Владимир Михайлов
Решение номер три (сборник)
– Ах, вот как?..
Нельзя, конечно, произносить такие слова. Нельзя показывать кому бы то ни было, что ты чем-то удивлён, что воспринял что-то как неожиданность. Но на этот раз остановить рефлекс не удалось; видимо, что-то в голове и на самом деле разладилось. Однако ошибку нужно исправить.
– Выходит, внушение во сне – в нём и заключается ваша методика? Дело знакомое. Правда, результаты говорят сами за себя.
С каждым словом язык во рту прыгал, артикулируя незнакомые звуки, всё легче и естественней. Результат действительно заслуживал восхищения.
– Нет, ничего похожего, ваше предположение ошибочно. Но об этом вы ешё успеете поговорить. А сейчас – давайте-ка посмотрим, как вы себя чувствуете.
– Прекрасно чувствую, доктор, прекрасно.
– Мне тоже так кажется. Однако моя обязанность – убедиться в этом. Нет-нет, не вставайте. Аппаратура не потребуется, всё, что нужно, у меня с собой.
Он раскрыл на краю кровати чемоданчик. Несколько инструментов и портативный компьютер, только и всего.
– Сядьте, пожалуйста. Свесьте ноги…
Нормальный осмотр, которому можно не уделять серьёзного внимания. Сейчас самое время подумать. Если медикус прав и во сне Кромин не подвергался никакому внушению, тогда знание языка вошло в его память – каким же образом? С тем солёным пойлом, которым их угостили накануне?
– Скажите, доктор, а как себя чувствует мой коллега?
– Доктор Изольд? Столь же благоприятно, как и вы. Знаете, я очень этому рад. Потому что правота оказалась на моей стороне.
Ох, тщеславие, тщеславие. Это оно заставляет порою сказать лишнее. Хотя – что взять с врача, его ведь не учили скрывать свои мысли.
– А что – ваши коллеги считали, что мы не сможем усвоить язык? Не хватит способностей?
– Наклоните-ка голову – к правому плечу, вот так… Ухо по-прежнему отличное. Теперь к левому… Прекрасно. Нет, я бы не сказал, что это были мои коллеги. Хотя такие мнения звучали и в нашей среде. Но мы основывались как на чисто физиологических, так и на моральных соображениях, а они… Теперь будьте любезны снова прилечь, да, на спину. Меня интересует ваша печень.
– С ней что-то не в порядке?
– Надеюсь, что нет; тем не менее, это один из немногих органов, расположенных и действующих у вас несколько не так, как у наюгиров. Откровенно говоря, увидев её, я был удивлён: мы выглядим настолько близкими друг к другу, но вот печень – и почки тоже, кстати… Но, возможно, то был просто частный случай, аномалия – это и среди нас случается. Это было, кстати, одной из причин, по которой несколько моих коллег высказывались против применения методики к вам.
– Именно ко мне?
– К терранам вообще. Я же считал, что это не повод. И, как видите, оказался прав. Хотя печень ваша… – сейчас врач внимательно глядел на дисплей своего компьютера, – действительно столь же аномальна, как и та, другая… Но вы ведь понимаете: мы не могли быть полностью убеждены – ведь та печень, как и весь организм, не подвергались воздействию методики, так что мы могли только предполагать – а вот сейчас я уже почти совершенно убеждён в том, что применение метода не оказывает на терран никаких отрицательных воздействий – как и на нас самих. Ну, всё, доктор Кромин, я очень рад найти вас в прямо-таки оптимальном состоянии.
И врач принялся убирать свои инструменты в чемоданчик.
– А вас не волнует, – поинтересовался Кромин, – что ваша откровенность в разговоре со мной может кому-то не понравиться?
Он уже почти уверен был, что его вопрос не вызовет удивления – напротив, окажется вполне понятным.
Врач лишь приподнял локти в стороны; терране в таких случаях пожимают плечами.
– Почему? Нас вообще никто не слышит…
– Ну, ну, – иронически проговорил Кромин (хотя на наюгире это прозвучало, конечно же, совсем иначе).
– Уверяю вас. Есть нерушимое правило: когда врачебный осмотр проводится по месту нахождения больного, вся контрольная аппаратура отключается. Сейчас – тоже.
