Морган Райс
Дар оружия
Глава третья
Кендрик сидел верхом на своем коне рядом с Эреком, Бронсоном и Срогом, впереди тысяч своих людей, когда они стояли лицом к лицу с Тирусом и Империей. Они угодили прямо в ловушку. Тирус продал их, и теперь – слишком поздно – Кендрик осознал, что они совершили серьезную ошибку, доверившись ему.
Посмотрев направо, Кендрик увидел десять тысяч солдат Империи высоко на хребте долины со стрелами наготове. Слева находилось такое же количество солдат. Перед ними стояло еще больше. Несколько тысяч воинов Кендрика ни за что не смогли бы одолеть такое количество соперников. Они будут убиты даже при попытке. А со всеми этими подготовленными луками даже малейшее движение может привести к резне его людей. С точки зрения расположения тот факт, что они находились у основания долины, тоже никак им не помогал. Тирус выбрал для засады идеальное место.
Пока Кендрик сидел верхом, чувствуя себя беспомощным, его лицо горело от гнева и возмущения. Он смотрел на Тируса, который сидел высоко на своем коне с самодовольной улыбкой. Позади него находились четверо его сыновей, а рядом с ними – командир Империи.
«Неужели деньги настолько важны для тебя?» – спросил Кендрик Тируса, находящегося всего в десяти футах. Его голос был холодным, как сталь. – «Ты продашь и своих собственных людей, и свой собственный род?»
На лице Тируса не читалось никакого раскаяния. Его улыбка стала еще шире.
«Ваши люди не принадлежат к моему роду, ты забыл?» – спросил он. – «Именно поэтому, согласно вашим законам, я не имею прав на трон своего брата».
Эрек в гневе прокашлялся.
«Закон МакГила передает трон сыну, а не брату».
Тирус покачал головой.
«Все это сейчас несущественно. Ваши законы больше не имеют значения. Сила всегда берет верх над законом. Те, кто обладает силой, диктует закон. А теперь, как видите, я сильнее. Это означает, что с этой минуты я пишу закон. Последующие поколения не вспомнят ни один из ваших законов. Они будут помнить только меня, короля Тируса – а ни тебя или твою сестру».
«Троны, захваченные силой, никогда надолго не остаются у захватчиков», – парировал Кендрик. – «Ты можешь убить нас. Ты можешь даже убедить Андроникуса передать трон тебе. Но мы оба знаем, что ты не будешь править долго. Тебя предадут таким же образом, как ты предал нас».
Его слова не взволновали Тируса.
«Тогда я стану наслаждаться этими краткими днями на своем престоле, пока они длятся, и я буду аплодировать человеку, который предаст меня с таким же мастерством, с каким я предал вас».
«Довольно разговоров!» – крикнул командир Империи. – «Сдавайтесь сейчас же или ваши люди умрут!»
Кендрик бросил на него свирепый взгляд, понимая, что должен сдаться, но не желая этого делать.
«Опустите оружие», – спокойно произнес Тирус успокаивающим голосом. – «И я поступлю с вами справедливо – как воин с воином. Вы станете моими военными пленниками. Я могу не разделять ваших законов, но я разделяю честь боевого кодекса воина. Я обещаю вам, что вам не причинят вреда под моим присмотром».
Кендрик повернулся к Бронсону, Срогу и Эреку, которые смотрели на него. Каждый из этих воинов гордо восседал на своем коне.
«Почему мы должны тебе доверять?» – крикнул Бронсон Тирусу. – «Тебе, который уже доказал, что твое слово ничего не значит. Я готов умереть на этом поле боя только ради того, чтобы стереть эту самодовольную улыбку с твоего лица».
Тирус повернулся и бросил на Бронсона хмурый взгляд.
«Ты даже не МакГил. Ты – МакКлауд. Ты не имеешь права вмешиваться в дела МакГилов».
Кендрик пришел на защиту друга:
«Бронсон теперь такой же МакГил, как и любой из нас. Он говорит от лица наших людей».
Тирус раздраженно стиснул зубы.
«Выбор за вами. Оглянитесь вокруг себя и увидите тысячи наших лучников наготове. Вас обманули. Если вы хотя бы попытаетесь дотянуться до своих мечей, ваши люди умрут на месте. Разумеется, даже вы это понимаете. Есть время сражаться, а есть время и сдаваться. Если вы хотите защитить своих людей, вы сделаете то, что любой хороший командир на вашем месте. Опустите свое оружие».
