Александр Маринеско. Подводник № 1. Документальный портрет. Сборник документов

Полная версия

© Морозов М. Э., Бобрус В. В., Иващенко В. Н., Курганов И. С., Свисюк А. Г., 2022

© Книжный мир, 2022

© ИП Лобанова О. В., 2022

* * *

В газете «Красный Черноморец» в одной из статей было сказано, что на крейсер «Коминтерн» было сброшено больше 1000 бомб, в другой статье той же газеты, помещенной на 2 дня позже, уже говорилось «около 2000 бомб», и оба эти сообщения были неверными.

Вранье и ложь в пропаганде, агитации и печати дискредитируют партийно-политическую работу, флотскую печать и наносят исключительный вред делу большевистского воспитания масс.

Из директивы заместителя Наркома ВМФ СССР и Начальника Главного политического управления ВМФ армейского комиссара 2 ранга И. В. Рогова.

Предисловие

2013 год был ознаменован целым рядом круглых военно-исторических дат. Не остались незамеченными среди них 100-летие со дня рождения и 50-летие со дня смерти Александра Ивановича Маринеско – фигуры поистине легендарной, за которой уже давно закрепился титул «подводника № 1» отечественного ВМФ.

Любовь и вера, как правило, не имеют четко выраженных причин и объяснений – они в них просто не нуждаются. Обратной стороной этого нелогичного, но весьма распространенного подхода является создание образа предмета поклонения. Традиционно такой образ вмещает бо́льшую часть палитры человеческих добродетелей, а недостатки, если они вообще есть, представляются весьма несущественными, и их показ, как правило, преследует лишь цель очеловечить созданный образ.

При всей распространенности подобного алгоритма создания портретов народных героев, он содержит один существенный недостаток: такой образ не выдерживает столкновения с действительностью. Ведь публикация небольшой подборки или даже одного реального документа о человеке могут в корне перевернуть представление общества о нем. После такого нередко возникают вопросы: кто, когда, а главное, зачем «произвел» данного субъекта в герои?

Из вышеизложенного можно вынести лишь один урок: героем следует признавать только того, о ком известно достаточно много, и не только по устным рассказам, но и из документов, того, кто в самом деле, а не по легендам, совершал поступки, достойные подражания и не совершал достойных осуждения. Только такой подход может уберечь общество, и в особенности наше подрастающее поколение, от негативного резонанса, который неизбежно возникает после развенчания очередного кумира. Альтернативный подход – сокрытие и искажение правды, – какими бы благими намерениями они не объяснялись, в век информационных технологий не решает, а в лучшем случае только оттягивает решение проблемы, не говоря уже о том, что в контексте военно-патриотического воспитания он, как и всякая ложь, безнравственен и потому совершенно недопустим.

Именно с целью восстановления исторической правды о легендарном человеке и был задуман настоящий сборник. Первое издание сборника вышло в 2015 году и содержало 144 документа, освещающих боевой путь А. И. Маринеско, а также борьбу за посмертное присвоение ему звания Герой Советского Союза. Главным отличием второго издания является добавление 50 документов, позволяющих уточнить ряд важных вопросов, связанных со службой Маринеско в ВМФ, а также в деталях раскрыть его работу в гражданских организациях после увольнения с военной службы в 1946–1963-м гг., о чём достоверных сведений ранее не было. Мы не переоцениваем результаты своего труда и понимаем некоторую однобокость подобного подхода – не даром существует выражение «сухой язык документов», но всё же считаем его лучшим из возможных.

Авторы выражают надежду, что настоящий сборник вызовет живой интерес и окажется полезным не только для профессиональных историков, но и для офицеров и матросов российского ВМФ, ветеранов и всех тех, кто интересуется историей отечественного флота 1930–1940-х годов минувшего века.

