Н. А. Богомолов
Печать русского символизма
Вместе с тем уже с 1906 г. внутри символизма нарастают разногласия, как принципиальные, так и частные, но выливающиеся в серьезную вражду. В 1906 и в последующие годы возникновение журнала «Золотое руно» повлекло за собой ряд острых конфликтов. Большинство символистов старшего поколения резко враждебно отнеслось к появлению так называемого «мистического анархизма», и полемика вокруг него иногда доходила до прямых оскорблений. Начинается активная борьба с возникающими эпигонами символизма. В 1909–1910 гг. начинают подводить итоги своей литературной деятельности крупнейшие авторы: «Пути и перепутья» Брюсова, собрание сочинений Сологуба, «Полное собрание стихов» Бальмонта. В 1909 г. закрываются «Весы» и «Золотое руно», постепенно сходит на нет деятельность «Скорпиона». Основание петербургского журнала «Аполлон» (1909) стало до определенной степени рубежным, равно как и безвременная смерть И. Ф. Анненского, творческая деятельность которого была оценена в итоговых статьях Вяч. Ивановым и Волошиным[21] как во многом определяющая границы символизма. Появление посмертного «Кипарисового ларца» Анненского (М.: Гриф, 1910) стало одним из стимулов для формирования будущего акмеизма. В 1910 в московском Обществе Свободной эстетики, петербургском Обществе ревнителей художественного слова и на страницах «Аполлона» прошла дискуссия о символизме, которая единогласно считается наиболее отчетливым симптомом кризиса символизма, а иногда даже и датой его «официального роспуска»[22].
Действительно, «Заветы символизма» Вяч. Иванова и «О современном состоянии русского символизма» Блока с одной стороны, и демонстративно ироническая статья Брюсова «О „речи рабской“, в защиту поэзии» (тогдашними читателями и частью критики предвестием полемики считалась статья М. Кузмина «О прекрасной ясности», что не вполне верно по сути) – с другой, определили принципы противостояния, заставлявшие и молодых поэтов консолидироваться вокруг той или иной позиции (ср. высказывание Н. С. Гумилева в письме к Брюсову: «Ваша последняя статья ‹…› очень покорила меня, как, впрочем, и всю редакцию ‹„Аполлона“›. С теоретической частью ее я согласен вполне…»[23]). Эта дискуссия обострила стремление ряда писателей уходить в издания для самой широкой публики (Мережковские, Брюсов, Сологуб, Бальмонт, отчасти Блок и Белый), в то время, как другие пытались продолжать сугубо символистскую, намеренно эзотерическую деятельность (издательство «Мусагет», журнал «Труды и дни») или намечали пути развития вне символизма.
С 1911 г. начинается эпоха постепенного заката и упадка символизма как достаточно четко оформленного литературного направления. На первых порах он воспринимается как одно из направлений в русском модернизме, наряду с постепенно формирующимися эго- и кубофутуризмом, акмеизмом. При этом ведется серьезная работа по теоретическому осмыслению принципов течения в различных изданиях и кружках. Итоги символизма подводятся как в объемистых и сложно построенных собраниях стихов (лирическая трилогия Блока, «Cor ardens» Вяч. Иванова) и собраниях сочинений (Брюсов, Сологуб, Мережковский, Бальмонт), так и в дискуссиях, где принимают участие и сами символисты, и посторонние направлению критики. Уже первая мировая война продемонстрировала решительное размежевание отдельных поэтов, связанных с символизмом[24]. 1917 год разделил символистов еще и политически («скифская» ориентация Блока и Белого, открытая контрреволюционность Мережковских и Сологуба, сервильный большевизм Брюсова, трагическое восприятие событий Вяч. Ивановым, постоянные колебания Бальмонта). Последним существенным волевым усилием объединить тех символистов, которые видели послереволюционную действительность не только в апокалиптических тонах, была деятельность издательства «Алконост» и альманаха (или журнала) «Записки мечтателей». После этого попыток возобновить былое единство символистов не предпринималось. К середине 1920-х гг., после смерти Блока и Брюсова, эмиграции Мережковских, Бальмонта и Иванова, прекращения публикаций Сологуба символизм отодвинулся в историю, что было подтверждено началом его исторического изучения (у истоков его стояла публикация мемуаров Белого, Г. Чулкова, В. Пяста, П. Перцова, издания дневников и писем Блока и Брюсова, первые исследовательские статьи). Даже утверждения Белого, выразившиеся в названии его автобиографического текста 1928 года «Почему я стал символистом и почему я не перестал им быть во всех фазах моего идейного и художественного развития»[25], демонстрируют принципиально иное качество символизма в 1920-е годы, практически ничего общего уже не имеющего с тем символизмом, который сложился в эпоху между серединой 1890-х и 1910-м годами. Как живая реальность литературы символизм перестал существовать, что, конечно, не исключало более или менее активной деятельности авторов, с ним связанных.
