Мия Лаврова
Любовь огненного дракона
Глава 5
Этим ранним утром лес дышал особой, почти невесомой тишиной, прерываемой лишь мягким шелестом травы. Осень только начала вступать в свои законные права, едва тронув верхушки крон золотом и бронзой, словно осторожно пробуя на вкус своё будущее царство. В воздухе витала прозрачная свежесть, довольно холодная, но всё ещё помнящая об отголосках протяжного знойного лета.
По влажной почве расплылся лёгкий туман, растворяясь в первых лучах восходящего солнца. Свет просочился сквозь густую листву тонкими драгоценными нитями, отражаясь в каждой капельке росы, дрожащей под слабым дуновением ветра.
Фэнг вышел из-под сводов Тотуми, шагнув босыми усталыми ступнями на мокрый зелёный ковёр. Пальцы на ногах сжимались и разжимались, впитывая освежающую влагу. Так спокойно… Мужская грудь тяжело поднялась, немного задержалась и медленно опустилась с тихим облегченным выдохом. Старейшина склонил голову, мягким взглядом рассматривая причудливые узоры на смуглых загорелых руках, созданные солнечными трафаретами.
Лес умиротворённо дышал вместе с мужчиной, медленно распрямляясь и расправляя свои невидимые крылья. До ушей старейшины донёсся приглушённый, чуть хрипловатый крик совы, возвращающейся на отдых после ночной охоты. Её голос вскоре мелодично растворился в шелесте ветвей.
Фэнг поднял голову и залюбовался листьями. Убаюканные ветром, они шептались между собой на своём древнем языке, неторопливо качаясь туда-сюда. Голова старейшины мерно задвигалась, повторяя их движение. Он почувствовал в этом что-то успокаивающее, вечное. Будто всё сущее вокруг передавало ему тайны мира, скрытые от глаз.
В голове заиграла незнакомая мелодия. Откуда она взялась? Фэнг попробовал напеть её вслух, но музыка внезапно начала ускользать, словно испугавшись, что её кто-то услышит, кроме него.
«Нет, постой!», – мысленно вскрикнул мужчина, но было уже поздно.
Он расстроенно уронил голову, и перед глазами заплясали мелкие синие пятнышки цветов цикория, спрятавшиеся в траве. Они выглянули, подмигивая Фэнгу, мол: не расстраивайся, всё будет хорошо.
Голые ноги в закатанных до колена штанинах лёгких брюк ступили дальше по сырой поверхности, и в нос ударил букет запахов. Старейшина прикрыл от наслаждения глаза и втянул воздух: влажная земля, прелая листва, далёкие грибные полянки, сладость маленького ручья, пробирающегося сквозь толстые переплетённые корни. Чистый восторг.
Пьянящий и дурманящий голову. Как раз то, что нужно.
Колокольчики, висевшие около входа в храм, тихонько позвякивали. Они появились тут этой ночью. Мужчина решил развесить их после появления Миран.
Вдалеке раздался хруст, и Фэнг напрягся, готовясь встретить нарушившего утреннюю идиллию незваного гостя. Из-за деревьев вышел мальчишка, укутанный в плотный «ханьфу». Точнее, подобие этой классической людской одежды, чтобы затеряться с толпой.
Матушка Минь смастерила своим постояльцам более удобные версии всех популярных нарядов, чтобы они не стесняли движения и усиливали индивидуальные способности. Так, для потомков огненных драконов традиционные костюмы она сделала из более тонкой материи, безопасной для огня или сильного жара. На Лао материал был тёплым и плотным. Мальчишка пробежался по опавшей листве, поднимая тонкие брызги капель своими лёгкими ботинками.
– Я услышал, что ты тут. Юймин обеспокоена тем, что ночью тебя не было дома, старший брат. Что случилось? С тобой всё в порядке?
Фэнг мягко улыбнулся и кивнул. Лишь когда его губы растягивались в столь редкой улыбке, по краям глаз появлялась пара еле заметных морщинок, дававших понять, что годы берут своё. Тем более такое большое их количество.
Старейшина слегка взмахнул ладонью в сторону Тотуми.
– Решил никого не беспокоить и дать своим мыслям спокойно улечься в голове. Как прошла ночь? Миран освоилась?
Лао потоптался на месте и присел на каменную ступеньку, ведущую внутрь помещения.
– Мне немного не по себе, если честно. Ты уверен, что мы правильно делаем, что оставляем девушку в сыхэюане?
