Мила Сович
Три поворота коридора
– Благослови Господь ваш дикарский обычай, – смеется Ермолов, отводя с ее лица ажурный платок. – Не видать бы мне тебя у нас, как своих ушей! А в Россию со мной ты поедешь?
– Аллах велик, – уклончиво отвечает Тотай. – Может быть, ты останешься здесь навсегда.
– А отец твой?
– Он меня очень любит. Он все простит. Не сейчас – ради первенца.
Сказав, она тут же отчаянно краснеет и прячется у него на плече, но Ермолов поднимает ей голову за подбородок.
Жмурятся миндалевидные раскосые глаза, и яркий румянец разливается по нежному смуглому личику, очень темный в свете луны…
– И стоило разводить канитель, – плюет денщик Софронов, выглянув в приоткрытую дверь. – Чего, спрашивается, кочевряжилась девка?
– Обычай, – возражает ему сурово старая Маржанат. – Вы, русские, не понимаете!
– Его высокопревосходительство Ляксей Петрович вона поняли, так уж на отличку! Пойду-ка я ружжо заряжу, ведь явятся эти чжигиты… – денщик ржет, как лошадь, и уходит в дом, на половину генерала.
Маржанат прикрывает бережно дверь и тоже уходит – собрать вещи Тотай, ведь ее муж и отец наверняка скоро прибудут. Дурак этот Софронов – стрелять по ним Ермул-паша, конечно, не станет!
Над холодным зимним Кавказом висит в белесом тумане луна. Еле слышно мурлычут ручьи, чуть схваченные первым морозом, подо льдом убегают в полноводный Сулак и дальше, и дальше – до самого моря.
