Мила Бачурова
Гром гремит дважды
Автор обложки – Сергей Колесников
© Василий Криптонов, Мила Бачурова
℗ ООО «1С-Паблишинг»
* * *
Глава 1. Воспитатели
– Эй! Эй, ты, как тебя там, новенький? Не слышишь?
Кричали явно на меня – резким, режущим голосом.
Я лежал на полу, на спине, и смотрел в потолок. Там горела закрытая чёрной металлической решёткой электрическая лампа. Жарко. Шумно. Душно.
– Эй! – Надо мной появилось потное круглое лицо азиата. – Тебе говорю. Захотел в первый же день отправиться загорать в лечебницу?
Я сфокусировал взгляд на этом злом лице.
– Ты кто такой? – спросил я, и почему-то собственный голос показался мне чужим. А ещё почему-то азиат не отступил, не потупил взгляд. Он наклонился, схватил меня за грудки и рывком поставил на ноги.
Это сколько же во мне веса, если меня можно вот так вот просто поднять? Я вдруг осознал, что стою напротив мужика, который, может, и ненамного меня выше, но в плечах шире раза в два, а уж про брюхо и говорить нечего.
– Имя! – потребовал толстяк.
В голове что-то зашевелилось, и из памяти на язык выпрыгнуло слово:
– Лей.
– Первое предупреждение, Лей. Ещё два – и отправишься в карцер. За работу!
Жирная скотина влепила мне затрещину. Я слишком поздно заметил, что моя правая рука, обтянутая перчаткой, сжалась в кулак и дёрнулась. Заметил одновременно с толстяком.
– Второе предупреждение, – процедил он сквозь зубы. – Бери лопату и работай!
Он показал глазами вниз и вправо. Я не отвёл взгляда. Пусть дурака в зеркале ищет, я не настолько туп, чтобы отворачиваться от человека, который может атаковать в любой момент, да к тому же весит в три-четыре раза больше меня.
– Нашли чем пугать, – послышался ещё чей-то голос. – Он первую таблетку только утром принял, ему эта консерватория – что мне лечебница.
А вот толстяк совсем не боялся повернуться ко мне спиной. Наивный дурак. Один удар по этому потному блестящему затылку – и… Вот только руки у меня какие-то тонкие, и меня это почему-то удивляет.
– Первое предупреждение, Тао! – рявкнул толстяк.
Он орал на паренька лет четырнадцати-пятнадцати, тоже азиата, стоявшего с лопатой в руках. Тао был одет в чёрное ифу, как и я. Откуда-то я знал, что эта одежда – куртка с завязками и штаны – называется именно так. На толстяке была простая рабочая спецовка. Неопрятная, невзрачного серого цвета, но я подумал, что будь у меня возможность обменяться с толстяком одеждой – махнулся бы не глядя. Такая спецовка всяк плотнее и на порядок удобнее, чем псевдоифу из дешёвой синтетики.
Тао наклонился и заработал лопатой. Я опустил взгляд. Лопата скоблила берёзовую чурку, очищая её от коры. Чурка лежала на наклонной поверхности, упираясь в подставку. Другая, под углом к ней, наполовину очищенная, лежала с моей стороны. А на дощатом полу валялась лопата.
Я мысленно сложил два и два. Работа. Я – на работе. Что бы там ни несли про карцер, или «консерваторию», как назвал его Тао, здесь и сейчас идёт работа.
Толстяк начал поворачиваться ко мне, и я поспешил поднять лопату. Был соблазн треснуть ею по лоснящейся роже, но я сдержался.
– Молодец, Лей, – похвалил толстяк, когда я начал скоблить чурку. – Помни своё место.
«Помни»… Легко тебе говорить, толстозадая свинья. Единственное, что я помню – это светящийся круг с непонятными символами на полу. И то, как я его перешагнул.
Кто – я?
* * *
Я перестал считать очищенные чурки после пятой или шестой. Работа была несложная, но явно для меня непривычная. Мышцы горели. Завтра будут болеть. Ближайшие пару дней придётся потерпеть, потом привыкну. Вот только вопрос – надо ли мне к этому привыкать.
