Мила Бачурова
Сансара. Оборот третий. Яйца Нимиры
Глава 7
Бежал я быстро, но аккуратно. Обогнать Диану даже не пытался. Уж она там, если что, с яйцами-то разберётся как-нибудь, а меня если сейчас накроет – со мной и киндер-сюрприз справится.
Хорошо всё же, когда девушка может за себя постоять! Оно, конечно, приятно чувствовать себя героем-защитником, но разнообразие не повредит.
Лесок приближался. Привлечённые криком, из жилых холмов выкатывались яйца. За спиной у меня слышался отчаянный вопль – Яйцерик бежал следом, пытаясь одновременно выяснить, что, собственно, происходит. Судя по голосу, был близок к панике. Но оно и понятно. Свалилось всё разом…
Красное платье Дианы скрылось за деревьями. Я осторожно добавил скорости. Эх, сейчас бы летающую тарелку какую-нибудь захудалую, ух, я бы выдал! Но чего нет, того нет.
Когда я добрался до леса, Диана уже выскочила обратно, сверкая глазами и держа в руках гоночный комбинезон Фионы.
– Звездец, – резюмировал я, переводя дыхание. – Зов джунглей взорвал кошке мозг.
– Да какой там мозг! – зарычала Диана и швырнула комбинезон мне. – Там записка.
– Что там? Что случилось? – врезался в меня Яйцерик.
– Папаша, ты чего так носишься? – проворчал я, разворачивая записку, которую чья-то яичная рука затолкала в складки комбинезона. – Тухляк взболтается, сепсис пойдёт, совсем мёртвый будешь.
– Вот и Яйцедок тоже так говорит, – подтвердил Яйцерик. – Говорит, нужно спокойствие… Что случилось, Костя?
Случилось, блин… Записка была короткой и категоричной: «Хочешь увидеть свои яйца живыми и невредимыми – приходи в Яйцо один, пока не взойдёт Ночное Яйцо. Придёшь не один или опоздаешь – яйца умрут».
Вокруг нас уже сгрудились другие яйца, возбуждённо переговариваясь и спрашивая друг у друга, что за фигня творится. Я показал записку Яйцерику, и тот позеленел. Остальные яйца тоже заткнулись.
– Записка, по ходу, для меня, – предположил я. – Фиона – она, как бы, ничьё больше яйцо…
И замолчал. Потому что уж чего-чего, а девчонок у меня раньше не похищали. Уводили – ну, бывало. Арестовывали у меня на глазах – безусловно. А вот похищение – это впервые.
– Кто… Кто мог такое сделать? – прошептал Яйцерик. – Яйцекраты? Они! Они перешли все границы яичного!
– Одумайся, Яйцерик, – подал голос кто-то из толпы. – Какие тебе яйцекраты? Смит это. Смит Гладкое Яйцо.
– Не может быть! – взвыл Яйцерик. – Чтобы один из нас…
– Ему нанесли оскорбление, – сообщило то яйцо, что минувшей ночью тыкало в меня вилами. – Теперь он будет мстить. Как умеет. То есть, подло.
– Не верю, не верю! – стонал Яйцерик.
– Ну, знаешь, – пожала плечами Диана, – я вот тоже до недавнего времени в говорящие яйца не верила. Однако если они разговаривают – тут уж верь не верь, а факт остаётся фактом.
Пока Диана прочищала безутешному папаше мозги, я думал в записку. «Приходи в Яйцо». Почему-то мне сразу сделалось понятно, что имеется в виду тот подземный клубешник. Вопрос о том, как именно местный язык взаимодействует с мозгом, я отложил на потом. На какой-нибудь крайне потомственный потом.
Смит велел ждать ночи. Зачем? Что он сделает с девчонками?.. Ну, с Фионой-то, допустим, ничего он особого не сделает, тупо нечем. А вот с Яйцериной – запросто может. Наверное. Я так и не успел разобраться в тонкостях половой жизни яиц. Да может, и не надо разбираться – поберегу психику. Права Диана, надо менять сознание. Меньше знаешь – крепче спишь.
Если уж Смит пообещал показать девчонок живьём, то самое страшное, что он может сделать с Фионой – это бухать у неё на глазах, а ей не давать. Страшная китайская пытка, конечно, но фигня, переживёт. А вот если этот хрен с моей невестой что-то сделает?
– Это яйцекраты! – голосил Яйцерик. – Они обезумели! Костя Старательное Яйцо, пойдём, я дам тебе оружие! Мы пойдём на них войной! Мы вернём мою дочь!
