Н. М. Фишер
Ковчег Евы
15.
«Он же сказал заходить в любой момент, – рассуждала Ева, расхаживая по своей крошечной каюте – три шага в одну сторону, три в другую. – Это значит, когда захочу. Я даже не могу придумать причину, чтобы это не выглядело глупо! Господи, как подросток! А, была не была! Так и скажу: не придумала причину, пришла просто так!»
Ева порылась в своем скромном имуществе, выудив белую блузку с не отстиранным до конца пятном от кофе, последнем напоминании о жизни до. А ведь она не надевала ее с того самого дня, как в разгар московского землетрясения, о котором Ева тогда могла только догадываться по трещине на стекле и первым небольшим толчкам, Леша вывез их с Катей в свой деревенский дом. Эх, Катя… Да если бы не Леша с его неожиданной любовью, Ева бы тоже не добралась до Ковчега.
Блузка оказалась велика как минимум на размер – все же ограниченность ресурсов и продуктов питания не красит фигуру. «И как остальные умудряются толстеть!» – Ева вернулась мыслями к больной теме, стараясь отвлечься и заглушить бешеную скачку пульса в голове. И пусть блузка немного болтается, все же лучше, чем огромные футболки или серая толстовка, которую Леша заботливо вручил Еве, когда они впопыхах сбегали из дома на север, к морю.
Каюта капитана была закрыта: из-за двери доносился разговор на повышенных тонах. Ева уже готова была развернуться и уйти, чтобы снова провести вечер у себя, читая что-то из немногочисленной корабельной библиотеки. В груди что-то горько кольнуло, но в то же время Ева испытала облегчение.
Стоило сделать шаг прочь от двери, как та распахнулась, и на Еву налетел взлохмаченный Леша со словами «Ни себе ни людям!», брошенными брату в пылу ссоры. Он свирепо взглянул на Еву, будто собираясь что-то сказать, но только махнул рукой и кинулся прочь.
– Я не вовремя? – спросила Ева, заглядывая в каюту.
– Да ничего. – Капитан рассеянно обернулся и, сделав глубокий вдох, смягчился. – Ты что-то хотела?
– Ты сказал заходить в любой момент. Мне показалось, что он наступил. – Ева смущенно улыбнулась.
– Да, я вижу по блузке, – хитро отозвался капитан, еще больше вгоняя девушку в краску. – И наступил он именно тогда, когда мой малютка-братец решил тебя со мной поделить.
– Поделить? В каком смысле?
– В смысле он решил поведать мне, что кучу лет в тебя влюблен. Ты проходи, не стой в дверях. – Капитан за талию втянул Еву в каюту и закрыл дверь, заставив мурашки сбежать с Евиной макушки до самых ног. – Ты знала об этом?
– Да, знала. – Она осторожно присела на край застеленной вязаным покрывалом кровати.
– Не хотела мне рассказать?
– А зачем тебе эта информация? И почему он вообще решил делить меня с тобой?
– Ев, он же не слепой и не глупый – все подмечает. – Капитан присел рядом с девушкой.
– И что же он видит? – шепотом спросила Ева, когда сделавшееся игривым лицо капитана было в каких-то миллиметрах от ее, замершего.
Но вместо ответа девушка получила горячий поцелуй, полный одновременно и страсти, и горечи, и раскаяния.
– Ты же сказал, что это было ошибкой, – произнесла Ева одними губами.
– Я часто ошибаюсь, – улыбнулся капитан.
16.
Леша вернулся в зал спустя почти полчаса, и девушки уже извелись в его ожидании, перебирая в голове, что же он, обиженный и оскорбленный, мог натворить. Бледный и будто постаревший, он плюхнулся на диван и уставился в одну точку.
– Леш, что случилось? – участливо поинтересовалась Ева, все еще чувствуя вину, одновременно с облегчением, что он хотя бы ничего с собой не сотворил.
– Брат звонил, – мертвым голосом отозвался Леша, раскачиваясь на месте.
– И? – спросили девушки хором.
– Я вроде говорил, что он – метеоролог. Им пришли снимки из космоса, которые никто не может толком расшифровать. И данные с полярных станций.