Глава вторая
ИЗДАТЕЛЬСТВА[26]
Проблема собственной полиграфической базы для символистов в 1890-е гг. была весьма существенной, однако реальных возможностей ее решения у них почти не существовало. Обыкновенной практикой было издание за собственный счет, о чем писал Брюсов: «… Последние дни в Москве был план об издании „Chefs d’oeuvre“, основанный на закладывании моих золотых часов…»[27]. Большинство книг наиболее «крайних» символистов (Брюсова, А. Добролюбова, Вл. Гиппиуса) издавались именно так[28]. Более респектабельным Мережковскому, З. Гиппиус, Минскому, Сологубу, Бальмонту удавалось находить то ли согласных на некоторый риск солидных издателей (так, Мережковские поддерживали отношения с А. С. Сувориным и книга стихов Д. С. Мережковского «Символы» вышла в издании Суворина), то ли меценатов на отдельные книги. Однако стремление к самоопределению как литературной группы требовало организации специфически символистского издательства, которое могло бы не только и даже не столько ориентироваться на коммерческий успех, сколько выполнять разнообразные «идейные» задачи. Именно эту функцию приняло на себя основанное в 1899 году издательство «СКОРПИОН»[29].
У истоков издательства стояли В. Я. Брюсов, К. Д. Бальмонт, Ю. К. Балтрушайтис и наименее причастный к литературе, но обладавший наибольшими средствами С. А. Поляков[30]. Мы не обладаем набором собственных высказываний основателей издательства о его целях и задачах, но можем предположить, что стремление основные усилия направить на книгоиздание, а не на создание журнала было основано, во-первых, на убеждении, что для ведения собственного повременного издания было явно недостаточно творческих сил, а во-вторых, – выпуск отдельных сборников более соответствовал общему индивидуалистическому духу раннего московского символизма[31]. И книгоиздательская политика строилась в двух планах: с одной стороны, существовал уже известный спрос на специфически «декадентскую» книгу, а с другой – очевидно было стремление сформировать собственную аудиторию, постепенно приучающуюся к «новому искусству».
В предисловии к первому каталогу принципы издательства были сформулированы так: «Книгоиздательство „Скорпион“ имеет в виду преимущественно художественные произведения, а также область истории литературы и эстетической критики. Желая стать вне существующих литературных партий, оно охотно принимает в число своих изданий все, где есть поэзия, к какой бы школе ни принадлежал автор. Но оно избегает всякой пошлости ‹…› Широкое место отводит „Скорпион“ изданию переводов тех авторов, которые служат так называемому „новому искусству“ ‹…› Пора дать читателям возможность составить самостоятельное мнение о новых течениях в литературе. ‹…› Рядом с этим „Скорпион“ издает и произведения русских авторов, работающих в том же направлении»[32]. И на первых порах действительно произведения писателей европейского модернизма, русских символистов и историко-литературные работы имели для «Скорпиона» одинаково существенное значение, хотя и не были представлены равноправно.
Наибольшие надежды возлагались на альманах «Северные цветы», которому отводился и самый значительный тираж (так, альманах на 1901 год вышел тиражом 3 025 экземпляров). Это, по всей видимости, определялось попытками найти какое-то равновесие между стремлением к периодичности выступлений и одновременно к накоплению значительного художественного багажа. Стоит отметить, что далеко не случайно в первом альманахе были напечатаны произведения А. П. Чехова и И. А. Бунина, велись переговоры и с М. Горьким. Вторая часть этих устремлений была поддержана серией изданий самого начала 1900-х гг. – «Будем как Солнце» (1903), и два тома «Собрания стихов» (1904) К. Д. Бальмонта, «Tertia Vigilia» (1901) и «Urbi et Orbi» (1903) В. Я. Брюсова, «Собрания стихов» А. М. Добролюбова (1900), З. Н. Гиппиус (1903), Д. С. Мережковского (1903), Ф. Сологуба (1903), «Стихи и проза» И. Коневского (1903), «Золото в лазури» Андрея Белого (1904), «Прозрачность» Вяч. Иванова (1904). Этот набор книг давал возможность постоянным читателям «Скорпиона» представить себе символизм как уже почти классическую поэзию[33], что поддерживалось совершенно и отчетливо выраженной ориентацией на традицию пушкинского времени. Заимствованием названия своего альманаха непосредственно из 1820-х годов и выпуском «Писем Пушкина и к Пушкину: Новые материалы, собранные книгоиздательством „Скорпион“» (М., 1903) и «А. С. Пушкин. Труды и дни: Хронологические данные, собранные Николаем Лернером» (М., 1903) издательство прямо перекидывало мост из своего времени в пушкинское.
