В школе Цюань не водилось календарей.
Они не висели ни в столовой, ни в спальнях – вероятно, считалось, что ученикам такое баловство ни к чему. Эти вольности могли себе позволить только люди вроде мастера Куана.
В кухне на стене висел календарь, по которому девчонки высчитывали дни, оставшиеся до очередного праздника. Каждый месяц от календаря отрывали лист, и появлялось изображение нового цветка. Этому событию девчонки неизменно радовались и бурно обсуждали, какой цветок будет на следующей картинке. И в общей комнате борцов стену тоже украшал календарь – приобретение, несомненно, контрабандное. На нём был изображён какой-то храм, а под картинкой с храмом пряталась фотография полуголой красотки. Храм календарь демонстрировал днём. Вечером, после отбоя, когда борцы собирались в комнате, картинку с храмом откидывали.
Прелести красотки служили поводом для бесконечных пошлых шуток. К шуткам я не прислушивался. Я отсчитывал по календарю дни, проведённые в Цюане.
Я находился здесь почти полгода. Из них четыре месяца – в статусе борца. Эти месяцы мог описать одним словом: тренировки.
Бесконечные, изнуряющие, вместе с другими парнями – каждый день. И плюс те, что Вейж проводил со мной индивидуально, по-прежнему под покровом ночи, раз или два в неделю.
Однажды, когда я поспешил выйти после отбоя, мой новый сосед Ронг ещё не уснул. «Ты куда?» – спросил он. Я машинально ответил: «Приручать дракона». «А. Ну удачи», – отозвался Ронг и захрапел. Только выйдя наружу и закрыв за собой дверь, я задумался о том, что сказал, и что Ронг услышал.
Впрочем, волноваться из-за Ронга и Бэя не приходилось. После того, как я отоварил обоих, защищая Ниу, они внезапно стали моими преданными фанатами. Нет, ребята не были мазохистами, просто в драке я спонтанно применил несколько боевых техник избранных духами.
Парни восприняли произошедшее на удивление здраво. Не побежали трепаться – ну, во всяком случае, я пока не замечал последствий их трепотни – не стали просить: «научи нас так же!». Они даже не рвали ифу на груди, клянясь в вечной дружбе. Нет, Ронг и Бэй просто смотрели на меня с безграничной преданностью, не ставили палок в колёса и по мере сил избавляли от разных неприятностей.
В частности они мне помогли интегрироваться в новый коллектив. Я представления не имел, как жить среди борцов после всего, что они сделали или собирались сделать. Предполагал, что меня постараются уничтожить в первые же дни, однако Бэй и Ронг пусть и обладали всего-навсего белыми поясами, как-то умудрились убедить остальных борцов в том, что я – это хорошо или как минимум неплохо.
Никто не подошёл, не сказал: «Лей, прости, что мы пытались сварить тебя в бассейне с кипятком, что чуть не изнасиловали твою девушку, что сломали тебе ногу два раза». Мы с борцами не стали друзьями, да я этого и не хотел. Дружба с животными в мои планы не входила. Всё, что мне было нужно – встать на ноги, дожить до турнира и выбить себе хоть какую-то свободу, чтобы отыскать человека по имени Кианг и убить его. Поэтому я стоически переносил уроки учителя Вейжа.
Приятным бонусом стало то, что в последние два месяца тренировки разбавили поездки в город.
Раз в две недели за нами приезжал автобус с затемнёнными окнами. Мы, школьная элита, провожаемая завистливыми взглядами простых учеников, грузились в него, и нас отвозили в город «развеяться» – это было одной из привилегий борцов.
Впервые оказавшись в городе, я жадно смотрел по сторонам. Силился вспомнить что-то из прошлой жизни, узнать знакомые места… Но память не подбрасывала ровным счётом ничего.
Обычный китайский город. Не самый крупный, но и не маленький – кто-то при мне обронил цифру «полмиллиона жителей». В центре – остров небоскрёбов, стремящихся перещеголять друг друга высотой, торговые и бизнес-центры, красивые машины и многоярусные эстакады. А чем ближе к окраинам, тем ниже дома, грязнее улицы и обшарпаннее машины.