– Ну и что с того? Ты почему такой обеспокоенный? – Катя восприняла его слова как очередную чепуху и тут же успокоилась.
– Там что-то странное. Сначала было зафиксировано несколько землетрясений по всему миру, в Гренландии разошлись тектонические плиты, и образовался провал. Скорее всего, тот толчок, который мы почувствовали в офисе, это его отголоски. Потом то же самое в Австралии, в США. А теперь над Европой формируется плотная грозовая облачность, заволакивающая вообще всю планету, такого еще ни разу не наблюдали. Там уже жуткие ливни, улицы за считанные секунды затапливает, в Москве еще цветочки. И температурные датчики тоже что-то странное показывают – резкое повсеместное похолодание.
– Леш, это фильм «Послезавтра»! – засмеялась Катя.
– Нет, – глухим голосом ответил он, – это хуже. Потому что гораздо глобальнее и на самом деле. В нашей с вами реальности, понимаете?
– Так, допустим, что все это – правда. Ты что, намекаешь, что нам придется отсиживаться в этой дыре без электричества и горячей воды? – Катя возмущенно тряхнула рыжей гривой.
– Нет, – пугающе спокойно произнес Леша. – Мой второй брат – капитан ледокола, ну я рассказывал. Через три дня он отбывает в плавание, мы можем к нему присоединиться. Меня-то он точно будет ждать, у него больше никого не осталось из родных…
– Как это никого нет? А средний брат? – изумилась Ева.
– Метеорологов эвакуируют отдельно, они уже сейчас сворачиваются, собирают семьи и вертолетами отправляются в какое-то засекреченное убежище, он сам точно не знает. А Ванина семья, – Леша всхлипнул, – они сегодня погибли. Он… Он был на службе, у них там что-то вроде бункера, и чувствовались только небольшие толчки. А когда выбрались, оказалось, что половина Мурманска лежит в руинах, его жену и двоих детей нашли под завалами. Никто не выжил…
– Боже, мне так жаль… – прошептала Ева. – Но ты уверен, что нам следует ехать в город, который стерло с лица Земли?
– Уверен. – Леша взглянул на подругу полными слез глазами. – Я хочу спасти нас. Дать нам будущее.
– Может, все не так страшно, Леш? – Ева обняла рыдающего парня и погладила по все еще мокрым от дождя волосам. – Может, это в Мурманске все разнесло, а в Москве тихо и спокойно? Дождемся утра, хорошо? Посмотрим новости, взвесим все «за» и «против» и решим.
– Надо решить до шести утра, – твердо отрезал Леша.
– Почему? – удивилась Ева.
– Потом вокруг Москвы и области выставят блокпосты, мы не прорвемся. Брат сказал убегать как можно быстрее.
– Чертов сигнал! – вдруг закричала бледная как полотно Катя. – Ни электричества, ни интернета! Мы отрезаны от информации! Пока я не буду знать, что там, в Москве, я отсюда никуда не двинусь.
– Ладно, ждем утра, пытаемся поймать сеть, выяснить, что выкинут в СМИ, и решаем. Но подъем не позже трех утра, чтобы покидать вещи и успеть прорваться.
17.
Ева, обняв худые коленки, сидела на взъерошенной кровати и покачивалась, глядя в одну точку сквозь запотевший иллюминатор. Капитан, так и не одевшись, откинулся на диване, пытаясь унять дрожь в руках и свернуть самокрутку. Несмотря на недостаточное отопление, в каюте было жарко, и на щеках обоих играл яркий румянец.
– Черт! – Капитан всплеснул руками, никак не позволяющими ему завернуть табак. – Ев, поможешь? Чертовы руки!
– Да, конечно. – Она с легкостью спорхнула босиком на пол и подлетела к капитану, проведя рукой по его смуглой, несмотря на отсутствие солнца, коже.
Взяв его руки в свои, забрала неудавшуюся сигарету, кое-как впервые в жизни завернула табак, подожгла и крепко затянулась, тут же зайдясь в кашле.
– Глупышка, – улыбнулся капитан и поцеловал Еву в нос, – это табак для моряков, тебе такой и пробовать не стоит.
– А я когда-то курила… – мечтательно произнесла она.
