Владимир Михайлов
Решение номер три (сборник)
3
В «Прозрачном мире», как и в любой другой службе такого рода, Смоляр уже много лет был притчей во языцех. О нём знали, кажется, всё – и никогда ничего не могли доказать. Ему приписывалась разработка и организация самых крупных преступных операций за последнюю четверть века; но ни по одному из дел не было найдено ни намёка на соучастников и ни единого свидетеля. Сам Смоляр уверял, что все слухи о нем распускаются завистниками, не прощающими успеха и несомненной популярности: Смоляр недаром считался символом всего на свете, от секса до богатства и власти.
Службы были уверены в его виновности во многих и многих крутых делах хотя бы потому, что методом исключения каждый раз отсеивались все другие подозреваемые – им выполнение проектов такого масштаба было бы просто не по силам. Например, мгновенное – за неделю – разорение могучего «Треста-92», владевшего тремя четвертями добываемых в Галактике уранидов. Акции Треста обрушились после того, как все средства информации опубликовали сверхдостоверные сообщения о катастрофах с трагическим исходом на самых продуктивных разработках. Скатившиеся ниже номинала ценные бумаги были мгновенно скуплены «Галактинвестом», о котором буквально все знали, что принадлежит он Смоляру, во всяком случае – контрольный пакет, хотя юридически это и было недоказуемо: формально этот пятьдесят один процент был разбросан по двум дюжинам провинциальных компаний и банков, ураном никогда не занимавшихся. Как только акции скупили, начали приходить опровержения: никаких катастроф не было и в помине, люди, якобы погибшие, свидетельствовали о полном своём здравии, было подано даже несколько исков к информаторам – о возмещении за причинённый моральный ущерб. Происшедшее, впрочем, квалифицировали просто как злостное хулиганство. Найденный после непростых поисков мелкий репортёр – автор первого сообщения – получил в суде условный приговор за выданную им злостную дезинформацию, приведшую к ухудшению экономической обстановки. Иски же за моральный ущерб судом приняты не были: выступавший по делу адвокат ответчика убедил суд в том, что криминальная информация была, напротив, полезной для каждого истца, поскольку, как известно, если слух о смерти человека оказался ложным, то это гарантирует ему долгий век. В качестве свидетелей выступили люди весьма уважаемого возраста, которым в давние времена тоже приходилось переживать подобное. Зато сочинитель ложного сообщения (впрочем, был ли он автором – так и осталось неясным) был изгнан из журналистики. Однако от позора не застрелился и даже не уехал куда-нибудь подальше, как ожидали некоторые, а приобрёл издательскую фирму и преуспел. Да, все прочие авторитеты третьей власти (какой, рядом с властями государственной и общественной, издавна была власть теневая, правонарушительская) находились, по сравнению с супертяжем Смоляром, в категории – в лучшем случае – пера или мухи.
Что же касается того множества мелких держателей акций «Галактинвеста» – тех, кто разом, словно по команде, бросились скупать – по цене чистой бумаги – ценности «Треста-92» именно тогда, когда падение их дошло до низшей точки, то с ними, разумеется, тоже была проведена работа. Ответы оказались самыми разнообразными: одного надоумил сосед, другого – гадальщик, третий увидел во сне, что надо покупать, четвёртый – потому, что хотелось куда-то вложить небольшие деньги, оказавшиеся свободными, и он взял то, что было в тот миг самым дешёвым, пятый – руководствовался собственным опытом, достаточно богатым, – ну, и так далее. На второй же вопрос – не собираются ли новые владельцы продать эти бумаги теперь, когда они снова котируются очень высоко, ответы были удручающе однообразными: никто не собирался, все рассчитывали на прекрасные дивиденды. И, наконец, на прямой вопрос: знакомы ли они с человеком по имени Смоляр? – лишь один из трёх десятков припомнил, что – да, когда он был ещё ребёнком, то в их местах был старик с такой фамилией. Чем он занимался? Да вывозил мусор – а чем ещё, по-вашему, мог заниматься человек с такой фамилией? Словом, полный провал; подозрения остались, но дела так и не возбудили из-за полного отсутствия доказательств. Вряд ли нужно говорить, что прямых улик, таких, как орудия преступления, следы ног, отпечатки пальцев и прочая романтика – в такой хитроумной операции искать не приходилось.
