– Уверен? – доносился до нас грозный голос яичного голема-яйцекрата. – Это необычные яйца, их нельзя не заметить. Яйца говорят, что видели одно из них парящим в воздухе над деревней.
– Летающее над деревней яйцо? – уточнил Яйцерик. – Нет, я бы заметил.
– Но если вдруг заметишь…
– Первым делом сообщу, конечно.
Голем молчал. Дверь не захлопывалась. Я мучительно хотел кашлянуть, но держался. Мы все сидели за столом: Яйцерина, Диана, Фиона и я. Даже ворон. Правда, он скорее сидел на столе. То, что яйца не ели в привычном смысле этого слова, не мешало им сидеть за столом перед пустыми тарелками. Это было важной частью семейной традиции в каждом доме.
– С ними была птица, – сказал, помолчав, голем. – Чёрная птица. Я понимаю, если вы подумали, будто они священны и спустились с неба, чтобы положить конец нашему господству, но…
– Нет у вас никакого господства, сектанты! – разозлился Яйцерик. – Яйца веками жили, как мы, яйцеверы! А вы – всего лишь кучка помешавшихся…
Смех голема его оборвал. У голема было преимущество: он говорил и смеялся всеми яйцами сразу, то есть, был громче любого отдельно взятого яйца.
– Ты не так уж стар, Яйцерик, но Высшая Яичница уже совершенно не озаряет своим сиянием твой желток. Скоро, скоро прилетят Благословенные Птицы. И куда, как ты думаешь, положат они новые яйца? В безопасное место на ровной площадке, где все яйца стоят чистыми и красивыми в ожидании перерождения, или в какую-то непонятную деревню, где яйца бегают и прыгают, ежесекундно рискуя быть разбитыми? Они положат яйца к нам, Яйцерик. Ещё две-три кладки, и мы поглотим твою деревню, как поглотили десятки деревень до этого. Многие из твоих так называемых «яйцеверов» уже добровольно присоединились к нам. Посмотри. Узнаёшь ли ты вот это яйцо, составляющее меня?
– Яйцериса! – ахнул Яйцерик.
– Да, это я, – раздался одинокий яичный голос. – Я отвергла свою яичность, и с тех пор в мой желток пролился свет Высшей Яичности. Я провожу дни в любви ко всему сущему.
– Мы не враги, Яйцерик, – вновь заговорил голем всем големом. – Когда ты позволишь себе это понять, твоя жизнь изменится.
С грохотом захлопнулась дверь. Послышался характерный звук перекатывающегося яйца. Я тихонько откашлялся. В трагическом молчании Яйцерик запрыгнул на свой стул и уставился в пустую тарелку. Отчётливо было слышно, как на стене тикают часы в форме яйца.
– Хватит! – вдруг рявкнул Яйцерик, и тарелки на столе подпрыгнули так, будто бы он стукнул по нему кулаком.
– Охеррррррел? – обиделся ворон и на всякий случай перебазировался на плечо Диане. – Ррррразоррррррался!
Полностью проигнорив птичку, Яйцерик обратился ко мне:
– Поначалу я действительно думал, что вы пришли с неба помочь нам в борьбе. Но пора открыть яйцо на очевидное. Яйцефиона только и делает, что гуляет в лесу, рискуя столкнуться с тайной кладкой яйцекратов. Яйцедиана вообще ничего не делает. Птица только ругается. А ты, Костя Старательное Яйцо, самый лучший из всех, так и не научился отличать яйцо от яйца!
– Как ты меня назвал? – вытаращил я глаза.
– И меня! – подхватила Диана.
Фиона молчала. Она вообще после своих лесных трипов стала молчаливой, и сейчас-то пришла только потому, что вечер приближался, а вечер приносил запах гипотетического бухла. Всё-таки от алкоголизма ни в какой лесной дзен не спрячешься.
– Папа сделал тебе комплимент, – пробормотала Яйцерина. – Только представители самых знатный родов имеют право…
– Молчи, Яйцерина! – Яйцерик снова стукнул невидимым кулаком по столу. – Вы, пришельцы, того и гляди спровоцируете войну, и виноват буду я. Моя семья понесёт ответственность за вас! Я не могу этого допустить.
– Выгоняете? – спросила Диана.