– Соблюдение врачебной тайны? – Кромин постарался, чтобы это прозвучало как можно ироничнее. Нужная интонация возникала как-то сама собой: он и в самом деле овладел языком, как родной терраной.
– Да; и это очень серьёзно. Ведь если мы, допустим, находим у пациента серьёзную патологию, и это не останется абсолютной тайной, то в конце концов это может дойти и до него самого и подействует на его психику. Он поймёт, что состояние здоровья выводит его из числа тех, на кого распространяется Первый закон. А это для наюгира – очень тяжёлый удар.
Первый закон? Рискнём предположить…
– Каждый имеет право убивать и быть убитым?
– Видите, даже вы уже успели усвоить это.
– С нашей, терранской, точки зрения быть убитым – не такое уж завидное право.
– Потому что вы не понимаете. Каждый счастлив отдать свою жизнь на благо Наюгиры. И каждому становится горько, если он лишается этой почётной возможности.
– Ага. Не к этому ли относятся те моральные возражения ваших коллег, о которых вы говорили?
– Нет, разумеется, вовсе не к этому. Коллеги сомневались: соответствует ли нашей морали – наделять таким мощным оружием, как наюгирский язык, существ из других миров – вот как вы, например; существ, ещё не усвоивших нашего мировоззрения. Ну, и кроме того – в процессе работы имело место некоторое нарушение традиционных ритуалов; однако мои единомышленники и я убедили всех в том, что ради такого необычного случая можно пойти и на некоторое отступление от правил. Кстати, вопрос о мировоззрении относился именно к вам: что-то в вашем сознании оставалось для нас неясным.
– Теперь-то, надеюсь, вы во всём разобрались? – усмехнулся Кромин.
– Возможно; но когда я направлялся к вам, эта запись находилась ещё в процессе расшифровки.
– От души благодарю вас, доктор, – сказал Кромин. – Вы помогли мне разобраться очень во многом.
Он встал с кровати; сладко потянулся.
Печень печенью, подумал Кромин, но о нервной системе он ничего такого не сказал. Будем надеяться, что она в общем совпадает…
– Я очень рад… – начал врач.
Нервная система сработала исправно: отключилась после первого же профессионального удара – твёрдым ребром ладони по переносице. Удар пришлось сдержать – чтобы не убить медика наповал: с ним ещё было о чём поговорить.
Кромин быстро оделся. Разорвал простыню и на всякий случай связал свою жертву по рукам и ногам. Заткнул рот. Убедился, что врач, находясь в отключке, дышит исправно. Очень хорошо.
Он раскрыл чемоданчик, перебрал инструменты. Среди них не было ничего, похожего на механизм для открывания дверей. Ладно, не страшно: мы воспользуемся вот этой длинной штуковиной – для чего бы она ни предназначалась в наюгирском здравоохранении. Где там заходит за порог язык защёлки – ясно помнилось со вчерашнего.
Кромин без труда отворил, а вернее – поднял дверь. Высунув голову, огляделся. Было пусто. Одна дверь – справа от него, одна – слева. За какой из них – Изольд?
Этого он не знал и решил подчиниться интуиции.
На этот раз она подвела, ещё не оправившись, как видно, после применения здешней методики. Дверь легко взлетела вверх – и прямо за ней оказался наюгир. Один из тех, что вчера сопровождали ректора, – но может быть, просто очень похожий на тех крепкой фигурой и спокойно-пустым взглядом жёлтых глаз. Оружие в его руках – то ли большой пистолет, то ли маленький автомат – было направлено прямо в грудь Кромина. Ага: десантный излучатель. Импульсный. Производство Федерации Гра…
Импульсы запоздали на долю секунды: возможно, стрелок не сразу сообразил: можно ли стрелять в человека, не обладавшего правом быть убитым. Подвела низкая правовая подготовка. А когда он нажал на клавишу, Кромина перед ним на уровне импульса уже не было: нырок в ноги вооружённого, захватить, рвануть на себя – не выпуская лодыжек из рук, чтобы не позволить противнику извернуться в воздухе, сгруппироваться, как следует… Голова глухо ударилась о пол. Вырвать оружие. Рукояткой – по голове; тут миндальничать уже не приходится. К счастью, оружие было хорошо настроено – импульс прозвучал просто как приглушённое «пуф». Кромин прислушался; не слышно было, чтобы бежали на выручку. Ну и ладушки. Добить? Нет, лишнее. Связать? Вполне уместно. Но сначала осмотримся в помещении.