Он, очевидно, схватил меня за руку. Во всяком случае, меня что-то совершенно явственно тянуло куда-то в сторону. Я поймал взгляд Дианы. Странный такой взгляд, пытливый.
Я вдруг вспомнил, как она сто раз говорила: «Да нахрена нам эта кошка?!». Как несколько минут назад, сидя на крыше, убеждала изменить сознание, чтобы жениться на Яйцерине, а потом бросить её.
Ну, вот он шанс. Яйцерик от горя тронулся и отрицает очевидное. Всего-то надо взять это его оружие, прорваться к порталу – и сайонара, жестокий мир. Можно даже будет убеждать себя, что Фиону отпустят за ненадобностью, и она будет радостно жить голая на лоне природы, наконец-то обретя счастье.
И ведь, в принципе-то, почему бы и нет…
– Вот что я тебе скажу, Яйцерик… – вздохнул я, патетически скомкав бумажку с запиской.
***
– Ругаться будешь? – осторожно спросил я Диану, когда мы с ней оказались наедине в кухне Яйцерика.
– Нет. – Диана закрыла дверь, подошла к окну и задёрнула занавески. – Сил у меня уже нет ругаться. Как же я с вами мучаюсь…
– Знаешь, почему у верблюда два горба?
– Знаешь, что есть одногорбые верблюды? А в мире K-Y89011/M – трёхгорбые.
– Ой, ну чё ты начинаешь, прямо как Шарль?
Диана повернулась ко мне, уставилась тяжёлым взглядом.
– Костя, мне уже по самые гланды задолбалось сидеть в этой глуши, стирать вручную бельё каждый день, мыться в холодной реке…
– Стоп-стоп-стоп, – оборвал я её, подняв руку. – С этого места поподробнее. Когда ты мыться ходишь? Почему я не вижу? А я бы согрел!
Диана вздохнула, подошла ко мне и тюкнула смартфоном по голове.
– Чтоб такую девушку, как я, согреть, нужно хребет нормальный. А не так, чтобы через каждые полчаса «ой, мама, мне больно, давай просто полежим».
– Угу, как с Амадеем – так и просто полежать норм, а как Костя – так впрягайся и паши четыре часа без перекуров, а то брошу, – обиделся я.
– Ну и где теперь этот Амадей? – резонно спросила Диана.
Хм, ну да… Амадея-то Шарль-Переродившийся пристрелил, и Диану этот момент не особо парил. А ведь есть же ещё где-то этот Шарль… Переродился опять в каком-нибудь мире с быстрым временем, восстановил память, прокачался и строит жуткие козни.
Но эти свои тревоги я предпочёл не высказывать. Потому что ситуация-то действительно аховая – каждый час на счету. А мы, вместо того, чтобы прорываться к порталу, разрабатываем спецоперацию по спасению яйца и кошки.
– Ладно, слушай сюда, – поморщилась Диана. – Я тут тоже не просто так загорала. Я изучала местную фауну. Яйца нас очень плохо различают. Помнишь, Яйцерина поначалу приняла тебя за Фиону? Мы для них все на одно лицо. Собственно, они даже лица-то не воспринимают. Они видят в нас яйца. И друг в друге они видят яйца. Каким-то особым зрением. Подозреваю, что наши глаза тут и половины не фиксируют, что очевидно для местных. Мир глючный, но не на коленке сделанный.
– Так, – кивнул я.
– Раздевайся.
– С этого и надо было начинать! Дёрни молнию сзади. Не, погоди, сначала я тебя раздену, мне так больше нравится.
Я ещё раз получил смартфоном по голове.
– Костя, ты тупой?.. Вместо тебя в тот подвал пойду я!
Я два раза моргнул, как дебил.
– Не понял… А что ты там делать будешь?
– Как, что? Перебью яйца и выйду!
Бывает, озвучит кто идиотский план – и ты такой: «Да! Да здравствует! В атаку!». А бывает, вроде и дельные вещи говорят, а ты: «Да ну нафиг! Бред!». Вот и сейчас.
– Спятила? – Я отшатнулся. – А если тебя раскроют? Нет, без «если». Тебя раскроют!
– Да? – Диана сложила руки на груди. – И как?