Всего цеха я не видел из-за груды берёзовых чурок с одной стороны. С другой стояли станки, за которыми работали, не поднимая голов, ребята постарше Тао. Как я понял, что постарше – понятия не имею. Этих китайцев чёрт разберёт, пятнадцать ему или тридцать. И откуда-то я это тоже знаю. Как и то, что меня окружают именно китайцы – а не японцы или корейцы, например. И они для меня даже не все – на одно лицо… Хотя сам я – не китаец, почему-то абсолютно в этом убеждён. Несмотря на то, что, судя по реакции окружающих, внешность у меня самая что ни на есть китайская.
– Эй, – тихо позвал я пацана, который трудился напротив. – Тебя Тао зовут?
– Ну, – буркнул тот.
Я продолжал скоблить берёзу, а Тао, как только я к нему обратился, тут же замер и выжидающе на меня уставился. Я заметил, что он держит лопату голыми руками.
– Что это за место, Тао?
– Сильно головой ударился, да? – спросил он, не то сочувствуя, не то издеваясь.
– Угу, – серьёзно отозвался я. – Так где мы?
Откуда-то я знал, что нужно стараться как можно меньше говорить самому и как можно больше слушать.
– Школа Цюань, – сказал Тао, с интересом глядя на меня.
У него на голове был ёжик коротких чёрных волос. Меня же обрили наголо – в этом я убедился ещё лёжа на полу, ощупал тогда башку на предмет повреждений.
Я быстро сопоставлял информацию. Тао, видимо, здесь уже около месяца, или дольше. Мы были не единственными на скоблении, за спиной Тао, за моей спиной молча работали лопатами другие парни – в красных, белых, сине-зелёных ифу. И в каждой паре один был бритым наголо, другой – немного обросший. «Старики» обучали «молодых».
– И чему здесь учат? – спросил я.
Тао засмеялся:
– Ну, будешь часто попадать в консерваторию – петь научишься.
– А толстяк что – учитель? – не отставал я.
– Кто? Шен? – Тао ещё больше развеселился. – Уж этот учитель!
– Я серьёзно. Кто он?
– Да ты чего? – перестал потешаться Тао. – Начальник цеха.
Ну да, согласен, уж это-то можно было понять и самому. Но меня озадачило слово «школа». Почему-то мне казалось, что «школа» – это должно выглядеть как-то иначе.
– Ты на него так смотрел, как будто убить собирался, – сказал Тао, понизив голос. – Поосторожнее. А то он в другой раз предупреждать не станет. И, это… Ну, тут и помимо консерватории есть места.
Он содрогнулся, будто вспомнил что-то. Везучий. Я вот – ничего вспомнить не могу. Только тот светящийся круг на полу, и всё.
– Не собирался я его убивать, – сказал я тихо.
Не собирался. Просто смотрел в глаза, а у китайцев так не принято. Откуда-то я и об этом знаю.
– Тао! – заорал толстяк Шен, выскочив за спиной моего напарника. – Второе предупреждение!
Тао от неожиданности подпрыгнул и тут же согнулся, зашоркал лопатой по дереву. На меня толстяк бросил лишь беглый взгляд и, видимо, остался доволен – я-то, разговаривая, лопатой двигать не переставал. Шен ушёл орать на кого-то ещё.
Больше я к Тао не лез. Во-первых, говорить, когда со всех сторон визжат и гудят станки, было неудобно, а во-вторых, не хотелось снова подставить пацана. Он явно был из тех, кто не может одновременно говорить и работать.
Да и материала для размышлений хватало. Школа Цюань. Цюань – значит кулак. Возможно, здесь обучают каким-нибудь единоборствам. К чему тогда этот цех? Испытание на прочность, прежде чем попадёшь к учителю? Нет, бред какой-то, тогда уж проще было заставить этими лопатами ямы копать.
Зайдём с другого бока. Вокруг – китайцы, говорят по-китайски, но я их отлично понимаю. Больше того – сам говорю свободно. Однако уверен, что этот язык мне не родной. А какой тогда родной?
Память ответов пока не подбрасывала. Я очищал чурки, складывал их в поленницу, откуда их потом забирали другие и несли к станкам, где чурки распиливали, получая какие-то заготовки, которые шли дальше, в глубь цеха.
Тао работал всё хуже и хуже. Часто останавливался, оглядываясь, нет ли поблизости Шена. Я заметил на черенке его лопаты следы крови.
– Да что с тобой сегодня? – Шен, подкравшись к Тао, дал ему подзатыльник. – Ещё одно предупреждение – и я позову воспитателей.
Воспитатели, ага. Всё интереснее и интереснее.