Он пробежал по комнатам с оружием на изготовку. В прихожей – пусто. В первой, что поменьше, – то же самое. Обстановка была как две капли воды похожа на то, что он видел вокруг себя, находясь в отведенных ему апартаментах. Вторая, та, что с экранами…
Здесь обнаружилась неожиданность. Это помещение было раза в два больше – за ним виднелось как бы начало второй такой же квартиры. Нет, не начало: ещё одна спальня, такая же, как та, в которой он проснулся совсем недавно. И человек лежал там на кровати. Некто в медицинской униформе. Быстрее к нему!
Кромин вовремя остановился, едва не врубившись выдвинутым вперёд стволом излучателя в экран. Что-то словно щёлкнуло в голове, и всё встало на свои места. Конечно же, то было не продолжение этого отсека, но всего лишь экран – такой же, как те, что красовались в его комнате. Только там сменяли друг друга пейзажи и городские виды, здесь же оставалось неподвижным изображение его комнаты с уложенным на постель и основательно связанным врачом. На втором же экране – том, что находился под прямым углом, – виднелось другое помещение, с письменным, наверное, столом и двумя другими, уставленными аппаратурой; гадать о её назначении не приходилось. «Наивный парень, – бегло подумал Кромин о враче, – решил, что ему позволят действовать бесконтрольно…» В середине этой комнаты, реальной, в которой он сейчас находился, напротив экрана, почти в середине помещения, стояло удобное кресло (у него такое тоже было, но он даже не успел им воспользоваться), и на сиденье его валялись здоровенные наушники, каждый из них был снабжён короткой антенной. Всё было, как и следовало ожидать, только оператор не сидел в кресле. Но его надо искать где-то рядом: не охранник же, в самом деле, занимался прослушиванием и просмотром, охранник и есть охранник…
В комнате на втором экране отворилась дверь, кто-то входил. Но смотреть дальше было некогда: где оператор – вот что сейчас самое важное.
Кромин насторожился. И кинулся назад, к выходу. Перепрыгнул через валявшегося стража. Выглянул. По коридору убегал наюгир – пригнувшись, виляя, словно боясь выстрела в спину. Кромин решил обойтись без кровопролития. Наюгиры – коротконогие, бегают медленно, а коридор оказался достаточно длинным, чтобы нагнать и подножкой свалить на пол, а потом поднять за шиворот. Оператор не сопротивлялся, только срывающимся тонким голоском просил пощады. А никто и не собирался его убивать, мёртвый – кому он был бы нужен? Хотя и есть у него право быть убитым… Но вот есть ли у Кромина право убивать? Пусть живёт, живым он ещё послужит.
– Ходи ногами, – посоветовал Кромин оператору – на прекрасной наюгире, разумеется. И подтолкнул в спину – на случай, если тот от страха вообще ничего не понимает. Оператор подхватил полы длинной безрукавки и помчался назад даже быстрее, пожалуй, чем удирал оттуда. Пришлось припустить за ним бегом, хотя и не на полной скорости. А вернувшись в комнату с экранами – пихнуть в кресло, в котором ему и полагалось находиться. Оператор потянулся было и за наушниками, но вот в этом ему было отказано.
– Что ещё можно видеть отсюда?
Хорошо всё-таки, чёрт бы побрал, свободно владеть языком. Да здравствует методика Наюгиры.
– Другой изолятор… где этот – второй.
Речь явно шла об Изольде.
– А, это, значит, изоляторы? И эта секция тоже?
– Нет, это – пост контроля.
– Что ещё здесь есть, кроме изоляторов и постов?
– Многое. Столовая, кладовые, секция связи, помещения охраны и персонала, центр наблюдения – очень многое.
– Охраны много?
– По-моему, человека четыре, может быть – пять.
– На такое здание?