Первой книгой «Скорпиона» была драма Г. Ибсена «Когда мы, мертвые, проснемся» (1900) в переводе Балтрушайтиса и Полякова; за нею последовали сочинения К. Гамсуна, Г. д’Аннунцио, А. Шницлера, Э. По, Ст. Пшибышевского, П. Верлена, О. Уайльда, Э. Верхарна, Ш. ван Лерберга, М. Метерлинка и других западно-европейских авторов. Иностранный отдел «Скорпиона» никогда не был нацелен на сколько-либо исчерпывающее представление даже тех авторов, которые там издавались (лишь По и Пшибышевский были представлены собраниями сочинений, причем второе не было закончено), но непременное включение иностранной литературы в репертуар было обязательным, поскольку обозначало европейский контекст русского символизма. Даже при том, что планы на осуществление нескольких антологий переводных поэтических текстов[34] не осуществились, репертуар этого раздела выглядит весьма внушительно.
С началом выпуска журнала «Весы» значительная часть функций издательства перешла к нему, именно он стал отныне считаться важнейшей составной частью издательской деятельности (во всех каталогах «Скорпиона» «Весы» фигурируют как интегральная часть его продукции). Издательство постепенно утрачивает «декларативный» характер, превращаясь в солидную фирму, сохраняющую, однако, свою ангажированность. К наиболее заметным книгам, выпущенным «Скорпионом» в 1900-х и начале 1910-х гг. относятся практически все сборники стихов, прозы и переводов Брюсова до «Стихов Нелли» и «Зеркала теней» (1912) включительно; четыре издания «Полного собрания стихов» (ни одно не было доведено, однако, до конца) и целый ряд отдельно опубликованных сборников Бальмонта; три из четырех «Симфоний» и «Серебряный голубь» Белого; «Нечаянная радость» Блока; двухтомник «Cor ardens» Вяч. Иванова; оба прижизненных сборника стихов Балтрушайтиса. Охотно печатал «Скорпион» и книги писателей младшего поколения – «Разные стихотворения» Ю. Верховского, стихи и прозу М. Кузмина, «Жемчуга» Н. Гумилева.
Издательская деятельность «Скорпиона» в том виде, как он существовал, не могла быть коммерчески выгодной[35], и приблизительно с 1913 г. она постепенно сходит на нет (последняя опубликованная книга – «Поэзия как волшебство» Бальмонта, 1915 [на обложке – 1916]). Последнее же из документальных свидетельств о существовании «Скорпиона» относится к августу 1918 года.
В начале 1903 г. возникает второе как по времени, так и по значимости символистское книгоиздательство – «ГРИФ». В феврале-марте этого года Брюсов записывал в дневнике: «Борьба за новое искусство. Сторонники были „Скорпионы“ и „Грифы“ (новое книгоиздательство). ‹…› С Грифами я познакомился так. Затеяли они издавать журнал ‹…› После они издали альманах „Гриф“ – серый и по обертке, и по содержанию»[36]. Основной движущей силой нового издательства был С. А. Соколов, человек незаурядной энергии, сам поэт, хотя явно второго ряда. Подобно «Скорпиону», «Гриф» возникал как сугубо «идейное» издательство и даже литературный кружок[37], однако даже близкие к издательству люди, как Андрей Белый, ощущали, что, как он писал А. Блоку, «„Грифы“ – люди ‹…›, не имеющие столь определенного внутреннего пути, как, например, Брюсов, Балтрушайтис и т. д.»[38]; так же в общем полагал и сам Блок, в письме к С. М. Соловьеву резюмируя: «„Гриф“ – положительная подделка и большой грех против искусства по отношению к людям (публике) ‹…› В последнее время подделки фабрикуются в неописуемых дозах…»[39].