Мопеды, скутеры, велосипеды, тележки рикш и уличных торговцев. Круглосуточные магазинчики и забегаловки, засыпанные мусором переулки с хлюпающими под ногами лужами, безликие станции метро. Ничего интересного. И ничего узнаваемого.
«Развеяться» нас возили в торговый центр. Всегда в один и тот же – из недорогих, находящихся на окраине. Пятиугольное здание, носящее гордое название «Ксин»[1], было построено в виде колодца, со множеством входов и выходов на улицу и во внутренний дворик. Внутренний дворик окружали эскалаторы, а шахты лифтов были выведены наружу. Вдоль стеклянных стен здания скользили стеклянные лифты – поднимаясь, ты видел улицу под собой. Привлекал ли народ этот бесплатный аттракцион или низкие цены сетевых магазинов, расположенных в нижнем этаже – неизвестно, но людей в центре всегда было полно, несмотря на то, что привозили нас туда исключительно в будни.
На четвёртом этаже центра находился кинотеатр. Он был основной целью нашего посещения. Воспитатель покупал нам билеты, с утренней скидкой буднего дня, мы занимали в зале кресла и смотрели фильм – как правило, что-нибудь исторически-героическое. За всё время посещений мне не встретилось ни одного знакомого названия фильма.
Как не встречалась в витринах и на билбордах реклама знакомых торговых марок, как я не узнавал автомобили и фастфуды. Это был, несомненно, Китай – но какой-то другой. Незнакомый. Не тот, в который я когда-то, закончив школу переводчиков при Центральном Разведывательном Управлении, приехал на стажировку – а застрял в итоге на долгих семь лет.
Вернувшись на родину, я прошёл жёсткий отбор и продолжил учёбу. Только теперь на другом факультете. После того как у меня на руках умер от ран, полученных в перестрелке, лучший друг, я просто не мог поступить иначе.
Как только в зале кинотеатра гас свет, двое борцов потихоньку пробирались к выходу. Я знал, что их цель – магазины на нижних этажах. Именно там борцы закупали товары, которые потом прятали под сиденьями в автобусе – водитель делал вид, что слеп от рождения, – и тайно привозили в школу.
Главными контрабандистами были Джиан и Бэй. Руководил операцией Бохай. Он выдавал борцам список покупок и деньги, которые каким-то образом ухитрялся раздобыть в обмен на таблетки, пока мы толпились у входа в кинотеатр, ожидая начала сеанса. Сам Бохай по магазинам не бегал – видимо, из опасения, что может спалиться. Рисковали собой Джиан и Бэй.
Я старался держаться насколько возможно дальше от этой кутерьмы. После того, как благодаря Вейжу и жёлтому дракону научился нейтрализовывать любую дрянь, попавшую в организм, я дисциплинированно глотал таблетки, даже не думая их откладывать. Воспитатели и директор скрипели зубами, стараясь подловить меня хоть на чём-нибудь. Дважды в месяц в моей комнате устраивали внезапный обыск, однажды ворвались среди ночи, перетрясли матрас, открутили вентиляционную решётку, простучали половицы, но не нашли ничего.
«Что-то потеряли, господин директор?» – невинно поинтересовался я, глядя в круглые очки местного царька.
Он не ответил. Директор не оставлял надежды меня сломать и сделать таким же, как все. Он чувствовал, что где-то облажался, но никак не мог сообразить, где. Вряд ли можно его за это осуждать. В школе Цюань нечасто объявлялись избранные духами из других миров. И способность силами собственного организма разложить наркотик на безопасные компоненты, запретить ему всасываться в кровь – это было что-то из области ненаучной фантастики. Формально я выполнял все требования школы – ну, кроме всяких мелких шалостей, на которые в Цюане смотрели сквозь пальцы, вроде вылазок после отбоя. По факту же тех оков, что отягощали жизнь остальным ученикам, для меня не существовало. Я был свободен в этой тюрьме, и её директор выл на луну от ярости.
Тогда, только очнувшись в лечебнице после болевого шока, после шока от внезапно вернувшейся памяти, я ляпнул глупость и теперь о ней жалел. Вейж предупреждал об опасности ложных целей. Я очень хотел увидеть свою цель рядом и заставил себя поверить в то, что директор школы – это мой враг, вслед за которым я попал в этот мир.