Кендрик несколько раз сжал челюсти, сгорая изнутри. Как бы ни было ему ненавистно это признавать, он знал, что Тирус прав. Он оглянулся и мгновенно понял, что большинство – если не все – его людей умрут здесь, если он попытается сразиться. Как бы ему ни хотелось сразиться, это был бы эгоистичный выбор. Как бы он ни презирал Тируса, он чувствовал, что тот говорит правду и что его людям не причинят вреда. Пока они живы, он всегда может сразиться в другой раз, в другом месте, на другом поле боя.
Кендрик посмотрел на Эрека – человека, с которым он сражался бесчестное количество раз, чемпиона Серебра – и понял, что тот думает так же. Роль лидера отличается от роли воина – воин может сражаться очертя голову, но лидер сначала должен подумать о других.
«Есть время для оружия, а есть время для капитуляции», – крикнул Эрек. – «Мы поверим тебе на слово как воину, что нашим людям не причинят вреда, и на этом условии мы опустим свое оружие. Но если ты нарушишь свое слово, упокой Господи твою душу, я вернусь из ада, чтобы отомстить тебе за каждого своего человека».
Тирус удовлетворенно кивнул, и Эрек, вытянув руку, бросил свой меч и ножны на землю. Они приземлились с лязгом.
Кендрик, Бронсон и Срог последовали его примеру, каждый из них делал это неохотно, но они понимали, что это мудрый выбор.
Позади них раздался лязг тысячи оружия, которое, пролетев в воздухе, приземлилось на зимнюю почву. Все члены Серебра, МакГилы и силезианцы капитулировали.
Тирус широко улыбнулся.
«А теперь слезайте с коней», – приказал он.
Они все спешились по одному, встав рядом со своими лошадьми.
Тирус улыбался, упиваясь своей победой.
«Все эти годы, пока я находился в ссылке на Верхних Островах, я завидовал королевскому двору, своему старшему брату, всей его власти. Но который из МакГилов теперь удерживает всю власть?»
«Власть предательства вовсе не является властью», – сказал в ответ Бронсон.
Тирус нахмурился и кивнул своим людям.
Они бросились вперед и связали запястья каждого из них грубыми веревками. Их, тысячи пленников, начали уводить прочь.
Когда Кендрика потащили прочь, он вдруг вспомнил о своем брате Годфри. Они отправились все вместе, тем не менее, с тех пор он не видел нигде ни его самого, ни его людей. Он спрашивал себя, как Годфри удалось сбежать? Кендрик молился о том, чтобы брата постигла лучшая участь. По какой-то причине он был настроен оптимистично.
С Годфри никогда не знаешь, что произойдет.
Глава четвертая
Годфри скакал впереди своих людей в окружении Акорта, Фальтона и своего силезианского генерала. Рядом с ним ехал командир Империи, которому он щедро заплатил. Годфри скакал с улыбкой на лице, он был более чем доволен, оглядываясь и глядя на подразделение людей Империи – несколько тысяч сильных солдат, которые скакали вместе с ним, присоединившись к его делу.
Он вспомнил о цене, которую заплатил им, о бесчисленных мешках золота, вспомнил выражения на их лицах и радовался тому, что его план сработал. Он не был уверен в этом до последнего момента и впервые вздохнул свободно. В конце концов, существует большое количество способов одержать победу в битве, и он только что одержал одну, не пролив ни капли крови. Возможно, это не делало его рыцарем или храбрым воином, как других. Но, тем не менее, это принесло ему успех. А разве это не было целью, в конце концов? Годфри скорее предпочтет сохранить жизнь своим людям, дав взятку, чем станет наблюдать за тем, как их убивают в каком-то безрассудном акте рыцарства. Уж таким он был.
Годфри тяжело работал для того, чтобы получить то, что у него есть. Он использовал все свои темные связи через бордели, закоулки и таверны для того, чтобы выяснить, кто с кем спит, завсегдатаями каких борделей являются командиры Империи и какому командиру можно заплатить. У Годфри были более незаконные связи, чем у большинства – на самом деле, он провел всю свою жизнь, накапливая их – и теперь они пригодились. Кроме того, ему ничего не стоило хорошо платить каждому из своих контактов. Наконец, он может использовать папочкино золото во благо.
