Морвейн Ветер
Аристократка
Содержание
– Содержание -
ГЛАВА 1. Арабика Кона
ГЛАВА 2. Елена Краевская
ГЛАВА 3. Визитка
ГЛАВА 4. Аэропорт
ГЛАВА 5. Чеки и сроки
ГЛАВА 6. Всполохи
ГЛАВА 7. Правила
ГЛАВА 8. Взлёт
ГЛАВА 9. Страх
ГЛАВА 10. Верность
ГЛАВА 11. Ревность
ГЛАВА 12. Доверие
ГЛАВА 13. Ожидание
ГЛАВА 14. Падение
ГЛАВА 15. Головокружение
ГЛАВА 16. Дом у реки
ГЛАВА 17. Повышение
ГЛАВА 18. Желание
ГЛАВА 19. Завтрак
ГЛАВА 20. Дом
ГЛАВА 21. Пистолеты
ГЛАВА 22. Больница
ГЛАВА 23. Старые знакомые
ГЛАВА 24. Без ответов
ГЛАВА 25. Подарки
ГЛАВА 26. Контракт
ГЛАВА 27. Пуля
ГЛАВА 28. Больница
ГЛАВА 1. Арабика Кона
– Елена Краевская, двадцать два года, не замужем, к суду не привлекалась.
Дмитрий Баратов поднял глаза на собеседницу и некоторое время изучал правильные черты лица, русые волосы, едва достигшие плеч, и странно контрастировавший с ними дешевый костюм. При таком тщательном осмотре он не отыскал в Краевской ни одной яркой детали. Ничего, что могло зацепить взгляд и мгновенно свести с ума. Разве что руки. В первый миг, когда девушка опустила на стол свои узкие ладони с аккуратными пальцами и коротко остриженными ногтями, Дмитрий перестал дышать. Секунду для него не существовал шумный зал кофейни и проносившиеся за окнами автомобили – только эти руки, в которых, как и во всей Краевской, не было ничего особенного, но от взгляда на которые сердце опытного и далеко не романтичного дельца замирало и снова пускалось вскачь.
Такова была и вся Елена Краевская. Разбери её на кусочки, и у тебя не останется ничего, кроме самых обыкновенных носа, губ, глаз и волос. Но всё это, соединённое вместе, заставляло останавливать взгляд и смотреть, смотреть, смотреть… Смотреть и пытаться насытиться странным покоем и внутренним светом, исходившим от девушки. Двадцать два года. Не замужем.
– Почему? – спросил Дмитрий и только потом понял, что слышит свой голос, прозвучавший неожиданно резко.
– Что, простите? – Краевская осторожно вынула ложечку из чашки с кофе и, аккуратно опустив её на блюдце, подняла на собеседника светло-серые глаза. Девушка в её положении, как казалось Баратову, не может оставаться настолько спокойной. Однако если Краевская и нервничала, этого не выдавала ни одна чёрточка её точёного лица.
– Почему мне двадцать два? – Краевская нервно усмехнулась. – Или почему я не представала перед судом?
– Почему вы не замужем, госпожа Краевская? С вашей внешностью и с вашим происхождением это очень странно.
Краевская легко пожала плечами, и только краем глаза Баратов уловил, как едва заметно напрягается что-то в изгибе её шеи.
– Так сложилось. Я полагала, это скорее станет моим достоинством.
– Само собой, – Баратов опустил глаза в короткую распечатку. Биография, которую сумели достать его сотрудники, оказалась более чем скудной. Она не выглядела так, будто кто-то старательно вычищал всю информацию о Елене Краевской из всех баз… Если это и происходило, то делалось крайне аккуратно, потому что на первый взгляд жизнь Елены казалась абсолютно непримечательной – несмотря на фамилию, к которой она принадлежала.
Наследница тех самых Краевских, приближенных к императорскому двору ещё до Революции. Мать умерла, не дожив до пятидесяти. Отец тоже умер… Год назад. Это был ещё один вопрос, который Баратов хотел задать, однако решил повременить, прояснив предварительно предыдущий.
– Само собой мне бы не очень хотелось иметь на этой… должности… замужнюю девушку. Однако ваш семейный статус наводит на мысли о разгульной жизни. Возможно, вы слишком любите мужчин… или женщин?
Краевская на миг застыла. Она смерила Баратова таким взглядом, что у любого другого заледенела бы в жилах кровь. Как бы дёшево ни выглядел её костюм, Елена отлично знала себе цену, и именно это едва заметно щекотало Баратова изнутри.
– Полагаю, – сказала девушка чуть более напряжённо, чем прежде, – это не имеет особого значения.