Глупость и нелепость. Конечно, лица я узнать не смог бы, как не узнавал и собственного, глядя в зеркало. Но – характер, повадки, манера общения? Что общего у директора школы Цюань и моего бывшего начальника, бывшего друга по фамилии Кузнецов? Ничего. Кузнецов не был мелким садистом, ему не доставляло удовольствия причинять боль. Он заманил меня в ловушку, сказав, что собирается уходить из органов, пригласил поговорить, обсудить мои перспективы после его ухода. Когда он начал озвучивать перспективы, я сначала подумал, что это какая-то идиотская шутка. Потом – что меня проверяют. Когда же до меня дошло, что Кузнецов всерьёз говорит о том, чтобы утопить мир в «безвредной» наркоте, было уже поздно. Отпустить меня он не мог, убивать – не хотел. «Разговор» затянулся на несколько дней, после чего бывший друг доверил моё убийство своим шавкам.
Директор Цюаня не доверил бы это никому. Будь у него такое право, он расстрелял бы меня самолично, глядя в глаза, а перед этим долго и с наслаждением пытал бы.
Однако права у него не было, и повода я не давал.
«Уходим», – процедил директор сквозь зубы в ту ночь, и воспитатели вышли из разорённой комнаты. Я вежливо попрощался и закрыл за ними дверь. Луна ярко светила в окно, и её света мне хватило, чтобы навести порядок.
Хранить таблетки в комнате было для меня равносильно самоубийству. Я и не хранил. Но всё же деньги однажды потребовались.
В этот день мы собирались в город, на просмотр очередного киношедевра. Тренировались до половины второго, пообедали, метнулись в душ. Потом, когда остальные борцы вышли во двор на прогулку, я незаметно свернул и прошёл в лечебницу.
Там, как всегда, было пусто. Болеть в Цюане не любили, да особо и не умели. Лежали в основном с травмами, и то недолго.
Яню в одиночестве скучала за столом перед входом в палату. Она читала какую-то книгу, но когда я скрипнул дверью, подняла взгляд, улыбнулась:
– Лей! Давно не виделись. На что жалуешься? Скажи, где у тебя болит?
– Сердце за родину всё изболелось, – вздохнул я и сел на стул по другую сторону стола. – Можешь сделать непрямой массаж?
– Могу и прямой, – похвасталась Яню.
– Вряд ли, – вздохнул я.
Она пригасила улыбку, признавая, что действительно – вряд ли.
– Вообще, я тебя раньше ждала, – сказала она. – После того, как в начале зимы ты попросил посмотреть медкарты учеников, я тоже туда заглянула. Всё делаешь в последний момент, да?
Я развёл руками:
– Сама знаешь, я тут на особом положении. Любимчик директора, всё такое.
Яню кивала, пока я говорил, потом достала из кармана бумажный свёрток. Солидный такой. Все таблетки, что я якобы принимал, пока валялся в лечебнице, оседали в кармане Яню, которая, не задавая вопросов, просто их собирала.
– Многовато, – заметил я.
– Открой счёт, – фыркнула Яню. – Банк Бохай-финанс. Главное – договор внимательно читай, особенно мелкий шрифт.
Я кивнул и взял свёрток, сунул его за пазуху. Теперь, когда у меня появился пояс, как у всех борцов, прятать вещи стало намного проще, благодаря туго затянутому поясу, они не рисковали выпасть из-под ифу.
– Спасибо, – кивнул я и встал.
– Не за что, – с напускной грустью сказала Яню. – А мою медкарту ты посмотреть не захотел…
– А зачем? – пожал я плечами. – Если захочу что-то узнать – лучше ещё раз проведу полное обследование.
Яню бросила в меня ручкой, и я поспешил удалиться. Как раз вовремя.
– Лей! – оглушил меня крик Ронга сразу же, как я вышел во двор. – Только за тобой бежать хотели! Ты едешь, или как?
Ворота были открыты, борцы шли к автобусу. Я махнул рукой Ронгу и побежал вперёд, сквозь толпу учеников, ловя на себе завистливые взгляды.
Обычно рядом с Бохаем садился Джиан, но сегодня я, едва догнав борцов у самого автобуса, его опередил.