Тем не менее, до последнего момента Годфри не был уверен в том, что им можно доверять. Никто не продаст тебя так, как вор, и ему пришлось рискнуть. Годфри понимал, что это все равно что подбрасывать монету, что этим людям можно доверять только пока им платят. Но он рассчитался с ними очень, очень хорошим золотом и они оказались более надежными людьми, чем он думал.
Разумеется, Годфри понятия не имел о том, как долго это подразделение войск Империи будет оставаться преданным ему. Но, по крайней мере, им удалось избежать одного боя, и теперь подразделение Империи встало на их сторону.
«Я ошибался на Ваш счет», – послышался голос.
Обернувшись, Годфри увидел, что к нему подъехал генерал Силезии, который смотрел на него с восхищением.
«Должен признаться, что я сомневался в Вас», – продолжал он. – «Приношу свои извинения. Я и представить не мог, какой козырь Вы припрятали в рукаве. Это было гениально. Больше я не буду в Вас сомневаться».
Годфри улыбнулся в ответ, чувствуя себя оправданным. На протяжении всей его жизни все генералы, все военные люди сомневались в нем. Во дворе своего отца, во дворе воинов на него всегда смотрели с презрением. Теперь же, наконец, они все увидели, что он, по-своему, может быть не менее компетентным, чем они.
«Не волнуйтесь», – сказал Годфри. – «Я и сам сомневался. Я учусь в процессе. Я не командир и у меня нет другого плана, кроме как выживать так, как я умею».
«И куда мы теперь?» – спросил генерал.
«Мы присоединимся к Кендрику, Годфри и остальным, и сделаем то, что можем, чтобы помочь в их деле».
Они продолжили скакать – тысячи из них. Между людьми Империи и людьми Годфри был заключен неловкий и непростой союз. Они скакали по холмам, через длинные, засушливые, пыльные равнины, направляясь к долине, в которой Кендрик велел им встретиться.
Пока они скакали, миллион мыслей проносился в голове Годфри. Он задавался вопросом, что произошло с Кендриком и Эреком, насколько противник будет превосходить их числом и что случится с ним в следующей битве, в настоящей битве. Ему больше нечего добавить, в его рукаве больше нет козырей и у него не осталось золота.
Годфри нервно сглотнул. Он чувствовал, что не обладает тем же мужеством, что и остальные. Казалось, что они все родились с этой храбростью. Казалось, что все остальные не испытывают страха в битве – и даже в жизни. Но Годфри вынужден был признать, что ему страшно. Он знал, что когда дело дойдет до битвы, он не станет уклоняться, но Годфри был неуклюжим и неловким, у него не было способностей, которыми обладали другие, и он просто не знал, сколько еще раз боги удачи будут спасать его.
Казалось, что других воинов не волнует, умрут ли они. Казалось, что они хотят отдать свои жизни за доблесть. Годфри ценил доблесть, но жизнь он любил больше. Он любил свой эль, любил еду и даже сейчас ощущал, как урчит его желудок. Ему хотелось вернуться в безопасность какой-нибудь таверны. Военная жизнь просто не для него.
Но Годфри думал о Торе, который находился в плену, думал обо всех своих родных, которые сражались за это дело, и понимал, что именно здесь его честь, какой бы запятнанной она ни была, заставляет его находиться.
Они продолжали свой путь, пока, наконец, не пересекли вершину, где перед ними предстал захватывающий вид на долину, раскинувшуюся внизу. Они остановились, и Годфри прищурился от ослепляющего солнца, пытаясь приспособиться, чтобы разглядеть то, что находится перед ним. Он поднял руку и, заслонив глаза, озадаченно окинул взглядом долину.
Затем, к его ужасу, он все понял. Сердце Годфри остановилось: тысячи людей Кендрика, Эрека и Срога внизу уводили прочь, связанными, как пленников. Это была боевая сила, с которой он должен был встретиться. Они полностью капитулировали перед солдатами Империи, которых было в десять раз больше. Они были пешком, со связанными запястьями, захваченные в плен, и их всех уводили прочь. Годфри знал, что Кендрик и Эрек никогда бы не сдались без веской на то причины. Казалось, что они что-то задумали.
Годфри замер, охваченный паникой. Он спрашивал себя о том, как это могло произойти. Он рассчитывал на то, что застанет из в пылу полноценного сражения, что бросится в атаку и присоединится к ним. Но теперь вместо этого они исчезали на горизонте, находясь уже в добром полдне пути.