– Не знаю… Голос. Характер. Я, например, как зайду – сразу перестебу всех так, что они меня убить захотят, хоть и не поймут нихрена. А ты так не сумеешь, ты только нахамить можешь. Яйцерина в меня влюблённая, она сразу смекнёт, что ты – не я. Крикнет чего-нибудь – и привет. Да и Фиона, знаешь, при всём моём к ней уважении, не Эйнштейн ни разу. Завопит: «Диана, спаси меня!». И потом – ты ж яйца не различаешь! А если убьёшь случайно Яйцерину? Тут-то нам Яйцерик благодарность и объявит. С занесением.
– Твою мать! – выругалась Диана. – Нет, тебя точно надо отсюда скорее вытаскивать. Яйца меняют твой мозг!
– Сама хотела, чтобы я мышление изменил! Ладно, всё, твой план – говно, отбой. Раздевайся, думать будем.
– Хрена там думать, – отмахнулась Диана. – На лучше, сунь себе куда-нибудь.
Она протянула мне здоровенный пистолет, из которого, кстати, и грохнули в своё время печально известного Амадея.
– Там осталось два заряда. Любое яйцо разорвёт в клочья, а заодно поджарит. Хоть с костром не будем мучиться.
Зарядов в пистолете изначально было гораздо больше, но я активно отстреливался от голема, пока Диана не сказала мне перестать заниматься фигнёй и лучше бежать. И, кстати, да, яйца от выстрелов взрывались так, что любо-дорого посмотреть.
– А он не разрушается? – спросил я, вертя пистолет в руке.
– Нет. Он ведь не из Амадеевского мира.
Я попытался чисто автоматическим движением сунуть пистолет за пояс. Хрен там, пояса-то не было. И застёгивался комбинезон – сзади. Просить Смита Гладкое Яйцо подождать, пока я, матерясь и извиваясь, не достану оружие – это уже клиника. Смит, конечно, придурок, но не до такой же степени.
Диана тоже озадачилась. Взяла со стола нож, нерешительно предложила:
– Давай прорезь сделаем?
– Давай, – обрадовался я и натянул ткань комбинезона на боку. – Вот ту…
Ткань легко треснула и разошлась сама по себе. Я едва руки убрать успел, а то вообще дырень на всё пузо бы получилась.
– Что за хрень? – удивился я. – Вроде ж плотная была…
Тихонько заныли болты в спине, но я на это даже внимания не обратил, потому что взгляд упал на платье Дианы. Левая бретелька чуть ли не под моим взглядом стремительно истончилась и лопнула. Диана подхватила платье раньше, чем оно успело показать что-либо интересное.
– А, ну да, логично, – сказал я.
Диана как-то нехорошо побледнела.
– Вопрос жизни и смерти, – сказал я, глядя ей в глаза. – А вот то самое бельё, которое ты каждый день стираешь, оно из Амадеевского мира? Или Альянсовское, казённое? Я просто так спрашиваю, ты не подумай.
Нож как-то внезапно оказался у моего горла.
– Коссссстя, – прошипела Диана, будто змея. – Слушай меня внимательно. Быстро спасаешь своё ненаглядное яйцо, берём оружие и валим из этого грёбаного маразма!
– Да не расстраивайся так, я тебя и без одежды любить буду…
– Костя! – взвизгнула Диана.
– Занавески есть, на крайняк…
Диана, молча зарычав, замахнулась на меня ножом.
– Ладно-ладно, всё, понял. Бегу совершать подвиг. Щас только пушку куда-нибудь примастырю…
Глава 8
Я вышел из дома и на глазах сотен яиц героической походкой направился к знакомому с ночи сараю. Идти героической походкой было трудно, мешало осознание того, что комбинезон в любой момент может лопнуть в неожиданном месте, а то и вовсе исчезнуть. Плюс, под большим сомнением спина.
Про себя я загадал, что если приступ начнётся, то сразу упаду на четвереньки, достану ствол и буду палить. И хрен с ними, с мирными переговорами, жизнь дороже. Самому попадать в яйцеплен как-то не хотелось. Убьют ещё, а я даже Диану голой не видел, не говоря уже про потрогать.
Когда до сарая оставалось шагов двадцать, дорогу мне заступило яйцо. Я остановился. Прищурился и вдруг осознал, что яйцо выглядит знакомо. Нет, раньше мы не встречались, но черты яйца напоминали Смита. Или, если уж называть вещи своими именами, черты яйца Смита напоминали черты яйца этого яйца. Тьфу! А-а-а-а, права Диана, валить отсюда надо, пока вообще крышей не поехал. А то стану яйцекратом, буду сидеть в чистом поле и ждать прихода, как тибетский монах какой-нибудь.