– Что-то тонкое с ментолом?
– Как ты узнал?
– Нашел как-то раз такие у дочери. Ух, и устроил я ей! – На лицо капитана опустилась тень, и он поторопился отвернуться.
На рабочем столе из цельного массива дерева, притаившемся в углу каюты и так отличающемся от всей остальной мебели на Ковчеге, царил настоящий творческий беспорядок. Повсюду были раскиданы карты, атласы, исчирканные красным карандашом, и приборы, о назначении которых Ева могла только догадываться. Капитан упорно тащил работу с ходового мостика в свой временный дом. И только в глубине рабочего хаоса, под миниатюрной настольной лампой, освещавшей ночные труды капитана, сохранялась идеальная чистота. Именно там, в резной деревянной рамке, пряталась часть его души – совсем юный парень с открытой улыбкой до ушей и каштановыми, без намека на седину, густыми волосами обнимал миниатюрную ярко накрашенную девушку, а две маленькие девчушки с белыми бантами пристроились на руках родителей. Капитан и его семья. Семья, которую никто никогда не заменит. Даже Ева.
– Ты никогда не рассказывал про свою семью. Это ведь они на фотографии? – Ева мягкой кошачьей поступью прошлась по каюте и хотела уже взять фотографию в руки, но поймав на себе взгляд капитана, одернулась.
– Они. – Капитан подошел к девушке и обнял за плечи, обволакивая ее облаком едкого дыма.
– Расскажешь?
– Не в этот раз. – Он тяжело плюхнулся обратно на диван, изо всех сил затягиваясь, будто пытаясь подавить что-то вылезающее наружу из самых глубин сердца. – Иди лучше сюда. Не будем портить момент.
Ева послушно опустилась рядом и утонула в сильных мужских объятьях. Уверенных, свободных и одновременно нуждающихся в тепле и защите.
– Давай лучше о тебе, – шепнул ей на ухо капитан своим низким бархатистым голосом. – Давно хотел узнать: почему Ева? Слишком редкое имя.
– Ну… – протянула девушка. – Мама придумала. Считала, что я – божественный дар.
– И она права. – Капитан крепче прижал Еву к себе и зарылся носом в ее соломенную шевелюру. – Есть в тебе что-то божественное. И все же – почему дар?
– Я – поздний и очень долгожданный ребенок. Родители уже отчаялись и даже хотели развестись на почве бездетности, и тогда мама начала изучать Библию, слишком фанатично, надо сказать. Она молилась, по монастырям всяким ездила. И в какой-то момент, по ее словам, она услышала ответ свыше, что ее дочь станет новой первой женщиной на Земле и даст жизнь другим людям, а потому назвать ее надо Евой. И на следующий день она переехала на пээмжэ к унитазу – токсикоз был жуткий. В итоге появилась я.
– Хм… – задумчиво произнес капитан. – А что-то в этом есть. Существование человечества в будущем действительно во многом зависит от нас. Может, на нее тогда сошло озарение.
– Не знаю, я не верю во всякие предзнаменования. К тому же, через четыре года мама родила мою сестру, а значит, никакой я не дар, просто всему свое время. – Ева всегда раздражалась, рассказывая эту историю, слишком уж ей не хотелось играть роль нового мессии и уж тем более воспроизводить заново род человеческий. И чем реальнее становилась эта перспектива, тем настойчивее она отрицала эту теорию.
– Конечно, – капитан с ухмылкой посмотрел на девушку, – а корабль наш Ковчегом назвала. Это, между прочим, тоже из Библии.
– Я его так назвала из-за бегущих на борт животных, спасающихся от стихии. Ведь и правда, как Ноев ковчег, – каждой твари по паре.
– Да-да, я помню, ты же рассказывала. Только у нас ковчег Евы.
– Ладно тебе, капитан. – Ева чмокнула его в щетинистую щеку. – Не стоит приписывать мне миссию по спасению мира. В конце концов, если бы не ты, мы бы остались погибать в порту Мурманска.
– Ев, ну сколько можно?
– Что? – удивилась девушка.
– Капитан? Вот так, без имени?
– Ты сам при знакомстве просил соблюдать субординацию и называть тебя капитаном. – Ева изобразила невинное лицо.