– Они тут никогда не бывают нужны. Они есть только потому, что так велит древняя традиция.
– А что самое важное из всех этих служб?
– Не знаю… – И в ответ на угрожающий жест Кромина: – Наверное, это пост ректора. И ещё – учебный сектор, научный, сектор права, сектор ритуалов…
– Можешь показать?
– Только изоляторы. Остальное – не мой уровень разрешённого…
– Но ты можешь?
Оператор нерешительно кивнул, словно боясь подтвердить свои возможности вслух.
– Что в этом коридоре за стенами? Такой длинный – и всего три двери.
– Там – научный сектор.
– А где пост ректора?
– Самый верхний этаж.
– Коридор можно изолировать изнутри? Запереть?
– Не знаю… Нет, честное слово – не знаю, никогда не думал об этом.
– Ну и зря. Ладно, займёмся делом. Экран слева, когда я вошёл, что-то показывал. Сейчас – выключен. Кто выключил?
– Я управляю только правым. А по левому – к нам выходят начальники. Они могут нас просматривать в любое время, но экран включают только, когда хотят что-то нам сообщить или приказать.
– Они просматривают эту комнату?
– Этот пост, да.
– Кто?
– Командир связи, его помощник… Иногда, наверное, и сам ректор.
– Значит, сейчас они могут за нами следить?
– Конечно.
Кромин огляделся – чтобы ничего не увидеть.
– Где их камера? Не нахожу.
Оператор кивнул на экран:
– Там же, за стеклом – оно поляризовано.
– Можно его выключить совсем?
– Только с их поста.
– А питание?
– Вы же видите – экраны вмонтированы в стену. Шины питания – внутри, в панелях.
Разбить его вдребезги? Ни к чему: всё равно долго здесь оставаться нельзя.
– Отвечай быстро: за вторым изолятором ты тоже смотришь? Как там мой коллега?
– Нет… Мне не поручали. Только за вами.
Так, похоже, развитие идёт по худшему из возможных вариантов.
– Ну-ка, покажи мне… другой изолятор.
Оператор повиновался немедля. Постель со связанным врачом исчезла; вместо неё на правом экране появилась ещё одна такая же комната с экранами. Она была пуста.
– Просматривай все помещения там, одно за другим.
Пока – ничего. Малая комната – пусто. Прихожая – пусто. Дальше оператор замешкался.
– Ну? Давай в темпе!.. Просмотри туалетную.
– Но… так не принято, это неприлично…
– Сейчас я тебя поучу приличиям!
Больше оператор не спорил. Показал. Как и предполагал Кромин, пусто оказалось и там. Оператор тихо перевёл дыхание – похоже, с облегчением.
– Ладно, хватит. Ты слышал что-нибудь о том, что собираются с ним делать?
– Что вы! – искренне удивился оператор. – Кто же станет говорить мне…
– Да не тебе. Но при тебе, может быть?
Оператор быстро задёргал локтями. Кромин почему-то сразу понял, что движения эти означают полное отрицание. Он поверил.
– Тогда показывай мне всё подряд: посты, залы, уголки, закоулки…
– Я не могу, доктор – у меня за это отберут знание! Я не хочу ничего такого…
– Ничего, ты молодой – успеешь заново выучиться. Давай!
Оператор на несколько секунд уставился на Кромина остановившимися глазами; они выражали ужас. Кромин не понял причины такого отчаяния, хотя разгадка была уже близко, настойчиво постукивала в виски. Но сейчас надо было не думать, но действовать.
– Ну?!
Но глаза оператора вдруг потухли, перестали выражать что-либо. Руки бессильно соскользнули с пульта. С губ слетело едва слышное:
– Лучше убейте меня прямо сейчас…
– Хлипок ты, брат, оказался, – с досадой проговорил Кромин. – Ладно. Освободи-ка место. Возьми тот стул. Поставь рядом. Садись. Показывай, как переключать. Всё по очереди, с самого начала.
Оператор действовал, как во сне, робот – и тот проявлял бы больше чувств. Подтащил стул поближе к креслу, сел; показал, как набирались несложные комбинации. Всё оказалось очень просто.
– А теперь сиди тихо, не дыши.