Это – вовсе не самое интересное из приписываемых Смоляру дел, и о нём здесь рассказано только потому, что этот файл с материалами оказался первым в достаточно длинном списке подобных же.
Неудивительно поэтому, что неприступный Смоляр всеми давно уже был признан Императором Братства, то есть живым символом третьей власти, и чуть ли не ногой открывал дверь даже и в президентский кабинет, не говоря уже о прочих, рангом пониже. Почему его впускали – несмотря на то, что общественное положение его, во всяком случае формально, было весьма неопределённым? Да просто потому, что – пусть и неофициально – у него был статус Очень Богатого Человека. Следовательно – Сверхважного Лица. Такой титул, как правило, снимает вопросы о том, каким путём это богатство возникло; важно лишь – что оно реально существует. И человек, им обладающий, уже не нуждается в какой-то формальной власти, поскольку принадлежит к Супервласти, которой так или иначе подчиняются все нумерованные. Так что вряд ли стоит удивляться и тому, что Смоляр свободно (хотя и соблюдая все полагающиеся по протоколу знаки почтения) входил даже и в обитель самого Омниарха. И – по странному совпадению – возникал там именно в те часы и минуты, когда совершалось очередное ограбление, ликвидация конкурента, банкротство мешающей фирмы, похищение бесценного полотна или слишком уж рьяного розыскника – выбирать можно по вкусу.
Иными словами, Смоляр находился на виду у всего мира – поскольку ни один визит его на самые верха не проходил, естественно, мимо внимания средств информации. Так что подозреваемому не приходилось доказывать своё алиби, и не было ни малейшего основания даже пригласить его для допроса.
Почему же вообще подозревали именно его?
Скорее всего, по одной-единственной и не очень обычной причине. Дело в том, что на месте каждого преступления, где никогда не оставалось следов, неизменно обнаруживали золотую пластинку формата визитной карточки, на которой столь же неукоснительно оказывались выгравированы изящным почерком старинного стиля (где толстые нажимные линии плавно переходили в тончайшие волосные) следующие слова, всегда одни и те же:
С сердечным приветом всегда ваш – Смоляр,
Император и Владелец Мира
И всех его окрестностей.
Этот краткий, но выразительный и не очень скромный текст завершался подписью, которая являлась факсимильным автографом той, что украшала великое множество финансовых, общественных и личных документов. На обороте же пластинки постоянно находилась запись древней песенки «Гоп со смыком» в исполнении, как уверяли аналитики, лично Императора Всех Братков (как иногда не без ехидства называли Смоляра законопослушные граждане в узкой компании, впрочем, чтобы не дай Бог не обидеть сильного человека).
Конечно же, представители правоохранительных служб после обнаружения каждой новой пластинки с песенкой и автографом вежливо просили Смоляра дать объяснения этому факту. Нет, это был ни в коем случае не допрос, а просьба; у обоих этих слов корень один и тот же, но смысл весьма различен. И Император ни разу не отказывал, но объяснения его отличались друг от друга не более, чем одна пластинка от другой. Он со скукой, едва не зевая откровенно в лицо визитёрам, растолковывал:
– Как вы знаете, число недоброжелателей у каждого человека возрастает пропорционально кубу его жизненного уровня, а значит, определить количество моих врагов не под силу даже компьютерному центру, поскольку мой уровень во всех отношениях может быть обозначен лишь математическим символом бесконечности, не так ли? Додумать можете и сами.
– То есть вы утверждаете…
– Утверждать и подтверждать, вообще доказывать – это ваше ремесло, не моё. Я лишь официально заявляю: действие совершено моими врагами, и скорее всего вовсе не из наших кругов – хотя и среди нас, наверное, есть завистники, но они не осмелились бы. А изготовить такую пластинку, скопировать подпись и голос сегодня может любой школьник, не выходя из дому.
– Да, мы понимаем, разумеется; но всё же…
– Работайте, господа; если раздобудете какую-то информацию – убедительно прошу сообщить мне. Если понадобится какая-то помощь с моей стороны – готов оказать её в любой миг.
