
– Дальше можешь не перечислять, Мартин, меня заботит только одна девчонка.
– Неужели у нашего Садо появилась любовь? – спросил спортсмена эфиопский тренер, покидающий стадион.
– Да, и уже давно.
– Не назовёшь нам её имени? – Красивая длинноногая девушка с большими карими глазами посмотрела на Фикаду с некоторой растерянностью. Жанет влюбилась в напарника по сборной ещё на сборах и теперь, услышав о другой, заревновала.
– Можешь не беспокоиться, Жанет, – проходя мимо неё, заговорил красивый высокий парень по имени Урмас, – единственная любовь Фикаду – богиня Ника.
Урмас считал Фикаду своим конкурентом в борьбе за сердце Жанет. К своему сожалению, Урмас уступал конкуренту во всём и прекрасно понимал, что честно ему не одолеть главного оппонента.
Фикаду пришёл в бар, когда все начали расходиться, за стойкой оставалась только пара спортсменов из Германии и эфиопский атлет Урмас.
– Кажется, я немного опоздал, Жанет ушла?
– А ты как будто не видишь, что её среди нас нет?
– Хватит тебе сердиться, Урмас, я не виноват в том, что Маконне полюбила меня.
– Как же, вам всегда везёт.
– Кому нам, чудак?
Один из немцев предложил Фикаду кружку пива.
– До сей поры мне казалось, что мы спортсмены.
– Я, я, яволь, май фроинд, абер биркруг гезундхайт тут нихт ви (Да-да, конечно, мой друг, но кружка пива не навредит здоровью).
– Что он сказал?
– Не обращай внимания, Фикаду, эти немцы сегодня выпьют бочку пива, а уже завтра будут стоять на пьедестале.
В бар зашёл немецкий тренер. Увидев своих подопечных, он начал нелицеприятно выражаться на немецком языке. Немецкие спортсмены тут же ретировались, взяв друг друга под руки. Покачиваясь, они поспешили выйти из бара.
– Так что же всё-таки ты там говорил насчёт «вам везёт»?
– Забудь, Фикаду, завтра финальный спурт, и нам надо показать себя, мы ведь одна команда, не правда ли?
Садо с некоторым подозрением посмотрел на Урмаса и всё же похлопал товарища по плечу.
– Так бы сразу, Урмас.
– А знаешь, что?
– Что?
– Разве мы нечестные игроки?
– С каких это пор мы стали нечестными?!
– Мы побежим эстафету с теми, кто с похмелья.
– Проблема оппонента не проблема для победителя.
– Как знаешь, официант, пива, пожалуйста.
Официант налил Урмасу кружку холодного пива.
– Может быть, тогда за мир?
– А вот за мир, пожалуй, выпью. – Фикаду улыбнулся, попросив официанта о кружке пива для себя.
– Знаешь, как проверить качество пива?
– Ты хочешь мне это сейчас продемонстрировать?
Урмас достал из кармана монетку и положил её в стакан Фикаду, монета лежала на пене, не опускаясь на дно.
* * *
Следующим утром спортсмены четырёх сборных, вышедших в финал эстафеты, разминались на старте.
– Где Фикаду, вы не видели Фикаду? – спрашивал озадаченный тренер у своих спортсменов.
Фикаду Садо был главным патроном в обойме юношеской команды Эфиопии по лёгкой атлетике, и именно он должен был выстрелить в заключительной части соревнований.
– Мне кажется, он так и не выходил из своего номера, тренер, – сказал спортсмен, готовившийся к забегу.
– Можно, я проверю? – обратилась к тренеру подруга Фикаду Жанет.
– Давай, только быстро, соревнования должны уже начаться!
Жанет бегом направилась к отелю, находившемуся рядом со стадионом. К тренеру подошёл Урмас, который был запасным в команде.
– Что-то хочешь мне сказать?
– Да, но не здесь.
– Напасть за напастью, только не говори мне ничего плохого! – Тренер с Урмасом отправились в подтрибунное помещение.
– Можешь выкладывать, здесь нас никто не услышит.
– Я уговаривал Фикаду вчера, но он меня не слушал.
– Что случилось, что произошло, Урмас, говори немедленно!
– Фикаду вчера напился, и мне пришлось тащить его на себе до самого номера.
– Этого просто не может быть, Фикаду дисциплинирован, безупречно дисциплинирован. Я не верю тебе!
* * *
Жанет открыла незапертую дверь и вбежала в номер. Фикаду, стоя на корточках, держался обеими руками за унитаз, его чёрное лицо побледнело, а на карие глаза легла тусклая пелена.
– Что случилось? – встревожилась Жанет.
– Кажется, я отравился пивом.