– Я работаю! – огрызнулся Тао.
– Плохо работаешь! Надо быстрее! Почему новичок делает в три раза больше, чем ты?
– Потому что у меня руки в перчатках, – сказал я, не отрываясь от очередной чурки и не глядя Шену в глаза. – Дайте ему перчатки – и он будет работать не хуже.
Всё-таки молчание, наступившее после этих слов, заставило меня поднять взгляд. Толстяк Шен внимательно на меня смотрел, будто хотел убедиться, что я действительно существую. Что-то там, в его лысой голове происходило. Он отвернулся от меня и вновь уставился на Тао, сложив руки на груди.
– Работай. Я посмотрю.
Тао, стиснув зубы, соскабливал кору. Шен стоял над душой. Разговоры вокруг смолкли, казалось даже, что станки стали работать тише.
Лопата Тао неудачно скользнула, он со стоном подался вперёд вслед за ней. Разжал одну руку, посмотрел на кровавые мозоли.
– Дерьмо. – Толстяк сплюнул на пол. – Третье предупреждение.
– Подождите! – закричал Тао. – За что? Я ведь работаю!
– Много веселился. Много болтал, – сказал Шен, и мне показалось, будто он что-то нажал в кармане своей спецовки.
Я затылком, спиной ощутил чьё-то быстрое приближение. Пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не повернуться с лопатой наперевес. Не надо, Лей. Ты ещё совсем ничего не понимаешь тут. Помнишь? Сначала разберись, потом – действуй. Помнишь… Откуда – другой вопрос.
Слева мимо меня прошли, один за другим, трое взрослых мужчин в жёлтых ифу. У двоих на поясе висели дубинки, у третьего я заметил электрошокер. Воспитатели, говорите? Ну-ну.
– Этот? – Шедший первым «воспитатель» ткнул дубинкой в сторону Тао, который стоял, держась одной рукой за лопату, будто утопающий за соломинку.
Шен кивнул.
– Я работал! – выкрикнул Тао.
– Ну, наверное, плохо, – чуть ли не ласково сказал «воспитатель», а в следующий миг его дубинка ударила Тао по спине.
Тао закричал, упал на колени. Дубинка воспитателя поднялась вновь.
– Эй! – крикнул я, разгибаясь.
Это уже переходило все границы. С любителями махать дубинкой по поводу и без я привык разговаривать быстро и жёстко – так, чтобы этот разговор они запоминали надолго.
Меня услышали. Наверное, мне повезло, что в этот момент я изо всех сил хватался за ускользающую ниточку памяти: где я привык разговаривать быстро и жёстко? Кто любил махать дубинкой по поводу и без? Это недовоспоминание меня отвлекло, и когда двое воспитателей налетели, я не успел вовремя поднять лопату. Если бы успел и кого-то из них ранил или убил… Чёрт знает, что бы со мной сделали.
Но меня сшибли с ног и прижали к полу. Дубинка вдавилась в кадык. Я не мог дышать, меня сотрясали рвотные спазмы. Я сдерживал их только потому, что понимал: если вырвет – тут же и захлебнусь.
– Этого тоже берём? – спросил воспитатель.
– Да бросьте, вы меня совсем без работников оставите, – сказал Шен. – Мальчик просто первый день здесь, не успел понять, что к чему.
– Воспитанник не должен повышать голос на воспитателя.
– Знаю, знаю. Мы с ним поговорим.
Дубинка исчезла. Я вдохнул, выдохнул. Откашлялся. Двое воспитателей мимо меня протащили упирающегося Тао. Третий остановился и, наведя на меня шокер, нажал кнопку. Яркая молния разряда метнулась между контактами. Наверное, мне нужно было испугаться. Но воспитатель не стал дожидаться реакции, а ушёл вслед за остальными двумя.
– Хорошо работаешь. – Ко мне подошёл Шен и протянул руку. – Те, кто хорошо работают, передают от меня записки на кухню.
Он подмигнул. Я, помедлив секунду, взялся за протянутую руку и встал.
Глава 2. Школа Цюань
У меня в глазах рябило от бесконечных берёзовых чурок, когда, будто глумясь, прозвенел обычный школьный звонок. Я поднял голову, выпрямил спину, не веря, что это – конец. Я уже перестал думать о том, кто я, где я и почему. Мысли затопила усталость.