Паники у неё в голосе, мягко говоря, не слышалось.
Яйцерик замялся. Я мысленно фыркнул. Быстро же у него запал иссяк.
– Ещё три дня, – промямлил он. – Если через три дня Костя Старательное Яйцо не научится отличать яйцо от яйца, вы покинете мой дом. Я не имею права рисковать своими яйцами.
– Понимаю, – сочувствующе сказала Диана. – Яйца – они одни, на всю жизнь. Да же, Фиона?
Фиона негромко на неё зашипела, давая понять, что убила бы, да нечем. Я сильно наклонил голову, чтобы не было видно попыток сдержать смех. Но Яйцерик заметил.
– Вам смешно? – закричал он, подпрыгнув на стуле (как?!). – Вы потешаетесь над яйцами, которые дали вам приют? Которые делятся с вами благодатью? У нас, между прочим, её не так уж и много!
– Папа! – одёрнула его Яйцерина.
– Что «папа», что «папа»? Ты была в гостях целую неделю, ты не видела, как они оставляют полные тарелки! Благодать быстро портится, ты же знаешь. Да все знают! Мне приходилось её выбрасывать, совершая тяжкий грех!
– Простите, – подняла руку Диана, как примерная школьница. – А о чём вообще речь? Что за «благодать»?
– То, что лежит у тебя в тарелке, неблагодарное яйцо! – крикнул Яйцерик.
– О… – Диана взяла ложечку и потыкала пустоту. – Так это надо есть? Я не знала.
– А вы что, думали, мы тут просто так сидим перед пустыми тарелками?
– Нет-нет, – поспешил я заверить Яйцерика.
И тоже взял ложку. Ощущение было такое, будто с ребёнком играешь. Зачерпнул ничто, сунул в рот, прожевал, проглотил. Прислушался к ощущениям – мало ли…
– Я не могу смотреть на это глумление! – Яйцерик свалился со стула и стремительно выкатился за дверь.
***
– На фиг, – решительно сказала Диана, когда мы вышли на улицу после ужина.
– Действительно, – подхватила Фиона. – Если у них и алкоголь в таком же духе…
– Тихо вы! – одёрнул я обеих. – Не хватало ещё, чтобы нас в самом деле выставили.
– А что мы теряем? – посмотрела на меня Диана, озарённая лучами заходящей яичницы и очень при этом красивая, несмотря на изрядно пошорканное платье. – Миску «благодати» вечером и нытьё яйца?
– Крышу над головой мы теряем, – проворчал я. – Плюс, может, он вообще психанёт и сдаст нас яйцекратам. А те – сама видела, ребята спокойные, но их бронепоезд стоит на запасном пути.
Фиона, вздрогнув, потёрла затылок, куда прилетело яйцом-камикадзе.
– Ну и свалим сами, – сказала Диана, сложив руки на груди. – Поживём в лесу. Фиона же, вон, как-то справляется.
Я тихонечко взоржал.
– Не поняла юмора, – процедила сквозь зубы Диана.
– Фиона – частично кошка, у неё инстинкты есть, которые не только бухать зовут, – пояснил я. – Я, допустим, тоже в походы ходил, в школе. Да и так, на шашлычки с пацанами ездили, планировали на день, зависли на неделю. Потом, у нас с Фионой хоть шмот соответствующий. А ты в своём платье как в лесу жить собралась? Ты вообще себе представляешь, что это такое? Мне таки кажется, что твоя крутизна – больше в городских условиях проявляется.
Диана презрительно фыркнула на меня и отвернулась к яичнице, почти сползшей за горизонт. Но, что интересно, промолчала. Секунд пять. Потом буркнула:
– Всё-то тебе моё платье покоя не даёт.
– Есть немного, – признался я. – Я не говорил, что работаю внештатным агентом передачи «Снимите это немедленно»?
Тут Диана повела себя совершенно неожиданно. Она усмехнулась и вдруг, придвинувшись ко мне, склонила голову к моему плечу.
– Херррррасе, – отреагировал ворон на крыше яйцедома.
Фиона ничего не замечала, либо ей было поровну. Она вдруг задалась вопросом:
– А если мы отсюда уйдём – что дальше? Так и будем прыгать из мира в мир, спасаясь от агентов?