* * *

Документы в сборнике располагаются в проблемно-хронологическом порядке. Документы о боевых походах приводятся в следующей последовательности: боевое донесение командира подводной лодки (А. И. Маринеско); заключения вышестоящих начальников (в случае их отсутствия – выписки из отчетов о действиях эшелонов подводных лодок); выписки из квартальных отчетов бригад подлодок и заключения штаба КБФ по ним; различные документы, иллюстрирующие боевые столкновения, имевшие место в течение похода, документы противника по этим столкновениям; политдокументы о походе; представления к наградам по результатам похода. Археографическая обработка выполнена в соответствии с общими требованиями, предъявляемыми к изданиям военно-исторических документов. В текстах документов сохранены все стилистические особенности, сокращенные названия и условные обозначения должностей, учреждений, войсковых частей, а также терминов, присущих военно-морской специфике. Грамматические ошибки, имеющиеся в ряде документов, исправлены без дополнительных оговорок. В научно-справочный аппарат сборника включены: предисловие, заключение, примечания по тексту в подстрочнике, приложения и список сокращений. Помимо него сборник включает и статью, в которой излагается авторская гипотеза относительно личности А. И. Маринеско, оценки его деяний, с которой каждый волен соглашаться или нет.

Авторы-составители сборника выражают искреннюю признательность за помощь в работе В. В. Абатурову, И. В. Борисенко, О. А. Балашову, В. И. Жуматию, А. Я. Кузнецову, Р. В. Кузнецовой, К. Л. Кулагину, С. А. Липатову, В. Д. Овчинникову, А. Н. Одайнику, О. Н. Ольховатскому, В. В. Павловскому, С. В. Патянину, П. В. Петрову, И. В. Щетину.

Загадка Александра Маринеско: мнение авторов

В этом материале мы попытаемся максимально объективно, отбросив всё то, что говорили и говорят об Александре Ивановиче Маринеско, нарисовать образ народного героя таким, каким он нам представляется из документов. При этом в своей реконструкции, не претендующей никоим образом на истину в последней инстанции, мы исходили из той очевидной мысли, что героями не рождаются, а становятся в результате совершения определенных деяний, именуемых подвигами. Иными словами, человек не рождается с лавровым венком на голове, а им его наделяют современники либо потомки, отдавая дань его свершениям и проявленным нравственным добродетелям. Из этого следует, что личность такого человека следует изучать с использованием всего инструмента законов антропологии и психологии, а это значит, что при таком изучении не может быть никаких запретных тем и заведомо недопустимых гипотез. Тем, кто считает, что авторам негоже навязывать своё мнение до ознакомления с материалом, рекомендуем пропустить данную часть и вернуться к ней позже, после ознакомления с документами, приведенными ниже.

Детство и юность Маринеско не дают оснований выделить его из десятков или даже сотен тысяч молодых людей, родившихся и выросших в приморских городах и являвшихся естественной средой пополнения кадров торгового и военного флотов. По признанию самого Александра Ивановича «революционные традиции» его семьи, да и сама атмосфера южного портового города заставляла будущего «подводника № 1» отдавать предпочтение службе на торговых, а не военных судах. Таким образом, выбор в качестве учебного заведения Морского техникума Одессы представляется вполне закономерным. Призыв Маринеско на обязательную для всех трудящихся военную службу после пятимесячной службы на торговом судне совпал с развертыванием в СССР массового строительства подводных лодок. Поэтому нет ничего удивительного и в том, что 20-летний молодой человек с техникумом за плечами был поставлен в строй не рядовым краснофлотцем или красноармейцем, а зачислен для обучения в Специальные классы командного состава ВМС РККА. Решение это было принято не добровольно, а как указал в автобиографии сам Александр Иванович, «по мобилизации ЦК ВКП(б)».

