Морган Райс
Разбойник, узник, принцесса
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Тяжело дыша, Сартес бежал меж армейских палаток, сжимая в руке свиток и вытирая пот со лба, понимая, что, если он не доберётся до палатки своего командира в срок, его выпорют. Он пригнулся и шагал столь быстро, сколь мог, зная, что время на исходе. Его уже слишком много раз останавливали.
У Сартеса уже были следы ожогов на голенях из-за тех случаев, когда он что-то неправильно понял, и сейчас они ныли ещё сильнее. Он отчаянно моргал, оглядывая армейский лагерь, пытаясь определить правильное направление движения среди бесконечного множества палаток. На них висели флаги и знамёна для обозначения пути, но он до сих пор не до конца выучил эту схему.
Сартес почувствовал, как что-то зацепило его за ногу, после чего он навернулся, и мир, казалось, перевернулся с ног на голову, когда он упал. На мгновение он подумал, что споткнулся о верёвку, но потом поднял голову и увидел, как смеются солдаты. Впереди всех стоял пожилой мужчина с короткой седеющей щетиной и шрамами от множества сражений.
Тогда Сартеса охватил страх, как и ощущение некоторой обречённости; такова была армейская жизнь для новобранца, подобного ему. Он не стал расспрашивать, почему с ним так поступили, ведь это был верный путь к избиению. Насколько он смог усвоить, практически всё было таким путём.
Вместо этого он поднялся на ноги и стряхнул грязь с туники.
«Куда это ты направляешься, щенок?» - потребовал ответа солдат, который поставил ему подножку.
«Выполняю поручение для своего командира, сэр», - сказал Сартес, поднимая клочок пергамента, чтобы спрашивающий увидел его. Он надеялся, что этого будет достаточно, чтобы оказаться в безопасности. Зачастую действительность оставляла желать лучшего, несмотря на правила, в которых было прописано, что приказы всегда обладают основным приоритетом над чем-либо ещё.
С тех пор как Сартес сюда прибыл, он узнал, что у имперской армии было много правил. Некоторые были официальными: покинешь лагерь без разрешения, откажешься выполнять приказы, предашь армию – и тебя могут убить. Маршируешь не так, как надо, делаешь что-то без разрешения – и тебя могут избить. Однако были и другие правила. Неписанные, но неподчинение им могло быть не менее опасно.
«И что же это за поручение?» - поинтересовался солдат. Другие начали собираться вокруг него. В армии всегда не хватало развлечений, поэтому, если появлялся шанс немного повеселиться за счёт новобранца, люди обращали на него внимание.
Сартес изо всех сил старался выглядеть невинно. «Я не знаю, сэр. Просто у меня приказ – доставить это сообщение. Вы можете прочитать его, если хотите».
Это был взвешенный риск. Большинство простых солдат не умели читать. Он надеялся, что его тон не принесёт ему оплеуху за неподчинение, но старался не показывать своего страха. Не показывать страх было одним из правил, которые не были прописаны. В армии было как минимум столько же таких правил, сколько и официальных. Правила о том, с кем нужно быть в хороших отношениях, чтобы получить еду получше. О том, кто с кем общается, и с кем нужно быть осторожнее, вне зависимости от ранга. Казалось, что знание этих правил было единственным способом выжить.
«Ну, тогда тебе лучше поторопиться!» - взревел солдат, пытаясь пнуть ногой воздух рядом с Сартесом, чтобы заставить его двинуться вперёд. Остальные засмеялись так, будто это была лучшая шутка из всех, которую они когда-либо слышали.
Казалось, что одним из самых важных неписаных правил было то, что новобранцы были основной мишенью для нападок. С тех пор как Сартес сюда прибыл, его постоянно били кулаками, шлёпали и толкали. Его заставляли бегать, пока он не начнёт терять сознание, а затем бежать ещё и ещё. Его нагружали таким количеством снаряжения, что ему казалось, будто он не сможет встать, заставляли его нести эту амуницию, рыть ямы в земле без явной на то необходимости, работать. Он слышал истории о людях, которые любили поступать с новобранцами гораздо хуже. Даже если бы они умерли, какое для армии это имело значение? Их привозили сюда, чтобы отдать на растерзание врагу. Все ждали, что рано или поздно они умрут.