– Закончили! – прогремел голос Шена. – Спасибо за работу!
– Да подавись, – буркнул я себе под нос.
Лопату я поставил туда же, куда ставили остальные, перчатки сдал Шену и, увлекаемый толпой галдящих парней, вышел на улицу.
Прохладный вечерний воздух освежил лицо. Летней духоты нет, весенней влаги тоже не чувствуется. Осень, наверное.
Я глубоко вдохнул, выдохнул. Попытался определить, который час. Уже стемнело, но ещё не ночь. Значит, часов восемь-девять.
Выйдя из цеха, мы оказались в засыпанном белым песком внутреннем дворе большого здания. Здание было трёхъярусным. Внизу располагался цех, с другой стороны – что-то ещё. Оттуда вышли, весело переговариваясь, два десятка крепких, бугрящихся мускулами парней.
– Борцы, – услышал я, сзади. – Они идут мыться первыми.
Я проводил борцов взглядом. Их одежды были подобны нашим, но даже издали было заметно, что ткань – куда лучшего качества. А ещё у них были пояса. Большинство поясов – белые, но я заметил несколько жёлтых, оранжевых и даже зелёный.
Вслед за борцами из той же двери вышел пожилой китаец и остановился, положив руки на палку. Не то трость, не то просто палка для наставления учеников. Здесь, как я успел заметить, все носили короткие стрижки, однако у борцов и у этого пожилого волосы были длинные. Он стоял, не шевелясь, и смотрел в нашу сторону.
А нас становилось всё больше. Я заметил, что появились девчонки. В таких же ифу, как у парней, с завязками – но куртки, в отличие от наших, были длинными, по колено. Девчонки весело щебетали между собой, смеялись – парни-то в основном угрюмо помалкивали. Устали.
Высокие ворота были закрыты. Посмотреть, что там, снаружи, не было никакой возможности. Всё, что я мог видеть вне стен школы Цюань, это тёмное, затянутое дымкой небо. А стен я не узнавал. Надежда на то, что вспомню что-нибудь, выйдя из цеха, испарилась.
Ладно. «Не знаешь, что делать – дыши». Кто это говорил? Не помню. Но слова правильные. Можешь дышать – уже хорошо, сконцентрируйся на этом. Пусть события развиваются дальше, а я посмотрю, в какую сторону грести.
Мы простояли минут пять. Кто-то захныкал. Кажется, кто-то из парней. Я не стал оборачиваться. Успокоить нечем. Девчонок увела в женскую душевую воспитательница, женщина лет сорока на вид, с совершенно безжизненным лицом. Казалось, она даже говорит, не разжимая губ.
Наконец борцы вышли и побрели в нашу сторону. Мы все, подчинившись махнувшему рукой воспитателю, отправились им навстречу. Разминулись посередине двора. Я незаметно постарался рассмотреть борцов. Большинство – просто крепкие парни, но трое-четверо – действительно здоровенных. Интересно, что за борьбу они практикуют. И главное – зачем.
В душе я обнаружил зеркало и остановился перед ним. Ну, как и предполагал – тощий бритый наголо китайский подросток. Такого же возраста, как Тао. Я поднял руку, и подросток тоже поднял руку. Я оскалил зубы – он повторил и это.
– Удивительно, правда? – хохотнул кто-то, проходя мимо.
Да уж, удивительно. Удивительно – смотреть в зеркало и точно знать, что видишь этого парня впервые в жизни.
* * *
В столовой я внезапно растерялся. Все ученики разошлись по сторонам и заняли места за длинными столами. Я, до этого момента двигавшийся в общей массе, замешкался. Пошёл к самому дальнему столу и обнаружил, что это – стол борцов. Поздновато обнаружил, меня заметили. За столом тут же смолкли разговоры, на меня уставились двадцать пар глаз.
– Хотел чего-то? – спросил тот, у которого чёрное ифу было подвязано зелёным поясом.
Спросил без наезда, спокойно, однако я знал цену таким людям. Нельзя покупаться на их улыбки и убаюкивающие интонации. Глазом моргнуть не успеешь – перегрызут глотку.
– Я сегодня первый день… – начал я.
– Так а сосед твой где? – оборвал другой борец, в красном ифу с белым поясом.
– В консерватории, – сообщил я.