– А куда же её ещё деть? – удивился старейшина, – Пока она в таком положении, пусть останется под нашим присмотром и защитой.
– А когда к ней вернётся память? Она снова уйдёт?
Фэнг на мгновенье свёл брови на переносице, но затем лицо снова стало гладким и спокойным.
– На этот раз она никуда не уйдёт. Если что-то и грозит, то среди нас ей явно будет безопаснее. Не знаю, что тогда руководило Миран, но обязательно выясню.
На самом деле у мужчины не было столько уверенности. Он вспомнил о том, как всего несколько часов назад в кромешной тьме спускался в ледяное подземелье под храмом. Как пробрался до конца туннеля и открыл ящик под алтарём. Украшение лежало на своём месте в том же положении, в каком он его оставил.
Мужчина потёр висок, напряжённо вспоминая те или иные возможные способы снять щит, который установила Миран у себя в голове. Либо это может сделать она сама, либо надо найти кого-то, кто поможет. И лучше бы, конечно, первое.
Лао подошёл к брату и сложил руки за спиной. Они стояли молча, направив взгляды вдаль, сквозь густую листву. Колокольчики еле слышно позванивали, украшая безмятежность момента.
Старейшина чувствовал безмолвную преданность и поддержку парня, который вечно бегал за ним хвостом и так старался походить на самого старшего из Ли. Лао же, в свою очередь, отбросил на время тревогу и просто наслаждался моментом. Фэнг сунул руку в карман и достал оттуда свёрток. На вопросительный взгляд брата он развернул ткань, дав солнцу обогреть металл амулета.
– Мой путь скрыт от моих глаз, – загадочно проговорил старейшина, – тьма и угроза ширятся в сознании. Но надежда зажглась в виде вернувшейся странницы. Она, надеюсь, сможет рассказать нам, что происходит. Этому оберегу больше незачем прятаться под храмом. Он предназначен для Миран и будет ей передан.
Лао понимающе кивнул:
– Как скажешь, старший брат. Солнце уже высоко, – задрал он голову, – вернёмся в дом. Не будем заставлять матушку волноваться. Я слышу, что кое-кто уже поднялся.
У самых ворот братьев окутала нежная мелодия. В центре дворика сидела Сенёк. Перед ней на низком столике лежал продолговатый корпус цисяньциня – музыкального инструмента в виде деревянного ящика с фигурными очертаниями. Девичьи пальцы походили на тонкие крылья бабочки. Они касались струн так осторожно, словно боясь нарушить тишину, но в то же время создавая эфемерное волшебство, парящее между небом и землёй.
Фэнг прошёл через арку и вежливо замер, облокотившись о столб. Лао тоже не стал прерывать сестру и присел на крылечко, прикрыв глаза и погрузившись в сказочную атмосферу, которую могла создать только Сенёк с её изящными, плывущими по воздуху, словно течение воды, руками.
На противоположном конце двора на ступенях дома старейшины сидела Миран. Её распущенные волосы стекали по плечам на грудь, на спину, едва заметно шевелясь под осторожным дуновением ветра. Природа вокруг сыхэюаня замерла, уступая место магическим переливам, эхом проносящимся по верхушкам деревьев.
Гостья расслабленно покачивалась вместе с мелодией. Иногда она приоткрывала глаза и любовалась: каждый взмах ладоней Сенёк был не просто движением, а дыханием времени. Неощутимым, но мощным. Музыка то медленно разливалась, как туман над древней чащей, то вспыхивала искрами, как отражение луны на поверхности спокойного озера. Звуки, исходящие из-под кончиков пальцев, пели шелестом ветра в кронах вековых гигантов, шёпотом мудрых рек, что несут в памяти тысячелетние истории.
Миран обернулась: металлические трубочки и маятник, что представляли собой занятную композицию для защиты от злых духов, создавали перезвон, который богато дополнял волшебство Сенёк. Гостья снова прикрыла глаза, и перед ними появились мелкие драгоценные камушки – каждый изображал касание к струне. Они скакали по тихой водной глади. Звуковые круги расходились все дальше и дальше, проникая не только в слух, но в самые глубинные уголки души. Туда, где за засовами скрывались воспоминания.