Вместе с тем достаточно элитарный характер и ограниченные финансовые возможности «Скорпиона» предоставляли «Грифу» довольно значительную свободу в выборе авторов для своих альманахов и книжных изданий. Так, именно «Гриф» выпустил первую книгу стихов Блока «Стихи о Прекрасной Даме», когда основной вдохновитель «Скорпиона» Брюсов считал, что ее автор – «не поэт»[40]. Среди изданий «Грифа», помимо трех альманахов, заполненных весьма неравноценной продукцией (четвертый, вышедший в 1914, носил «юбилейный» характер и не является представительным для издательства), две книги Андрея Белого («Возврат», 1905 и «Урна», 1909), ряд книг Бальмонта, «Истлевающие личины» Сологуба (1907), первая книга стихов М. Волошина (1910). Безусловной заслугой «Грифа» является выпуск посмертного «Кипарисового ларца» И. Анненского (1910; сам поэт начинал готовить книгу именно для «Грифа»). Однако для Соколова было принципиально важным также издание книг молодых или малоизвестных авторов, входивших в его литературное окружение: «Сквозь призму души» А. Курсинского (1906), «Молодость» Вл. Ходасевича (1908), «Sanctus amor» Н. Петровской (1907), «Navis nigra» (1912) А. Тинякова и др., а также своих собственных: «Алая книга» (1907) и «Летучий голландец» (1910). Этот принципиальный интерес привел его и к большому издательскому успеху – именно он открыл широкому читателю поэзию Игоря-Северянина («Громокипящий кубок», 1913, с предисловием Ф. Сологуба; в 1913–1915 гг. книга выдержала 7 изданий). Не прошел незамеченным сборник стихов молодого Ал. Н. Толстого «За синими реками» (1911). Подобная активность заставляла «Скорпион» задумываться о возникающей конкуренции, и в конце 1904 г. даже возник конфликт, когда Брюсов готов был отлучить от «Скорпиона» Андрея Белого, если тот не перестанет сотрудничать с «Грифом». Возникшие неприятности усилиями самого Брюсова и Вяч. Иванова удалось ликвидировать[41], но некоторый осадок у участников ссоры все же остался. Вдобавок современники, присвоив Соколову определения вроде «литературных дел мастер»[42], явно намекали на его нечистоплотность в финансовых делах.
Деятельность «Грифа» была не только неоднородна, но и весьма прерывиста. Поскольку финансовые возможности Соколова были не слишком велики, а книги редко имели коммерческий успех, издательство действовало с большими перерывами. С началом мировой войны Соколов ушел в армию и попал в немецкий плен, а издательство прекратило существование. Соколов занимался издательской деятельностью и в армии Деникина (так, в 1919 г. в Ростове он издал интересный журнал «Орфей» – к сожалению, только один номер). Уже в годы эмиграции он при финансовой поддержке монархистов организовал в Берлине издательство «Медный всадник», с символизмом уже никак не связанное, а предназначенное стать частью антикоммунистического сопротивления как в эмиграции, так и внутри СССР. Но это совсем особая глава в деятельности Соколова[43].
Главным инициатором третьего по объему изданного и по значению символистского издательства «МУСАГЕТ» был брат известного композитора и сам музыковед Э. К. Метнер, который стал мечтать об организации издательства и журнала «Культура» еще в 1907 году. Однако своими силами он был не в состоянии финансировать сколько-нибудь существенные замыслы, потому искал меценатов. Первоначально он планировал привлечь к делу издательства вдову богатого фабриканта М. К. Морозову (на ее средства существовало издательство религиозно-философской литературы «Путь»[44]), однако потом нашел гораздо более устраивавший его вариант: меценатом издательства, получившего название по одному из наименований бога Аполлона[45], стала богатая немка Я. Фридрих, с которой Метнера связывали длительные и весьма сложные отношения[46].
Вопрос об организационных формах и финансировании был решен в конце 1909 г., первая книга – сборник стихов С. М. Соловьева «Апрель» – вышла в конце февраля – начале марта 1910 г.
Всего до 1917 г. издательство выпустило 44 книги[47], издавало журнал «Труды и дни» и философский ежегодник «Логос». В 1930-е годы под маркой «Мусагета» Метнер издавал в Цюрихе переводы сочинений К. Юнга.
Однако значение «Мусагета» не исчерпывалось только изданными им книгами (хотя в их числе были три книги Белого, и среди них принципиальные сборники статей «Символизм» и «Арабески»; «Ночные часы», «Театр» и дважды изданный трехтомник стихотворений Блока; второе «Собрание стихов» З. Гиппиус; «Борозды и межи» Вяч. Иванова, а также шесть книг серии «Орфей», посвященной переводам мистической литературы). Для Метнера и других сотрудников издательства существенными особенностями его была принципиальность в подборе репертуара, а также стремление выйти за пределы только книгоиздательской деятельности, выразившееся в организации при «Мусагете» ряда кружков, где мэтры вели занятия с молодыми участниками, заинтересованными теми или иными проблемами, связанными с символизмом. Впоследствии многие участники этих кружков сделались участниками и активными строителями постсимволистского движения.