Генерал Империи подъехал к Годфри и произнес с насмешкой:
«Кажется, ваши люди проиграли. Мы так не договаривались».
Годфри повернулся к нему и увидел, насколько генерал кажется встревоженным.
«Я хорошо вам заплатил», – сказал он, нервничая, но призывая на помощь свой самый уверенный голос, чувствуя, что его сделка разваливается. – «И вы пообещали присоединиться ко мне в моем деле».
Но генерал Империи покачал головой.
«Я пообещал присоединиться к вам в битве, а не в суицидальной миссии. Несколько тысяч моих людей не выстоят против целого батальона Андроникуса. Наша сделка изменилась. Вы можете сразиться с ними сами, а я оставлю себе ваше золото».
Генерал Империи обернулся и закричал, после чего пнул своего коня и ускакал в другом направлении, его люди следовали за ним по пятам. Вскоре они исчезли внизу на другой стороне долины.
«У него наше золото!» – сказал Акорт. – «Следует ли нам погнаться за ним?»
Годфри покачал головой, наблюдая за тем, как они скачут прочь.
«И что это нам даст? Золото есть золото. Я не собираюсь рисковать нашими жизнями из-за него. Отпустите его. Всегда есть нечто большее».
Годфри повернулся и посмотрел на горизонт, на исчезающую группу людей Кендрика и Эрека. Это волновало его сейчас больше всего. Теперь у него не было подстраховки, и он был более изолированным, чем прежде. Ему казалось, что все планы рушатся у него на глазах.
«Что теперь?» – спросил Фальтон.
Годфри пожал плечами.
«Понятия не имею», – ответил он.
«Ты не должен так говорить», – сказал Фальтон. – «Ты теперь командир».
Но Годфри только снова пожал плечами.
«Я говорю правду».
«Этот удел воина тяжелый», – сказал Акорт, сняв шлем. Он почесал свой живот. – «Кажется, что все оборачивается не так, как ты рассчитывал, не так ли?»
Годфри сидел верхом на своем коне, качая головой, размышляя над тем, что делать. У него сорвалась сделка, чего он не ожидал, а запасного плана на случай непредвиденных обстоятельств у него не было.
«Следует ли нам повернуть назад?» – спросил Фальтон.
«Нет», – произнес Годфри, удивив сам себя.
Остальные повернулись и удивленно посмотрели на него. Некоторые солдаты подъехали ближе, чтобы услышать его приказ.
«Может быть, я и плохой воин», – сказал Годфри. – «Но там мои братья. Их увели прочь. Мы не можем повернуть назад, даже если это приведет нас к смерти».
«Вы сошли с ума?» – спросил силезианский генерал. – «Лучшие воины Серебра, МакГилы и силезианцы – все они не смогли сразиться с людьми Империи. Как, по-Вашему, несколько тысяч наших людей под Вашим командованием это сделают?»
Раздраженный Годфри повернулся к нему. Он устал от того, что все в нем сомневаются.
«Я не сказал, что мы победим», – парировал он. – «Я всего лишь сказал – это то, что мы должны сделать. Я не брошу их. Теперь, если вы хотите развернуться и отправиться домой, скатертью дорога. Я сам атакую их».
«Вы – неопытный командир», – сказал генерал, нахмурившись. – «Вы не знаете, о чем говорите. Вы приведете этих людей к верной смерти».
«У меня нет опыта, это правда», – ответил Годфри. – «Но Вы обещали, что больше не будете во мне сомневаться. И я не поверну обратно».
Годфри выехал на несколько футов вперед на достаточную высоту, чтобы увидеть всех своих людей.
«МУЖЧИНЫ!» – крикнул он гремящим голосом. – «Мне известно, что вы не знаете меня, как надежного командира, какими знаете Кендрика, Эрека или Срога. Это правда, у меня нет их способностей. Но я трус – по крайней мере, иногда. Так же, как и вы. Я знаю, что там находятся наши братья, и они в плену. Я сам скорее предпочту умереть, чем видеть, как их уводят у меня на глазах, чем вернуться домой подобно псам в наши города и ждать, пока Империя придет и тоже убьет нас. Будьте уверены в этом – однажды они нас убьют. Мы все можем погибнуть сейчас – на наших ногах, сражаясь, преследуя врага как свободные люди. Или мы можем умереть с позором и бесчестьем. Выбор за вами. Отправляйтесь в путь со мной – выживем мы или нет, но вы отправитесь в путь за доблестью!»