Хрупкие руки, парящие над цисяньцинем, стали набирать скорость и громкость, напористо и страстно. Дыхание Миран участилось, пульс еле поспевал за темпом и уже колотился в висках, как бешеный. Инструмент завыл, оглушив на мгновение всех, кто подпал под влияние, и внезапно стих до шёпота. Сенёк запрокинула голову, подняла ладони и замерла, позволяя жару струн отделиться от жадных пальцев.
Минь, слушавшая из открытого окна, растянула сухие губы в удовлетворённой улыбке.
Сенёк редко музицировала в последнее время. Иногда по утрам она доставала инструмент и играла у себя в комнате. Тогда сыхэюань слышал тихую мелодию, похожую на плач юной девы, полный горечи и боли. Сегодня же девушка удивила всех, выйдя во дворик. Игра оказалась такой яркой и эмоциональной, что Минь даже немного забеспокоилась за душевное состояние названной дочери. Неужели появление Миран так сильно задело её? Все знали о неприязни девушки к возлюбленной Фэнга. Но сейчас, когда все звуки неторопливо осели, Сенёк подняла глаза на гостью. Во взгляде не было ненависти или злости. Лишь глубокая мирная вода.
Матушка задумчиво приподняла бровь, наблюдая то за одной, то за другой девушкой.
Убедившись, что сестра закончила, Лао подошёл к ней и обнял.
– Это непередаваемо, – искренне восхитился мальчик, – у меня аж дыхание перехватило, и я даже перестал слышать за пределами дома.
Он ещё пару раз утвердительно кивнул, как бы подтверждая честность слов. Фэнг прошёл мимо них, вежливо поклонившись Сенёк, и направился в сторону Миран, все так же сидевшей на крыльце.
Сегодня на девушке красовалось бордовое платье с белой тесьмой. Оно было простым, но необъяснимо притягательным. Видимо, старейшина слишком неприкрыто уставился на гостью, так как она заёрзала и обхватила себя руками.
– Эту одежду утром дала мне Юймин. Она очень добра ко мне. Все добры. Спасибо вам за всё.
Она ласково улыбнулась и заглянула мужчине в глаза. В их бездонном омуте плясали язычки пламени, но страха перед Фэнгом не было. Миран задумалась о том, что в ней вообще нет боязни ни перед кем или чем. Никаких ярких чувств. Кроме, разве что…
Музыка Сенёк что-то сделала с ней. Словно приоткрыла некую дверцу, откуда стало вытекать тепло и заполнять тело.
– Что-то не так? – встревоженно спросил старейшина и присел рядом.
Девушка ощутила, как стало жарко, когда он придвинулся. Почти что невыносимо. Она постаралась незаметно отстраниться, но Фэнг всё понял и сам отсел чуть дальше и выжидательно склонил голову.
– Не знаю, – поёжилась Миран, – Утром я проснулась и ощутила нечто, чего не могу описать. Похожее на тревогу. А потом ко мне постучала Юймин, принесла одежду и сказала, что тебя не было всю ночь. Не из-за меня ли ты покинул дом? Мне не хотелось бы быть причиной неудобства для вас.
Фэнг серьёзно провёл рукой по воздуху:
– Всё в порядке. Мне нужно было подумать и побыть наедине с собой. Когда такое случается, я ухожу в храм Тотуми, недалеко от которого мы нашли тебя. Это идеальное место для баланса с природой и собственными мыслями. Как-нибудь свожу тебя туда.
Сейчас я бы хотел передать тебе одну вещь.
Старейшина достал из кармана амулет на длинной прочной цепочке и жестом попросил поднять волосы.
– Позволишь?
Миран склонила голову и оголила шею.
– Этот оберег я сделал специально для тебя. Прошу, не снимай его, он сможет помочь вернуться воспоминаниям. А если надо – защитит тебя.
– От кого? – озадаченно спросила девушка, рассматривая медальон в своей ладони. – Если верить рассказу Юймин, это место охраняется не хуже форта. Даже не представляю, чего мне бояться.
Она улыбнулась и коснулась мужской ладони. Старейшину будто пронзила горящая стрела, возвращая воспоминания о таинстве их близости. Ему показалось, что Миран ощутила то же самое, но не увидел в её мыслях ничего, кроме густого, мягкого тумана, что застилал его мысленный взор.
– Не знаю, что это, но когда я смотрю в твои глаза или как сейчас – дотрагиваюсь, внутри что-то переворачивается. Мне становится трудно дышать, а лицо горит огнём. Это связано с тем, что мы когда-то были…
– Очень близки, – продолжил Фэнг и сжал её пальцы в ответ. – Поверь, я ощущаю то же самое. И это нельзя позабыть. А ещё подтверждает то, на что очень надеялся.