По свидетельству писателя Александра Александровича Крона, близко общавшегося с Маринеско, некоторые аспекты начавшейся военной службы сильно тяготили будущего героя^[1]. Не изменилось их восприятие и впоследствии, даже несмотря на то, что Александр Иванович стал командиром военного корабля и теперь сам должен был требовать соблюдения дисциплины подчиненными как в море, так и на берегу. О своём отношении к воинскому порядку довольно откровенно, а значит, с осознанием собственной правоты, он говорил писателю в начале 1960-х годов. Не эти ли мотивы и черты характера обусловили поведение Маринеско в промежутках между боевыми походами в годы войны и, в особенности, в период базирования в портах Финляндии в 1944–1945 годах? Впрочем, не станем забегать вперед, хотя это признание представляется весьма важным для раскрытия логики последующих событий.

Уже через год после призыва Маринеско стал командиром штурманского сектора средней подводной лодки, хотя выпускники единственного в то время Военно-морского училища имени Фрунзе по окончании 4-летнего срока обучения, как правило, назначались на нижестоящую ступень – командирами групп. Объяснялось это жестоким «кадровым голодом», который испытывал подводный флот РККФ с началом массового вступления в строй серийных субмарин советской постройки. Первый период службы на военном флоте – трехлетнее пребывание штурманом подлодки Щ-306 – раскрывается в выявленных документах довольно слабо. А ведь этот период очень важен для формирования любого офицера. Первый командир, под началом которого служил Маринеско, Н. С. Подгородецкий, отмечал недостаточную дисциплинированность своего подчиненного (док. № 1.7), но второй, А. А. Косенко, составил вполне ординарную характеристику (док. № 1.8). Стал ли Маринеско иначе относиться к службе или все дело в том, что Косенко исполнял обязанности спустя рукава, и у него самого были проблемы с дисциплиной и алкоголем, из-за чего в разгар войны он попал в штрафное подразделение?

В конце 1937 года Маринеско был направлен на годичное обучение в Учебный отряд подводного плавания. Отряд готовил на должность помощника командира подлодки, но успешно справлявшиеся с должностями старпомов, как правило, через год или даже более, становились командирами без какого-либо дополнительного обучения. Александр Иванович был назначен помощником командира на Л-1 в ноябре 1938-го, а уже в мае 1939 года стал командиром М-96. Причиной столь скорого выдвижения послужили не какие-то особые успехи в боевой подготовке (практически вся служба на Л-1 совпала с периодом зимнего ледостава, когда подлодки в море не выходили), а всё тот же «кадровый голод». Достаточно отметить такой факт: летом того же 1939 года командирами «малюток» 3-й бригады ПЛ КБФ были назначены сразу пять лейтенантов училищного выпуска 1937 года! По сравнению с ними Маринеско выглядел явным переростком. Несомненно, что, помимо развертывания массового строительства новых кораблей, причиной «голода» являлись и репрессии 1937–1938-го годов. Жертвой «перегибов на местах» чуть было не стал сам Александр Иванович, но его вынужденное расставание с флотом (увольнение по национальному признаку) длилось всего 19 дней и вряд ли могло всерьез отразиться на характере и привычках. По крайней мере, в последующих событиях он явно не производил впечатления робкого и подавленного репрессивной системой офицера.