– Это моё место, – сообщил Джиан, нависнув надо мной.
– Буду его беречь, – кивнул я и повернулся к Бохаю: – Есть разговор.
Бохай окинул меня заинтересованным взглядом. Я буквально почувствовал, как он тянет ко мне свои ментальные щупальца, старается опутать ими, потащить на дно. Дерзкий новичок обращается за помощью, ведь наверняка же за помощью! Из этой ситуации нужно выдавить всё, что возможно и невозможно.
– Всё нормально, Джиан, – сказал Бохай. – Мы поговорим.
Джиан молча прошёл дальше по салону. Хромать после нашего поединка он давно перестал, коленную чашечку ему вернули на место в первый же день, а на следующий выгнали из лечебницы. Лицо тоже зажило после того, как Вейж макнул Джиана в кипяток. Остались лишь уродливые шрамы. На мой взгляд, Джиан от них стал выглядеть только брутальнее и внушительнее. Сам он, похоже, так не считал.
– Что за разговор? – спросил Бохай, когда воспитатели нас пересчитали, остались довольны и автобус тронулся.
Я, убедившись, что лишних глаз и ушей поблизости нет, достал из-под ифу свёрток и молча протянул его Бохаю, глядя в другую сторону. Бохай молча взял, развернул, хмыкнул. Когда я повернул голову, свёрток уже исчез.
– Мало, – сказал Бохай.
– А ну, ещё раз? – попросил я.
– Помнится, я говорил, что ты должен пятьдесят. И ты не отдавал проценты уже о-очень…
– Помнится, – перебил я, – вы, ребята, тогда зарвались – дальше некуда. Ляпнул про долг – вывезти за свои слова не сумел. Почти полгода прошло, вместе живём, вместе тренируемся – молчал. Теперь что-то изменилось? Знаешь, если кто-то обращается к тебе за услугой – это не проявление слабости. Никогда не знаешь заранее, понадобится ли тебе ответная услуга.
Бохай величественно помолчал.
– Предлагаешь забыть прошлое и начать всё с чистого листа, – сказал он. – Что ж, согласен, мы все наделали ошибок.
И снова замолчал. Мысленно закатив глаза, я сказал:
– Есть такое. Сожалею, что повёл себя неправильно изначально. Тот праздник… и всякое другое.
Бохай кивнул.
– Но вот то, что с Ниу – это было слишком, – сказал я. – Даже по меркам Цюаня.
– Нет, – возразил Бохай. – Это было не слишком, это было обычно. В настоящей тюрьме, где девушек нет, тебя бы поставили на место немного иначе, и в этом тоже не было бы ничего необычного. Впрочем, я не говорю, что это хорошо. Так чего же ты хочешь?
– Денег, – был краток я.
– Не понял. Ты ведь видел, как всё работает. Напиши, чего ты хочешь, и…
– Я хочу получить деньги, – перебил я. – Сними свой обычный процент, не надо оказывать мне особых услуг. Остальное – просто отдай мне, вот и всё.
Нужный магазин я уже давно присмотрел в том же торговом центре, в котором находился кинотеатр. Но доверять какому-нибудь Джиану или Бэю эту покупку не хотел под страхом смерти.
Бохай молча на меня смотрел. Я читал в его взгляде все невысказанные вопросы.
– Из-за ножа у тебя проблем ведь не было, – напомнил я.
Нож, который подарил мне Бохай, так и осел в кухне. Я не предпринимал попыток его оттуда вызволить. Зачем? Прятать всё равно негде. А самое главное – негде использовать.
– Я тебя услышал, – сказал Бохай и отвернулся к окну.
А я, довольный заключённой сделкой-перемирием, уставился в противоположную сторону. Остаток пути думал о судьбах таблеток.
Если этот мир хоть сколько-нибудь похож на мой, то приобрести наркотики для заинтересованного гражданина не должно составлять проблемы. На любой вкус и кошелёк, под любые запросы. Хочешь посмеяться? Хочешь расслабиться? Хочешь посмотреть «мультики»? Или, наоборот, хочешь сутки напролёт плясать в модных клубах? Пожалуйста. Спрос – предложение. А возникающая зависимость привязывает клиента лучше, чем бонусная карта супермаркета.