Раздался крик его мужчин – пронизанный таким энтузиазмом, что Годфри удивился. Они все подняли свои мечи высоко в воздух, и это придало ему храбрости.
Это так же помогло Годфри осознать реальность того, что он сказал. На самом деле он даже не думал над этими словами, прежде чем их произнести. Они просто вырвались у него в последний момент. Теперь он осознал, что сделал, и был несколько потрясен своими собственными словами. Храбрость Годфри обескуражила даже его самого.
Пока все воины гарцевали на своих лошадях, готовя свое оружие и собираясь к своей последней атаке, Акорт и Фальтон подъехали к Годфри.
«Выпьешь?» – спросил Акорт.
Годфри посмотрел вниз и увидел, что друг протянул руку с мехом вина и выхватил его у него из рук. Он откинул голову назад и начал жадно пить, пока почти не осушил мех до дна, едва остановившись для того, чтобы отдышаться. Наконец, Годфри вытер рот и вернул мех Акорту.
«Что я наделал?» – спрашивал себя Годфри. Он вовлек себя и остальных в битву, в которой не мог одержать победу. Ясно ли он мыслил?
«Я не думал, что в тебе это есть», – сказал Акорт, грубо похлопав его по спине, когда он отрыгнул. – «Хорошая речь. Лучше, чем в театре!»
«Нам следовало продать билеты!» – вмешался Фальтон.
«Полагаю, доля правды в твоих словах есть», – сказал Акорт. – «Лучше умереть на ногах, чем на спине».
«Хотя на спине может быть не так и плохо, если мы будем лежать на кровати в борделе», – добавил Фальтон.
«Внимание, внимание!» – закричал Фальтон. – «А как насчет того, чтобы умереть с кружкой эля в руках и откинутыми назад головами?»
«Это на самом деле было бы прекрасно», – сказал Акорт, сделав глоток.
«Но через какое-то время, полагаю, это станет скучным», – заметил Фальтон. – «Сколько кружек эля может выпить мужчина и со скольким женщинами он может провести ночь?»
«Что ж, много, если ты подумаешь об этом должным образом», – ответил Акорт.
«Даже так, предполагаю, было бы веселее умереть по-другому. Не так скучно».
Акорт вздохнул.
«Что ж, если мы все это переживем, по крайней мере, это даст нам шанс выпить по-настоящему. Мы это заслужили!»
Годфри отвернулся, пытаясь не обращать внимания на бесконечную болтовню Акорта и Фальтона. Пришло время для него стать мужчиной, оставить позади остроумное подшучивание и шутки о тавернах, принимать настоящие решения, которые влияют на настоящих мужчин в настоящем мире. Годфри ощущал на себе тяжесть, и он не мог не спрашивать себя, чувствовал ли его отец то же самое. Странно, но как бы он ни ненавидел этого человека, он начинал сочувствовать своему отцу. И, возможно, к своей собственной чести, он становился похожим на него.
Забыв о предстоящей опасности, Годфри ощутил прилив уверенности. Он вдруг пнул своего коня и с боевым кличем помчался сломя голову вниз по долине.
Позади него раздался немедленный боевой клич тысяч мужчин, топот их лошадей оглушал его, когда они поскакали за ним.
Годфри уже ощущал легкое головокружение, вино ударило ему в голову, пока он мчался навстречу своей неминуемой смерти. Годфри задавался вопросом, во что же он себя втянул.
Глава пятая
Тор сидел верхом на своем коне рядом с отцом с одной стороны и с МакКлаудом – с другой. Рядом с ними находился Рафи. Позади них была десятитысячная армия солдат Империи, главное подразделение армии Андроникуса. Отлично дисциплинированные солдаты терпеливо ждали команды Андроникуса. Они все стояли на вершине хребта, глядя на Хайлэндс, чьи вершины были покрыты снегом. На вершине гор находился город МакКлауда Хайландия, и Тор напрягся, увидев тысячи войск, выходящих из города им навстречу, готовясь к сражению.
Это не были ни люди МакГила, ни солдаты Империи. На них была броня, которую Тор смутно припоминал, но, крепче сжимая рукоять своего нового меча, он не был уверен в том, кто они такие или почему атакуют.
«МакКлауды, мои бывшие люди», – объяснил МакКлауд Андроникусу. – «Все хорошие солдаты МакКлауд. Все те, которых я когда-то обучал и с кем воевал бок о бок».