Борцы переглянулись и заржали. Ко мне потеряли всякий интерес. Завели разговор вполголоса, бодро орудуя палочками в чашках. Я сглотнул слюну. В чашках лежал белоснежный рис, овощи и мясо. Только сейчас дошло, что я голоден, как стая волков.
Длинными волосами борцы, похоже, гордились. Одни стягивали волосы в хвост, другие позволяли им падать на плечи, у нескольких я заметил замысловато заплетённые косички. Интересно, кого-нибудь из них в драке хватали за волосы? Хотя вряд ли, конечно, эти парни дерутся на улицах. Элита, блин.
– Что ты тут делаешь? – Меня схватили за руку. – Черепахи сидят там!
Я обернулся, увидел девчонку, ростом на полголовы ниже меня и тоже в чёрном ифу. Когда она потащила меня к столу, до меня дошло, что ученики элементарно разделились по цвету одежды. Всё-таки мышление барахлит. Неудивительно, учитывая, сколько всего и сразу на меня свалилось.
– Меня зовут Ниу, – сообщила девчонка, убрав с глаз длинную чёлку, когда мы с ней уселись на свободное место на длинной лавке.
Все остальные уже ели – торопливо, молча. Я взял в одну руку чашку с рисом, в другую палочки. Действие показалось знакомым, но непривычным. Так, будто я умел есть палочками и точно знал, что чем ближе поднесёшь ко рту чашку, тем ловчее получится закидывать в себя рис – но именно умел и знал. Каждый день палочки точно не использовал.
– Лей, – представился я, прежде чем отправить в рот первую порцию еды.
– Знаю, я тебя ещё на перекличке запомнила, – затараторила Ниу. – Куда тебя поставили? На распил?
– Кору снимать.
– Тоже тяжело. Устал?
Я пожал плечами, стараясь есть как можно быстрее. Судя по тому, как все торопятся, время тут ограничено.
– Быстро привыкнешь, – продолжала болтать Ниу. – На самом деле тут неплохо. А что ты делал до школы?
– А что мы все тут делаем? – ответил я вопросом на вопрос.
– Как что? – изумилась Ниу; она каким-то образом умудрялась не отставать от меня в еде, да ещё и болтать без умолку. – Отдаём долг клану Чжоу.
Я вопросительно посмотрел на Ниу, и она вдруг рассмеялась, хлопнула себя по лбу ладонью и опять убрала с лица волосы.
– Я поняла! Ты потерял память?
Сначала я напрягся, но потом даже вздохнул с облегчением. Значит, то, что со мной происходит, имеет какое-то объяснение?
– Ну чуть-чуть, – сказал я.
– Так бывает! – Ниу словно бы невзначай коснулась моей руки. – После первоначальных процедур в первые дни чего только не бывает. У одной девочки тоже память пропадала, но за неделю восстановилась.
– А пока она не восстановилась – объясни, что за долг и что за клан? – попросил я.
Болтать Ниу, судя по всему, только в радость, а я послушаю. Болтун – находка для шпиона. Или для потерявшего память.
– Смотри. Ты совершаешь преступление, тебя ловят. Денег у тебя нет, родственников с деньгами – нет. Что с тобой делать? – Ниу развела руками. – Правительство продало нас клану Чжоу, и теперь мы – собственность клана Чжоу.
– Имущество, – буркнул мой сосед слева, гоняя палочками последнюю рисинку по дну чашки.
«Бред какой-то», – едва не вырвалось у меня. О чём она говорит? Продажа людей? Правительство продаёт людей какому-то там клану? Может быть, это такая шутка для новичков? Даже без «может быть», это точно шутка. Нельзя же поверить в такую чушь!
– А почему это место называется школой? – спросил я, стараясь не выдать скепсиса.
– Потому что по закону считается школой, – объяснила Ниу. – Здесь учат борцов, для турнира. Турнир – тоже деньги, там делают большие ставки. Особенно когда турнир между кланами.
Я уже открыл было рот, чтобы спросить что-нибудь насчёт этих загадочных «кланов», когда вновь прозвенел школьный звонок, и все ученики, как один, вскочили. Ниу потянула меня за рукав. Я встал, оставив на донышке недоеденный рис.
В столовой появились воспитатели. Пятеро выстроились вдоль стены, сложив на груди руки. Ещё четверо сели за свободный стол, положив перед собой планшетки со списками и…
Внезапно меня прошиб пот, во рту пересохло, сердце тяжело забилось. В чём дело? Что со мной творится? Как будто я что-то узнал. Но что? Графины с водой? Одноразовые пластиковые стаканчики для воды? Маленькие картонные стаканчики для таблеток? Пожалуй, да. Я как будто чуял запах, и он мне не просто не нравился – он меня убивал.