– Да упаси Сансара! – содрогнулась Диана. – Это были временные трудности. Которые возникли, кстати, из-за вас. Обычно я работаю гораздо более аккуратно и почти совсем не попадаюсь.
– Так что мы будем делать? – не отставала Фиона. – Куда подадимся?
– Планов – громадьё, – вздохнула Диана, всё так же прислонившись ко мне. – Выбраться, Шарля-корабля отыскать. Потом заработаем немного деньжат, мир себе построим.
– Мир? – переспросил я.
– Ага. Какой-нибудь плёвый мирочек, вне официальной Сансары, чтоб можно было спокойно отдохнуть.
– Для этого ведь Творец нужен.
– Да есть у меня один на примете… Может, и Творец, чёрт его знает.
Как-то меня всё это настораживало. И тон Дианы, и это её показное прижимание… Но я по жизни руководствуюсь принципом: «Дают – бери». А потому правой рукой осторожно Диану приобнял. Ну, ничего так. Искры из глаз не полетели, ничего нигде не сломалось. Едем дальше…
– Руку сломаю, – предупредила Диана, когда я «поехал дальше».
– Понял, поторопился, – сказал я и вернул руку на талию.
– А что если набрать камней? – предложила Фиона. – Побольше! Завернём во что-нибудь. И ночью просто побежим к порталу, разбивая всех яйцекратов?
Сзади стукнула дверь.
– Не надо этого делать, умоляю вас! – обеспокоенно заверещала Яйцерина. – Вы не знаете, на что они способны! Конечно, вы – очень быстрые, сильные и крепкие яйца, но яйцекраты хитры и коварны! Они сидят неподвижно и копят силы. И сил у них очень много! В конце концов, они задавят вас численностью.
Диана резко от меня отстранилась, я убрал руку с её талии, и мы обернулись.
– Э-э, – сказал я. – Хм… Отлично выглядишь, Яйцерина.
– Это что, занавеска? – заинтересовалась Фиона.
Диана обошла меня и влепила ей подзатыльник. Фиона ойкнула по-филеасовски.
– Никогда нельзя говорить про платье девушки, что оно – занавеска, – прошипела Диана.
Яйцерина налилась таким густым багрянцем, что даже мне сделалось неудобно. Посередине её обхватывала и вправду кухонная голубенькая занавеска, свисающая сантиметров на двадцать ниже, собственно, Яйцерины. А самый замес заключался в том, что Яйцерина не стояла на земле, а левитировала на уровне моего плеча.
– Спасибо, – пробормотала она, отвечая мне. – Я рада, что тебе нравится. Мне просто показалось, что ты любишь яйца в красивой обёртке, вот я и…
– Ты про меня? – спросила Диана. – Не-не, не парься! Мы – просто партнёры. Да же, Костя?
– Конечно! – не моргнув глазом, соврал я. – Ты куда-то собираешься?
– Уже восемь часов, – пробормотала Яйцерина.
– А, помню, конечно, – кивнул я. – Идём?
– Да! – обрадовалась Яйцерина и подлетела ко мне. Я, помешкав, положил руку ей на… талию, что ли…
– Удачи! – хлопнула меня по спине Диана. – Если что – мы рядом.
Угу, рядом они. Лучше бы спать ложились, честное слово. Однако это мы уже обсуждали. Диана почему-то категорически не хотела отпускать меня на свиданку совсем одного.
– Слушай, а как ты это делаешь? – спросил я, когда мы отошли от дома шагов на десять.
– Что именно? – спросила Яйцерина.
– Ну… летаешь.
– Костя Старательное Яйцо, ты меня смущаешь!
– Извини, я просто не в теме…
Некоторое время мы шли в молчании. Яичница зашла, на небе белело Ночное Яйцо. Улицы пустовали. Тихо было… Интересно, а где, собственно, гулянка-то? Что-то я своим тренированным шестым чувством никаких признаков не ощущаю.
– Любовь, – тихонько сказала Яйцерина.
– Чего? – переспросил я.
– Когда яйцо встречает свою истинную любовь, оно воспаряет над землёй, и уже при жизни становится ближе к Благословенным Птицам.