Похоже, парень понял приказание буквально, учащённое дыхание его перестало доноситься до слуха. Кромин даже покосился: не помирает ли? Нет, пока вроде жив…
Он набрал первую из комбинаций.
Наверное, тут обитали сторожа: в продолговатом помещении всего оказалось по пяти: коек, тумбочек, узких и высоких шкафов, пять гнёзд в оружейной пирамиде; только стол посреди комнаты был один на всех. В пирамиде виднелись три излучателя; и охранников тоже было трое: двое спали, один сидел за столом, подперев голову кулаками, бездумно глядел куда-то в сторону – скорее всего смотрел на другом экране какую-то запись. Понятно: четвёртый – на посту внизу, у входа, последний же лежит тут, у входа – и, похоже, ещё не очнулся. Пять человек всего; даже когда начальство поймёт, что ситуация здесь, на этом посту, вышла из-под их контроля – вряд ли оно решится действовать такими вот силами. Наверняка вызовет откуда-нибудь подкрепление. Значит, какое-то время ещё есть. Использовать его получше – вот задача.
Второй просмотр. Пустой обширный зал. Мрачноватый, слабо освещённый. Посредине – что-то вроде постамента – на таких устанавливают на Терре гробы, когда прощаются с ушедшими. Здесь постамент был пуст. Вокруг него, на расстоянии метров трёх, стояли глубокие, удобные кресла. Людей – наюгиров, конечно, – не было. Кромин не стал даже спрашивать, что это за помещение. Ритуальное, скорее всего. Ему оно вряд ли понадобится.
Он включал одно помещение за другим; оператор, по-прежнему едва дыша, сидел с закрытыми глазами: не мог позволить себе смотреть на то, что ему видеть не полагалось. Хорошо их тут воспитали. Это что? Понятно: центр связи. Вот им, может быть, и придётся воспользоваться. Жаль – экран не подсказывает, как туда попасть.
– Эй, парень! Как туда пройти – знаешь?
Оператор – не открывая глаз:
– Я ничего больше не знаю. Ничего…
Спокойно этак выговорил, умиротворённо. Наверное, решил для себя, что жизнь уже кончилась, хотя дыхание ещё не пресеклось.
– А где узнать? Думай! Не то сделаю тебе больно…
Кажется, подействовало.
– Все данные – в помощнике, в памяти.
– Какой тут, к чёрту, помощник?
Но тут же сам сообразил: едва не подвёл чужой язык. Слова «компьютер» у наюгиров нет, есть – помощник.
– Где он?
– В первом расширении.
Расширение – значит, комната. И правда: пробегая, краем глаза заметил там в углу, на столе, что-то похожее.
– Ладно, потом покажешь. Поспи пока.
Только на шестом просмотре Кромин увидел, наконец, то, чего искал.
Нарисовался снова зал, но не такой просторный, как тот, что был с постаментом. И обстановка была совсем другой. Скорее походила на лабораторную. Длинные столы, на них – электроника, посуда; у стены, совсем как на Терре, – прозрачные шкафчики с инструментами. Не слесарными, понятно.
Кромин тихонько просвистел сквозь зубы мотивчик. Странно – не здешний (наверняка ведь здесь и свои песенки были), но привычный, земной.
То было помещение – медицинское – где происходил осмотр. Только людей в нём собралось, пожалуй, больше, чем в тот раз. На всех – докторские балахоны, но у многих под ними виднелись не врачебные комбинезоны, а те же узкие брюки, что и на Кромине были сейчас; похоже – официальная чиновничья униформа, принятая в этом мире.
Но не это было там главным.
Стояли там и те же кресла для пациентов, уже знакомые терранам – они походили не то на зубоврачебные, не то на те, что предназначаются исключительно для дам – хотя в деталях, конечно, далеко не совпадавшие. И в одном из этих устройств полусидел, полулежал безмятежно улыбающийся Изольд с неподвижными глазами, глядевшими прямо на Кромина с оператором. И столь же неподвижная, застывшая, словно вылепленная улыбка виднелась на его губах.
– Эй! – и Кромин помахал коллеге рукой. Но безрезультатно.