Сартес думал, что умрёт здесь в первый же день. К его концу он даже почувствовал, что ему этого хочется. Он свернулся калачиком в палатке из очень тонкого материала – такую ему выдали – и задрожал, надеясь, что земля поглотит его. Невероятно, но следующий день был даже хуже. Был убит другой новобранец, чьё имя Сартес даже не успел узнать. Его поймали, когда он пытался сбежать, и все были обязаны наблюдать за его казнью, как будто так им преподавали какой-то урок. Единственный урок, который удалось усвоить Сартесу, заключался в том, насколько жестокой была армия со всяким, кто позволял ей заметить, что он напуган. Именно тогда он начал пытаться похоронить свой страх, не показывать его, хотя на самом деле теперь не было и минуты в его жизни, когда он переставал быть начеку.
Он обогнул несколько палаток, ненадолго сменив направление, чтобы заскочить в одну из них, где пару дней назад одному из поваров понадобилась помощь в написании письма домой. Армия почти не кормила своих новобранцев, и Сартес чувствовал, как его желудок урчит, почуяв близость еды, но он всё равно не ел то, что взял с собой, пока бежал к палатке своего командира.
«Где ты был?» - спросил офицер. По его тону Сартес понял, что рассказывать правду про задержавших его солдат не имеет смысла, в качестве оправдания это не сработает. Но Сартес это предвидел. Именно поэтому, отчасти, он и заглянул в палаточную столовую.
«Захватил по пути вот это, сэр», - сказал Сартес, протягивая командиру яблочный пирог, который, как он слышал, был его любимым блюдом. «Я подумал, что сегодня у Вас может не оказаться возможности взять его самому».
Тон офицера мгновенно сменился. «Очень предусмотрительно, новобранец…»
«Сартес, сэр», - Сартес не рискнул улыбнуться.
«Сартес. Солдаты, которые умеют думать, нам здесь не помешают. Хотя в следующий раз помни, что приказ всегда должен стоять на первом месте».
«Да, сэр», - сказал Сартес. «Вам требуется что-то ещё, сэр?»
Командир махнул ему рукой: «Не сейчас, но я запомню твоё имя. Свободен».
Сартес покинул павильон командира, чувствуя себя намного лучше, чем когда он вошёл. Он не был уверен, что этой небольшой хитрости будет достаточно, чтобы спасти его от кары за задержку, возникшую из-за солдат. Однако, похоже, он избежал наказания и сумел занять определённую позицию: офицер узнал, кто он такой.
Сартес словно ходил по лезвию ножа, но в это время вся армейская жизнь была для него такой. До сих пор он выживал здесь, применяя смекалку и держась подальше от самых агрессивных форм проявления насилия. Он видел, как мальчиков его возраста убивали, или избивали так сильно, что было очевидно – они скоро умрут. Тем не менее, он не был уверен, как долго он сможет действовать в том же духе. Для новобранца вроде него это было такое место, где насилие и смерть не будут долго ждать в сторонке.
Сартес сглотнул, думая обо всём, что может пойти не так. Солдат может слишком сильно тебя избить. Офицер может обидеться на любую мелочь и назначить крайне суровое наказание, чтобы другим было неповадно поступать так же. В любой момент Сартеса могли отправить в сражение, а он слышал, что новобранцы обычно шли впереди всех, это делалось с целью «отсеять слабых». Даже процесс обучения может оказаться смертельным, ведь в армии редко используется затупленное оружие, а новобранцам нечасто дают полезные инструкции.
Единственный страх, который шёл впереди всех остальных, заключался в том, что кто-то узнает, что он пытался присоединиться к Рексусу и повстанцам. На самом деле вероятность была крайне мала, но даже она перевешивала всё остальное. Сартес видел тело солдата, обвинённого в симпатии к повстанцам. Его же подразделению было приказано разрубить его на куски, чтобы доказать свою преданность. Сартес не хотел закончить так же. Одной мысли об этом было достаточно, чтобы заставить его желудок сжаться не только от голода.
«Вот ты где!» - раздался голос, и Сартес вздрогнул. Было невозможно избавиться от ощущения, что, каким-то непостижимым образом, кто-то догадался, о чём он думает. Он заставил себя хотя бы притвориться спокойным. Сартес оглянулся и увидел солдата в броне сержанта, мускулы на поверхности которой были выдолблены особо тщательным образом, на его щеках виднелись рубцы, настолько глубокие, что практически вырисовывали собой некий пейзаж. «Это ты посыльный старшины?»