И вот на сцене появляется новый наркотик. «Колёса», вызывающие сильнейшую зависимость буквально за два-три дня. Что они дают потребителю взамен? Глюков нет, расслабления – тоже. Для работников и борцов это – совершенно ненужный эффект. Стимуляция – тоже. За любым приходом всегда идёт откат, и если сегодня ученик на радостях загрузит готовыми палочками два вагона или положит на тренировке всех борцов, включая Вейжа и воспитателей, то потом он сутки будет лежать пластом. Организм можно обмануть, только потом организм говорит: «Шутку понял. Теперь моя очередь».
Создатели таблеток, кем бы они ни были, всё это прекрасно сознавали, поэтому таблетки, помимо «поводка», не давали практически ничего. Обезболивание, противозачаточное – всё, что помогает сохранить ресурс клана. Зачем это кому-то ещё? Уж в Китае-то вряд ли есть проблемы с легальной покупкой контрацептивов, сертифицированных и безопасных. Да и обезбола это касается. Выводы?
Я видел два варианта. Либо таблетки нужны кому-то, кто использует их в качестве «поводка», но не хочет ставить об этом в известность клан. Либо таблетки обладают ещё каким-то свойством, мне неведомым.
Все эти мысли были отголосками прошлой жизни. Там они имели бы смысл, там я мог бы выписать их на большую доску в виде задач и сказать подчинённым: «Работайте!». А здесь у меня не было ни доски, ни подчинённых. Здесь я сам волей-неволей сделался винтиком в механизме наркоторговли.
Кино в этот раз было просто феерически дурацким. Я думал, такого уже лет тридцать не снимают, но фильм явно был свеженьким, с пылу с жару, с новейшими спецэффектами. Сюжет просматривался с трудом. Необходимость обоснования телодвижений актёров, кажется, раздражала и зрителей, и создателей. Весь бюджет ухлопали в постановку боёв, и вот тут развернулись на славу.
Два клана боролись за власть. Бойцы бегали по стенам, падали с небоскрёбов, разносили вдребезги автомобили одним ударом, пробивали кулаками стены. Я, чтобы не заснуть, пытался представить, что из этих фокусов реально мог бы проделать хорошо тренированный избранник духа. Получалось, что практически всё. Только зачем? Вот зачем этот кадр сейчас пробежал по вертикальной стене этажей десять и прыгнул вниз? Нет, я, конечно, понимаю, что красиво…
Экран на секунду заслонила фигура Бэя, протискивающегося к выходу. На колени мне что-то упало. Я нащупал бумагу и вдруг почувствовал, как к глазам подступают слёзы.
Это было какое-то непонятное чувство, сродни ностальгии. Я держал в руках деньги. Настоящие, живые деньги. Мог что-то купить на них, куда-то поехать. Не помню, кто и когда сказал: деньги – это отчеканенная свобода. Или отпечатанная. Или закодированная нулями и единицами в банковской системе. Свобода. И на что только люди не идут ради неё.
Я встал и вышел из зала через пять минут после Бэя. На экране в этот момент двое озверевших бойцов яростно орали друг на друга под пафосную музыку, готовясь броситься в драку. Всё время, пока я шёл, они готовились, и когда дверь за мной закрылась, ещё орали.
Я встал на эскалатор, ползущий вниз. До сих пор всегда передвигался в толпе борцов, и внимание встречных людей как-то рассеивалось. Теперь же оно досталось мне одному. Ифу – одежда, с одной стороны, неброская, а с другой – очень уж многое имеющая в виду. Мало кто носит такое в обычной жизни. А тут ещё и пояс.
– Белый пояс, – услышал я сзади. – Пф! Фигня.
Я повернул голову, окинул взглядом двух подростков, стоящих несколькими ступенями выше. Один – тот, чей голос я услышал, – пожирал чипсы из пакетика и смотрел на меня презрительно. Он, конечно, был куда здоровее меня за счёт брюха, но в целом я бы на его месте поостерёгся задирать незнакомцев. Друг пацана, стоявший рядом, был, кажется, поумнее. Он наклонился к уху толстяка и что-то горячо зашептал. Я расслышал слова «борец» и «школа». Толстяк презрительно фыркнул, осыпав крошками чипсов разделявшие нас ступеньки.