Давненько я так не нервничал на первом свидании с девушкой. Собственно, вообще почти никогда. Как-то мимо меня прошли всякие возвышенные переживания и прочие прелести. Но оказывается, мне просто девушки не те попадались. Стоило встретить яйцо, и – пожалуйста! Как быть, что делать? А если она захочет, чтобы я её поцеловал? Как это вообще у них?.. А если она чего поинтереснее захочет – вот это вообще как?! А оно есть? А я зачем интересуюсь? Я что, правда собираюсь с яйцом – вот это вот самое, как бы оно ни было?!
Выручили два разных воспоминания, одновременно пришедших с разных сторон. Первое – от агента, который вербовал меня на Планете Невест. Как он там хорошо заметил: «Сначала голова – потом член». И второе, из родного мира: женщина любит ушами. Ушей на яйце, конечно же, не было, но это мне не помешает. Вижу цель – не вижу преград.
– Расскажи о себе, – попросил я. – Чем занимаешься?
– Я изучаю яичность в институте яйца.
– О, яичность, – кивнул я с умным видом. – Ту самую, которую отрицают яйцекраты, да?
– Ну, яичность у каждого своя, – робко засмеялась Яйцерина. – Однако принципы, по которым она работает, общие.
А, дошло! Она ж психологию изучает. Ну ясно-понятно, плавали, знаем.
– Так вот почему ты так хорошо разбираешься в яйцах! – воскликнул я.
Вот если попросит пример привести – я немножечко подвисну. Однако, насколько я знаю всяких психологинь, ей такой вопрос и в голову прийти не должен. Так, собственно, и получилось. Только что бледно-розовая, Яйцерина сделалась багровой, как вываренная в яичной шелухе.
– Ты заметил?..
– Ну конечно! Да только слепой бы не заметил.
Смит Гладкое Яйцо, наверное, не замечал. Что ж, и таких я тоже знаю. Думают, что если они – мажоры, то им уже просто по определению все девки должны на шею вешаться. Не, ну они вешаются, конечно, хоть и не все. А потом им скучно становится, и они легко находят того, который за бокалом палёной водки внимательно выслушает жалобы на жизнь нелёгкую.
– А ты чем занимаешься? – спросила Яйцерина.
Я-то? А хрен бы знал, чем я занимаюсь… Последнее время – буквально всем.
– Я – пилот космического яйца, – сказал я, вспомнив, как взлетал и садился под Шарлево нытьё.
– Правда? – ахнула Яйцерина.
– Угу… Истинная. Просто так сложилось, что в данный момент у меня нет космического яйца. Поэтому я временно безработный, рассматриваю различные вакансии…
Яйцерина захихикала:
– Костя, ты такой смешной!
Это ты, дорогая, меня ещё пьяным не видела. О, сколько нам открытий чудных готовит этанола дух!
Тем временем мы, кажется, пришли. Яйцерина остановилась возле одного из спящих домов с сонными окнами и постучала в дверь. Без рук постучала. Просто вдруг раздался «тук-тук», а потом дверь открылась, и на крыльцо вышло яйцо.
– Смит Гладкое Яйцо будет недоволен, – буркнуло оно.
– Ну и что? – дёрнулась Яйцерина. – Я не принадлежу ему. Я – свободное яйцо, у меня есть яичность!
Яйцо сомневалось.
– Проблемы, командир? – слегка угрожающим тоном спросил я.
– Не вмешивайся, пожалуйста, Костя Старательное Яйцо, – тихо сказала Яйцерина.
Услышав имя, яйцо вздрогнуло и решилось.
– Следуйте за мной. – Яйцо скатилось с крыльца и, переваливаясь, покатилось к сараю. Мы с Яйцериной послушно шли следом.
Яйцо открыло двери сарая, вошло внутрь и впустило нас. Сарай изнутри был как сарай. Инструменты всякие на стенах. Вилы, там, грабли висят. Топор… Я уже не задавался вслух вопросами, ну его на фиг, мозги одни на всю жизнь.
– Посторонитесь, – буркнуло яйцо.
Мы посторонились влево. Яйцо подобрало с пола цепь и потащило к выходу. Я, раскрыв рот, следил за этим действом. Нет, руки из яйца не вылезли. Цепь, по сути, просто приподнялась и закрепилась где-то возле яйца. Нет, я, пожалуй, всё-таки задамся ещё вопросами. Погодя немного.