Миран заинтересованно придвинулась поближе, не замечая перепада температуры.
– Что же это?
– Ты начинаешь вспоминать.
Глава 6
В недрах императорского дворца царило великолепие, окутанное атмосферой роскоши и запахом сандалового дерева. Чуть заметные завитки тоненьких струек дыма от палочек для окуривания поднимались под свод купола и закручивались там причудливыми змейками. Высокие колонны из красного дерева были расписаны объёмными золотыми драконами. Они извивались, сжимая кольцом насесты, будто вот-вот оживут и ослабят свою вечную хватку.
Плиточный пол зала переливался, как гладь тихого озера в лучах заката, отражая величие окружающей обстановки. По краям бесконечных коридоров расставлены экраны из шёлка, их мягкие пастельные цвета – голубой, персиковый, пурпурный – напоминали вечерний небосклон. Тонкие лёгкие занавеси, спускавшиеся с высоких окон, невесомо колыхались, пропуская внутрь свежий воздух.
Император Хуан-гу восседал на высоком троне, выполненном из нефрита и золота. Его одежду никто бы не назвал иначе, как произведение искусства. Халат насыщенного янтарного цвета, расшитый золотыми нитями, что в свете ламп казались лучами солнца. На груди сверкал символ империи – дракон с расправленными крыльями, чешуя которого играла всеми оттенками радуги.
Лицо Хуан-гу изображало сосредоточенность и спокойствие, мудрые глаза поражали своей глубиной. Усталый лоб слегка нахмурился, как если бы старик раздумывал о чём-то очень важном, а губы едва заметно приподнялись в загадочной, почти невидимой улыбке. Образ императора завершали волосы, уложенные в сложный узел, скреплённый драгоценной шпилькой из нефрита, с рубином на конце.
Хаун-гу был в зале не один. У подножья широких ступеней, ведущих к трону, собрались приближённые правителя: министры, стражи и советники. Они выглядели торжественно в своих роскошных нарядах, выполненных в мягких оттенках голубого, зелёного и красного цветов, что символизировало небо, воду и землю. Стражники расположились по обе стороны от ступеней. Неподвижные, они больше напоминали статуи в длинных чёрных одеяниях, с кистями из красного шёлка на древках алебард. Два министра стояли поодаль с благородными сосредоточенными лицами. На плечах мужчин лежали длинные, до земли, накидки из атласа, расшитые узорами облаков и журавлей – символ долголетия и мудрости. Их глаза следили за каждым движением советника, что расхаживал по центру зала.
Советник Чан-ги – немолодой мужчина в высоком головном уборе, разрезал тишину пространства мягкими звуками шагов по гладкому полу и шелестом тяжёлой тканевой мантии.
Хуан-гу неторопливо поднял руку, и в тот же момент, словно по команде, советник замер.
– Перестань тревожиться, Чан-ги, присядь. Мы обязательно всё обсудим ещё не один раз.
Он говорил тихо, но голос был глубоким и звучным, как звон гонга, прокатывающийся по горам. Министры склонили головы и замерли.
– Полно, господа. Вы здесь в этот час не для молчаливого прислуживания, а как те, с кем можно поговорить.
Министр Гаюн причесал пятернёй длинную редкую бороду и посмотрел на своего помощника, мужчину, вдвое моложе соратника. Тот тряхнул тёмными короткими волосами, ответив первому мимолётным взглядом, и заговорил:
– Мы выслушали Чан-ги, но поводов для переживаний не нашли.Советник слегка подпрыгнул от возмущения и широко распахнул глаза:– Да вы, верно, с ума сошли! Плохо слушали о том, что я рассказывал? Повторю ещё раз: дракон напал на человека. В городе! Совсем близко к дворцу. Когда в последний раз вы видели небесных потомков в наших краях?
Молодой министр Ким беспристрастно повёл плечом:– Кто-нибудь расспросил этого человека? Он уже сказал, как всё произошло? Чан-ги растерянно развёл руками: – Так и не пришёл в себя. Я распорядился отнести его к лекарю и сразу же сообщить, как только пострадавший очнётся.