Пришлось вывести оператора из оцепенения, угостив крепким тычком – локтем в бок:
– Подъём, молодёжь. Нужна твоя консультация.
Оператор моргнул. Ответил хотя и не очень бодро, но по делу:
– Он вас не видит и не слышит.
– Он же прямо на меня смотрит!
– Он смотрит на экран – но видит там совсем другое.
– Что показывают в таких случаях? Только не говори, что не знаешь.
Парень ответил – не сразу, неохотно:
– Готовят к передаче знания.
– Ему?
– Нет – тогда они были бы в учебном секторе.
– Значит, от него?
– Да.
– Это опасно?
Оператор не ответил.
– Я спрашиваю: в этом есть опасность для него?
В ответ спрошенный пробормотал:
– Каждый имеет право быть убитым.
– Шевели языком – пока он у тебя есть. Это связано с методикой?
– Это и есть методика…
– Ты можешь объяснить подробнее?
– Нет. Нет!
– Почему?
– Мне страшно.
– Но я должен знать! Пока ещё можно что-то предотвратить.
– Это невозможно. Но если хотите… можно увидеть то, что ему там показывают.
– Родил наконец-то. Как?
Оператор протянул руку к пульту – медленно, словно преодолевая незримую преграду.
– Хотите двустороннюю связь? Или только слышать их?
– Сначала – посмотреть и послушать.
– Перехожу на третью камеру…
* * *
Экран, мигнув, загорелся снова. Но картинка была уже другой. Кресло теперь виднелось с тыла, от Изольда обозримой осталась лишь макушка, прочие присутствующие тоже были обращены к третьему объективу спинами. Зато экран был виден полностью.
Но на нём не было ничего страшного. Наоборот, очень радостно было смотреть на то, что экран показывал.
Там виднелась та же самая маленькая эстрада, что они заметили во время прогулки. На солнечной поляне. Почудилось даже – нет, конечно, только почудилось, – что повеяло тем ласковым, тёплым, душистым ветерком, какой овевал их тогда.
На эстраде стоял человек. Наюгир, конечно.
Или – не наюгир?
– Крупнее! – скомандовал Кромин. – Ну!
Оператор повиновался. Сработал трансфокатором камеры.
Да. Человек. Если совсем точно – профессор Горбик.
Почему-то он был не в тоге, которую на него напялили в карантине, и без нелепого цилиндра на голове, но в длинной – до земли – белоснежной мантии. На голове красовался венок из каких-то ярко-желтых цветов.
Горбик улыбался и вежливо кланялся тем, кто окружал возвышение. Десятка два наюгиров – одни в безрукавках, другие – в таких же красных одеяниях, как Горбиково вчерашнее. Но кроме этих – взрослых – на лужайке были и дети. Они стояли группками, человек по семь-восемь, при каждой группе находились двое взрослых. И взрослые, и дети неотрывно смотрели на профессора. Потом паренёк, по земным меркам – лет двенадцати, выбежал из своей группы, подбежал, никем не остановленный, к самой эстраде, в следующую минуту взобрался по крутой лесенке. В руках мальчика была корзина с цветами – тяжёлая, судя по тому, как он тащил её.
Мальчик низко поклонился Горбику, и профессор ответил тем же. Потом мальчик заговорил.
(– Звук! – прошипел Кромин оператору. – Ну же!)
– Достославный и глубокоуважаемый профессор! Мы пришли поблагодарить тебя за то, что ты прилетел к нам издалека, чтобы передать нам твоё великолепное знание. Оно – единственное в нашем прекрасном мире и незаменимое…
«Ну прямо Цицерон! – подумал Кромин невольно. – Чешет и чешет без единой запинки, а ведь не простые предложения, сложные. Славно их тут обучают…»
– Мы обещаем тебе и клянёмся, – продолжал между тем юный наюгир, – что усвоим каждую крупицу твоего знания, а когда придёт наше время – так же, как ты сейчас, передадим его другим, тем, кто придёт после нас. И никогда не забудем, от кого мы получили это знание: от тебя! Твоё имя, выбитое на Колонне Славы, никогда не окажется забытым. Да гремит оно вечно!