Цепь крепилась к крышке, закрывающей люк в полу. Яйцо стащило эту крышку. Из пола потёк слабый оранжевый свет и послышались звуки музыки.
– Они уже играют! – воскликнула Яйцерина.
– Только начали, – сказало яйцо. – Давайте быстро.
Яйцерина полетела по ступенькам вниз. Я сначала обернулся, и мне почудилось шевеление двух теней в темноте. Диана и Фиона туда за мной явно не пойдут… Ну ладно, пусть на улице поскучают.
Я пошёл за Яйцериной. Когда за спиной у меня с громким звуком захлопнулась крышка, стало немножечко не по себе. Деревянные ступеньки уводили глубоко под землю, воздух становился всё более спёртым, а музыка – всё более громкой. Я робко подумал, что яйца-то, небось, вообще не дышат. Ну, вернее, через поры в скорлупе, может, что-то и просачивается, но лёгких-то у них ведь нет. А что если я сдохну к чертям в этом погребе? То-то будет номер. Так и вижу некролог: «Задохнулся между яйцами на дискотеке…»
– Костя, скорее! – позвала снизу Яйцерина.
Я проскочил последние ступеньки и увидел, что у входа в собственно зал стоят два суровых сторожевых яйца.
– Вечеринка только для своих, – сказало одно при виде меня.
– Не вопрос, дружище, – кивнул я. – Меня зовут – Костя Старательное Яйцо.
Яйца переглянулись.
– Смиту Гладкое Яйцо это не понравится, – буркнуло то яйцо, что справа.
– Да ему, как я посмотрю, вообще ничего в этой жизни не нравится, – фыркнул я. – Может, проблемы нужно искать в своей яичности?
– Проходите, – сказало второе яйцо.
Я, приобняв парящую Яйцерину, вошёл внутрь.
Внутри было… Ну, уровнем повыше, чем обычный сельский клубешник. Полы и стены отделаны камнем, да неплохо так отделаны. Немного напомнило кабак из «От заката до рассвета», но я придушил ассоциацию. Яйца-вампиры – это уже было бы совсем за гранью.
Яиц было полно. Они радостно качались на полу под ритмичную гитарную музыку. Поскольку влюблённая Яйцерина летала, а я был как минимум на полметра выше самого высокого яйца в зале, мы легко могли разглядеть выступающую на сцене группу.
– Охрене-е-еть, – только и сказал я, увидев, как всё это происходит.
На сцене находилось пять яиц. У троих были гитары – они просто висели поперёк яиц и издавали звуки гитар. Четвёртый сидел за барабанной установкой. Барабанные палочки летали перед ним, усердно стуча. Пятый пел в микрофон:
В тот час, когда на небе
Яичница сгорит,
Нас тьма с тобой укроет,
Способствуя любви.
Я буду очень нежен
Ведь ты моё яйцо
Но ты мне не сказала,
Что… Что!!!!
Сальмонелла!
О-о-о-о….
Сальмонелла!
А-а-а-а…
Припев весь зал орал хором. Я тоже немного подпел, даже похлопал. Очень уж прочувствованно исполняли.
– Здорово, правда? – прокричала мне на ухо Яйцерина. – Они – первая из популярных рок-групп, которая взялась за такие остросоциальные темы, как заболевания, передающиеся половым яйцом!
– Круто! – крикнул я в ответ и показал большой палец. – А где тут бухают? Я не для себя, мне кошку покормить.
Яйцерина провела меня в угол, где обнаружилась барная стойка. Барное яйцо уставилось на меня вопросительно.
– Выпить бы, – попросил я.
Яйцо осуждающе покачалось и сказало:
– Смиту Гладкое Яйцо это не понравится.
– Главное, чтобы мне понравилось, – сказал я.
Передо мной очутилась стопочка не больше напёрстка.
– С вас десять микрояичек.
Я поднял пустую стопку, посмотрел на просвет. Грустно вздохнул, выпил ничего, поставил обратно. Да, Фионе тут ловить нечего, надо срочно менять мир…
– Костя, ты сразу всё выпил? – ужаснулась Яйцерина.
– Именно так поступает настоящий мужчина, – сказал я.