– У нас древнейший союз с драконами, – уверенно вступил Гаюн, – заключённый задолго до вас, советник, и который будет, надеюсь, храниться многие века после нас. Несмотря на то, что в последние годы их потомки всё чаще прячутся в стенах своих общин, ни одна из сторон не нарушала согласия. То происшествие, что так встревожило вас, не столь серьёзное, чтобы объявлять им войну.
Император медленно кивнул.
– Гаюн прав, Чан-ги. Подожди, пока очнётся этот человек и расспроси. Однако уверен, что каким бы ни оказался его рассказ, серьёзной опасности нет. Это не то дело, из-за которого необходимо созывать министров, – он мягко посмотрел в сторону двух мужчин и плавным движением головы попросил их покинуть комнату. Ким и Гаюн низко поклонились и вышли из зала, негромко шурша мягкими туфлями.
Советник нервно прошёлся по комнате и остановился у окна. Хуан-гу наблюдал за ним с лёгкой тревогой. Чан-ги служил двору верой и правдой не один десяток лет и стал самым приближённым из всех, не считая, конечно, дочери. Жена императора скончалась несколько лет назад, и теперь усладой его старых глаз и ушей стала пятнадцатилетняя дочь Синь-ми.
Покойная супруга при жизни мечтала, что наследница выйдет замуж за одного из потомков драконов и надолго прочно скрепит их многолетнее соглашение, родив ребёнка королевских кровей с драконьим долголетием. По этой причине Синь-ми всё ещё была одинока. Её мать во время одной из поездок полегла от тяжёлой болезни, буйствовавшей в ту пору на юге Азии, так и не успев найти подходящую партию дочери. После её ухода Синь-ми погрузилась в глубокий траур и не хотела ничего слышать о замужестве. Император отнёсся с уважением к скорби любимой наследницы и оставил её в покое, углубившись в правительственные заботы.
Хуан-гу вновь нахмурил лоб и бросил взгляд в окно, где стоял задумчивый советник. Тема драконов являлась особой для императора, и Чан-ги знал, что, если произойдёт что-то связанное с ними, лучше сообщить правителю. Также приближённый помнил обо всём, что происходило с Синь-ми. После того как они с отцом остались вдвоем, и до сегодняшнего дня ни один из драконов не показывался на людях. А может, они просто хорошо слились с толпой и не хотели выходить на контакт с королевской семьёй.
– Драконы так живут, – тихо произнёс император, рассеянно рассматривая стаю птиц, кружащую вдалеке, – Они никому не подчиняются и никому ничем не обязаны. Свободны, но в то же время несчастны. Знавал я однажды одного… Мне нравилось разговаривать с ним – поистине мудрый человек, проживший больше сотни лет. Он был такой крепкий, здоровый, но совершенно одинокий. Не нашёл души, с кем бы мог скоротать свой длинный, бесконечный век.
Хуан-гу встрепенулся, прогоняя эмоциональные воспоминания. Лицо правителя должно всегда оставаться непоколебимым и суровым. Советник незаметно скосил взгляд и снова отвернулся к ставням.– Если Его Величество позволит, осмелюсь сказать, что не все эти «полудраконы» такие уж невинные, как те, коих вы знали. Понимаю, что их осталось весьма мало, но и из тех, кто есть на свете, мы не видели и десяти процентов. Опасаюсь, что тот, кто появился в наших краях – чужак. Может, проездом оказался в городе и решил поживиться.
– Ты имеешь полное право так переживать, – размеренно проговорил Хуан-гу, – более того: мне стало любопытно, сколько в наших городах их собратьев.
Он пожевал губами и откинулся на тронную подушку. В спине нарастала боль, которая только недавно утихла. Всю ночь, борясь с жаром и потом, он молился о том, чтобы мучения закончились и отступили. Наутро молитвы были услышаны. Сейчас боль вновь вернулась. Ему не хотелось показывать этого, но пальцы вцепились в бедро, спрятавшись под верхним слоем подола халата.
Хуан-гу ощутил, как капельки влаги снова покрывают его лоб.
– Отдохни, советник, – ровно произнёс он, несмотря на то, что рука его дрожала, – я тоже отправлюсь в свои покои. Завтра будет новый день, он принесёт с собой ответы.
Чан-ги низко поклонился и направился к высоким дверям в коридор. Уже в проёме он обернулся и увидел, как лицо императора дрогнуло, а глаза крепко зажмурились.