– Напротив. Вас, должно быть, предупреждали, что я не приемлю разгульного поведения. Всё время нашего сотрудничества вам предстоит воздерживаться от своих… порывов.
Краевская сжала зубы и с усилием растянула губы в улыбке.
– Не беспокойтесь, я вовсе не стремлюсь, как вы выразились, к «разгульной жизни».
– Предположим… – Баратов вернулся к чтению. – Вы учились в Сорбонне, но ушли в академический отпуск на втором курсе. Это связано с болезнью и смертью вашего отца?
Краевская старательно разгладила манжеты. Один за другим. «Тянет время», – подумал Баратов.
– В каком-то смысле, – сказала Елена всё так же ровно. – Простите, Дмитрий Сергеевич, я думала, мою биографию уже тщательно проверили ваши сотрудники. Какой смысл в этих вопросах?
Баратов едва заметно приподнял уголки губ. Это получилось само собой, и он тут же спрятал улыбку в кулаке.
– Мои сотрудники нашли о вас удивительно мало.
– Я, напротив, не вижу в этом ничего удивительного. Я не Дмитрий Баратов, и обо мне не пишут в светской хронике.
Дмитрий прокашлялся в кулак.
– Поверьте, обо мне тоже пишут не так уж много, – он замолчал, размышляя. Чтобы выудить из девчонки правду, явно требовалось время, а Дима не планировал тратить на соискательницу больше чем полчаса. Выяснение деталей входило в задачу секретарей, а не его, но Баратов отлично понимал, почему Краевская допущена до этой встречи. Несмотря на белые пятна в досье, он уже знал, какое решение примет. И всё же за оставшиеся пятнадцать минут следовало достичь предельной ясности.
– Вы понимаете суть будущих обязанностей, госпожа Краевская? – спросил Баратов.
Елена держалась хорошо, но не настолько, чтобы обмануть Дмитрия Баратова. Теперь уже Дима отлично видел, как становится белым, почти мраморным, лицо собеседницы.
– Я полагала, господин Баратов, моей главной задачей станет ассистировать вам.
– Само собой. Но если бы дело ограничивалось одной задачей, я искал бы просто секретаря. И, поверьте, платил бы ему куда меньше.
Краевская поднесла к губам фарфоровую чашку и сделала маленький глоток. И снова Баратов чуть заметно улыбнулся, увидев, как морщится собеседница. В Ростове он не обнаружил достаточно хороших кафе премиум-класса. Баратов назначил собеседование здесь, потому что в одиннадцать встречался с губернатором, а в четыре – с владельцем сырьевого холдинга «Ростов Инвест». Баратов считал глупым тратить три часа впустую, ожидая следующей встречи, но и приглашать девочек, хоть и хорошо проверенных, в свои апартаменты не собирался. Поэтому ему подобрали это место – по крайней мере, здесь подавали натуральный кофе в фарфоровых чашках, хотя пробовать его на вкус Дима не спешил. Прошлая кандидатка спокойно выпила бразильский Сантос и на вопрос Баратова о том, насколько он хорош, ответила: «Спасибо, весьма». Это было вежливо – в самом деле, достать натуральный заварной кофе в такой глуши уже достижение. И девочка была неплоха. Дима всерьёз собирался отложить её досье для дальнейшего изучения.
– Как вам кофе, госпожа Краевская?
– Благодарю, это, должно быть, лучшее, что можно здесь достать. И всё же я предпочла бы Арабику Кона.
Уголки губ Баратова продолжали ползти вверх.
– У вас серьёзные запросы, госпожа Краевская.
– Прошу прощения, я всего лишь честна.
Баратов снова прокашлялся.
– Вернёмся к делу. Мой секретарь должен был ознакомить вас с условиями, и, я надеюсь, вы понимаете, что ни один пункт в нашем договоре не является моей прихотью. Контракт будет заключён на три года. Вы находитесь в полном моём распоряжении. Полном, госпожа Краевская. Вы не только будете сопровождать меня везде, где я пожелаю, вы должны быть доступны в любое время дня и ночи.
Елена аккуратно опустила чашку на блюдце и посмотрела на Баратова из-под редких, но длинных светлых ресниц.
– Что вы имеете в виду под этим словом, господин Баратов?
– Я имею в виду всё, госпожа Краевская, всё, чего бы я ни пожелал. Фактически вы продаёте мне себя. За вами постоянно будут наблюдать. Вы не будете вступать в контакты с кем бы то ни было, не согласовав это со мной. Вы также выполните любое моё распоряжение, насколько бы личным оно не было.
– Вы… Хотите сказать…
Щёки Елены порозовели.