На этом разговоры заканчивались – без всякой пользы для следствия. В самих же органах всякий раз возобновлялись споры и воскресали старые противоречия:
– Да конечно же, это не он: с какой стати привлекать к себе внимание снова и снова? Известности ему не хватает? Да он и так – самый известный человек в обеих Галактиках!
– В этом-то всё и дело! – возражали оппоненты. – Человек всем может нажраться до тошноты; но уж если есть в нём потребность славы и власти – этого никогда не будет достаточно. Он в Галаксии, надо думать, самый сильный, богатый, значительный; однако – не единственный! Не в одном, так в чем-то другом кого-то можно поставить рядом с ним: Президента Федерации, например, или президента ВКТ – Всеобщей космотранспортной, или… А ему может хотеться, чтобы рядом никого не было! Чтобы и близко ни одним не пахло! Ради такого человек пойдёт на что угодно. А что он сам об этом звонит – приучает нас к тому, что всё в его власти, а наши попытки противодействия – детская возня в песочке, не более. И когда он объявит себя главным во вселенной – никто даже не удивится особенно: мы ведь на самом деле к этой мысли уже наполовину привыкли. Осталась вторая половина – и вот её-то он понемногу и прибирает к рукам…
Такие разговоры велись даже и очень ответственными лицами во всех без исключения Службах – и в «Прозрачном мире» в том числе. Именно об этом размышлял Ястреб – и весь остаток дня в конторе, и вечером, уже в сумерках, когда направился в своё жилище, где так и остался неубранным диван, на котором ему нынче утром не позволили доспать. Зато сейчас (надеялся он) даже мысли о Смоляре не помешают ему возместить потерянное на рассвете по милости Листвена, Младого и самого Смоляра. Президента Галаксии Ястреб, пораздумав, решил ни в чём не обвинять: конечно, знай Глава Федерации о том, что розыскник сладко спит, он строго-настрого запретил бы будить его. Потому что каждый человек имеет право на сон.
А может, и не запретил бы. С этими политиками никогда не знаешь, что в следующий миг придёт им в голову.
4
До своего жилья, которое вполне заслуживало определения, данного ему однажды женщиной, чье имя история для нас не сохранила («Типичная берлога неприкаянного мужика»), Ястреб добрался, в общем, без приключений – если только не считать встречи, не приведшей, правда, ни к каким последствиям, но несколько испортившей ему настроение.
Он уже приближался к дому, размашисто шагая безлюдной и скверно освещённой улицей и мечтая об ожидавшем его гостеприимном диване, когда впереди смутно обозначились фигуры двух людей, неторопливо, прогулочным шагом двигавшихся ему навстречу. Сонливость тут же профессионально исчезла. Ведь встречные могли оказаться случайными прохожими, и скорее всего так оно и будет, но не исключалось и другое развитие событий, к которому следовало быть готовым. Ястреб отлично знал, что на свете вообще – и в этом городе в частности – могло и должно было находиться, и в самом деле находилось несколько десятков человек, никак не желавших ему добра, а среди этих десятков – самое малое полдюжины таких, кто с удовольствием эти желания осуществил бы – подвернись только удобный случай. Как раз таким случаем и могла оказаться нынешняя прогулка. Не замедляя шага, Ястреб приготовился к противодействиям, какие могли понадобиться, если встречные, приблизясь…
Однако по мере сближения напряжение его всё более ослабевало. И не только потому, что один из прохожих оказался женщиной – что уже издали было понятно по походке и очертаниям фигуры. Звонкий женский смех, разнесшийся по дремлющей улице, хотя и мог оказаться лишь средством отвлечения внимания, на самом деле успокоил Ястреба почти совершенно. Люди смеются по-разному, когда беззаботны – совсем не так, как при напряжении перед опасным действием. Главной причиной возникшего спокойствия была его интуиция – свойство, которое Ястреб уже не раз мысленно награждал орденами за вовремя данный совет, помогавший спастись, когда шансов на это почти не оставалось, или выиграть схватку в миг, когда противник собирался запеть победную песнь. Интуиция каким-то своим способом определила: нет, эти двое коротко замкнуты друг на друга, они не по твою душу, они тебя даже не замечают, ты для них просто не существуешь – хотя разделяет вас всего лишь несколько шагов. Так что и ты сам можешь вести себя таким же образом: не замечай парочку, чтобы не нарушить их одиночества, которым они наслаждаются сейчас.