– Драконы, – поднял руку воспитатель в сине-зелёном ифу. – Быстрее, опоздаете на молитву.
Слова про молитву уже пролетели мимо ушей. Я изо всех сил старался унять панику. Даже нет – не унять. Я пытался понять, что её вызвало, найти ниточку, которая повела бы меня в глубины памяти.
– Успокойся. – Ниу сжала мне руку. – Надо просто выпить таблетку. Борцы идут первыми.
Борцы уже были возле того стола. Каждый подошёл к воспитателю своего цвета. Первые четверо картинно запрокинули головы, проглотив таблетки, потом запили их водой и прошли к выходу.
– Что за таблетки? – спросил я шёпотом, когда мы выстроились в подобие колонны.
– Здесь их называют просто «лекарство», – охотно пояснила Ниу. – Снимают боль, помогают от нервов, улучшают выносливость.
– Их обязательно принимать?
– Конечно. Таблетки после трёх дней вызывают привыкание. Отвыкнуть нельзя. Это – наш поводок, понимаешь? Даже если сбежишь, без этих таблеток не выживешь. Нигде больше достать их нельзя.
По мере того как очередь двигалась, сердце колотилось всё сильнее. Мне казалось, я чувствую медикаментозный запах этой дряни, которую все безропотно глотают.
Ниу продолжала сжимать мою руку. Заметив это, я высвободился и несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул. Полегчало. Я понял одно: пить таблетки не стану.
Ниу прошла первой. Она взяла картонный и пластиковый стаканчики, повернулась и направилась к выходу, бросив на меня взгляд на прощание. Затеплилась надежда.
Я тоже взял оба стаканчика со стола.
– Лей? – спросил воспитатель и, не дожидаясь подтверждения, поставил галочку в списке.
Я отвернулся и пошёл вслед за Ниу.
– Стой.
Я остановился и посмотрел на воспитателя в чёрном ифу.
– Выпей лекарство.
В этот момент сердце окончательно успокоилось. Когда припёрли к стенке, волноваться уже нет смысла.
– Можно глупый вопрос? – сказал я. – Почему одним можно даже выйти из столовой с этой таблеткой, а мне надо выпить при вас?
– Не только тебе, – поправил воспитатель. – Каждому обритому новичку. Пей.
Кивнув, я залпом осушил стакан с водой. Потом перевернул картонный стаканчик, и белая таблетка упала на пол.
– Нет, – сказал я.
В спину ударила дубинка, ещё одна – под левое колено. Я вскрикнул, упал на колени, опёрся на руки. Меня ударили снова, и я упал лицом в пол.
– Открой рот, скажи «А-а-а», – прошипел голос над ухом.
Я попытался вырваться, мне это даже почти удалось. Удары посыпались, как картофелины из ведра. Меня подняли, врезали дубинкой под дых, потом разжали челюсти и впихнули в рот таблетку.
– Воды, – приказал кто-то.
Челюсти снова разжали, в рот потекла вода. Я начал захлёбываться и пришлось пить. Таблетка проскользнула в горло, и в этот момент я понял, что чувствовал всё это время – с тех пор, как в столовую внесли таблетки. Не страх, нет. Это была ненависть.
– Проводите ученика в консерваторию. Пусть подумает над своим поведением.
Меня схватили под руки, поволокли прочь из столовой.
– А ты мне сразу не понравился, – услышал я сзади голос.
Потом меня бросили в песок, и раздался знакомый треск. «Электрошокер», – вспомнил я, прежде чем эта дрянь ткнулась мне в спину. Кажется, я заорал. Кажется, мне прилетело дубинкой в затылок. Потом всё исчезло. А во тьме, окружившей меня, появился жёлтый дракон. Он вился, то закручиваясь кольцами, то выпрямляясь, взмахивал крыльями и приближался ко мне. Когда же он оказался так близко, что я мог разглядеть каждую чешуйку на его морде, пасть дракона раскрылась, и сотня острых зубов пронзила моё тело.
Боль была невыносимой, но она, наконец, дала мне ниточку, ведущую к памяти, и я за неё потянул.