– Да, госпожа Краевская.
– Но ведь речь… Речь шла не совсем об этом. Ольга Михайловна говорила мне, что вам нужен личный помощник.
– Это было до того, как я увидел вас.
Баратов ожидал, что девочка вспыхнет, но этого не произошло. Напротив, она словно бы успокоилась и заледенела.
– Я вас поняла, господин Баратов.
– Если вы согласны, я позвоню Анатолию Ивановичу, и вы сможете подписать контракт прямо сейчас.
Говоря это, Баратов уже подавал знак официанту. Часы показывали без пяти два, и пришла пора заканчивать разговор. Его исход был очевиден. Девочка подходила.
– Простите, господин Баратов, я боюсь, это невозможно.
Баратов замер, держа шкатулку с чеком в руках.
– Прошу прощения, Елена Юрьевна? – Баратов посмотрел на собеседницу и приподнял брови. Он в самом деле был удивлён.
– Это вы должны простить меня, Дмитрий Сергеевич, но речь шла о другом. Если вас интересуют мои услуги как референта, я буду рада занять эту должность. Однако ни о каких личных контактах не может быть и речи.
Елена встала и оправила свой дешёвый жакет движением, от которого у Баратова заныло в груди.
– Отдельные пункты контракта не подлежат изменению, – сообщил он.
Девчонка пожала плечами.
– Тогда я вынуждена извиниться за то, что потратила ваше время.
Елена чуть заметно поклонилась и направилась к выходу. Баратов ещё несколько секунд сидел молча, наблюдая за тем, как открывается перед ней дверь, и девушка исчезает в коридоре.
Затем, не глядя, положил в шкатулку две купюры и взял в руки телефон.
– Отмените встречу на два, Анатолий Иванович. И подготовьте контракт на имя Елены Краевской. Я бы хотел, чтобы вы выяснили всё, чего по непонятной мне причине не узнали до сих пор. Все её слабости. Живые родственники. Близкие контакты в последнее время. У вас сорок пять минут.
ГЛАВА 2. Елена Краевская
Елена вставила ключ в замочную скважину и открыла дверь дешевого номера на самой окраине города. Припала спиной к закрывшейся двери.
Она в самом деле не думала, что Баратов потребует от неё чего-то подобного. Тем более не ожидала, что предложение будет настолько откровенно.
Теперь, оставшись в одиночестве, она уже не была так уверена в своей правоте. Перелёт до Ростова стоил ей трети той суммы, которая оставалась на счету. За номер пришлось заплатить ещё столько же. Возвращаться в Москву не имело смысла – это стоило бы ей остатка денег, а работу там найти ещё труднее, чем в провинции.
Елена сползла по стене и замерла, вытянув перед собой лежащие на коленях руки. В Ростове могли набирать диспетчеров в аэропорту или курьеров. Вряд ли она смогла бы выполнять более серьёзную работу, ведь все вакансии, какие мог предложить ей основной сырьевой центр Федерации, требовали либо серьёзной физической подготовки, либо узкоспециализированных знаний, которых Елена не имела – по странной случайности отец не подумал, что его дочь станет искать работу на шахтах.
Кроме того, любая работа здесь оплачивалась куда хуже, чем в Москве.
Елена прикрыла глаза и потянулась к мобильному. Пальцы сами набрали номер, и Елена замерла, терпеливо выслушивая гудки.
– Танюш?
Секунду в трубке только шуршало, а затем ей ответил приятный женский голос.
– Лен, это ты?
Елена невольно улыбнулась.
– Как ты, Танюш?
– Всё хорошо. Врачи говорят, скоро можно будет выйти… – голос девушки дрогнул, и это не укрылось от чуткого слуха Елены. – Выйти отсюда…
– Да, – Елена проглотила подступивший к горлу комок. – Отдохни ещё чуток, а там я прилечу, и мы с тобой съездим на реку, как раньше.
Таня ответила не сразу. Будто бы она так же боролась сейчас с собой, как и сама Елена.
– Да, Ленусь, прилетай, – сказала она, наконец. – Я подожду.
Елена облизнула губы.
– А как у тебя, Ленусь?
– Всё хорошо. Он сказал, что я ему подхожу.
– Это же отлично! – только теперь в голосе сестры промелькнула искренняя радость.
– Да, совёнок, просто отлично.
– Наверное, теперь у тебя не будет времени на меня…
Елена помолчала, размышляя о том, как скоро сможет выбраться из Ростова.
– Честно говоря, да, – сказала она, в конце концов. – Я наверняка буду очень занята в ближайшее время. Но как только получится, я прилечу…
Договорить Елена не успела. Связь оборвалась, и в трубке снова раздались гудки.