– И что это ты задумал? – мрачно сказало яйцо-папа.
Я остановился, покрутил головой. Все яйца держались на почтительном отдалении, но явно смотрели в нашу сторону своими этими… Да какими глазами – яйцами!
– Гуляю, – осторожно сказал я. – Свежим воздухом дышу.
– Ты знаешь, кто я такой?
Я сделал вид, что внимательно рассматриваю яйцо, потом широко раскрыл глаза:
– Саня, ты?! Эк тебя, соловушка, распёрло! Как жизнь, как семья? За грибами пойдёшь? Зефирки на костре пожа…
– Меня зовут Джон Ячменное Яйцо, – невежливо перебил меня собеседник. – Это – моя деревня.
– Как так? – усомнился я и осторожно потрогал через комбинезон рукоятку пистолета. – Вроде Яйцерик старостой трудится.
Яйцо фыркнуло:
– Старостой! Детишки могут играть в какие угодно игры, это никак не отменяет того, кто управляет миром на самом деле. Я. И такие, как я.
– А вы, простите, Творец будете? – вежливо улыбнулся я.
– Творец?! – Яйцо расхохоталось. – Ты что, как маленький ребёнок, веришь в Творцов? Может быть, ещё веришь в то, что яйца после смерти превращаются в птиц?
– Чё сразу ребёнок-то? – обиделся я. – Я сам видел, как яйца после смерти превращаются, на BBC. А Творца – так и вовсе своими глазами видел. Правда, только одного и бестолкового, но…
– Заткнись, – снова нахамило яйцо. – Я контролирую все поставки алкоголя в этом регионе. Вся экономика этого посёлка держится на мне. Если я всего лишь захочу – больше половины яиц окажутся на улице, без средств к существованию. Это – мой посёлок!
– Ну, забирай, – пожал я плечами.
– Чего? – опешило яйцо.
– Посёлок. Раз твой – забирай. Мне чужого не надо.
Джон Ячменное Яйцо несколько секунд молча сверлил меня яичным взглядом.
– Да, мне говорили, что ты постоянно несёшь чушь. Ребёнок и есть ребёнок, я не строю иллюзий. Перейду к делу. Сейчас ты извинишься перед моим сыном и навсегда забудешь про его невесту. Он – мой сын, и когда ему чего-то хочется – он это берёт. Никто, кроме меня, не имеет права стоять у него на пути, ясно? Своё яйцо можешь забрать. А потом я позволю вам троим уйти отсюда живыми.
Тут мне мучительно захотелось поднять ногу и легонько толкнуть этого яйцегнома, чтоб упал. Будет он мне тут ещё пальцы гнуть! Да видал я таких… на сковородке. Во, даже в желудке заурчало. Благодать Благодатью, а яичница – яичницей. Особенно если с хлебушком.
Под моим взглядом, выражающим питательные мысли, Джон Ячменное Яйцо занервничал и откатился назад на пару яйцешагов.
– Ты понял меня? – крикнул он.
– Да ну, куда уж мне. Я ж тупой – забыл? Как ребёнок. Где мне такие вещи понять.
Все остальные яйца так и стояли вокруг, на почтительном расстоянии, не решаясь даже пикнуть. Только двое презрели страх. Яйцерик стремительно перекатывался в нашу сторону, а следом за ним сурово шагала Диана Отважное Яйцо, придерживая одной рукой прохудившееся платье. Платье, кажется, стало тоньше, через него что-то там соблазнительно просвечивало. Эх, пожить бы тут ещё денёк-другой… Хорошее, в общем-то, местечко.
– Что ты себе позволяешь, Джон Ячменное Яйцо? – заорал Яйцерик, едва докатившись до меня. – Как смел твой сын похитить мою дочь?
– Слушай сюда, тухлый, – сказал Джон, и Яйцерик от этого слова побледнел, пошёл нездоровыми белёсыми пятнами. – Твоя дочь принадлежит моему сыну, потому что он так хочет. И если бы твой желток не совсем протух, ты бы понял, что нужно радоваться. Тебе, ничтожество, выпала честь породниться со мной. Твоя дочь будет жить, как у яйца за пазухой, да и ты на старости лет наконец-то выбьешься в яйца…
Речь Джона Ячменное Яйцо оборвалась, потому что мы с Дианой хором заржали. Наш смех взбесил Джона – он сделался едва ли не чёрным. А вот Яйцерик наоборот приободрился, налился нежно-голубым цветом.