Продекламировав всё это, мальчик с натугой поднял цветочную корзину. Горбик наклонился и перехватил её. И одновременно все собравшиеся подняли над головой букеты, которыми, оказывается, запаслись заблаговременно. Послышался одобрительный гул. Говорливый мальчик рысью сбежал по лесенке – и тотчас же, один за другим, на эстраду стали подниматься все остальные, и большие, и малые, каждый кланялся и клал свои цветы к ногам профессора, так что вскоре перед Горбиком возник целый холмик.
«Как на похоронах», – подумал Кромин.
На экране всё происходило быстро; лишь две-три минуты прошло, и наверху осталось лишь двое: Горбик – и ещё один, в котором Кромин без труда узнал ректора. Ректор взял Горбика под руку, они неторопливо спустились по лесенке; собравшиеся разделились, образовав живой коридор, по которому двое прошли под всё тот же одобрительный гул, пересекли лужайку и направились к зданию.
На этом запись кончилась.
– Переключи на старую, быстро!
Оператор не возражал, и сразу можно стало увидеть Изольда, как и вначале, в лицо.
Изольд улыбался.
– Ну, как вам это понравилось, доктор?
Спрашивал ректор.
– Это впечатляет, – ответил Изольд. – Трогательно. Я бы сказал даже – чудесно.
– Ну, вот видите!
– Но я ведь, собственно…
Он говорит свободно, непринуждённо, понял Кромин. Похоже, что не находится под давлением. Но к чему всё это вообще?
– Вы хотите сказать, доктор Изольд, что не находите в этом ничего страшного? У вас нет возражений? Вы сами готовы пройти через подобный ритуал?
– Не вижу причин для отказа. Но я хотел бы увидеть и продолжение: вы показали мне, как я понял, ритуал перед передачей знаний; а как происходит сама передача?
– Вы увидите и это; но не сразу. Мы ещё дадим вам время, чтобы все новые впечатления улеглись в вашем сознании; что же касается всех деталей – то, если не возражаете, мы передадим их вам по той же нашей методике.
– Я хотел бы, собственно, своими глазами увидеть весь процесс: начиная от добычи эногара, затем – обработки, технологии применения; ведь именно такими были условия контракта?
«Чёрт, – подумал Кромин, – опять этот эногар? Ах, Изольд, хитрейший муж…»
– Сейчас могу сказать вам лишь одно: всему своё время. Порядок ознакомления с нашей методикой проводится по давно и хорошо разработанной схеме; так что вам придётся ещё потерпеть. Что касается вашего коллеги, доктора Кромина, то с ним дело обстоит непросто: его ещё нужно найти. Потому что в помещении его нет. Возможно, он снова захотел прогуляться… Но мы найдём его в ближайшие несколько минут, и в дальнейшем вы с ним будете проходить все процедуры вместе.
* * *
– Всё ясно, – проговорил Кромин невесело. – Хорошо: выключай всю музыку. И быстро уходим.
– Куда? – спросил оператор нерешительно.
– Там видно будет. Обстановка покажет.
И Кромин повернулся к выходу, не забыв подхватить оружие.
Оператор окликнул его:
– Смотрите…
– Ну, что там ещё у тебя? – И Кромин оглянулся.
Левый экран засветился. На экране виднелся ректор. Теперь он был уже в своём кабинете – сидел за столом. Встретившись взглядом с Кроминым, осуждающе покачал головой:
– Это всё совершенно излишне, доктор Кромин. Хотя бы потому, что вам и вашему коллеге тут ничто не грозило и не грозит.
– А доктору Горбику? Кажется ведь, что и ему ничего не грозило?
– Видите ли…
– Ещё нет, – сказал Кромин. – Но хочу обязательно увидеть. Своими глазами. Так что извините – у меня нет времени на содержательную беседу. Потом как-нибудь…
Он отвернулся. Взял за плечо оператора, не перестававшего кланяться изображению ректора, и вытолкнул его в прихожую и дальше – в коридор.
– Доктор Кромин, послушайте… – донеслось до него из комнаты, где ярко светились оба экрана. – Вы неправильно воспринимаете увиденное вами…
– Да заткнись ты, – пробормотал Кромин. – Эй, парень! Загрузи мне план здания. Хочу понять, как отсюда выбраться.