«Я только что отнёс ему сообщение, сэр», - сказал Сартес. Это было почти что правдой.
«Тогда ты подойдёшь и мне. Иди и выясни, куда задевались тележки с моими пиломатериалами. Если кто-то решит доставить тебе неприятности, просто скажи им, что тебя послал Венн».
Сартес моментально отдал честь: «Сию минуту, сэр».
Он убежал выполнять поручение, но, когда он отправился в путь, то не стал сосредотачиваться только на одной миссии. Он пошёл более длинной дорогой, окольным путём. Так он мог осмотреть окраины лагеря, подметить его геостратегические точки, что позволило бы ему найти его слабые места.
Поскольку, живым или мёртвым, Сартес найдёт способ сбежать отсюда сегодня же вечером.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Люциус пробирался сквозь толпу знати в тронном зале замка, кипя от злости. Он злился на то, что ему приходилось всех расталкивать, хотя на самом деле все должны были расступиться и поклониться ему, уступая дорогу. Он был возмущён тем фактом, что Танос забрал себе всю славу, сокрушив повстанцев на Хейлоне. Однако, прежде всего, он гневался на то, что случилось на Стадионе. Эта заноза Церера снова разрушила его планы.
Люциус видел, что впереди стоят король с королевой, которые увлечены беседой с Космасом, старым дураком из библиотеки. Люциус думал, что их последней встречей с пожилым учёным будет время его детства, когда их всех заставляли учить нелепые факты о мире и его работе. Но нет, очевидно, после предоставленного Космасом письма, рассказывающего об измене Цереры, король стал прислушиваться к нему.
Люциус продолжал двигаться вперёд. Он слышал, как придворные вокруг плели свои мелкие заговоры. Он видел свою дальнюю родственницу, кузину Стефанию, стоящую неподалёку, она смеялась над какой-то шуткой другой красиво одетой благородной особы. Она оглянулась и, выдержав достаточно долгий взгляд Люциуса, улыбнулась ему. Люциус уже давно определил, что эта девушка на самом деле совершенно пуста. Но красива. Возможно, в будущем, подумал он, у него появится возможность проводить больше времени с дамой дворянских кровей. По крайней мере, он был не менее статным юношей, чем Танос.
Однако сейчас Люциус был слишком зол на то, что случилось, и даже эти мысли не могли его развлечь. Он подошёл к подножию тронов, прямо к краю возвышающегося там помоста.
«Она всё ещё жива!» - выпалил он, приближаясь к трону. Ему было всё равно, что он произнёс эти слова достаточно громко, чтобы они могли разнестись по всей комнате. Пусть они слышат, решил он. Конечно, не имело значения, что Космас до сих пор шептался с королём и королевой. Что интересного, подумал Люциус, может рассказать человек, проводящий всё своё время за свитками?
«Вы меня слышали?» - спросил Люциус. «Девушка…»
«Да, всё ещё жива», - парировал король, останавливая его речь поднятием руки вверх. «Мы обсуждаем более важные темы. Танос пропал, отправившись на битву за Хейлон».
Этот жест лишь ещё больше разозлил Люциуса. Он решил, что с ним обращаются будто с прислугой. Но, всё же, он ждал. Сейчас было бы неприемлемо навлечь на себя гнев короля. Кроме того, ему потребовалась пара минут, чтобы переварить услышанное.
Танос пропал? Люциус пытался понять, как это на него повлияет. Изменит ли это его положение при дворе? Он снова задумчиво посмотрел на Стефанию.
«Спасибо, Космас», - сказала наконец королева.
Люциус наблюдал, как учёный вновь присоединился к толпе глазеющих дворян. И только тогда король и королева обратили на него своё внимание. Люциус попытался выпрямиться. Он не хотел, чтобы кто-то заметил обиду, разгоревшуюся в нём из-за небольшого оскорбления. Люциус убедил себя, что, если бы кто-то другой повёл себя с ним подобным образом, он прикончил бы его в это же мгновение.
«Мы знаем, что Церера пережила последнюю Бойню», - сказал король Клавдий. Люциусу показалось, что тот ни капли этим не раздражён, не говоря уже о близости к тому закипающему гневу, который разгорался в сердце Люциуса при одной лишь мысли об этой простолюдинке.