Следующим достойным внимания штрихом биографии, безусловно, стало награждение золотыми часами за отличные торпедные стрельбы в 1940 году. Ещё бы, сам нарком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов – личность сама по себе для наших моряков легендарная – отметил молодого подводника ценным подарком. Однако если обратиться к документу № 1.33, становится понятно, что награждение осуществлялось по разнарядке – по одному командиру субмарины от каждого флота. Выйти же в число лучших Маринеско помогло то, что новейшая М-96 занималась отработкой задач БП в течение всей кампании 1940 года, в то время как большинство подлодок КБФ более ранней постройки после окончания войны с Финляндией требовали более или менее серьезного ремонта. Это же обстоятельство, кстати, объясняет и нахождение М-96 в 1-й линии (одна из двух перволинейных лодок Балтфлота!) на момент начала Великой Отечественной войны – остальные подводные корабли не успели сдать вступительные задачи либо по выходу из ремонта, либо после смены командиров в конце 1940 года. Кстати, из пяти подлодок 26-го дивизиона в конце 1940 года своих командиров сменили три, при этом все трое ушли на повышение – стали командирами средних «щук» и «эсок». Маринеско, согласно аттестации, тоже был достоин назначения командиром субмарины типа «С», но его всё-таки не повысили. Стремились задержать на бригаде как лучшего или нашлись кандидаты достойней его? При ответе на этот вопрос стоит вспомнить, что в том же документе № 1.33 лучшей из подводных лодок КБФ по итогам боевой и политической подготовки названа другая «малютка» 26-го дивизиона – М-94 старшего лейтенанта В. А. Ермилова. Хотя он был на два года моложе Маринеско и только в 1936 году окончил ВМУ имени Фрунзе, именно он первым из своих одногодков стал командиром средней подлодки – Щ-322 в октябре 1940 года. Поскольку в соответствии с существовавшей тогда системой корабль, получивший нового командира, откатывался в т. н. «организационный период», само по себе причисление к той или иной линии говорит, скорее, о стабильности экипажа, чем о талантах и заслугах командира.

Сама же отработка торпедных стрельб, благодаря которой Александр Иванович и выдвинулся в отличники, на наш взгляд, была далека от идеала: в течение 1940 года пять подлодок 26-го ДПЛ, в котором служил Маринеско, выполнили 93 торпедных стрельбы в том числе 79 «воздухом» (т. е. без фактического выпуска торпед) и 14 практическими торпедами. При этом план считался выполненным на 100 %. Согласно документам, М-96 отработала его на 135 % (более подробные данные найти не удалось), что в абсолютном выражении должно было составить примерно 25 торпедных атак, в том числе три – четыре практическими торпедами. Следует подчеркнуть, что сюда входили не только пуски по кораблям-целям, но и прострелка торпедных аппаратов практическими торпедами после ремонтов или монтажа системы беспузырной стрельбы. Вряд ли такое количество можно назвать впечатляющим, а ведь никакой другой возможности попрактиковаться в торпедной стрельбе у экипажа М-96 не было ни до, ни после 1940 года. А потому не удивительно, что в своей первой реальной атаке в 1942 году, произведенной в действительно сложных условиях обстановки, Александр Иванович в цель не попал.

К этому же периоду службы относятся первые «легенды о Маринеско». Вот одна из них в изложении довольно известного питерского публициста: «Маринеско переделывал “под себя” и железо лодки. Александр Крон пишет, что Маринеско обкорнал заборные патрубки цистерн главного балласта так, что лодка погружалась много быстрее, чем предусмотрено проектом. В нетвёрдых руках такое “конструктивное улучшение” привело бы к проваливанию лодки на глубину и к гибели. В руках команды Маринеско это изменение не раз спасало моряков “С-13” от немецких бомб и торпед». Что же тут правда, а что плод фантазии? Если не заострять внимания на технической безграмотности писавшего – цистерны заполняются не через мифические патрубки, а через кингстонные решетки – приходится констатировать, что ничего о конструктивных переделках на субмаринах, которыми командовал наш герой, А. А. Крон никогда не писал. В его книге есть фрагмент прямой записи речи А. И. Маринеско^[2], где тот утверждал, что в дозорном патрулировании накануне войны при отработке срочных погружений М-96 удавалось погрузиться за 17 секунд. Сам по себе показатель весьма высокий, но он нигде не задокументирован^[3], как и конструктивные изменения в системе погружения и всплытия «малютки». Тем более нет никаких документов о технических переделках на С-13, которой Александр Иванович командовал с апреля 1943 года, а они не могли быть осуществлены без ведома командования, техотдела флота и проведения доковых работ.