Елена тут же перенабрала номер и услышала равнодушный голос автодиспетчера: «Средств на вашем счету недостаточно…»
Елена нажала отбой и убрала телефон. Вопрос о перелёте решился сам собой.
Елена проснулась от монотонного писка около семи утра. Звук уже стихал, и Елена решила, что вставать пока нет смысла – никто её не ждал, кроме растворимого кофе на кухне.
Пришло время решать, как быть дальше, а это она вполне могла начать делать, не поднимаясь с постели.
Апатия владела девушкой уже два года. Она не помнила, была ли такой раньше, но после ухода из университета и первого инфаркта отца всё стало для неё одинаково серым. Елена равнодушно сидела у постели больного, вглядывалась в его внезапно постаревшие черты, и пыталась понять – чувствует ли она хоть что-то? По всему выходило, что не чувствует ничего.
Просыпаясь утром, Елена могла думать только о том, чтобы этот день закончился поскорее – и в то же время она постоянно боялась наступления вечера, потому что за ночью следовал новый день.
Только Таня каким-то странным образом всегда умела вытащить её из серого марева, в котором Елена существовала день за днём.
Таня была моложе Елены на три года, но так сложилось, что она уже вышла замуж. Брак её никогда не выглядел особенно счастливым, но и она, и её супруг понимали, что нужны друг другу. С тех пор, как в кругах российской элиты зародилась мода на аристократическое происхождение, девушки из старых, ещё имперских семей стали привлекать к себе особое внимание. За право называться членом дворянской семьи многие отдали бы половину состояния. К числу их относился и муж Татьяны Краевской – Вадим Драгомиров. Он давал ей деньги, она ему – толику света своей древней фамилии.
Однако, именно брак Тани нанёс следующий удар по всей семье.
17 апреля 1998 года Вадим Драгомиров был убит в аэропорту при спуске с собственного самолёта. Неизвестный сделал два выстрела – первая пуля попала Драгомирову в сердце, вторая… вторая прошла мимо и вошла в позвоночник его супруги Татьяны Краевской. На самом деле эта пуля всё же была первой. Но в тот момент детали не имели для Елены никакого значения. Елена не знала и не хотела знать, что стало причиной покушения. У неё и не было времени об этом подумать. Какой-то дурак сообщил о случившемся отцу, и этот удар стал вторым, теперь уже смертельным, для стареющего эмигранта в третьем колене, потомственного князя Григория Краевского. А третий приняла уже его дочь – Таня почти не могла двигаться. Её лечение требовало денег – и немалых, а денег, как оказалось, у Григория не было. Елена унаследовала только небольшой домик во Франции с коллекцией раритетных картин, которые отец просил ни под каким видом не продавать, и ворох долговых расписок. Само шато, как оказалось, было заложено столько раз, что продать его не было ни малейшей возможности.
Елена выслушала завещание молча. Она всё ещё ничего не чувствовала. Только мысли о Тане аукались тупой болью в груди. От них хотелось плакать, но Елена знала, что Краевским плакать нельзя.
Именно тогда она отправилась бродить по Парижу и в маленькой лавке старьёвщика купила свой первый пистолет. Это был револьвер, из которого застрелился Шарль Дидье. Елене нравилась мысль, что она держит в руках предмет, который оборвал жизнь великого писателя прошлого, и который так же легко мог бы оборвать и её собственную.
Мысли о самоубийстве первое время преследовали её постоянно. Елена не могла представить, как рассчитается с долгами и оплатит лечение сестры. Она не имела ни образования, ни навыков, ни связей. С большинством друзей Елена перестала общаться ещё тогда, когда покинула Сорбонну. Навязчивость остальных сошла на нет, как только выяснилось, что у Краевских нет денег.
В то же время, с каждым часом Елена понимала всё отчётливее, что просто так уйти из жизни она не может. У неё была Таня, которая определённо не заслужила провести остаток дней в бесплатной клинике для бедных. Деньги её мужа подошли к концу за неполный год болезни – как оказалось, большая их часть была рассеяна по чужим корпорациям, которые с удивительной скоростью банкротились одна за другой.
Работу Елене не удавалось найти весь этот год. Зато в конце осени поступило сразу два предложения.
Первое исходило от Ольги Дашкевич. Ольга Михайловна Дашкевич много лет назад работала секретарём у её отца. Затем ей пришлось уйти, – как поняла Елена много позже, Ольга повздорила с её матерью. Тем не менее, отношения между Ольгой Дашкевич и Григорием Краевским всегда оставались дружескими, даже когда она перешла на работу к тому самому Дмитрию Баратову.
