Мэри Стюарт
Грозные чары
Там действительно оказалась кровь. Один рукав был весь в пятнах.
Я скорее почувствовала, чем увидела, как застыл Макс рядом со мной. Луч начал поворачиваться к нам.
– Прошу вас, – резко сказала я, – выключите фонарь, Годфри! В этом мокром платье я выгляжу совершенно неприлично. Пожалуйста, дайте мне куртку. Да, это кровь. Дельфин порезался о камень или еще что-то, он меня всю измазал кровью, прежде чем я спохватилась. Мне крупно повезет, если когда-нибудь удастся вывести пятна.
– Скорее, – бесцеремонно поторопил Макс. – Вы вся дрожите. Накиньте на себя. Ну давайте, пора идти.
Он завернул меня в куртку. Зубы у меня стучали, как пишущая машинка, а куртка, надетая поверх мокрого, облепившего тело платья, совсем не грела.
– Д-да, – проговорила я, – иду. Я вам все расскажу при следующей встрече, Годфри. С-спасибо, что пришли.
– Доброй ночи, – сказал Годфри. – Завтра зайду поглядеть, как вы.
Он повернул в тень сосен. Я увидела, как луч фонарика медленно прошелся по земле в том месте, где лежал дельфин, а потом снова вильнул к скалам.
Мы с Максом торопливо зашагали по пляжу. Холодный ветер насквозь продувал мокрую одежду.
– Куртка стоит пять фунтов пятнадцать шиллингов, – заявила я. – И счет будет выставлен тебе. У дельфина вовсе не шла кровь. Что ты сотворил со своей рукой?
– Ничего такого, что нельзя было бы вылечить. Сюда.
Мы находились у подножия лестницы к Кастелло. Я бы прошла мимо, но Макс протянул руку и остановил меня.
– Не можешь же ты идти всю дорогу в мокром. Пойдем наверх.
– Ой, нет, наверное, мне лучше...
– Не глупи, почему бы и нет? Мэннинг позвонит твоей сестре. Если на то пошло, ты прекрасно можешь зайти. И я вовсе не собираюсь провожать тебя всю дорогу и потом плестись назад, не переодевшись. Более того, эти чертовы ботинки полны воды.
– Ты мог утонуть.
– Запросто. И каков был бы тогда счет, выставленный Аполлону?
– Сам знаешь, что очень большой, – ответила я очень серьезно, но так, чтобы он не слышал.
ГЛАВА 10
Пьян и сейчас. Но где он взял вино?
У. Шекспир. Буря. Акт V, сцена 1
Терраса была пуста, но одна из стеклянных дверей стояла нараспашку, и Макс провел меня сквозь нее в дом.
Гостиная, освещенная лишь маленькой лампой под абажуром на низком столике, казалась огромной и загадочной пещерой, полной теней. Близ темнеющего окна тускло поблескивала пасть пианино, а незажженный камин и громоздкий граммофон вырисовывались из полумрака, как саркофаги в каком-нибудь пыльном музее.
Сэр Джулиан сидел в кресле-качалке возле лампы, отбрасывавшей почти мелодраматический блик света на серебристые волосы и выразительное чело. Белый кот на коленях и поглаживающая мех элегантная рука довершали картину. Эффект получался до крайности театральный. «Ворон» Эдгара По, восхищенно подумала я. Не хватало лишь пурпурных портьер и хриплого карканья из тени над дверью...
Но в тот же миг я начала подмечать и другие, значительно менее приятные театральные эффекты. На столе возле локтя актера, под лампой, стояли на две трети опустошенная бутылка турецкого джина, графин с водой и два стакана. А сэр Джулиан разговаривал сам с собой – декламировал строки из «Бури», в которых Просперо топит свои книги. Он говорил тихо – разговор старого волшебника то ли с самим собой, то ли с небесными силами, от чьего королевства он отрекается. Никогда не слышала, чтобы он произносил этот монолог лучше. И если бы кто-то захотел узнать, многого ли стоит совершенная техника в сравнении с упорным еженощным трудом перед рампой, то ответ он мог бы найти здесь. Вряд ли сэр Джулиан сознавал, что произносит. Он был очень пьян.