Оператор без особой охоты сел за компьютер в малом расширении, как это тут называлось. Пробежал пальцами по клавиатуре. Схема возникла на дисплее.
– Молодец, – похвалил Кромин. – Теперь обозначь все выходы.
– На уровне поверхности?
– Есть и другие?
– Есть подземные. И ещё верхние – но для них нужен транспорт, на котором можно улететь.
– Заманчиво, но не годится. Куда ведут подземные?
– По-разному. Почему бы вам не воспользоваться выходами на поверхность?
– Время ушло. Не сказать, что напрасно, и тем не менее… Ближайшее воинское подразделение далеко отсюда?
– По воздуху добраться можно за пять минут.
– Считай, что они уже здесь. Так что с подземными?
– Есть несколько подземных постов – на разных расстояниях. Но ими не пользуются уже очень давно; они возникли, когда в мире было ещё беспокойно – пока всеобщая власть не утвердилась. Не знаю, есть ли там энергия, да и вообще выходы, может быть, давно выведены из строя.
– Ладно, пойду на риск. Обозначь путь – от нашей двери до места, где начинается ход… На каком расстоянии от дома самый ближний?
– Северо-западный? Метров триста…
– Не годится. А самый отдалённый?
– Южный. Три с лишним. Только – оттуда выход на равнину, не под крышу. – Некое предостережение прозвучало в голосе оператора, но Кромин предпочёл не замечать этого.
– Вот и славно, что не под крышей. И вообще – всегда любил южное направление. Показывай. Только задачу ставь с оговоркой: чтобы в обход мест, где можно встретиться с кем-нибудь.
– Вряд ли возможна полная гарантия…
– Найди самую надёжную из всех возможных.
Он внимательно изучил, запоминая, засветившуюся на экране богатую зигзагами кривую, перескакивавшую с этажа на этаж, из одного коридора в другой.
– Сторожевые посты по дороге есть? Хотя – ясно, до сих пор не было. Пошли.
– Но я не…
– Хочешь, чтобы я тебя бросил тут? Ты же не настолько любишь меня, чтобы скрыть, в каком направлении я удалился. Да не трясись ты: я не собираюсь перенимать твоё знание, так что жизнь твоя в безопасности – пока ты со мной. Всё. Побежали.
Чемоданчик с компьютером он не забыл прихватить с собой.
Около выхода Кромин нагнулся, оттаскивая вырубленного охранника так, чтобы он не мешал опустить дверь. Тот дышал равномерно. Всё в порядке.
Миг он помешкал: удлинить путь – вытащить Изольда, захватить с собой?
Но здравый смысл подсказывал, что у него самого очень немного шансов выбраться из всей этой передряги живым. Слишком глубоко он, похоже, залез в некоторые подробности здешнего образа жизни – в те, которые Наюгира вряд ли захочет рекламировать в других мирах. Изольд же, может, и уцелеет: если они всерьёз хотят вести переговоры с Террой, то используют его – тем более что он-то знает ровно столько, сколько ему показывают. Нет, бежать надо, не пытаясь освободить его. Главная задача сейчас – всю собранную информацию перегнать Муллавайоху наверх. А уж дальше – как повезёт.
И Кромин побежал, левой рукой подталкивая оператора, правой – удерживая оружие на изготовку. Лёгкой была машинка, удобной, сподручной. Побежал не к лифтам: путь не лежал через них, а, согласно указаниям компьютера, по запасным, пожарным, служебным лестницам, через коридоры и проходы обслуживания, в одном месте даже – по вентиляционной трубе сквозь два этажа.
– Интересно, – пробормотал Кромин на бегу, – для чего же такие хитрые маршруты заложены в память? Не для меня же, это было бы слишком трогательно.
Оператор услышал, хотя это, собственно, не было вопросом к нему.
– Очень давно… Ещё до накрытия… Когда была опасность внутренних непорядков…
Он выталкивал слова с трудом: бег по переходам и лестницам давался ему не так легко, как Кромину. Похоже, Наюгира давала своим операторам куда более слабую общую подготовку, чем Терра – людям, собирающимся усваивать чужие методики.