И вдруг заметил, что вокруг меня становится тихо.
Яйца как-то подозрительно на меня косились, даже группа, доиграв одну песню, не спешила начинать вторую. Яйцерина почувствовала себя неуютно.
– Знаю, ребята, – бодро воскликнул я, – Смиту Гладкое Яйцо это не понравится. Но почему вас так заботят его чувства? Неужели вы всю свою жизнь будете подлизываться к Смиту Гладкое Яйцо, отрицая собственную неповторимую яичность? Да тогда лучше уже присоединиться к яйцекратам и поклониться Королю Яйцо!
Яйца зароптали. Я, поняв, что наступил на больное, сменил пластинку:
– Яйцо, ребята, – это товар с повышенным содержанием бренда. Яйцо на сто процентов гарантирует хороший вечер и утро. В нашей жизни яйцо всегда торжествует. Вы способны подстроиться под яйца, вы стремитесь быть совершенством в глазах других, вы воплощаете чьи-то мечты. Не пора ли остановиться и посмотреть на яйцо? Я никогда не думал, что яйцо придёт ко мне и скажет: «Я – Яйцо». Не забивайте яйцо. Я конечно понимаю, что, когда проблемы с яйцом, то всякое яйцо и лезет в голову, но всё-таки… Яйцо – это не порок, а состояние души. Жаль, что современные бизнес-леди не могут тратить слишком много времени на яйцо. Яйцо как горчица, требует осторожности и знания меры. А вот «Оцйя» – это Яйцо наоборот. А неплохо забирает эта ваша невидимая хрень!
Яйца разразились аплодисментами. Мне хлопали сотни невидимых рук. Я кланялся. Рядом со мной вертелась в воздухе гордая Яйцерина.
– Кто ты, отважный чужеземец? – спросил в микрофон вокалист.
– Это – Костя Старательное Яйцо! – отозвалась Яйцерина.
– Следующая песня – в твою честь, Костя Старательное Яйцо!
– Выпивка – за счёт заведения, – подхватило барное яйцо и подвинуло мне ещё один напёрсток.
– Ура! – обрадовался я. – Да здравствует!!!
***
Третий напёрсток точно был лишним. Во всяком случае, связь с реальностью я утратил полностью. Ужас! Никогда такого не пил. В животе как было пусто, так и осталось, а в голове зато…
Это немного напомнило, как мы в детстве на советских качелях развлекались. Ну, такие, где колесо от КАМАЗа на четырёх цепях висит. Мы его закручивали по часовой стрелке, а иногда – против, как настроение. Один держал, а двое забирались. Колесо стремительно раскручивалось, вызывая штормовое головокружение.
Потом мы подвели под процесс научную базу и начали играть в бар. Закручивал бармен. Закажешь бутылку водки – он тебе по самое не могу закрутит. Кружка пива – два-три оборота. Эх, детство-детство, ты куда ушло…
В себя я пришёл на улице, в каком-то тёмном укромном уголке. Мои руки как раз сдёрнули с алеющей Яйцерины занавеску, и тут я замер. Ну, пока связь с реальность отсутствовала, я, кажется, был вполне уверен, знал, что делать, и даже не сильно переживал из-за сальмонеллы. Но вот теперь я резко озадачился происходящим.
– Не останавливайся, Костя, – прошептала Яйцерина.
Блин, да я бы рад не останавливаться! Или не рад?.. Господи, что я вообще делаю со своей жизнью?!
Из затруднительного положения меня выдернул знакомый мерзкий голос:
– Какого яйца тут происходит?!
Я повернул голову и увидел, что единственный выход из нашего закутка заслонили трое яиц.
– А! – Я хихикнул. – Смит Гладкое Яйцо? Да ты крутой. А эти, по бокам – твои яйца?
– Стойте! – заметалась Яйцерина. – Не надо! Я всё объясню.
– Да чё там объяснять, и так всё понятно, – пожал я плечами и отважно шагнул к Смиту.
И тут вдруг спину пронзила резкая боль, заставив меня вскрикнуть и упасть на одно колено.
– Так-так-так, – вальяжно произнёс Смит, подкатываясь ко мне. – Похоже, тут переживать не о чем, да?
В невидимой руке рядом с ним появилась металлическая цепь.