Едва войдя в комнату, Макс резко остановился. Я замерла у него за спиной и расслышала, как он тихонько пробормотал что-то себе под нос. Потом я увидела, что сэр Джулиан не один: из глубокой тени за лампой вырос Адони. Как и Макс, он был в рыбацком свитере и башмаках – грубой одежде, лишь подчеркивавшей его потрясающую красоту. Однако лицо юноши осунулось от беспокойства.
– Макс... – начал он, шагнув вперед, но тут же осекся, заметив меня и состояние, в котором мы оба находимся. – Так это были вы? Что случилось?
– Ничего особенного, – коротко ответил Макс.
Сейчас было не самое подходящее время, чтобы придирчиво выбирать слова – или обижаться на них. Это стало еще более очевидно, когда Макс шагнул к свету и я впервые за вечер отчетливо разглядела его. Все напористое возбуждение, навеянное недавней маленькой интерлюдией в море, мгновенно исчезло; сейчас он выглядел не только встревоженным, но и сердитым и пристыженным, а еще – до предела измотанным. Левую руку он засунул глубоко в карман. Запястье было обмотано какой-то грязной тряпкой – наверное, носовым платком, – испачканной кровью. Сэр Джулиан повернул голову.
– А, Макс...
Тут он заметил меня, и рука, поглаживавшая кота, приподнялась изящным, заученным жестом, выглядевшим столь же естественно, как само дыхание.
– «Ах! Вот богиня»... Нет-нет, это мы уже говорили, верно? Но как чудесно видеть вас снова, мисс Люси... Простите, что не встаю: кот, сами понимаете... – Голос его неуверенно оборвался. Похоже, сэр Джулиан смутно осознавал, что ему требовалось бы более сильное оправдание, чем кот. Губы его изогнулись в улыбке, такой расплывчатой, что от нее делалось не по себе. – Я тут слушал музыку. Не хотите ли...
Рука его не слишком твердо двинулась к выключателю стоявшего рядом на кресле магнитофона, но Адони быстро нагнулся и с какой-то ласковой греческой фразой накрыл кнопку ладонью. Сэр Джулиан оставил попытку и снова откинулся на спинку кресла, кивая и улыбаясь. С болезненным состраданием я заметила, что кивок перешел в дрожь, унять которую старому актеру стоило большого труда.
– Кто здесь был, отец? – спросил Макс.
Сэр Джулиан поглядел на него и отвел взгляд, который на менее примечательном лице можно было бы назвать уклончивым.
– Кто здесь был? А кому тут быть?
– Ты знаешь, Адони?
Молодой садовник пожал плечами.
– Нет. Когда я вошел, он был уже такой. Я и не знал, что кто-то должен был зайти.
– Не должен. Полагаю, когда ты вошел, он был один? Вряд ли ты бы иначе подал мне сигнал «путь свободен». – Макс опустил глаза на отца, который, не обращая ни малейшего внимания на их беседу, снова удалился в свой личный мир, затуманенную джином даль, освещенную пылающими углями и овеянную дымкой поэзии. – Хотел бы я знать, отчего он вернулся? Он тебе не говорил?
– Сказал что-то насчет того, что Михаэль Андиакис заболел, но у меня не было времени вытянуть из него что-нибудь еще. Он говорил совсем бессвязно... Все время порывался включить музыку. Кстати, когда я поднялся к дому, магнитофон работал. Я перепугался – решил, что с ним кто-то есть.
– Ну, кто-то с ним, безусловно, был. – Голос Макса звучал сдавленно и угрюмо. – Он не говорил, как добрался сюда из города?
Адони покачал головой.
– Я уже подумывал позвонить Андиакису домой и спросить, но в такой поздний час...
– Нет, конечно нельзя. – Макс наклонился над креслом отца и заговорил с ним ласково и отчетливо: – Отец, кто сюда приходил?
Вырванный из мира грез, сэр Джулиан поглядел вверх, сосредоточился и ответил с достоинством:
– Надо было кое-что обсудить.