– Что ты наделал! Мы так долго ждали этого шанса отобраться в олимпийскую сборную, и сегодня ты отнял его у нас! Ты не мог потерпеть всего лишь один грёбаный день, один день, который сделал бы нас счастливыми!
– Прости меня, Жанет.
Жанет выбежала из номера, ничего не сказав в ответ.
В финальной эстафете победила тогда немецкая дружина, эфиопы оказались вторыми, но с тех самых пор Фикаду никогда не проигрывал, хотя и навсегда потерял самое дорогое, свою любовь.
* * *
Кобэ знал, что за его спиной находится грозный эфиоп, знал, что если он хоть на один миг расслабится, то его обязательно настигнет Фикаду.
«Несомненно, в тот день перед злосчастной эстафетой меня отравил Урмас, скорее всего он окунул монетку в отраву, а после положил её в кружку с пивом», – размышлял про себя эфиопский спортсмен. Фикаду решился на спурт и, обогнав кенийца, оказался под аркой.
Эфиоп споткнулся о шпалу и повалился на землю, следом за ним на земле оказался и Кобэ. Вместо стадиона спортсмены оказались на железной дороге, на которой стоял красивый поезд. Лесная лощина была зажата меж двух больших гор, железная дорога, проходившая по ней, выходила из туннеля одной горы и входила в туннель другой.
– Что ещё за фокусы? – испуганный Фикаду, встав, начал обтряхиваться от хвойных иголок, которыми было усыпано всё его тело, те же манипуляции с собой проделал и Кобэ.
– Это называется скачок, – сказал человек, появившийся ниоткуда.
Кобэ и Фикаду увидели перед собой высокого молодого парня в футболке с пацификом.
– Чёрт побери, почему мы вместо шанхайского стадиона находимся в какой-то глуши? – рассердился Фикаду, пытаясь отдышаться.
– Потому что вас выбрал экиден.
– Я совершенно ничего не понимаю, – покачивая головой, заговорил Кобэ.
– Аллюр три креста. Вам нужно сесть в поезд, – сказал Хендрикс.
– А, вот теперь-то как раз всё стало ясно. – Кобэ развернулся и уже было направился в туннель, из которого он выбежал.
– Там тупик, – сказал Хендрикс.
– Я всё равно проверю, а ты подожди пока снаружи, парень.
Фикаду остался стоять вместе с Хендриксом, ожидая кенийца.
– Пацан, я тебе надеру задницу, если ты не ответишь мне на один простой вопрос: где мы?
Хендрикс промолчал.
– Здесь тупик! – эхо Кобэ вырвалось из туннеля наружу.
– Короче говоря, вам будет довольно проблематично выбраться из этих мест самостоятельно, а вот поездом будет куда быстрее и надёжнее. Но если вы любители диких зверей, я более не смею вас задерживать.
Выйдя из туннеля, Кобэ вытер со лба пот, спросив парня:
– Слушай, когда этот поезд отправляется?
– Думаю, завтрашним утром вы уже будете в пути.
– Разве ты не пассажир?
– Я провожающий.
Двери вагона открылись сами по себе, из вагона выбежала собака, за ней вдогонку пустился полный японец. Японец спотыкаясь падал и снова поднимаясь преследовал пса. Это рассмешило спортсменов. Пробегая мимо кенийца, пёс был подхвачен эфиопом Фикаду.
– Аригато.
Поблагодарив эфиопа, японец забрал Кляксу и направился в вагон, из которого теперь высунулся небольшой мужчина в камуфляжной форме.
– Эй вы, долго будете нас задерживать?
Теперь открылись двери и следующего вагона, из которого вышла красавица Абаль.
– Кто все эти люди? – Кобэ был озадачен, как и его соперник.
– Пассажирам необходимо немного проветриться, – сказал Хендрикс, отправляясь к туннелю.
– А если мы захотим сбежать? – спрашивая Джери, спрыгнул с подножки вагона, оказавшись на земле.
– Тогда вы окажетесь мертвы, мышонок, из этого леса живым ещё никто не уходил. Скоро начнёт смеркаться, звери сбегутся, поэтому настоятельно рекомендую вам не задерживаться на открытом воздухе.
– Постойте, куда вы направляетесь, там ведь тупик!
– Зная особое заклинание, из этого места можно сделать скачок в Сан-Франциско, собственно говоря, туда я и отправляюсь. – Силуэт Хендрикса растворился в темноте тоннеля.
В лесу завыли волки, японец, держа на руках своего пса, забежал в первый вагон вслед за Джери, Абаль так же оказалась внутри своего вагона, двери за всеми ними захлопнулись, но открылись двери третьего вагона, в котором ещё никого не было.
– Раз такое дело, то думаю переночевать внутри, – посоветовал кениец эфиопу.
– У нас нет другого выбора.