“Снова началось, – подумал советник, – понятно, почему правитель в последний момент заинтересовался этими существами. Теперь желание поговорить с уличным хулиганом возросло ещё больше и у меня”.
Стража проводила императора до его покоев и осталась охранять двери. Закрывшись, мужчина первым делом подошёл к резным шкатулкам, что стояли на небольшом комоде. Из одной он вытащил стеклянную низкую баночку с густой серой жижей.
Хуан-гу уже призывал к себе в покои разных лекарей, но самое большое, что те смогли сделать – это приготовить для спины вот эту жутко пахнущую кашицу. Мужчина с тяжестью опустился на постель. Заботливая Синь-ми натирала отца перед сном после напряжённого дня, но пару дней назад она отправилась в их второй дворец, что находился в соседнем городе.
Он был скромнее, меньших размеров и напоминал больше спокойное место для отдыха и медитации, чем императорский дом. Еще отец Хуан-гу приказал построить его для любимой супруги – бабушки Синь-ми, и та с удовольствием проводила там время с детьми, пока ее муж занимался делами. Принцесса назвала второй дворец «Домом леса». Это место и правда окружала лесистая территория, а в уютных палисадниках всегда пели птицы и журчала вода. Когда Хуан-гу вырос и занял место на престоле, его супруга с дочерью также всем сердцем полюбили это магическое место, проводя там много времени.
“Было бы славно сейчас самому туда отправиться на поправку”, – подумал император, пытаясь дотянуться намазанной рукой до лопаток, – хотя бы на несколько деньков. Наконец, он справился с задачей и с хриплым выдохом улёгся на пышные подушки. Какое-то время правитель молча смотрел в потолок, вспоминая чудесные переливы колокольчиков в фонтане. Этот фонтан был придуман и собран специально для маленькой Синь-ми к её восьмому дню рождения. Когда императору удавалось ненадолго заехать в «Дом леса», его взгляд всегда приковывался к этому чуду.
В центре фонтана возвышался тонкий, искусно вырезанный столб из чёрного камня, обвитый ажурными бронзовыми лозами и цветами, словно ожившая ветвь древнего дерева. На самой вершине болтались маленькие колокольчики из отполированного тонкого железа, подвешенные на нитях, которые колыхались даже от еле заметных волн ветра. На их концах располагались ещё несколько таких же, как и сверху. Прохладная вода мягко струилась по ступеням фонтана, разделяясь на тонкие, прозрачные ручейки, касаясь металлических звоночков.
Так и сейчас в голове Хуан-гу начали звучать тихие переливы, сравнимые с шёпотом природы. То высокие, тонкие, как серебряные капли дождя, то более глубокие, напоминающие отголоски далёкого горного эха. Хаотичная и одновременно упорядоченная мелодия непрерывно лилась по пространству.
Мужчина мог даже поклясться, что почувствовал мелкие брызги воды на своих щеках. Теперь перед глазами предстала прекрасная женщина с длинными тёмными волосами, украшенными серебром проседи. Солнце отражалось от поверхности воды и металла, прикасалось огненными зайчиками к женским щекам, рукам…
Мелодия, переплетавшаяся с бликами солнца, плавно перешла в ритмичную пульсацию. Император только успел схватиться за виски, где неистово застучало. Он приподнялся и сел на кровати, стараясь дышать как можно глубже и ровнее. В груди нарастала давящая жгучая боль, тоненькими ниточками страха разбежавшись по всему телу. Кожа горела огнём, а к горлу подкатил отвратительный ком. Голова закружилась волчком, перед глазами поплыла мутная дымка. Хуан-гу показалось, что из комнаты высосали воздух, и он отчаянно открыл рот, чтобы позвать стражу. Вместо этого император издал сдавленный глухой стон и рухнул на толстый ковёр.
Один из солдат у дверей услышал грохот и, с тревогой взглянув на напарника, постучал в тяжёлые деревянные ставни. Ответа не последовало. Молодой стражник распахнул двери и застыл на пороге: на полу перед кроватью лежал император Хуан-гу. Его синие губы устрашающим пятном темнели на белом как мел лице. Не теряя ни минуты, двое солдат разделились: один остался у комнаты, а второй побежал за придворным лекарем. Ему ещё предстояло отправить гонца с известием в «Дом леса», к Синь-ми. Дочь не простит, если не прибудет ко дворцу, чтобы находиться рядом с отцом в трудные минуты его жизни. Тем более, никто знает, сколько их ещё осталось.