Произношение его звучало столь же безукоризненно, как всегда, разве что сейчас было слышно, каких усилий ему это стоит. Руки его недвижно лежали на спине кота, и опять-таки было видно, как жестко он их контролирует. Ровно то же самое происходило и с Максом, который изо всех сил обуздывал себя, но я видела, каких стараний стоил ему терпеливый тон. Глядя на них, я ощутила такой прилив любви и сострадания, что мне казалось – именно эти чувства, а вовсе не мокрая одежда заставляют меня дрожать.
– Само собой, – рассудительно пояснил сэр Джулиан, – мне пришлось пригласить его зайти после того, как он подвез меня. Очень мило с его стороны.
Макс с Адони переглянулись.
– Кто это был?
Никакого ответа.
– Он не станет отвечать на прямой вопрос, – сказал Адони. – Это бессмысленно.
– Надо попытаться. Мы должны узнать, кто это был и что он ему сказал.
– Сомневаюсь, чтобы особенно много. Он и мне-то ничего не говорил, только все пытался включить магнитофон и по сотому разу пересказывал легенду, к которой ты пишешь музыку, ну, знаешь, ту старинную историю про остров, которую любил рассказывать Миранде и Спиро.
Макс откинул со лба прядь мокрых волос. В его жесте сквозило почти что отчаяние.
– Надо выяснить теперь, пока он все не забыл. Он ведь прекрасно знал, куда мы отправляемся. И сам согласился держаться отсюда подальше. Боже мой, я был уверен, что теперь ему уже можно доверять. Думал, с Михаэлем он будет в безопасности. Какого дьявола он приехал домой?
– Дом там, где сердце, – вставил сэр Джулиан. – Когда умерла моя жена, дом стал пуст, как огромная королевская кухня, когда в ней не горит очаг. Люси знает, правда, моя дорогая?
– Да, – кивнула я. – Макс, мне уйти?
– Нет, пожалуйста... если ты не против. Если сама хочешь остаться. Отец, послушай, теперь все хорошо. Здесь только я, Адони и Люси. Ты можешь нам все рассказать. Почему ты не остался у Михаэля?
– Бедный Михаэль разыгрывал очень интересную партию, гамбит Стейница, и я в первые же несколько минут потерял ладью. Вы играете в шахматы, дорогая?
– Знаю ходы.
– Пять ходов, и все было бы кончено. Белые начинают, и через пять ходов мат. Заранее ясно. Но тут у него случился приступ.
– Какой приступ? – спросил Макс.
– Я и не думал, что у него сердце не в порядке, ведь он никогда не пьет. Я вполне понимаю, что ты именно поэтому и любишь, чтобы я навещал Михаэля, но уверяю тебя, если выпивать понемногу и время от времени, и только за здоровье друзей, то вреда ни малейшего. Мое сердце, например, крепко, как колокол. Как колокол. Сердце человека, – добавил сэр Джулиан с таким видом, словно решил сменить тему беседы, – там, где его дом. Доброй ночи.
– Подожди минуту. Ты хочешь сказать, что Михаэль Андиакис умер от сердечного приступа? Понимаю. Прости, отец, мне очень жаль. Неудивительно, что тебе захотелось...
– Нет. Нет! Кто сказал, что он умер? Ну конечно нет, там же был я. У них нет телефона, так что я оказался весьма кстати, доктор так и сказал. Правда, мне что-то сомнительно, чтобы у Михаэля случился приступ, не будь меня там. Он всегда перевозбуждается от нашей игры. Бедный Михаэль.
– Ты ходил за доктором?
– Я же тебе сказал, – нетерпеливо ответил ему сэр Джулиан. – Почему ты не слушаешь? По-моему, мне пора спать.
– А что произошло, когда пришел доктор?
– Он уложил Михаэля в постель, и я ему помогал. – Это был его первый прямой ответ, и, кажется, он смутно почувствовал, что что-то не так, потому что, прежде чем продолжать, снова бросил на сына этот свой уклончивый взгляд исподлобья. – Хорошо, что сам-то я здоров, как колокол, хотя никогда не мог взять в толк, отчего это колокола должны быть особенно... особенно здоровыми. Колокольчики звенят в такт и лад, такт и лад. А потом я пошел за доктором. – Он помолчал. – То есть я имею в виду дочь. Да, за дочерью.