Но потом Люциус подумал, что ведь не короля победила эта противная девчонка. И даже не один раз, а два, если учитывать тот случай, когда он пошёл в её комнату, чтобы преподать ей урок. Люциус чувствовал, что у него есть все основания, у него есть полное право считать её выживание личным оскорблением.
«Тогда вы знаете, что так больше не может продолжаться», - сказал Люциус. Он не был в состоянии разговаривать более вежливым тоном, как ему сейчас следовало бы. «Вы должны с ней расправиться».
«Должны?» - переспросила королева Афина. «Осторожнее, Люциус. Мы всё ещё твои правители».
«С глубочайшим уважением, ваши величества», - сказала Стефания, и Люциус сфокусировался на том, как она заскользила по полу в своём шёлковом платье. «Люциус прав. Мы не можем продолжать сохранять жизнь Церере».
Люциус заметил, как глаза короля слегка сузились.
«И как же вы предлагаете нам поступить?» - поинтересовался король Клавдий. «Вытащить её на песчаный берег и обезглавить? Это ты предложила сделать её воином, Стефания. Ты не можешь жаловаться на то, что она не умерла достаточно быстро, чтобы тебя удовлетворить».
Люциус отчасти понимал такое объяснение. Для её умерщвления не было никакого повода, а для народа, кажется, это очень важно. Но ещё более удивительным для него было то, что люди действительно полюбили её. Однако почему? Потому что она немного умела драться? Насколько мог судить Люциус, этим навыком овладел бы любой дурак. Многие дураки так и делали. Если бы у народа были в голове хоть какие-то здравые мысли, он отдавал бы свою любовь тем, кто действительно её заслужил – своим законным правителям.
«Я понимаю, что нельзя просто взять и казнить её, Ваше величество», - сказала Стефания, невинно улыбнувшись, что, как заметил Люциус, всегда удавалось ей с невероятной лёгкостью.
«Я рад, что ты это понимаешь», - сказал король с явным раздражением. «Но ты также должна понимать и что случилось бы, будь ей теперь причинён вред, верно? Теперь, после того, как она сразилась в открытой битве? Теперь, после того как она победила?»
Люциус, конечно, это понимал. Он не был ребёнком, для которого политика была лишь непонятным словом.
Стефания подвела итог: «Это подстегнёт революцию, Ваше величество. Городской народ может взбунтоваться».
«Нет никакого «может», - сказал король Клавдий. «У нас есть Стадион, и он существует по этой причине. Люди жаждут крови, и мы даём им то, чего они хотят. Эта потребность в насилии может легко обернуться и против нас».
Люциус глухо засмеялся. Трудно было поверить, что король действительно думал, что население Делоса когда-нибудь сможет отнять у них трон. Он видел их, и они не были кровожадными монстрами. Они были сбродом. Преподать бы им урок, подумал он. Уничтожить достаточно людей, показать им, что будет, если они не начнут слушаться, и тогда они моментально станут шёлковыми.
«Что тебя так веселит, Люциус?» - спросила его королева, и Люциус услышал в её голосе колкость. Королю и королеве не нравилось, когда над ними смеются. К счастью, ему было что ответить.
«Просто мне кажется, что решение очевидно», - сказал Люциус. «Я не прошу казни Цереры. Я говорю, что мы недооценили её боевые способности. И в следующий раз мы не должны повторить той же ошибки.
«И дать ей возможность стать ещё более популярной в случае победы?» - спросила Стефания. «Благодаря победе люди и полюбили её».
Люциус улыбнулся. «Вы видели, как реагируют простые люди на Стадионе?» - спросил он. Это он понял, хотя другим такое оказалось и не под силу.
Он заметил, как Стефания фыркнула: «Я стараюсь не смотреть на них, кузен».
«Но ты их слышишь. Они выкрикивают имена своих фаворитов. Они жаждут крови. А когда их фавориты падают, что тогда?» Он огляделся, ожидая, что кто-то ответит за него. К его сожалению никто так этого и не сделал. Возможно, Стефания была недостаточно умна, чтобы всё понять. Но Люциус был не против блеснуть своей смекалкой.
«Они начинают выкрикивать имена новых победителей», - объяснил Люциус. «Они любят их так же сильно, как и предыдущих. Да, сейчас они помнят про эту девушку, но, если она будет лежать на песке и истекать кровью, они будут ждать её смерти так же нетерпеливо, как и смерти всех остальных. Нам просто нужно увеличить шансы на её поражение».