Ястреб почти так и поступил; «почти» – потому, что профессиональный инстинкт все-таки заставил его, поравнявшись и вежливо посторонившись, чтобы не стеснить встречных на узком тротуаре, все же скользнуть взглядом по лицу женщины, сразу же – ее спутника, и вот они оказались уже за спиной. Ястреб мгновенно повернулся и, не ломая ритма, сделал несколько шагов, пятясь; то был привычный приём, чтобы предупредить возможное нападение сзади. Но разминувшиеся с ним люди продолжали идти своей дорогой – и только женщина на мгновение обернулась, глянула на него через плечо, он успел зафиксировать её слегка приподнявшиеся, словно в удивлении, брови.
«Стой. Где-то эти глаза мне уже встречались. Только где и когда? Вот память стала – как решето. Ну-ка, милая, оглянись ещё разок – чего тебе стоит?»
Но никакого продолжения не последовало, парочка удалялась, и ещё через несколько шагов Ястреб тоже повернулся, не прекращая движения, и дальше шагал уже нормально, выдерживая темп до самого крыльца.
Лениво поворачиваясь под душем, он проиграл в памяти этот эпизодик – просто так, по привычке, ничего интересного ведь в нём не было. Или всё же?
Знакомые глаза? Да, в тот миг так показалось. Но сейчас уже возникли сомнения. При таком освещении… А может быть, пресловутое deja vu?
Женщина обладала по меньшей мере двумя достоинствами: молодостью и красотой. Хотя в этом не усматривалось ни опасности, ни даже враждебного замысла.
Но, безусловно, такая случайная встреча может нарушить твою настроенность на решение профессиональной задачи. Способствует появлению некоей зависти: почему это не я рядом с нею, а какой-то неприятный тип – за какие такие заслуги ему это дано? А за этим может последовать жалость к самому себе: а ты вот уже сколько времени один, и не видно даже никого, с кем хотелось бы встретиться более одного раза – никого, кто сказал хотя бы: «Милый, и как ты можешь существовать в таком ералаше, или, если точнее, бардаке?» Подобные эмоции расслабляют и влияют на качество работы. Мешают спокойно и аналитически мыслить. И тем не менее – никто не станет всерьёз предполагать, что подобные встречи организуются именно с целью повлиять на ясность мышления известного розыскника. Куда проще – пристукнуть его. Если он, конечно, позволит.
Нет, с девушкой всё в порядке. А вот в отношении её спутника у Ястреба такой уверенности вовсе не было. Скорее наоборот: возникла какая-то более глубокая заноза. И она-то грозила отвлечь от нужных деловых рассуждений куда больше, чем милое личико в уличной полумгле.
Ястреб не очень чётко разглядел лицо мужчины: слишком мало было и времени и, главное, света. Но тем не менее откуда-то из подсознания выплыла уверенность: этого человека Ястреб видел раньше. Встречал. И не раз. Хотя со спины он выглядел совершенно незнакомым (узнавание при взгляде в спину уходящему было полезной способностью Ястреба; спины он различал так же отчётливо, как лица). Зато лицо определённо было видено и раньше.
А вот где и когда – совершенно не пропечатывалось. Не приходило на память никакой конкретной обстановки. Времени. Содержания встреч. Получалась бессмыслица: встречал часто – но как бы нигде и никогда.
Это и было занозой.
И действительно, помешало ему перед сном спокойно и неспешно поразмышлять о предстоящих делах. Что основательно испортило Ястребу настроение.
Однако желания уснуть всё же не подавило. Слишком уж хотелось выспаться – и всё меньше оставалось для этого времени. А день предстоял напряжённый. Всё-таки с Президентом Федерации Галаксии встречаешься не каждый день. И не каждый год. И не каждую жизнь.
Ранним утром Ястреб проснулся посвежевшим – за несколько минут до будильника. После гимнастики и душа занялся бритьём: сегодня следовало выглядеть наилучшим образом.