– У мистера Андиакиса есть замужняя дочь, – пояснил Адони, – она живет на улице Каподистриас. У нее трое детей. Если ей пришлось захватить их всех с собой, то в доме не осталось места, чтобы переночевать сэру Джулиану.
– Понятно. А как ты добрался обратно, отец?
– Ну, я, разумеется, пошел к гаражу Караманлиса. – Сэр Джулиан вдруг заговорил куда трезвее и с нескрываемым раздражением. – Ей-богу, Макс, не понимаю, отчего ты говоришь так, будто я не в состоянии о себе позаботиться! Пожалуйста, постарайся вспомнить, что я как-то жил до твоего рождения! Я думал, Леандр окажет мне услугу, но его там не оказалось. Только один парнишка дежурный, но он предложил позвать своего брата, чтобы тот меня отвез. Мы с ним очень мило поболтали, очень мило. Я знавал его дядю, Манолиса. Помню, как-то в Авран...
– Так это Манолис привез тебя домой?
Сэр Джулиан сосредоточился.
– Домой?
– Сюда, – быстро поправился Макс.
Старый джентльмен заколебался.
– Собственно говоря, мне пришлось пригласить его зайти. Когда он заехал туда за бензином и увидел меня, ему, можно сказать, ничего не оставалось, кроме как предложить меня подвезти, и я должен был проявить ответную вежливость. Прости, Макс.
– Все хорошо, я понимаю. Он отвез тебя домой, ты почувствовал, что должен пригласить его зайти, и поэтому купил джин?
– Джин? – Сэра Джулиана снова развезло. Мне казалось, я вижу на его лице какую-то внутреннюю борьбу, мерцающие проблески разума, полуутопленные в джине и сне, удерживаемые остатками силы воли. – Этот турецкий джин то еще пойло, бог весть что они туда подмешивают. Он сказал, он его любит... Мы остановились в той таверне, она раньше назвалась «У Константиноса», а как теперь – не помню. В двух милях от Ипсоса. По-моему, он догадывался, что дома никого не будет.
Макс молчал. Лица его я не видела.
Адони нарушил молчание.
– Макс, взгляни... – Он нагнулся, подобрал что-то с пола и вытянул руку вперед. На ладони лежало что-то маленькое – окурок сигареты. – Валялся тут, у камина. Это ведь не из ваших, правда?
– Нет.
Макс взял окурок и поднес его ближе к свету.
– Так и есть, верно? – спросил Адони.
– Похоже на то.
Глаза их вновь встретились над головой старого актера. Наступила пауза. Вдруг кот громко замурлыкал.
– «Надо было кое-что обсудить», – процитировал Макс негромко, но с какой-то новой, пугающей ноткой в голосе. – Какого дьявола ему понадобилось что-то обсуждать с моим отцом?
– Эта встреча, – сказал Адони, – она не могла выйти случайно?
– Скорее всего, да. Ехал мимо и подобрал отца. Чистая случайность. Кто бы мог предугадать? Проклятье. Проклятье. Проклятье!
– И довел его... до такого состояния?
– Позволил ему дойти до такого состояния. Это другое дело. Это не могло быть сделано умышленно. Никто же ничего не знал, кроме нас, Михаэля и Каритиса.
– Может быть, – проговорил Адони, – он весь вечер молол такую же чепуху. Может, тот все равно ничего из него не вытянул.
– Он ничего из меня не вытянул, – заявил вдруг сэр Джулиан с величайшим удовлетворением.
– О боже мой, – вздохнул Макс, – будем надеяться, ты прав. – Он щелчком отправил окурок обратно в камин и расправил плечи. – Ладно, отведу его в кровать. Будь умницей и позаботься о мисс Люси, хорошо? Покажи ей ванную – по-моему, та, которой пользуется отец, чуть поприличней. Найди ей полотенце и покажи свободную спальню – ту, где спит Михаэль. Там есть электричество.
– Хорошо, но как с твоей рукой? Ты ее еще не смотрел?