Казалось, король задумался над его словами: «И что ты предлагаешь?»
«Если мы ошибёмся, - сказала королева - они полюбят её ещё больше».
Наконец-то Люциус почувствовал, как его гнев сменяется чем-то другим – удовлетворением. Он посмотрел на двери, ведущие в тронный зал, где ждал один из его помощников. Всё, что было необходимо, дабы заставить юнца сорваться с места, – это щелчок пальцами; все слуги Люциуса быстро понимали, что злить его было отнюдь не мудрым решением.
«У меня есть одно средство», - сказал Люциус, указывая на дверь.
На вошедшем в комнату человеке были кандалы, он был более семи футов ростом и имел угольно-чёрный оттенок кожи, а из-под короткого килта, который он носил, выпирали стальные мускулы. Его плоть покрывали татуировки; работорговец, который продавал этого воина, сказал Люциусу, что каждая из них посвящена врагу, которого он убил в битве один на один, как на территории Империи, так и в южных землях, где его и нашли.
Тем не менее самым пугающим в нём для Люциуса были не размеры мужчины или его мощь. Это был его взгляд. В нём было что-то, что просто не принимало таких вещей как сострадание или милосердие, боль или страх. Это нечто могло бы оторвать человеку все конечности, ничего при этом не почувствовав. На теле были и шрамы от лезвий, которыми его ранили в битве. Но Люциус не мог себе представить, чтобы выражение лица воина поменялось бы даже в те моменты.
Люциусу нравилось наблюдать за реакцией окружающих, когда они впервые видели бойца, скованного цепью как дикий зверь и озирающегося по сторонам. Некоторые женщины тихонько охали от страха, в то время как мужчины поспешно расступались перед ним, словно инстинктивно ощущая, насколько опасен этот мужчина. Казалось, что этот всеобщий страх создавал перед ним пустоту, а Люциус наслаждался эффектом, который производил его воин. Он наблюдал, как Стефания суетливо отступает назад, и ехидно улыбался.
«Его называют Последним Дыханием», - сказал Люциус. «Он ни разу не проигрывал бой и никогда не оставлял врага в живых. Поздоровайтесь, - усмехнулся он, - со следующим и последним противником Цереры».
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Церера проснулась в темноте ночи, комнату освещала лишь одна мерцающая свеча и бледный диск луны, проглядывающийся сквозь ставни. Она пыталась прийти в себя и понять, что произошло. Она помнила, как когти зверя разрывали её на куски, и одной этой мысли оказалось достаточно, чтобы почувствовать эту боль снова. Она возникла в спине, когда Церера собиралась повернуться на бок, обжигающая и достаточно внезапная, чтобы заставить её вскрикнуть. Боль была всепоглощающей.
«Бедняжка, - произнёс голос, - тебе так больно?»
Фигура двинулась вперёд. Сначала Церера не могла разглядеть детали, но они медленно принимали свои финальные формы. Стефания стояла над её кроватью, бледная, как лунные лучи, которые обрамляли её, создавая прекрасный образ невинной дворянки, которая пришла навестить больных и раненых. Церера не сомневалась, что это был преднамеренный акт.
«Не волнуйся», - сказала Стефания. Церере казалось, что эти слова звучат где-то вдалеке, едва пробиваясь сквозь густой туман. «Целители дали тебе кое-что, чтобы помочь заснуть, пока они сшивали тебя по кусочкам. Они, казалось, были весьма удивлены, что ты всё ещё жива, и хотели облегчить твою боль».
Церера увидела, как она подняла маленькую бутылочку. Её содержимое казалось тускло-зелёным на фоне бледной руки Стефании, сосуд был закрыт пробкой с чем-то блестящим по краю. Церера заметила, как дворянка улыбнулась, и эта улыбка казалась высеченной из камня.
«А вот я не впечатлена тем, что тебе удалось выжить», - сказала Стефания. «Такого развития событий никто не предугадывал».
Церера попыталась дотянуться до неё. Теоретически, это мог быть тот момент, когда нужно бежать. Если бы она чувствовала себя лучше, то смогла бы проскользнуть мимо Стефании и направиться к двери. Если бы она могла найти способ избавиться от этого тумана в голове, который, казалось, переполнил её до краёв, она могла бы схватить Стефанию и заставить её помочь ей сбежать.