Белый пояс – действительно фигня, его дают всем, прошедшим испытание и пополнившим ряды борцов. Другой разговор, что в рамках клановых «школ» все пояса были – фигня. Как я успел выяснить, во внешнем мире они никак не котировались. Просто очередная вялая морковка перед глазами, чтобы был стимул тренироваться лучше. Заслужить жёлтый пояс, заслужить оранжевый, зелёный… И где-то там, в конце этого квеста – победить в турнире и выйти на свободу.
С Джиана, кстати, едва не содрали жёлтый пояс после нашего поединка. Учитель Вейж, во всяком случае, угрожал этим, когда пришёл навестить нас в лечебнице. Но потом нехотя сказал, что правила есть правила, и технически Джиан, конечно, бой не проиграл – невзирая на то, что все мы знаем, кто из нас двоих должен по праву носить жёлтый пояс, а кто – белый.
Сойдя с эскалатора, я поспешил затеряться в толпе. Драка ничем, кроме неприятностей, мне не грозила. Когда толстяк с разбитым носом поднимет вой, охрана и полиция окажутся тут как тут. Даже если я сбегу к своим – «особые приметы: ифу чёрного цвета, белый пояс, предположительно – ученик школы Цюань». Посадить, конечно, не посадят, однако сутки «консерватории», как на школьном жаргоне называют карцер, себе обеспечу. И директора лишний раз порадую.
Я нашёл в магазине нужный отдел, купил, что хотел и, сжимая в руке нарядный свёрток, быстро ушёл. Выбрался на улицу. Вдохнул воздух, наполненный свободой. Чужой свободой… Людские реки обтекали меня со всех сторон, как будто я был скалой.
Автобус стоял недалеко, на парковке. Водитель сидел за баранкой и с философским выражением лица забрасывал палочками в рот кусочки тушёных овощей из фастфудного пакета. Я постучал по стеклу. Водитель бросил на меня беглый взгляд и нажал на кнопку. Двери, зашипев, открылись.
Войдя в салон, я задумался. Куда спрятать покупку? Под сиденье, которое я занимал обычно, или под то, которое сегодня отжал у Джиана? Задачка… Ладно, спрячу под своё, там видно будет.
Я приладил свой маленький секрет так, чтобы он не бросался в глаза и не вываливался при движении автобуса и поспешил выйти. Чёрт его знает, сколько продлится этот киношедевр.
Стоило мне спрыгнуть на асфальт, как я увидел идущих к автобусу Джиана и Бэя. И они меня тоже увидели. Я пошёл навстречу, к торговому центру, других вариантов особо и не было. Джиан передал Бэю свой пакет и ускорил шаг. Ну, начинается.
– Ты что это себе позволяешь, а? – зарычал Джиан, когда мы остановились друг напротив друга.
Бэй прошёл мимо, не сказав ни слова. Раньше бы обязательно отпустил в мой адрес тупую шутку, а потом, спрятав покупки, прибежал бы помогать Джиану.
– Подышать вышел, а что не так? – спросил я.
– Если воспитатели спалят, что тебя нет – попадут все.
– Ну да. Точно так же, как попадут, если спалят тебя или Бэя.
Джиан шумно дышал, испепеляя меня взглядом. Если среди учеников Цюаня у меня и был враг – то это был Джиан. Человек, который, увидев меня вылезающим из бочки с бензином, охотно поднёс бы горящую спичку. Первый раз я унизил его, когда он напал на меня во дворе и в итоге уехал в консерваторию на двух воспитателях. Второй раз – когда он вошёл в цех, чтобы уничтожить меня, а вышел с ошпаренной рожей. И апогеем всего был наш поединок, когда Джиан на глазах у всей школы визжал и корчился от боли, а я смеялся в разразившееся грозой небо.
– О чём говорил с Бохаем? – перевёл разговор Джиан.
– Говорил – значит, надо было. Было бы надо говорить с тобой – говорил бы с тобой.
– Так, значит?
– Значит, так.
– Может, поговорим сейчас?
– Можно, – пожал я плечами. – Фильм – всё равно дерьмо.