– Пока нет, но сейчас посмотрю... Да ладно, старина, не устраивай шума из ничего. Поверь, если бы я думал, что это серьезно, сам бы на ушах стоял, – не забывай, я ведь пианист! Люси, прости, мне очень жаль, что так вышло. Пойдешь с ним?
– Конечно.
– Сюда, – показал Адони.
Массивная дверь захлопнулась за нами. Мы оказались в огромном холле. Шаги глухо отдавались по шахматным клеткам мраморного пола.
Внутренние помещения Кастелло деи Фьори выглядели так, словно создавались объединенными усилиями Сальвадора Дали и Рональда Сирла, работавших без сна и отдыха на смеси мескаля и бензедрина. В одном конце холла вилась массивная лестница с железными перилами и голыми каменными ступенями. Стены были обиты панелями из темного-претемного дуба, а маленькие коврики, кое-где островками прорезавшие гладь мраморного моря, все как один радовали глаз (насколько я могла судить в полумраке) приятным сочетанием грязно-коричневого и оливково-зеленого тонов. Половину одной стены занимал открытый камин небывалых размеров, построенный для того, чтобы жарить в нем целого быка, причем людьми, которые в жизни не жарили быка целиком и не собирались этого делать. Жерло этого камина ощетинивалось вертелами, подставками для дров, клещами, котлами и сотнями прочих средневековых кухонных принадлежностей, о назначении которых я не могла даже догадываться и которые выглядели – да, вероятно, и являлись – орудиями пыток. И повсюду беспорядочно, точно на аукционе, теснилась всевозможная мебель: должно быть, Гейлы выкинули большую часть обстановки из жилых помещений, чтобы улучшить акустику – или просто чтобы вести нормальную жизнь, – и в результате холл был до отказа забит предметами меблировки разной степени грязности и с многочисленными излишествами по части бамбуковых столиков, китайских ширм и тщедушных этажерок из полированного дерева. Среди прочего хлама мне почудились очертания фисгармонии, но, возможно, я ошиблась, потому что в глубине, во мгле за резным комодом и вешалкой из оленьих рогов, вырисовывался и самый настоящий орган, с трубами и всем прочим. Еще там была арфа и целый лес степной травы в футляре из выпотрошенной слоновьей ноги. Над всеми этими богатствами мерцал милосердно-тусклый свет одной-единственной лампочки, вставленной в факел в руке яванского воина в полном вооружении, чем-то неуловимо напоминающего самца ящерицы-ядозуба в брачный период.
Адони грациозно взбежал по широкой лестнице. Я слегка приотстала, вся облепленная ледяной мокрой одеждой, мои босоножки оставляли на полу мокрые следы. Наверху он остановился подождать, с любопытством оглядывая меня.
– Что с вами и Максом стряслось?
– Дельфин – дельфин Спиро – выбросился на берег, и Макс помог мне снова спустить его в воду. А дельфин утянул нас обоих за собой.
– Нет, в самом деле? – Он рассмеялся. – Хотелось бы мне это видеть!
– Не сомневаюсь.
По крайней мере, ему, похоже, недавняя сцена в музыкальной комнате ничуть не испортила настроение. Я гадала, уж не привык ли он к подобным инцидентам.
– Так значит, когда вы налетели на Макса, то мчались за помощью? Ясно-ясно! Но зачем вы отправились на пляж в темноте?
– Только ты уж, ради бога, не начинай! – с чувством воззвала я. – Я этого всего от Макса уже знаешь как наслушалась! Я спустилась вниз за кольцом, вот этим кольцом, – моя сестра забыла его там сегодня утром.
При виде бриллианта глаза и рот юноши округлились.
– По-по-по! А оно немало драхм стоит! Неудивительно, что вы не побоялись темноты.
– Ну что, оно стоит больше, чем ваша вылазка? – с невинным видом спросила я.
В прекрасных глазах заплясали чертики.
– Я бы так не сказал.
– Нет?
Я с беспокойством поглядела на него. Да чем там, во имя всего святого, они занимаются? Наркотики?