– Мне кажется или мы только что очень сильно нарушили любую субординацию? Причем пару раз, – захохотал капитан. – Так что хватит этих фамильярностей, теперь только по имени. Ты хоть знаешь, как меня зовут?
– Знаю, Ваня, знаю, – ответила Ева и, услышав свой голос, залилась звонким смехом.
18.
– Поймал! – Леша ворвался в зал с криками, чуть ли не прыгая от радости. За окном стояла непроглядная тьма, и только редкие всполохи молний освещали комнату, где вповалку на диване спали две девушки.
– Кого поймал? В чем дело? – сонно потянулась Ева, вглядываясь сквозь мрак в стрелки часов.
– Интернет поймал! Видимо, просвет какой-то или вышка заработала, оценим сейчас ситуацию и решим, как быть дальше.
– А электричество ты не поймал? – Катя зарылась головой в диванные подушки и с трудом пыталась продрать глаза. – Сколько времени-то?
– Без пятнадцати три, – пискляво отрапортовал Леша. – Есть немного времени на сборы.
– Какой ужас, нельзя вставать в такую рань. – Ева с усилием сползла на край дивана, но Леша ее уже не слышал – он потерянно смотрел в экран телефона, опускаясь на пол и придерживаясь за стену, чтобы не рухнуть со всего размаху.
– Леш, что с тобой? – спросила девушка, когда глаза привыкли к темноте, и она смогла разглядеть бледную как смерть, теряющую почву под ногами, фигуру Леши.
– Идите сюда. – Он поднял испуганный взгляд на подруг. – Вы должны это видеть.
Интернет беспорядочно пестрел появляющимися каждую секунду новыми ярко-красными заголовками с пометкой «Срочно!». Репортеры разного пола, возраста и национальностей в ужасе рассказывали о том, что видели своими глазами или слышали от очевидцев. Каждый канал или интернет-портал смаковал подробности и стремился преподнести произошедшее за ночь и остаток прошлого дня как можно реалистичнее и жестче.
Что бы они ни показывали, какие бы слова ни подбирали, ясно было только одно – мир погряз в хаосе. Накануне днем повсюду произошли сдвиги тектонических плит, вызвавшие землетрясения: от ничтожных, из-за которых посуда позвенела в шкафах, до катастрофически разрушительных, уносящих в бездну целые города и людей. Бурлящие потоки грязной воды на месте вчерашних мощеных брусчаткой улиц тащили в неизвестном направлении машины, деревья, людей – все, что попадалась на пути. А подлый дождь никак не прекращался, поднимая и поднимая уровень образовавшихся рек. Большая часть мира была обесточена благодаря серии прицельных ударов молний, практически уничтоживших электроподстанции и лишивших эту планету самого важного ресурса. И в довершение ко всему, формирующийся грозовой фронт, о котором говорил Лешин брат, действительно уронил температуру воздуха на десять градусов всего за одну ночь.
Цепочка названий пострадавших европейских городов казалась бесконечной, а число человеческих жертв увеличивалось с каждой секундой. И вот неумолимый бесстрастный список подобрался к Москве – разрушен исторический центр, провалы на многих станциях метро, затоплены застрявшие в тоннелях составы вместе с людьми, не успевшими выбраться из смертоносного подземелья, рухнуло несколько зданий, похоронив под своими руинами жильцов, не рискнувших покинуть жилища в такой ливень. Уровень рек достигал катастрофических отметок и подбирался ко вторым этажам уцелевших домов.
– Это… Это же наш офис! – Катя, обезумевшая от страха, тыкала в экран, где на съемках с вертолета виднелись руины того, что долгие годы было их пристанищем.
– Черт, – прошептала Ева, – как вовремя мы смылись… Леша, ты – наш спаситель!
– Еще нет! – глухо отозвался Леша. – Посмотрим, что по блокпостам, и будем сматываться отсюда. Нам надо к брату.
– Я никуда не поеду, – шепотом произнесла Катя, а по ее щекам неслись водопады слез, размазывая остатки вчерашней косметики.