Именно от неё Елена услышала о Баратове в первый раз. Потом уже она стала внимательно следить за тем, что происходит в жизни этого во всех отношениях необычного человека.
Дмитрий Баратов был бывшим военным. Офицером воздушного флота в отставке – насколько знала Елена, в отставку он ушёл после смены правительства и окончания войны в Афганистане. Жёлтые газетёнки писали, что Баратов продолжал сотрудничать со спецслужбами, но Елена в этом крайне сомневалась. По её представлениям Баратов был человеком чести. Происхождения, впрочем, Баратов был далеко не благородного. Сколько бы денег не тратил он на сбор бумаг в архивах, никто из наёмных исследователей не смог порадовать его родством хотя бы с самым захудалым дворянином: все до одного деды и прабабки Баратова были чистокровными крестьянами. И когда он после восьми лет борьбы за первенство на машиностроительном рынке попытался продвинуть свой бизнес дальше, это стало для него камнем преткновения. То, что для одних было модой – для других превращалось в стиль жизни. И Баратов лоб в лоб столкнулся с теми группами элиты, которые всерьёз играли в монархизм. Которые не хотели вести дела с нуворишами. Их не интересовали выгоды и прибыль – только то, как далеко простирается твой род. Возможно, именно поэтому в том же году Баратов женился, причём как раз-таки на потомственной дворянке – надеясь, видимо, таким образом решить свою проблему. Женой его стала француженка, урождённая графиня де Мортен. Однако, если верить всё тем же жёлтым газетенкам, отношения между Баратовым и Дезирэ де Мортен складывались не слишком удачно.
Подтвердились сплетни и тем, что предлагала Елене Ольга Дашкевич. По её словам, Баратов искал себе референта или компаньонку, которая могла совместно с ним проводить переговоры с нужными ему людьми. Баратов, таким образом, в глазах чопорных партнёров выступал бы от лица старинного дореволюционного рода. Практика была в целом не нова – так же, как договорные браки и просто попытки отыскать среди своих далёких предков титулованных особ. Перспектива Елене казалась более чем удачной. Непыльная и высоко оплачиваемая работа, где её вряд ли заставили бы делать больше, чем она умеет – улыбаться к месту и вежливо пожимать руку. Наверное, стоило с самого начала подумать о том, что работа слишком уж для неё подходит. Тогда же мысль была одна – неужели это правда? И насколько велик шанс, что всемогущий Дмитрий Баратов возьмёт её в свою компанию?
Ольга признавала, что шанс не слишком велик. Из пятидесяти кандидаток Баратов уже отсеял сорок, хотя все они имели законченное юридическое образование. В то же время Елена имела серьёзное преимущество – Ольга могла предложить её досье Баратову, минуя инстанции и проверки.
Елена всё ещё колебалась, когда получила новое предложение:
Её бывший сокурсник Эдвард Карлайл предлагал ей… сожительство. Получив письмо от Эдварда, которого Елена, к своему счастью, не видела уже два года, Елена едва не задохнулась от ярости. Эдвард честно признавал, что какой-либо официальный союз с Еленой на сегодняшний день ему невыгоден. Однако он предлагал оценить его благосклонность и согласиться проживать у него на содержании, а взамен обещал помочь с оплатой счетов за клинику.
Ознакомившись с предложением, Елена впала в ступор на долгих несколько секунд, – а затем немедленно набрала номер Ольги Михайловны и сказала, что согласна. Оставаться в Париже было невыносимо.
Встречу, тем не менее, удалось назначить только через неделю, и Баратов не собирался встречаться ни в Париже, ни даже в Москве. Как поняла Елена довольно быстро, это была обычная практика – собеседование Баратов мог назначить там, где у него выдавались свободные десять минут, и то, каким образом кандидатка попадёт на встречу к сроку, его ничуть не интересовало.
Это Елену не удивило. Чего-то подобного она и ожидала от человека, о котором много раз читала. Куда больше её удивило то, о чём пришлось вести речь за столом.
Она купила билет и оказалась на месте, как и положено, в половине второго. Вернее – в двадцать восемь минут. Баратов пришёл ровно в 13.30. Первым, что бросилось в глаза Елене, стал знаменитый шрам, полученный по разным версиям то ли во время переворота, то ли в одной из последних перестрелок с боевиками. На фотографиях он выглядел куда меньше и проходил от линии роста волос почти вертикально вниз, но не доходил до линии бровей. В жизни он пересекал бровь и разделял её на две части. Елена с трудом заставила себя не смотреть на это увечье. Как оказалось – успешно, Баратов так и не заметил её взгляд.