Наверняка нет! Оружие? Смешно! Но что, собственно, мне известно про Макса? И его беспокойство о том, что отец мог «проболтаться», было не просто тревогой – в его голосе звучал настоящий страх. Что же до Адони, я питала мало иллюзий относительно того, на что способен мой юный византийский святой...
– Когда вы в первый раз шли по лесу, – тем временем поинтересовался он, – вы никого не видели?
– Макс меня уже спрашивал. Я слышала, как сэр Джулиан крутит магнитофон, но представления не имею, был ли его гость еще здесь. Я так понимаю, вы знаете, кто это?
– Думаю, да. Это всего лишь догадка, но думаю, да. Может, сэр Гейл скажет Максу, когда они останутся вдвоем, кто знает.
– Обычно Макс не держит в доме ничего спиртного?
– Ничего... во всяком случае, ничего, что можно было бы найти.
– Ясно.
Мне и впрямь было все ясно. Я поняла, как зародились слухи и как не права была Фил в своей оценке ситуации. За исключением того, что периодические запои, безусловно, являлись симптомом душевного напряжения, сэр Джулиан Гейл был полностью в своем уме. Мне сразу вспомнились неопределенные перешептывания в театральном мирке, вероятно более громкие в кругах, лично знавших великого актера, но на моем уровне просто дуновения, легчайшие слушки, раз и навсегда пресеченные безупречной игрой сэра Гейла вплоть до самого его ухода со сцены... Что ж, сейчас я лично убедилась в том, чего стоила эта безупречная игра.
– Мы думали, ему уже лучше, – сообщил Адони. – С ним такого не случалось уже... ну, словом, долго. От этого Макс станет очень... – Он замялся в поисках слова и закончил не вполне подходящим, на мой взгляд: – Несчастным.
– Мне жаль. Но по-моему, на сей раз его к этому подтолкнули.
– Подтолкнули? А, да, понял. И то правда. Ну да Макс с этим разберется. – Он усмехнулся. – Бедный Макс, ему со всем приходится разбираться. Слушайте, нам лучше поторопиться, а не то вы простудитесь, и Макс будет разбираться уже со мной!
– А он может?
– Легко. Он ведь мне платит.
Адони остановился и нажал скрытый в стене выключатель, заметный только обитателям Кастелло. Слабо замерцала очередная тусклая лампочка, на этот раз поднимаемая ввысь умопомрачительной скульптурой из розово-телесного мрамора – работы какого-то особо разнузданного викторианца, не признающего фиговые листы.
Впереди протянулся широкий коридор, обрамленный с одной стороны рядом тяжелых, обитых железом дверей, а с другой – тем, что при дневном свете, должно быть, являло собой готические окна с совершенно безобразными цветными витражами.
– Сюда.
Мой провожатый торопливо повел меня по коридору. Желтый электрический свет поблескивал на трогательных головах оленей и горных козлов, вдоль стен тянулась вереница стеклянных ящиков с набитыми и траченными молью чучелами птиц.
Каждый свободный фут пространства был увешан оружием – алебардами, мечами, кинжалами и какими-то старинными огнестрельными штуковинами, которые я (повидав на своем веку несколько исторических пьес) определила как мушкеты и кремневые ружья, вероятно уцелевшие еще со времен Греческой войны за независимость.
Оставалось лишь надеяться, что сэр Джулиан и его сын столь же слепы к этому смертоубийственному убранству, как, судя по всему, был слеп к нему Адони.
– Вот ваша ванная комната. – Он указал на высоченную дверь, напротив которой висел со вкусом выполненный узор из переплетающихся хлыстов и шпор. – Я вам сейчас покажу, как там внутри устроено, а потом мне надо идти и перевязать ему руку.
– Он серьезно ранен? Он мне ничего не сказал.
– Совсем не серьезно. Думаю, просто-напросто царапина, хотя сильно кровоточит. Не волнуйтесь, Макс человек разумный, он может о себе позаботиться.
– А ты?
– Я? – удивился Адони.
– Ты-то можешь сам о себе позаботиться? Я знаю, Адони, это совсем не мое дело, но... но все же будь осторожней. Если не ради себя, так хоть ради Миранды.