– Не нужны нам твои деньги, Джон. Оставь их при себе, они пахнут пролитым белком и желтком. Слишком долго я терпел твоё самоуправство в моём посёлке. Но это была последняя капля!
Джон расхохотался:
– Ты?! Хочешь изгнать меня? Да тухлость совершенно выела тебе желток! А как же твоя великая война с яйцекратами? Где ты возьмёшь оружие, если не я?
– Мне уже давно ничего от тебя не нужно!
– И вообще, – вмешалась Диана, – не слишком ли много пафоса от чувака, которого я могу одним пинком превратить в вонючую лужу с осколками скорлупы?
Яйца вокруг встревоженно загомонили. Джон заволновался и откатился ещё чуть назад.
– Вы пожалеете! – крикнул он. – О своём поведении, о своих словах – вы пожалеете! Я превращу этот посёлок в пустыню!
– Да превращай хоть в задницу, – психанул я. – Только с дороги уйди. Я с твоим сынкой парой слов перекинусь.
Стою тут, время трачу, а болты в спине так и болят, так и болят…
Я обогнул Джона и подошёл к сараю. В этот раз никакое расторопное яйцо на подмогу не кинулось. Пришлось самому открывать двери.
– Если на скорлупе моего сына появится хоть трещинка, тебе конец, урод! – орал мне вслед Джон Ячменное Яйцо. – Я сварю тебя всмятку, ты слышишь меня?
– Слышу, слышу, – откликнулся я голосом зайца из «Ну, погоди!» и поднял с пола цепь.
Когда я стащил крышку со входа в подземелье, Диана меня окликнула по имени. Я повернулся.
– Давай, – кивнула она с совершенно серьёзным видом. – Удачи!
Я молча кивнул в ответ и пошёл вниз по деревянным ступенькам.
Как и ночью, снизу брезжил свет. Я уверенно шагал, только вот в глубине души уверенность как-то колебалась. Ну казалось бы – смех один. Яйца захватили в плен яйцо и кошкодевку с душой алкаша. Идиотизм чистой воды, работы – на три пинка. Но, блин, всё равно страшновато. А это очень плохо, потому что когда мне страшновато, я особенно гоню.
– Дрррррруг! – вдруг раздалось сзади.
В затылок прилетел порыв ветра, поднятый крыльями, и на плече очутился ворон.
– О, привет, – обрадовался я компании. – Где был, чего видел?
– Сррррррань и дрррррянь, – отчитался ворон.
– Тебе надо мышление изменить, – посоветовал я. – А то ты какой-то пессимистичный. Радоваться надо жизни!
– Neverrrrrmore! – заявил ворон и тюкнул меня по голове клювом. Несильно. Как Диана – смартфоном. Спелись они всё-таки. Чему б хорошему друг друга учили, а не Костю бить.
У нижних дверей привратников нынче не было – видать, Смит им выходной дал. Я толкнул двери, вышел в зал, который, по сравнению с тем, что было вчера, вопиюще пустовал.
– Костя! – завопили хором Фиона и Яйцерина. Вопили так себе, я скорее угадал, о чём они, чем расслышал. Рот Фионы был заклеен, Яйцерину тоже каким-то образом заглушили.
Они обе стояли на сцене, спиной к спине. Вернее, спиной к яйцу. Привязанные к шесту чем-то вроде скотча так, что двинуться не могли. Шест я вчера как-то проглядел. Наверное, тут ещё и яйцестриптиз танцуют, что бы это ни значило.
– Так-так-так, – послышался мерзкий голос.
Я огляделся.
Яиц было пятеро. Трое вчерашних, плюс двое дополнительных. Они зловеще распространились по залу, но сейчас медленно и тоже зловеще сползались в кучу, отделяющую меня от пленниц. У одного яйца на макушке был наклеен крест-накрест пластырь – памятка от знакомства с вороном. Он же больше всех и нервничал:
– Тебе было сказано, чтобы пришёл один!
– Я и пришёл один, – пожал я плечами.
– А птица?
– А птица – предмет тёмный и обследованию не подлежит.
– Чего?
– Того! Вы зачем с Фионы скорлупу сняли, извращенцы малолетние?
– Заткнись, – сказал Смит Гладкое Яйцо. У них с отцом и голоса похожие, и манера речи. Любят приказывать. – Мы раздели твоё яйцо, потому что яйца не должны одеваться. Вы пришли в мой посёлок, ходите тут, выглядите, как не пойми что. Думаете, вам всё позволено, да? Думаете, можно просто так взять и посадить Смита Гладкое Яйцо на сарай?
