Из этих лет, из той войны,
Уже меня не излечить
От тех снегов, от той зимы.
И с той землёй, и с той зимой
Уже меня не разлучить,
До тех снегов, где вам уже
Моих следов не различить.
Ну что с того, что я там был?!
– Война ведь слилась с молодостью, романами, влюбленностями, надеждами,
– И потом вообще человек так устроен, что вспоминает чаще не плохое, а хорошее. Вот ведь не вспоминается , как мерз на снегу, а вспоминается про то, как спирт пили, и какая была блондинка-медсестра».
Все равно жизнь шла своим чередом.
Вижу- узнаю по фотографии- поэта. Похоже, он с кем то условился о встрече, кого то ждал . В такие минуты человек не просто открыт, но беззащитен.
– Нет, все же некрасиво быть знаменитым . Некрасиво, стыдно, страшно .
Л: В поэзии ни опыт, ни мастерство, ни слава, ни успех не значат ровным счетом ничего, потому что…
П: …«Все стихи однажды уже были»
Он говорил, говорил-все более вопросительной, почти что просительной делалась интонация его, и я ловил себя на чувстве, что это он ко мне , а не я к нему пришёл за советом и поддержкой, что это он моложе меня вдвое.
Я увидел, как бесконечно он одинок.
Одиночество, не восполняемое ни любовью, ни дружеством, ни причастностью к миру и веку.
Все всплывает перед глазами одна мимолетная встреча
Зимние сумерки, Поварская, он медленно идёт к ЦДЛ. Спортивная куртка, сумка через плечо, вязаная шапочка.
Старый ребёнок- как было сказано им самим, не о себе , впрочем ..
Л: Вы что то, Миша, совсем пропали
«Спешите делать добрые дела»
Захотелось обнять его , утешить, проводить до крыльца- нет, устыдился этого порыва, пообещал:Я вам завтра позвоню, условимся свидеться, поговорим
Не позвонил
Не поговорили
Собирались наскоро,
обнимались ласково,
пели, балагурили,
пили и курили.
День прошел – как не было.
Не поговорили.
Виделись, не виделись,
ни за что обиделись,
помирились, встретились,
шуму натворили.
Год прошел – как не было.
Не поговорили.
Так и жили – наскоро,
и дружили наскоро,
не жалея тратили,
не скупясь дарили.
Жизнь прошла – как не было.
Не поговорили.
– Левитанский как поэт состоялся после тридцати семи – в том возрасте, когда ни Пушкина, ни Лермонтова, ни Блока, ни Есенина, ни Маяковского в живых уже не было.