В ответ он лишь засмеялся и коснулся тоненькой серебряной цепочки, на которой, должно быть, висел крест или какой-то медальон.
– Не волнуйтесь за меня, мисс Люси. Святой присматривает за своими. – Он бросил на меня живой взгляд. – Верьте мне, еще как присматривает.
– Я так понимаю, сегодня ночью тебе повезло? – спросила я суховато.
– Думаю, да. Вот мы и пришли. – Он распахнул дверь и нащупал очередной выключатель. – Я мельком разглядела роскошь мрамора и красного дерева. – Спальня рядом, за этой комнатой. Я найду вам полотенце, а попозже приготовлю чего-нибудь горяченького выпить. Сумеете сами отыскать обратную дорогу?
– Да, спасибо.
Адони зарылся в шкаф величиной с маленький гараж и вынырнул оттуда с парой полотенец.
– Держите. Теперь у вас есть все, что нужно?
– Вроде бы. Вот только... Мне придется включать эту штуку?
«Эта штука» являла собой устрашающее приспособление, которое, судя по всему, нагревало воду. Внешним видом оно напоминало перекрученную шахту и размещалось на панели, усеянной рычажками и круглыми циферблатами, которые вполне могли бы сойти прямо с приборной доски какого-нибудь самолета, сконструированного Эмметом.
– Вы ничуть не лучше сэра Гейла, – снисходительно заметил Адони. – Он зовет ее Лолитой и отказывается даже прикоснуться к ней. Но колонка совершенно безопасна, ее сделал Спиро.
– А-а.
– Нагреватель как-то раз загорелся, но теперь все в порядке. Мы заменили все провода только в прошлом месяце, Спиро и я.
Очередная ослепительная улыбка – и дверь мягко притворилась.
Я осталась наедине с Лолитой.
До ванны, которая была размером с добрый бассейн и вся так и кишела разнообразными штуковинами из почернелой меди, нужно было подняться на три ступеньки.
Но я простила Кастелло все на свете, когда повернула кран с пометкой «Г» и оттуда в кипящем облаке пара хлынула вода. Я надеялась, что бедный Макс в самом скором времени тоже достигнет столь же благословенного состояния (следовало предположить, что в доме есть еще одна ванна с другой Лолитой, не менее эффективной, чем моя), но в данный момент я уделила Максу лишь одну мимолетную мысль, а остальным приключениям минувшей ночи не досталось и этого. Все, о чем я мечтала, – выбраться из мокрой одежды и влезть в эту великолепную ванну...
К тому времени, как я истомленно вытерла распаренное до нежной розовости тело, мое белье, по большей части нейлоновое, уже высохло. Платье и куртка были еще влажными, поэтому я оставила их висеть на горячих трубах, завернулась в висящий за дверью халат и зашлепала в спальню, чтобы привести в порядок лицо и волосы.
У меня было с собой спасенное содержимое косметички Фил, и в числе прочего расческа, так что я навела красоту, насколько это вообще было возможно при столь тусклом свете и перед качающимся между двумя колоннами из красного дерева большим подвесным зеркалом, как будто специально повешенным так, чтобы показывать только ковер, пока я не догадалась убрать тяжелую стопку газет, которые, судя по всему, удерживали зеркало в таком положении с 20 июля 1917 года.
В зеленоватом стекле мое отражение плыло и покачивалось так, что вполне могло бы напугать бедную леди Шалот[13] до полной потери и без того некрепкого рассудка. Халат, очевидно, был одним из театральных реквизитов сэра Джулиана – до полу, из густого, темно-красного шелка, и сразу приводил на ум благородную комедию. Все это вместе – роскошный халат, губная помада Фил, мои короткие вьющиеся волосы и огромный бриллиант у меня на пальце – создавало законченный цыганский эффект.
Ну и ладно, все равно не страннее, чем прочие наряды, в которых Макс меня уже видел. Я на мгновение задумалась, может ли это тоже расцениваться как «полуобнаженность». Хотя, собственно, сейчас это было не важно – ему и так хватало о чем подумать.
Напоследок состроив гримасу своему отражению, я вышла из спальни и направилась обратно по Галерее Ужасов и далее вниз по лестнице.