– В смысле не поедешь? – переспросила Ева, не веря своим ушам. – Мы тут просто уплывем! Я тоже не в восторге от идеи тащиться в Мурманск, который, как и Москву, разнесло. Но вдруг это наш шанс!
– Мне нужно в Москву, – кротко отрезала Катя и уронила голову на грудь.
– Ты вообще ничего не понимаешь? – Леша пришел в ярость. – Это не шутки и не учебная тревога! Это гребаный апокалипсис! Я предлагаю воспользоваться последним шансом, другого не будет!
– Вы поезжайте, а меня просто высадите у МКАДа, если боитесь, что потом не выпустят из города.
– Зачем тебе туда? – не унимался Леша. – Если за одеждой, то возьми мое. У меня много теплого, а оно, я полагаю, нам пригодится.
– За сыном… – прошептала Катя.
– Что? – хором переспросили Ева с Лешей.
– Мне нужно найти сына. Лучше мы погибнем вместе, чем я спасусь без него. – Катя подняла усталый, полный ужаса взгляд на друзей.
– У тебя что, есть сын? – по слогам произнесла Ева.
– Да… Ему девять, я родила его очень рано, в шестнадцать. Он сейчас у моих родителей в Куркино, и мне надо к нему…
– Ты никогда не говорила, что у тебя есть сын. – Леша удивленно уставился на подругу.
– Ты, знаешь ли, нас тоже удивил. Так что мы квиты, – холодно ответила обычно веселая Катя.
– Ладно, высадим тебя, – согласился Леша. – Только пообещай, что постараетесь выбраться из города. Боюсь, что мы с Евой не сможем тебя дождаться, брат не станет вечно стоять на приколе.
– Я попробую, – шепнула рыжеволосая красотка, вдруг постаревшая на десяток лет.
19.
Через полгода после того, как атомный ледокол «Арктика» впопыхах отчалил от своего последнего пристанища в порту Мурманска, на общем собрании было принято решение структурировать жизнь на борту. Если первое время люди считали, что еще немного, может, неделю-две, они поютятся в каютах, поедят разведенную кипятком порошковую пищу, а потом выйдут на сушу и заживут как раньше, то к концу шестого месяца стало понятно, что Ковчегу придется стать их домом на гораздо более длительный срок.
Суши на горизонте так и не появлялось, как бы ни выискивал ее капитан; связи, чтобы найти других спасшихся, не было, а вместе с ней отсутствовали и спутниковое телевидение с интернетом. Может, и нет там уже никаких спутников! А потому средства для проведения досуга оставались очень ограниченными – книги, шашки, шахматы, дартс – вот и все развлечения, становящиеся по вечерам центром притяжения команды ледокола в кают-компании.
Когда праздная жизнь без цели начала выливаться в конфликты, истерики и пару раз чуть не довела до драки, капитан лично решил разобраться со свободным временем тех, кто успел статью часть его команды, а значит, и новой семьей. Помимо обязательного дежурства на кухне, он заставил людей задуматься и о физической форме, стремительно ухудшавшейся от безделья. Каждое утро вся команда, кроме дежурного по кухне, выстраивалась на морозном воздухе и делала зарядку. Сначала нововведение вызвало бурный негатив: «Мы не в детском саду и не в пионерлагере!» – слышалось со всех сторон. Но уже через месяц люди, даже не задумываясь, стали выходить подышать и размять затекшее тело. Со временем к зарядке прибавились и пробежки по нижней палубе, но уже по желанию, а потом и полноценные интенсивные тренировки, которые, впрочем, оказались не слишком популярны.
Зато корабельному делу местное население обучалось с удовольствием – особенно дети; они изучали карты, маршруты, устройство ледокола, посещали ходовую рубку и центральный пост, учились вязать узлы и укладывать канаты. Почти все занятия вел лично капитан, словно стараясь забить свое время под завязку, иногда все же делегируя лекции и уроки другим членам команды, когда-то служившим с ним на другом ледоколе. Давно, в прошлой жизни. Особенно радовались люди, когда задачи капитана брал на себя его заместитель, всегда улыбчивый и чрезмерно радушный Александр, ставший всеобщим любимчиком.