У яиц появилось оружие. Смит помахивал цепью. Тот, с пластырем на башке, обзавёлся бейсбольной битой. Я зачем-то представил себе яйца, играющие в бейсбол… Ой, нафиг, лучше не представлять. У троих остальных возникли нож, кастет и «розочка» из разбитой бутылки. Особенно эпично смотрелся висящий в воздухе кастет.
– Ты не бойся, – ласково заговорило крайнее справа яйцо. – Мы тебе только объясним немного, как правильно себя вести. А потом заберёшь своё яйцо и вали, куда хочешь.
Поскольку пацаны обнажили оружие, я тоже решил, что стесняться нечего, и достал из дырки в комбинезоне пистолет. Впечатления это не произвело никакого. Пятёрка двинулась на меня, потешно перекатываясь.
– Ребят, честно, у меня патронов не хватит в потолок стрелять, – сказал я. – Перебью же к чертям свинячьим, безо всяких предупредительных выстрелов. Сдайте назад, пока не поздно.
Яйца, будто не услышав, катились. Яйцерина и Фиона пытались чего-то визжать. Я вздохнул и прицелился в самое расторопное яйцо. Хрен с ним, яичница так яичница, было бы заказано.
Однако выстрелить я не успел. В затылок мне что-то со страшной силой ударило. Это что-то тут же лопнуло и растеклось по затылку, хлынуло омерзительно тёплой слизью за шиворот. Я не удержал равновесия, полетел носом в пол. Ворон, возмущённо каркая, поднялся под потолок и оттуда заорал:
– Яйцекррррраты! Прррррредательство!
– Бей его! – крикнул Смит Гладкое Яйцо.
Я попытался встать, но тут спину схватило так, что слёзы из глаз брызнули. Как же вовремя! Что ж за жизнь такая пошла!
Пришлось пассивно откатиться – и правильно я сделал. В пол, там, где только что лежал, ударил кастет и выбил каменную крошку. Мощно лупит, однако!
Оказавшись на боку, я нашёл взглядом то, что ударило меня сзади, и нехорошо выругался.
– Вот мы и встретились, наконец, – произнёс яичный голем высотой почти до потолка.
Одна его рука была чуть короче другой – после того подзатыльника, что он мне влепил.
Что-то стукнуло. Я перевёл взгляд на двери и увидел, что они закрыты на внушительной толщины засов.
Глава 9
Думать надо было быстро, и шестерёнки у меня в голове завертелись со страшной скоростью. Помимо пяти яичных мажоров, нарисовался ещё здоровенный голем. А это – плюс десятка два яиц, отрицающих яичность. И на всё про всё – два заряда.
То, что яйцекратов стрельба не пугает – это я уже понял, в самом начале. Их вообще ничто не пугает, ребята сильно отмороженные по части отрицания яичности. Выстрелю в голема, одно яйцо взорвётся, ну, два, если повезёт. Остальные перестроятся и кинутся в атаку. Смит с друзьями, может, и вздрогнут, но, увидев отвагу голема, тут же бросятся на подмогу. Фигня, меня ж тут прикончат.
Мне показалось более целесообразным пристрелить кого-нибудь из компании Смита, чтобы хотя бы они обделались от ужаса с гарантией. Мучиться выбором я не стал. Взял на мушку того придурка, с пластырем на башке, и выстрелил.
Грохнуло от души, акустика тут была хорошая. «Меченое» яйцо взорвалось, разлетелось буквально вдребезги. А что особенно ценно – его бейсбольная бита, вертясь, полетела в сторону и воткнулась в бок другому яйцу. Это яйцо, мученически вскрикнув, выронило «розочку» и покачнулось.
«Пробитое тело наземь сползло, – почему-то вспомнилось мне. – Приятель впервые покинул седло…» С Фионой переобщался, не иначе, стихи в голову лезут.
Расчёт полностью оправдался. Смит и трое оставшихся яйцемажоров застыли на месте, белея от ужаса. А вот яйцекратский голем даже яйцом не повёл по поводу случившегося. Просто попёр на меня, звонко цокая яйцами по каменному полу.
Я попытался встать. Спина сделала мне огромное одолжение. Боль не прошла совсем, но утихла, оставив возможность двигаться. Чем я и воспользовался. Отскочил с пути голема и побежал на трёх яйцемажоров, что-то страшно крича. Детишки, основательно обделавшись, раскатились в разные стороны.