Бритьё требует от человека максимальной концентрации. И, возможно, именно это обстоятельство привело к тому, что, орудуя ласково жужжащей бритвой, ему удалось проклятую щепку – занозу – если и не совсем вытащить, то хотя бы ухватить ногтями. И без особого напряжения. Вчера вечером он слишком устал просто, и в сон клонило – иначе уже тогда ему всё стало бы ясно не хуже, чем сейчас. Ясно – но совершенно невероятно.
И это ещё больше озадачило.
М-да. Забавно, забавно… Придётся разбираться и с этим.
Хотя и не в первую очередь.
Впрочем, всё это не помешало Ястребу вовремя выйти из дому и без осложнений добраться до «Прозрачного Мира». Никто за ним не охотился. Наверное, не прознали ещё, что он вернулся.
Прекрасное утро – когда тебя не будят ни свет ни заря.
5
– Ну ладно, – сказал Ястреб начальнику, когда разговор на вчерашнюю тему продолжился: надо было выработать единую линию поведения, когда не кто-нибудь, а сам Президент будет задавать вопросы и высказывать пожелания. Главное тут – не зарваться, не наобещать сгоряча чего-нибудь такого, что вообще выполнить невозможно. Пытаясь отделить возможное от желаемого, Ястреб спросил:
– Ну ладно, но в конце концов, есть же оперативная работа! Смоляр существует не в космической пустоте, он не отшельник, его окружают люди – и помощники, и сотрудники, и, в конце концов, наверняка же имеются и женщины!
Быть может, именно некстати возникшее воспоминание о ночной встрече с девушкой и заставило его обратиться к этому предположению.
– Женщины, – повторил Ястреб с такой интонацией, что слово это воспринималось, как напечатанное жирным шрифтом. – Разве не были они всегда лучшими информаторами? Даже если Смоляр не допускает их к своим делам. Но ведь самая крутая компра идёт, как правило, из личной жизни. А нам главное сейчас – зацепиться хоть за что-нибудь. Уверен, что Смоляру не нужна дурная огласка чего угодно, что не сочетается с образом безупречного правителя, каким он собирается стать. И если возникнет такая угроза – он может занервничать.
Младой печально усмехнулся:
– Нет пророка в своём отечестве, и тебе им, похоже, тоже не стать. Думаешь, тебе первому светлые мысли приходят в голову? Да мы с этого начинали! Когда ещё думали, что обойдёмся без тебя.
– Ну, и?
– Ноль целых, ноль десятых. Нету вокруг него женщин, понимаешь? Холост; любовниц не установлено, хотя мы затребовали все данные наблюдений за последние годы. Как-то он ухитряется жить без них. У его шестёрок есть, конечно, а вот у него – пусто.
– Неужели и без секретарш? Хотя бы одной? Знаешь, бывают такие: юбочка выше пояса, ножки точёные, глаз не отвести – разве что на это вот… такое… – и Ястреб показал жестом, что имел в виду.
– Не захлебнись слюной, – посоветовал Младой; впрочем, тон его был скорее сочувственным, чем ироническим. – Нет у него секретарш. Ни одной. Всё сплошь секретари.
– Ага! А может, тут-то собака и зарыта? Как у него с ориентацией? В смысле однополой любви.
– Да чисто! – ответил шеф с досадой. – Уж поверь, тут не мы рыли, вернее, не мы одни, а главным образом казённые Службы. Во всю свою мощь. Ни-че-го. Как-то ухитряется он обходиться без секса. Скорее всего – всё это перегоняет, сублимирует в жажду власти или что-нибудь в этом же роде. На планирование и осуществление своих делишек, например.
– Ну, может быть, – не очень уверенно согласился Ястреб. – А делишки действительно стоящие? То, о котором вчера говорили, производит впечатление.
– После «Треста» он провернул дельце ещё более лихое, – произнес Младой невесело. – Вот только что. Из-за чего все и засуетились. До тебя, может, ещё и не дошло…
– О таких делах чем меньше знаешь, тем легче жить, – откликнулся Ястреб, стараясь, чтобы голос прозвучал весело. – Но горю желанием услышать.