А вот что не является выдумкой, так это тот факт, что именно на этот период жизни А. И. Маринеско приходятся первые упоминания о серьезных дисциплинарных проступках^[4]. Возможно, косвенной причиной для них послужила личная драма – фактический распад семьи. Хотя Маринеско официально развелся лишь перед вторым вступлением в брак в 1946-м или 1947-м гг., в своих послевоенных автобиографиях он указывал, что с женой совместно не жил с 1939 года^[5]. Не исключено, что первопричиной этому послужили перебазирования 26-го дивизиона подлодок, который в конце декабря 1939 года перешел в арендуемую у тогда ещё независимой Эстонии ВМБ Палдиски, а летом 1940 года – в полученную по итогам советско-финляндской войны базу Ханко. Известно, что к моменту начала Великой Отечественной войны там имелись семьи военных моряков, но Маринеско, как видно, в их число не входил. Впрочем, сделанные в этот период жизни фотографии Александра Ивановича в модном гражданском костюме не свидетельствуют о том, что он сильно предавался тоске одиночества. Более того, сложно поверить, что случай, имевший место в Таллине 29 мая 1941 года (см. док. № 2.3) и приведший к срыву выхода «малютки» на мерную милю, был первым и единственным в своём роде – слишком уж большой размах для первого раза имел тот загул. Первое известное взыскание за злоупотребление алкоголем было наложено комсомольской организацией Специальных классов командного состава ещё в 1933 году. Парткомиссия бригады, успевшая провести заседание до начала войны, объявила Маринеско «за пьянку с подчиненным и появление на корабле в пьяном виде» выговор (см. док. 2.15). Интересно отметить, что подчиненным, с которым командир М-96 «отдохнул» на берегу, был никто иной, как старшина группы электриков, исполнявший внештатные обязанности секретаря партийной организации «малютки». Для него это нарушение дисциплины окончилось снятием с партийной должности.

В боевых действиях М-96 на первых порах оказалась в стороне от главных событий Великой Отечественной войны на Балтике, и в этом отчасти был виноват сам командир – произошедшая днем 22 июня 1941 года по вине личного состава авария лодочного дизеля (док. № 2.5) заставила поставить корабль в аварийный ремонт, а после его окончания отправить «перволинейный» экипаж на боевую подготовку в Лужскую губу. В 20-х числах июля состоялся боевой поход в Рижский залив, который в связи с отсутствием там сколько-нибудь значимого судоходства противника не принес никаких результатов. За этим последовали новая авария, на этот раз из-за неудачной конструкции разобщительной муфты дизеля, и возвращение на ремонт в Ленинград. Он как раз завершался, когда в конце августа 1941 года возникло решение об отправке двух балтийских «малюток» по железной дороге на Каспий для выполнения функций учебных кораблей при эвакуированном в Махачкалу Учебном отряде подводного плавания имени С. М. Кирова. М-96 была определена в качестве одной из них, и неизвестно, как сложилась бы судьба будущего «подводника № 1», если бы не начавшаяся блокада Ленинграда, не позволившая перевезти корабль.