Добравшись до издыхающего яйца с торчащей вверх битой, я схатился за рукоятку.
– Стой! – раздалось снизу. – Не вытаскивай! Белок смешается с желтком, и я умру! Надо вызвать врача! Кто-нибудь, позовите Яйцедока!
В общем, вытаскивая биту, я испытывал угрызения совести. Но, блин! Этот парень знал, на что шёл, значит, должен был быть готов к такому исходу. Но он явно был не готов. Ни одному придурку даже в голову не пришло, что им будут оказывать сопротивление, и они при этом даже могут потерпеть поражение. Нет в них самурайского духа, вот ни капельки.
С биты упала густая капля. Яйцо на полу захрипело и сделалось молочно-белым. Больше оно уже не говорило. Я повернулся к Смиту. Он и двое его коллег нерешительно покачивались на месте.
– Ну чё, ребята, кто следующий? – спросил я, сделав зверское выражение лица, хотя в этом вроде как не было смысла. Яйца, если верить наблюдениям Дианы, в выражениях лиц не разбирались, они считывали что-то другое.
– А-а-а! – заорало яйцо с кастетом и бросилось к двери.
– Стоять! – спохватился Смит. – Не смей!
Смит побежал за яйцом. Третье, бросив нож, покатилось к стойке, за которой я вчера пил загадочное ничто. Похоже, тут беспокоиться больше не о чем. Оставался голем.
Голем, пробежав по инерции несколько шагов, развернулся и вытянул руку ко мне. Я, шестым чувством сообразив, что за этим последует, выронил пистолет. Перехватил биту двумя руками, как заправский бейсболист, и кивнул:
– Ну, давай!
Яйцо, которым заканчивалась рука, полетело на меня со скоростью пушечного ядра. Я махнул битой, она врезалась чётко по центру. Руки ощутили сопротивление среды. Бита прошла сквозь яйцо, и меня окатило потоком желтка с белком.
– Тьфу! – Я сплюнул яйцо, попытался рукавом протереть глаза, но рукав тоже был весь в яйце. – Да что ж вы за отморозки-то такие?!
И тут в меня врезалось следующее яйцо. Это сбило меня с ног. Я упал на пол, прямо этими злополучными болтами. Боль просто взорвалась в спине, белой вспышкой озарив сознание. Я попытался заорать, но рот залило яичной массой. Бита выкатилась из ослабевшей руки.
– Засррррранцы! – как из другого мира доносился до меня крик ворона. – Отморррррозки!
Птица мало чем могла мне помочь. Я сам тоже не мог себе помочь. Я задыхался от яйца и корчился от боли в спине. В эти секунды даже смерть не казалась мне таким уж плохим вариантом. Ну, сдохну. Ну, реинкарнирую где-нибудь. Может, Диана меня отыщет и пробудит память. Может быть, даже я перерожусь почти таким же красавчиком, как сейчас.
– Не трожь дверь, придурок! – орал Смит.
Не-не, пусть потрогает, чего там. Глядишь, откроет. Ворвётся Диана и всех положит. Уж в текущей-то ситуации ей несложно будет понять, ху из ху. Явно то яйцо, что на сцене к шесту привязанное, это не Смит. А остальных можно валить. Только вот справится ли она… Голем – тварь коварная. Он даже гибель любой своей части умудряется себе на пользу обернуть.
Я услышал знакомое цоканье. Цоканье приближалось.
Наконец, получилось, собрав остатки сил, выплюнуть ту дрянь, которой забился рот. Уж чего-чего, а сырые яйца глотать я не собирался, потому что фу. Вдохнул, выдохнул. Повернулся на бок, и спину чуток отпустило. Слава богу, значит, это просто из-за неудачного падения, а не очередная порция разложившихся болтов в спинномозговой жидкости.
Я зашарил рукой по полу в поисках пистолета, но нащупал только рукоятку биты. Тут же получилось, наконец, разлепить глаза. Сквозь потёки слизи, я разглядел катящегося ко мне Смита. Эх, не ударить толком с такого ракурса. Встать бы, да не успею. Голем уже тут.
– Прими смерть! – загрохотал он голосами всех своих яиц. – За Короля-Яйцо! За яйцекратов!
Руку с битой я вскинул вверх, пытаясь выставить хоть какую-то защиту. В эту защиту и ударило следующее яйцо. Хорошо хоть я был в профиль, залило только левый глаз. Рука от удара согнулась, бита стукнула по полу.