Но её тело практически ей не подчинялось, реагируя на мозговые импульсы гораздо позже, чем ей бы этого хотелось. Всё, что Церере удалось сделать, – так это сесть на кровати, но даже это незначительное движение вызвало новый прилив мучительной боли.
Она заметила, как Стефания провела пальцем по бутылочке, которую держала в руках. «Ах, Церера, не переживай. Есть причина, по которой ты чувствуешь себя настолько беспомощной. Целители попросили меня удостовериться, что ты получила дозу их препарата, что я и сделала. Во всяком случае, какую-то его часть. Достаточно, чтобы сделать тебя уступчивой. Но недостаточно, чтобы на самом деле избавить тебя от боли».
«Что такого я сделала, чтобы ты так меня возненавидела?» - спросила Церера, хотя уже знала ответ. Она стала близка Таносу, и он отверг Стефанию. «Неужели быть женой Таноса так много для тебя значит?»
«Ты проглатываешь слова, Церера», - сказала Стефания, одарив её одной из тех улыбок, в которой не просматривалось ни капли теплоты. «И я не ненавижу тебя. Ненависть означала бы, что ты в каком-то смысле достойна быть моим врагом. Скажи мне, ты знаешь что-нибудь о ядах?»
Одной это фразы было достаточно, чтобы сердце Цереры начало колотиться с бешеной силой, а в груди затаилась тревога.
«Яд – такое элегантное оружие», - сказала Стефания так, будто Цереры даже не было рядом. «Гораздо элегантнее, чем ножи или копья. Думаешь, ты такая сильная, потому что умеешь размахивать мечами и биться с настоящими воинами? И, тем не менее, я могла бы отравить тебя, пока ты спала, это было бы так легко. Я могла бы добавить что-нибудь к твоему снотворному. Я могла бы просто дать тебе слишком большую порцию, чтобы ты больше никогда не проснулась».
«Люди бы узнали», - парировала Церера.
Стефания пожала плечами: «А их бы это волновало? И вообще, я могла бы представить это как несчастный случай. Бедная Стефания, пытаясь помочь, но, не зная, что именно делает, дала нашей новой воительнице слишком большую дозу лекарства».
Она притворно прикрыла рот рукой и сделала удивлённые глаза. Это был идеальный образ шока из-за угрызений совести, казалось даже, что в её глазах заблестели слёзы. Когда она снова заговорила, то звучала уже несколько иначе, чем ранее. Её голос был полон сожаления и неверия. Было даже похоже, что она изо всех сил пытается сдержать желание разрыдаться.
«О, нет! Что я наделала? Я не хотела. Я думала... Я думала, что сделала всё именно так, как мне сказали!»
Затем она рассмеялась, и в это мгновение Церера увидела её такой, какая она есть. Теперь она видела её насквозь, без лицемерной маски, которую Стефания носила постоянно. Как этого никто не заметил? Церера удивилась. Как они могли не видеть, что скрывается за её красивой улыбкой и тонким смехом?
«Все они думают, что я глупа», - сказала Стефания. Теперь она распрямилась во весь свой рост и стала выглядеть опаснее, чем ранее. «Я очень стараюсь действовать так, чтобы они думали, что я глупа. Ох, не беспокойся, я не отравлю тебя».
«Почему же?» - спросила Церера. Она знала, что должна быть причина.
Она заметила, как выражение лица Стефании застыло в свете свечи, она нахмурилась, отчего её гладкий лоб покрылся складками.
«Потому что это было бы слишком легко», - сказала Стефания. «После того, как ты и Танос унизили меня, я бы предпочла, чтобы ты страдала. Вы оба этого заслужили».
«Ты не сможешь ничего мне сделать», - сказала Церера, хотя в тот момент это не было похоже на правду. Стефания могла бы подойти к кровати и причинить ей боль многими способами, и Церера знала, что она была бы не в силах остановить её. Церера знала, что дворяне не умеют бороться, но прямо сейчас Стефания с лёгкостью одолела бы её.
«Конечно, смогу», - сказала Стефания. «В мире есть оружие и получше яда. Например, правильные слова. Давай-ка проверим на практике. Какие из них принесут тебе больше боли? Твой любимый Рексус, разумеется, мёртв. Начнём с этого».