С этим периодом связан ещё один весьма неоднозначный эпизод карьеры Маринеско. Сложная обстановка и большие потери в начале войны не могли не отразиться на политико-моральном состоянии подводников. Дело дошло до таких нетерпимых в армии явлений, как пораженческие высказывания и открытая критика действий командования. Зачастую всё это происходило после обильных возлияний. Ситуацию усугубил конфликт между командиром бригады ПЛ Героем Советского Союза Н. П. Египко и командующим флотом вице-адмиралом В. Ф. Трибуцем, который поспешил отправить в конце сентября на соединение комиссию Политуправления КБФ (док. № 2.12). Всего в результате чистки в сентябре – октябре 1941 года суду было предано восемь офицеров и политработников БПЛ, из которых четверо были приговорены к высшей мере наказания. Необходимо отметить, что среди четырех расстрелянных был командир подлодки Щ-406 капитан-лейтенант В. В. Максимов. Поводом к столь суровому приговору послужила самовольная отлучка, которую Максимов совершил, чтобы проститься с уезжавшей в эвакуацию сестрой. Маринеско будет арестован за аналогичное преступлением в январе 1945 года, но с ним обойдутся иначе. Тогда же осенью 1941 года 23 подводника из числа принадлежавших к командному и политическому составу соединения были привлечены к партийной ответственности, причем 10 исключены из рядов ВКП(б). В число снятых вошли и оба начальника Маринеско: был предан суду военком дивизиона «малюток» А. Г. Дымский, двумя месяцами позже был снят с должности комдив Н. К. Мохов. Обоим ставились в вину проступки подчиненных, среди которых имя Александра Ивановича занимало далеко не последнее место. Но особенно драматической представляется судьба командира Щ-307 Н. И. Петрова, которого, с точки зрения современных знаний, можно уверенно назвать первооткрывателем боевого счета не только подводников КБФ, но и вообще всех советских подводников в Великой Отечественной войне (10 августа 1941 г. потопил немецкую субмарину «U 144»). За злоупотребление алкоголем и высказывание пораженческих настроений в октябре 1941 года он был приговорен к 10 годам лагерей (док. № 2.16) и умер в заключении, не пережив первой блокадной зимы в ленинградских «Крестах». Причем осуждению не помешало ни представление к правительственной награде, ни ходатайство командования бригады (док. № 2.14). Зачем мы заострили внимание на всех этих случаях? Для того чтобы читателю было с чем сравнить последующие решения командования в отношении Маринеско, которые многие современные адепты народного героя называют «беспрецедентно жестокими», «издевательскими» и «несправедливыми». На наш взгляд, такие оценки свидетельствуют лишь о недостаточном знании реалий той весьма непростой эпохи.

Возвращаясь к событиям осени – зимы 1941 года можно с удивлением отметить, что несмотря на неоднократные упоминания Маринеско в числе нарушителей воинской дисциплины (док. № 2.12, 2.17, 3.1), сам он отделался всего лишь исключением из числа кандидатов в ВКП(б) (док. № 2.15) – мерой, несомненно, достаточно мягкой в сравнении с существовавшей тогда практикой. Но сама формулировка, по которой происходило исключение, на наш взгляд, весьма примечательна и говорит о многом: «За систематическую пьянку, за развал дисциплины на ПЛ, за отсутствие воспитательной работы среди личного состава, за неискреннее признание своих ошибок». Тем не менее звание и должность Александра Ивановича никак не изменились, не говоря уже о придании суду. С удивлением можно отметить, что, несмотря на отсутствие боевых успехов и низкие показатели в дисциплине, Маринеско по-прежнему оставался на хорошем счету у командования и политорганов. Иначе сложно объяснить тот факт, что во всех «разгромных» документах конца 1941-го – начала 1942 года его имя встречается лишь мимоходом, и нет ни одного документа, посвященного персонально ему. Дело дошло до того, что в весьма пространном докладе о партийной работе за 1941 год, содержащем подробные данные о мерах партийного воздействия на каждого командира и политработника БПЛ, факт исключения Маринеско из кандидатов в ВКП(б) даже не упоминался. Всё это плохо вяжется с образом бунтаря против штабной некомпетентности и комиссарского произвола, каким его пытаются представить в современных публикациях и произведениях массмедиа. Если бы он на самом деле был таким, то его карьера, скорее всего, закончилась в том же 1941 году, а судьба мало отличалась бы от судьбы Н. И. Петрова. Напротив, позже на конкретных примерах мы покажем, что при разборе дисциплинарных проступков Маринеско охотно признавал свою вину, обещал исправиться, но это никак не влияло на его дальнейшее поведение. Представляется, что именно показная лояльность по отношению к руководству позволила ему сохраниться в качестве командира подлодки до того момента, как он добился реальных достижений и обрел заслуженную известность.

Первым шагом на пути к этому стал поход М-96 на позицию между Таллином и Хельсинки в августе 1942 года.