Ева потянулась всем телом и открыла глаза, сначала не понимая, где находится. Взгляд ее упал на мирно сопящего рядом капитана, раскинувшего руки в разные стороны, и события прошлой ночи собрались в ее голове воедино, хотя осознание все еще не приходило. Странно, никогда прежде она не видела его в такой уязвимой позе – всегда собранный, сдержанный и закрытый; она была уверена, что и спит он так же. Неужели – доверился?
На рабочем столе оглушительно затрезвонил будильник, способный разбудить не только жителя каюты, но и весь Ковчег – неудивительно, что капитан всегда вставал первым. Молниеносно отреагировав на раздражающие звуки, мужчина рывком сел на кровати, приняв свой привычный, готовый к бою вид, словно и не было только что этой по-детски невинной позы.
Увидев перед собой растрепанную заспанную Еву, притаившуюся на краешке кровати, он смягчился и, притянув ее к себе, чмокнул в губы.
– Значит, наконец-то мне все это не приснилось, а произошло на самом деле.
– Надо прислушиваться к своим снам. – Ева провела рукой по небритой щеке. – Подсознание не обманывает.
– В общем-то, об этом я и думал последние дни, когда шатался по палубе – никак не мог выгнать тебя из своей головы, пытался понять, что с этим делать. Даже работать нормально не получалось.
– Ну и что же ты надумал? – Ева засмеялась, хотя внутри все похолодело. – Обещал мне первой рассказать!
– Разве я был недостаточно убедителен? Придется объяснить еще раз! Для закрепления, так сказать!
Ева, как маленькая девочка, какой она часто ощущала себя рядом с капитаном, залилась краской, чем еще больше его развеселила.
– Опоздаем на зарядку, я побегу к себе переодеться, пока ни на кого не наткнулась, ты же не хочешь, чтобы все узнали, – затараторила Ева, кое-как натягивая неподдающуюся блузку.
– Нет, – капитан задумался, – конечно, нет. Беги, встретимся через пятнадцать минут на палубе. – Он поймал ее за руку и, притянув к себе, шепнул на ухо, сверкая игривым огоньком глаз: – Вечером загляну к тебе, есть очень важный разговор!
Ева, не в силах спрятать ужасно глупую улыбку, которая бегущей по лицу строкой выражала все ее смешанные, но точно счастливые чувства, не глядя по сторонам, направлялась в свою каюту. Ее взгляд и мысли были целиком направлены внутрь себя – никогда прежде на борту этого ледокола она не чувствовала себя такой наполненной и настоящей. Был, конечно, момент – тогда, после дня рождения. Но непонятно, стал он худшим или лучшим воспоминанием.
Не замечая ничего на своем коротком пути до каюты, Ева уже почти добралась до места, как вдруг ощутила, что чья-то рука с силой схватила ее за запястье, вырвав из сладкой неги прошлой ночи. Она удивленно развернулась и увидела не кого иного, как Лешу, растрепанного, с всклокоченными волосами и налившимися кровью глазами.
– Ты где была? – Он был в ярости. – Я заходил к тебе вечером, но не застал! А сейчас уже два часа тут ошиваюсь, а ты, видимо, и не ночевала у себя!
– Леш, я слишком большая девочка, чтобы оправдываться. – Ева вовремя осеклась, не желая даже намекать на правду кому бы то ни было, а в особенности Леше, и наигранно мягко продолжила: – Не спалось, пошла прогуляться. А сейчас я хочу переодеться на пробежку, встретимся на палубе.
– Ну конечно, гуляла в блузке, в которой вчера вечером навещала моего братца! Не делай из меня дурака!
– Я вчера завалилась спать, не раздеваясь, и так же отправилась бродить, когда проснулась. Если очень надо, можешь узнать у капитана, во сколько я от него ушла! – Ева с силой вырвала руку, пытаясь изобразить обиду на друга, а внутри все клокотало и разрывалось на части. Леша был самым близким человеком, отличным и преданным другом, спасителем, в конце концов, но все это не могло заставить Еву даже попробовать полюбить в нем мужчину. То ли дело – капитан с его низким голосом, угрюмым уверенным взглядом и твердым шагом, и в то же время ранимый, ласковый и несущий в себе огромную боль, наложившую отпечаток на все его существо.