Церера старалась сохранить лицо. Она пыталась не позволить горю моментально охватить себя, чтобы дворянка не заметила его признаков на её лице. И всё же по довольному лицу Стефании она поняла, что, должно быть, её попытки не увенчались успехом.
«Он умер, сражаясь за тебя», - сказала Стефания. «Я подумала, что это будет тебе интересно. Ведь такие детали делают историю намного более... романтичной».
«Ты лжёшь», - огрызнулась Церера, на самом деле понимая, что в данной ситуации Стефания не стала бы этого делать. Она сказала бы что-то подобное, только если это правда, которую Церера могла легко проверить. Ей просто нужно было выбрать ту правду, которая могла бы причинять боль Церере снова и снова, в любой момент, когда она вспоминала бы об этом.
«Мне не нужно лгать. Не тогда, когда правда гораздо приятнее», - сказала Стефания. «Танос тоже мёртв. Он погиб в борьбе за Хейлон, прямо там, на пляже».
Цереру накрыло новой волной горя, которое утащило её за собой, намереваясь забрать у неё любые оставшиеся чувства. Она поругалась с Таносом перед тем, как он ушёл, из-за смерти её брата и его планов, связанных с борьбой с восстанием. Она никогда не думала, что эти слова могут оказаться последними, которые он от неё услышит. Она специально передала сообщение Космасу, чтобы этого не случилось.
«Есть ещё кое-что», - сказала Стефания. «Твой младший брат… Сартес? Его забрали в армию. Я позаботилась о том, чтобы принимающие не слишком опекали его только потому, что он является братом оруженосца Таноса».
На этот раз Церера попыталась наброситься на неё, гнев, казалось, дал ей какие-то силы для атаки дворянки. Но из-за слабости у неё не было никаких шансов на успех. Она почувствовала, как её ноги запутались в простынях, и она упала на пол, сверля взглядом Стефанию.
«Как думаешь, как долго твой брат протянет в армии?» - спросила Стефания. Церера наблюдала, как выражение её лица стало несколько издевательским, будто она потешалась над её слабостью. «Бедный мальчик. Солдаты обычно так жестоки с новобранцами. Ведь они в любой момент могут оказаться предателями».
«За что?» - просипела Церера.
Стефания развела руками: «Ты забрала у меня Таноса, а он был моим единственным планом на будущее. Теперь я собираюсь забрать всё у тебя».
«Я убью тебя», - пообещала Церера.
Стефания засмеялась. «У тебя не будет такой возможности. Это, - она потянулась к Церере, чтобы коснуться её спины, и Церере пришлось прикусить губу, чтобы не закричать, - ничто. Та простенькая битва на Стадионе была ерундой. Впереди с каждым новым разом тебя будут ждать всё более сильные соперники, снова и снова, пока ты не умрёшь».
«Думаешь, люди не заметят?» - сказала Церера. «Думаешь, они не догадаются, что ты задумала? Вы выпустили меня туда, потому что посчитали, что так они передумают восставать. Что же они сделают, если решат, что вы их обманываете?»
Она смотрела, как Стефания качает головой.
«Люди видят то, что хотят видеть. Тебе кажется, они хотят видеть свою принцессу-воительницу, девушку, которая может сражаться наравне с мужчинами. Они поверят в это и будут любить тебя вплоть до того момента, когда ты превратишься в посмешище, распластанное на песке. Они будут наблюдать за тем, как тебя разрывают на части, но перед этим они будут болеть за то, чтобы это произошло».
Церера молча наблюдала, как Стефания направилась к двери. Дворянка остановилась и повернулась к ней, на мгновение её облик обрёл прежний милый и невинный вид.
«Ах, да, я почти забыла. Я попыталась дать тебе лекарство, но я не думала, что ты выбьешь его из моей руки, прежде чем я успею налить достаточную дозу».
Она достала тот флакон, что недавно ей показывала, и Церера увидела, как он рухнул на пол, когда девушка выпустила его из рук. Он разбился вдребезги, а осколки разлетелись по всему помещению, теперь Церере будет ещё больнее забираться обратно в кровать. Она не сомневалась, что Стефания хотела именно этого.
Она увидела, как дворянка потянулась к свече, которая освещала комнату, и на секунду, за мгновение до того, как свет погас, сладкая улыбка Стефании испарилась, и выражение её лица приобрело невероятную жёсткость.
«Я буду танцевать на твоих похоронах, Церера. Я тебе это обещаю».