И тут я увидел пистолет. Он валялся в шаге от меня, и к нему приближался Смит.
– Не трожь! – захрипел я. – Он заколдованный!
Больше как-то ничего в голову не пришло. Когда я был мелкий, меня пугали фразой: «Там электричество!». Про электричество я очень хорошо знал, потому что однажды, забравшись на стол, сунул шпильку в розетку. Когда меня вытащили из-под стола, то объяснили, что в розетке живёт электричество, с которым ни фига шутить не надо. У яиц электричества не было, так что пришлось импровизировать.
– Прощайся с жизнью, урод! – завопил Смит.
Пистолет взлетел в воздух, послушный его невидимой руке. Смит прицелился в меня. Я, разинув рот, смотрел на него, не веря в то, что вижу.
– Может, не надо? – робко спросил я.
– Никто не смеет трогать мои яйца, – заявил Смит.
И выстрелил.
Всё бы хорошо, но этот придурок держал пистолет стволом к себе. Неудивительно, в общем-то – если он впервые увидел огнестрельное оружие. Небось, вообще не догнал, что это и как работает, понял только, что смертоносное.
Смит взорвался красивым яичным фейерверком, опять обдав меня яичными потрохами. Кусочком скорлупы мне царапнуло щеку. Истошно завизжала Яйцерина…
– За Короля-Яйцо! – рявкнул голем.
Эмоций по поводу случившегося у него, кажется, не было. Он психовал только из-за того, что я случайно упал в какого-то идиотского «Короля-Яйцо», а я, блин, даже виноват в этом не был! Виноват неудачно открывшийся портал, который вообще-то открывала Диана, а никак не я. Вот вечно так, Костя – жертва обстоятельств, а на него всех собак вешают. Вернее, все яйца.
Я откатился в останки Смита. Попытался встать, уперся рукой в пол. Ладонь скользнула по желтку, я упал в него лицом. Твою мать… Ладно, для меня это всё – досадные помехи. Фиона, может, даже мысленно ржёт. А вот что будет с психикой Яйцерины – этого я даже представить не мог. Ведь, по сути, я сейчас барахтаюсь в останках её бывшего. Вообразив, как бы выглядела сцена, будь Смит человеком, я и сам чуть не сблеванул, но сдержался.
Там, где я только что лежал, разбилось ещё одно яйцо – голем нанёс удар. Я, наконец, сумел подняться. Сперва на четвереньки, потом – на дрожащие ноги. Поднял биту, нашёл голема взглядом.
Голем стал пониже. Разбив очередное яйцо, он перестраивался, рост его уменьшался, ширина тоже. Дикая гадость. Если раньше у меня всё-таки маячила мысль, что можно просто взять палки и прорваться к порталу, то сейчас я убедился, что это – бред. Здесь голем из двадцати яиц (ну, уже поменьше), а там этих яиц – тысячи. Да нас элементарно в белке с желтком утопят.
Яйцо-голова повернулось ко мне. Голем сделал шаг. А я вдруг понял, что смотрю на одно из яиц грудной клетки монстра. Что-то щёлкнуло у меня в голове, я широко раскрыл глаза:
– Яйцессандра? Яйцессандра… Великолепная? – добавил я, покопавшись в памяти.
– Так меня звали в миру, – отозвалось яйцо тонким одиноким голосом. – Теперь я отрицаю свою яичность.
– Но как же… Как же остальные? – офигев от такого предательства, страшным шёпотом вопросил я.
– И остальные – тоже, – подтвердила мою догадку Яйцессандра. – Мы осознали, что яйцекраты правы. Только их вера – истинная. И яичность – это то, что мешает нам переродиться в прекрасных птиц.
– Сволочи! – заорал я. – Яйцерик вам верил!
И бросился в атаку, замахнувшись битой. Навстречу мне полетело яйцо. Встретить удар я не успел, яйцо врезалось в грудь. Из лёгких вылетел весь воздух, меня отбросило шага на четыре. Повезло – ботинки проскользили по Смитовским потрохам, и я даже не упал.
– Херррррачь! – надрывался ворон, кружась под потолком. – Херррррачь урррррода!
Ободрённый этим напутствием, я опять побежал, разбрасывая ногами останки Смита. Голем швырнул очередное яйцо. Я отмахнулся битой, разбил его, пробежал сквозь яичный фонтан и наконец-таки огрел голема битой. Бита прошла сквозь «тело» наискосок, от «плеча» до «бедра», и вышла наружу.