И хотя Маринеско не удалось подкрепить декларируемый успех фактическим потоплением (док. № 3.10, 3.11), этот поход представляется наиболее сложным и опасным за всю карьеру героя. Послевоенный анализ показал, что субмарина форсировала 39 линий мин и однажды даже коснулась минрепа^[6], но благодаря правильным действиям командира избежала встречи с миной. Особенно примечательным это достижение становится, если принять во внимание, что однотипные М-95 и М-97, ходившие этим же маршрутом до и после «96-й», в базу так и не вернулись…

Период с сентября 1942 года по сентябрь 1944 года в развитии личности нашего героя сложно оценить однозначно. С одной стороны, на него пришлись награждение Александра Ивановича орденом Ленина (3 сентября 1942 г.) и повторный прием в кандидаты в ВКП(б) (12 октября 1942 г.). Награждение орденом перевешивало в глазах командования не только неприятный осадок от склонности к частым выпивкам на берегу (док. № 3.22), но и снова выдвигало Маринеско в число кандидатов на вышестоящую должность – назначение командиром подлодки среднего водоизмещения. Оно состоялось в апреле 1943 года с назначением командиром С-13. По счастливому стечению обстоятельств этот корабль не участвовал в предпринимавшихся весной и летом 1943 года попытках подлодок вырваться за пределы Финского залива, что, скорее всего, окончилось бы трагически. Достаточно сказать, что из пяти выходивших в море средних субмарин вернулась в базу лишь одна, а в число погибших вошли две «эски». С августа 1943 года до октября 1944 года экипаж С-13, возглавляемый своим командиром, отработал на рейдах вблизи Кронштадта большинство задач курса боевой подготовки, что создало неплохой фундамент для будущих побед. За это, а также за быстрое и качественное проведение зимнего судоремонта новый комдив-1 капитан 1 ранга А. Е. Орёл дважды пытался представить командира «эски» к правительственным наградам (док. № 5.1, 5.2), но хода эти документы не получили – к тому времени сложилось негласное положение: награждать командиров только за успешные боевые походы (а их, по независящим от Маринеско причинам, пока не было).

С другой стороны, 22 месяца вынужденного безделья, когда наш герой не ходил в боевые походы, пришлись на период коренного перелома в Великой Отечественной войне и не могли пройти для деятельной натуры бесследно. И она нашла для себя достойные внимания занятия, вот только служба при этом, к сожалению, отошла на второй план. В качестве одной из причин, толкнувшей Александра Ивановича в объятия «зеленого змия», можно рассматривать гибель боевых товарищей. В августе 1943 года из разведывательного похода в устье Финского залива не вернулась С-9, которой командовал закадычный друг Маринеско А. И. Мыльников (в 1939–1941 гг. два Александра Ивановича служили в одном дивизионе и командовали соответственно М-96 и М-97). Ещё раньше – в июле 1943 года – погиб другой товарищ и коллега по «малюточному» дивизиону – командир М-102 П. В. Гладилин. Поминки по погибшим друзьям вылились в очередной «эксцесс» (док. № 4.2) с последовавшими за ним служебным и партийным взысканиями. Затем в течение нескольких месяцев никаких громких происшествий за Маринеско не числилось. Весной 1944 года в Ленинград из эвакуации вернулась семья Александра Ивановича, но вскоре после приезда Нина Ильинична узнала, что муж в её отсутствие жил с другой женщиной, к которой он окончательно ушел в конце 1945-го, – к блокаднице, некой Анне Ивановне^[7]. Чисто по-человечески понять Маринеско можно – испытания разлукой и войной выдерживали далеко не все, тем более, что полноценная семейная жизнь (если верить данным из автобиографий и анкет Маринеско) дала трещину ещё в 1939 году. Но последующие события наглядно показали, что он не хранил верность и своей новой любви. Так, может, дело было и не в любви вовсе?

