Милена Артемовна Антонова
Круга нет. Акварель душевных переживаний
– Приближались знаменитые шестидесятые. Однако Левитанский не был «шестидесятником», как не был он ни «пятидесятником», ни «семидесятником», как не был вообще никаким «ятником», «остником» или «нистом».
Пятидесятые,
шестидесятые,
словно высоты, недавно взятые,
еще остывшие не вполне,
тихо сегодня живут во мне, в глубине, —
Послание юным друзьям
Л:Я, побывавший там, где вы не бывали,
я, повидавший то, чего вы не видали,
я, уже т а м стоявший одной ногою,
я говорю вам – жизнь все равно прекрасна.
Да, говорю я, жизнь все равно прекрасна,
даже когда трудна и когда опасна,
даже когда несносна, почти ужасна -
жизнь, говорю я, жизнь все равно прекрасна.
– Спасение, как впрочем и всегда, оказалось в любви!
– Не в стихах – в письмах
«Здравствуйте, милая Ира»…
«Ирочка, золотце мое»….
«Ирчинушка, моя бесконечно любимая, что же это ты за чудо такое у меня!
Горло мне сжимает, когда читаю твои письма (право же, я не какой нибудь распущенный неврастеник или истерик, давно-давно я уж плакал последний раз – когда нибудь расскажу тебе об этом), вот сейчас подступает- от счастья, от такого немыслимого и неожиданного, и ты забудь, пожалуйста, про это «веришь- не веришь», верю тебе не свято- просто иногда не верится как бы в саму возможность вот такого счастья»
И:«Романа» в вульгарно-бытовом понимании не было вовсе; если и был романс то без всяких кавычек, потому что он развивался по классическим канонам….скорее прошлого века, чем нынешнего: встреча, расставание, письма, снова встреча, преодоление множества преград браки совместная жизнь
Каждый выбирает для себя
Каждый выбирает для себя
женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку —
каждый выбирает для себя.
Каждый выбирает по себе
слово для любви и для молитвы.
Шпагу для дуэли, меч для битвы
каждый выбирает по себе.
Даже если где-то с краю перед камерой стою,
даже тем, что не играю, я играю роль свою.
И, участвуя в сюжете, я смотрю со стороны,
как текут мои мгновенья, мои годы, мои сны,
как сплетается с другими эта тоненькая нить,
где уже мне, к сожаленью, ничего не изменить,
Порой он казался скорее ребёнком, чем человеком, прожившим немалую и нелёгкую жизнь. Сейчас мне думается, что он – ну не то чтобы мне подыгрывал – но, во всяком случае, не скрывал от меня этой своей детскости, – мне это очень нравилось в нем .