«Но теперь они обернулись против нас», – заметил Андроникус. – «Они скачут, чтобы встретиться с тобой в бою».
МакКлауд, лишенный одного глаза, нахмурился. Одну половину его лица украшала печать Империи, он выглядел гротескно.
«Прошу прощения, милорд», – сказал он. – «Это не моя вина. Это вина моего мальчишки, Бронсона. Он настроил моих людей против меня. Если бы не он, они все присоединились бы ко мне прямо сейчас в Вашем великом деле».
«Это не из-за твоего мальчишки», – поправил его Андроникус стальным голосом, повернувшись к МакКлауду. – «А из-за того, что ты – слабый командир и еще худший отец. Недостаток в сыне свидетельствует о недостатке в тебе. Мне следовало бы знать, что ты не в состоянии контролировать своих собственных людей. Мне следовало давно убить тебя».
МакКлауд нервно сглотнул.
«Милорд, Вы так же можете предположить, что они сражаются не против меня, а против Вас. Они хотят избавить Кольцо от Империи».
Андроникус покачал головой, перебирая пальцами свое ожерелье из высушенных голов.
«Но теперь ты на моей стороне», – сказал он. – «Так что борьба со мной так же означает борьбу и с тобой».
МакКлауд вынул свой меч, хмуро глядя на приближающуюся армию.
«Я буду сражаться и убью каждого из моих собственных людей», – заявил он.
«Знаю, что будешь», – сказал Андроникус. – «Потому что иначе я сам тебя убью. Не то, чтобы я нуждался в твоей помощи. Мои люди причинят гораздо больший ущерб, чем ты когда-либо мечтал – особенно когда их возглавляет мой собственный сын, Торникус».
Тор сидел на своем коне, едва слушая все их разговоры. Он был ошеломлен. В его голове роились чужие мысли, которых он не узнавал, – мысли, которые пульсировали в его голове и постоянно напоминали ему о преданности, которую он должен испытывать к своему отцу, о его судьбе в качестве сына Андроникуса. Мысли роились в голове Тора неустанно и, как бы он ни пытался, он был не в состоянии очистить свой разум и мыслить самостоятельно, словно был заложником в своем собственном теле.
Пока Андроникус говорил, каждое его слово становилось сначала предложением в голове Тора, а затем приказом. После чего они каким-то образом становились его собственными мыслями. Тор сопротивлялся, какая-то часть его пыталась избавить разум от этих захватнических чувств, чтобы обрести ясность. Но чем больше он сопротивлялся, тем тяжелее становилось.
Пока Тор сидел на своем коне, наблюдая за приближающейся армией, скачущей через равнины, он ощущал, как в его венах бежит кровь. Он мог думать только о своей верности отцу, о необходимости сокрушить каждого, кто встанет на пути его отца, о своей судьбе в качестве правителя Империи.
«Торникус, ты меня слышал?» – спросил Андроникус. – «Ты готов показать себя в битве ради своего отца?»
«Да, отец», – ответил Тор, глядя прямо перед собой. – «Я сражусь с любым, кто станет сражаться с тобой».
Андроникус широко улыбнулся. Он повернулся лицом к своим людям.
«МУЖЧИНЫ!» – прогремел он. – «Пришло время встретиться лицом к лицу с врагом, чтобы избавить Кольцо от его выживших повстанцев раз и навсегда. Мы начнем с этих людей МакКлауда, которые осмелились бросить нам вызов. Торникус, мой сын, поведет вас в бой. Вы последуете за ним так, как последовали бы за мной. Вы отдадите за него свою жизнь так, как отдали бы за меня. Предательство по отношению к нему расценивается как предательство по отношению ко мне!»
«ТОРНИКУС!» – крикнул Андроникус.
«ТОРНИКУС!» – раздалось эхо десяти тысяч войск Империи позади них.
Приободренный Тор высоко поднял свой новый меч Империи, который подарил ему его любимый отец. Он почувствовал, как через него проходит сила – сила его рода, его людей, того, кем он должен быть. Наконец, Тор вернулся домой, к своему отцу – навсегда. Ради своего отца Тор сделает что угодно. Даже пойдет на смерть.
Тор издал громкий боевой клич, пнув своего коня и помчавшись вниз с долины, первым бросившись в бой. Позади него раздался громкий боевой клич, когда за ним последовали десять тысяч воинов. Каждый из них был готов пойти за Тором навстречу своей смерти.