К осени 1944 года, когда подлодки КБФ вновь получили возможность выйти на просторы Балтики, А. И. Маринеско оценивался командованием как вполне способный командир, который в силу объективных обстоятельств не успел пока проявить себя в должной мере. На его злоупотребление спиртным, самовольные отлучки, а также начавшие отмечаться с 1943 года «аморальные явления» (под этим подразумевались случайные сексуальные связи женатого Маринеско с другими, в т. ч. случайными женщинами) смотрели если не сквозь пальцы, то достаточно спокойно. Объяснялось это в значительной степени тем, что морально-психологическое состояние экипажей подводных лодок в 1943–1944 гг. оставалось довольно сложным (док. № 5.4), а резерв подготовленных командиров-подводников, которыми можно было бы заменить нарушителя дисциплины, был давно исчерпан. В то же время с весны 1944 года отношение командования к злоупотреблению спиртным стало ужесточаться. 30 апреля вышел приказ НК ВМФ Н. Г. Кузнецова № 0349 «О запрещении выдачи и распития винно-водочных изделий на кораблях, в частях и учреждениях ВМФ», которым прямо запрещалось распитие алкоголя на службе сверх установленных «наркомовских» 100 грамм. В появившейся вслед за этим директиве начальника Главпура ВМФ И. В. Рогова подчеркивалось, что «пьянство на флоте приняло недопустимые размеры, и оно, как правило, является причиной совершения военнослужащими почти всех крупных правонарушений и проступков». Впрочем, эти сигналы восприняли далеко не все…

«Кадровый голод» заставлял командование КБФ и соединений закрывать глаза и на недостаточно высокую результативность ряда подлодок, продемонстрированную в боевых походах последнего квартала 1944 года (док. № 5.9). Вошла в их число и С-13 А. И. Маринеско. Увы, анализ его действий в крейсерстве между 5 октября и 11 ноября 1944 года говорит не в пользу будущего «подводника № 1». Фактически за 38 суток нахождения в море С-13 смогла обнаружить всего четыре потенциальных цели, и лишь одна из таких встреч завершился атакой. Налицо были факты плохой работы акустика и шифровальщика подлодки, причём в результате ошибок последнего «эска» дважды занимала не те позиции, где ей следовало патрулировать (док. № 5.7). Не случайным представляется тот факт, что в своём заключении командир дивизиона капитан 1 ранга А. Е. Орёл уклонился от оценки результатов похода, а комбриг капитан 1 ранга С. Б. Верховский оценил их как удовлетворительные, отметив при этом «недостаточную настойчивость в поиске транспортов противника после обнаружения шумов по ШП». Намного жестче в своей декабрьской директиве прокомментировал действия С-13 Военный совет КБФ (док. № 5.8). Конкретно в вину её командиру ставились редкие всплытия под перископ (через каждые полчаса вместо 10 минут), что шло вразрез с требованиями боевого наставления, а также двукратная грубая ошибка в определении элементов движения транспорта при торпедной стрельбе. При разборе этого эпизода комдив Орёл фактически упрекнул Маринеско в очковтирательстве: «Заявление командира, что ТР в момент трехторпедного залпа застопорил ход, а в момент одиночного выстрела дал ход и этим объясняя промахи, неверно, т. к. торпеда должна была бы попасть в ТР через 32 секунды, а ТР застопорил ход и сразу же, погасив энергию, (чего быть не может) не дошел бы до точки встречи с торпедой только 90 метр., что при стрельбе веером с растворением 2°20′ в обе стороны при такой дистанции все равно привело бы к попаданию, такой же подсчет можно сделать и для повторного выпуска по стоящему ТР одной торпеды» (док. № 5.6). Можно не сомневаться, что если бы командованию стали известны истинные результаты атаки на транспорт «Зигфрид» (док. № 5.12), который Маринеско объявил потопленным, не имея на то формальных оснований (не убедился в погружении тонущего судна, что дало возможность экипажу спасти его), оценка оказалась бы ещё ниже.