– Тоже хулиганство, – объяснил Младой. – Только мелким его уже не назовёшь.
– Понятное дело, – согласился Ястреб. – Разве иначе меня позвали бы?
– Дело такое: был проект перенести Материнский трансгалактический Космостарт с нынешнего места, с Угры, на Аргенор.
– И чего им на месте не сиделось? – удивился Ястреб.
– Ну, на то и начальство, чтобы выдумывать разные штуки. Рабочие места, и всё такое прочее. Правда, аргументы действительно были: Угра уже совсем зашивается, грузопоток только за последнюю декаду увеличился в два с лишним раза… Короче: проект разработали, а когда собрались приступать – было это как раз вчера, – Аргенор пропал. Не оказалось его на месте, и всё тут.
Ястреб засмеялся.
– Тебе весело, да? – поинтересовался до сих пор молчавший Листвен. – Знаешь, мы все тоже смеялись, рассчитывая, что этим делом займутся казённые Службы. Они и занялись, да. Но там и делать было нечего: на орбите остался маячок, а в нём – ну, ты сам уже догадываешься, что нашли.
– Золотую визитку?
– Её.
– А он что?
– Как всегда – слово в слово, те же отговорки. Ему, мол, эта планетка совершенно без надобности, а зря тратиться он не любит. Но в обитаемых мирах просто нет другого человека, который смог бы провернуть такую операцию. Не говоря уже о том, что же он сделал, как уничтожил, а если нет – куда вообще девал планету? Загадка.
– Ну, а в самом деле – зачем ему Аргенор?
– Не понимаешь? – удивился Младой. – Да просто, чтобы показать, кто в Галаксии хозяин.
– Лихой мужичок, – признал Ястреб едва ли не одобрительно. – Ладно, а от нас чего же хотят?
Младой склонил голову к плечу, высоко поднял брови:
– Насколько я понял Президента, речь не о том, что Смоляр уже сделал, а о том, что лишь собирается. Верхи считают, что его надо обуздать раз и навсегда. А ещё лучше – вообще нейтрализовать. Любой ценой. «Мир без Смоляра» – такой вот лозунг.
– Красиво звучит, – охотно согласился Ястреб. – Хотя это скорее «лозгун», то есть – нечто бессмысленное. Раз они так уж настроены – чего же медлят? Ну, устроили бы ему аварию – на планете или в пространстве. А мы тут при чём? Это же не наша специальность.
– Думаешь, не пробовали? Авария точно состоялась; только погибли наши, а не он. Если точнее: были убедительные оперативные данные, что он вышел в пространство на одной посудинке из его эскадры. Совершенно точные. Федерация послала вдогон перехватчик. А Смоляр, когда понял, что ему сели на хвост, вместо того чтобы попытаться слинять, описал циркуляцию и пошёл на таран. По сути, на самоубийство! Смоляр! До последнего мгновения никто не мог поверить: ждали, что он просто испытывает – чьи нервы крепче. А когда поняли, что это – всерьёз, отворачивать уже поздно было. Результат? Оба корабля – в пепел, спасённых, понятно, не было. Власть высказала глубокое сожаление и сочувствие, испытывая на деле искреннюю радость: погорел император окрестностей на веки вечные! Если бы! Но он назавтра объявился живой и здоровый – лично прибыл на самый верх со своими соболезнованиями по поводу, как он назвал это, несчастного случая. Выходит, вместо факта оперативникам подсунули дезу, другого объяснения не придумать. Теперь ищут – кто да как, а толку никакого. Так что стало понятно: известными способами его не достать. Думаешь, иначе они стали бы опускаться до нашего уровня?
– Понятно. Что же он на сей раз задумал такое, что даже у начальства нервы сдали?
– Президент обещал рассказать при личной встрече.
– Что, он собирается заехать к нам на чашку кофе?
– Юморист. Он ждёт нас через сорок минут.
– Надо понимать – всю команду?
– Нас с тобой. У Листвена – другая задача.
– Какая честь! – сказал Ястреб и зевнул.
– Так что времени у тебя в обрез, чтобы одеться поприличнее. Давай, беги. Подхвачу тебя у твоего дома.
