Встал и огляделся Афоня. И увидел, что в стороне ручей бежит-журчит между камешков. Слез Афоня с пуза великана, как с холма спустился. Потом обошёл гору и нашёл пресную и чистую воду. Склонился над ручьём, попил водицы. Показалось ему, что слаще ничего не пробовал. И задумался:
– Вот какие чудеса довелось мне повидать! А перстень в этих снах силу свою чародейскую утратил. Три, не три его – не помогает. Эх! Видимо, время пришло расплачиваться за то, что присвоил я этот перстень! Капли из пузырька заветного волну океанскую усыпили, а этот ручей, видно, посильней океана будет. Течёт вот этак под океанскими волнами, превращаясь в реку, которая широко раскинулась вдали.
Афоня слушал, как журчит вода, пробегая между камешков, разбросанных по бережкам. Пригляделся, а камешки-то не простые – драгоценные. И так, для потехи, стал карманы ими набивать. Да вдруг подумалось ему: «Вот по ручью и выйду на берег. А то проснётся великан. Неизвестно, что у него на уме!»
С этими мыслями и побрёл Афанасий вдоль ручья, который становился всё глубже. Потом Афоня шёл по речному берегу, превратившемуся вскоре в полноводную реку. Да только, видно, и речка эта была не простая, а с норовом. Стала она Афоню, как болото, затягивать. Зашёл он подальше и поплыл. А река с каждым взмахом руки только шире становилась. Плыл Афоня, но вдруг чувствует, что силы покидать его начали. Уж и берега той реки очертания свои потеряли. И видит Афоня, что уж не речку переплывает он, а целый океан. Это пробудились волны океана, заснувшие от сонных капель из того пузырька. Они точно растаяли и заполнили всё вокруг. Тут и великан пробудился. Встал во весь рост, так что океан ему по грудь оказался. И загудел страшным голосом:
– Ты как посмел в мою кладовую проникнуть?!! Как смел пить из Хрусталь-реки?!! А-а?!
От этого «а-а» волна такая вздыбилась, что унесло ею Афанасия в даль-далёкую. Подняло и, точно букашку, о берег – шмяк. Лежит на берегу Афоня под высокой горою. В себя приходит и вспоминает последние слова, брошенные океанским великаном:
– Хрусталь-река! Э-э-э! Так, значит, это и была Хрусталь-река заветная. А на берегу её ведунья-вещунья сидит… Так ведь сказано было?! А ежели на океанской глубине течёт эта река, значит, где-то и на земле она дальше проистекать должна. Вот она-то меня к ведунье-вещунье и выведет! – решил Афоня. Как решил, так на душе и легче стало. Точно камень с души упал. Но вдруг не то что камень, град камней на него обрушился. И грохот оглушительный раздался. Огонь с неба повалил. Гора, стоявшая на берегу океана, оказалась вулканом. Ужаснулся Афанасий и проснулся.
А когда проснулся, то увидел, что лежит всё в той же царской опочивальне, среди царской роскоши. Но не порадовала его вся эта красота, потому что вспомнил тотчас же, что пора ему в путь отправляться. И всё то, что он во сне повидал, придётся теперь наяву пережить. Только обо всём этом подумал, вбежал царь-батюшка, окружённый своею свитою. За ними к дверям жмутся братишки и сестрёнки Афони. Царь подбежал к нему и спрашивает:
– Сказывай, что да как было? Что снилось?
Хотел Афоня всё по порядку изложить, но словно онемел. Мычит в ответ – и только. Царь в сердцах только рукой махнул:
– Ну да ладно! Ты скорее ступай в путь. О сиротах не тужи. Я сам о них порадею.
Когда стал Афоня подпоясываться, то почувствовал – карманы отчего-то тяжелы. Сунул в них руки. Достал пузырёк: капелек в нём много осталось. Но ещё что-то тяжёлое тянет его карман. Засунул руку поглубже и достал камушки драгоценные. Те, что во сне подобрал на берегу Хрусталь-реки. И подумал Афоня, отдавая камни сестрёнкам и братишкам-ребятишкам:
– Вот тебе и сны!!! Поди, разберись: где сон, где явь!
Придворные, как увидели те каменья драгоценные, заохали, заахали. А Афоня вздохнул, перекрестился и пошёл, куда во сне ходил, где побывал и всё испытал, а теперь наяву пережить предстояло. И всё, что во сне уже повидал, всё в точности наяву и повторилось. Поэтому шёл он смело, зная заранее, что чем кончится по уже виденным в царской опочивальне снам. И так было до того момента, как затмила звёзды заснувшая океанская волна-гора. И опять оказался Афоня у подножия той самой горы, вершина которой возвышалась островом над поверхностью океана. Словом, подводная гора. А пригляделся и увидел, что гора-то не каменистая, как видел он во сне, а сложена из кораблей затонувших. Огромное множество кораблей, аккуратно сложенных, обросших водорослями и кораллами, ракушками, кое-где окаменевших.
– Вот те раз! Не то! Не по снам уже виденным всё пошло! Или не разглядел я этого тогда? – изумился Афоня. И тут вдруг среди всего оцепенения великан проснулся. Стало Афоне страшно не на шутку, когда не по увиденным в царской опочивальне снам все дальше пошло. А великан ему гудит:
– А ты, мелкий, откуда тут взялся?!!
Но не успел Афоня ему в ответ представиться, а уж великан дальше гудит и вопрошает:
– Э? Да не тебя ли я во сне видал???
– Меня, – только и смог вымолвить Афанасий.
Великан оглянулся и изумился:
– Точно. Вот так и во сне было: сначала волна огромадная поперёк встала! Потом – всё заснуло, замерло кругом от капель из хрустального твоего пузырька. Зачем же ты всё это сотворил??? Чего ты хочешь?! – возмутился великан. – Вот корабли затонувшие, вот сундуки, полные золота. Бери всё, что хочешь! Не безобразничай только! Живут в моих подводных садах моряки с этих кораблей. Всех отпущу. И уплывай-ка ты с ними поскорее, а то вот что вытворяешь! Спать мешаешь! Океан волной поперёк себя поставил! Пришёл незваный из каких-то кошмарных снов! Так ещё тут у меня и наяву безобразничаешь!!!
А Афоня, в ответ подбоченившись, ответил ему смело:
– Возьму и корабли, и сундуки с золотом! И повелеваю тебе на корабли их погрузить. Вернёшь, откуда взял!!! И моряков на их корабли отпустишь! А не послушаешься меня, так и не такие ужасы во сне видеть будешь! И не такое безобразие учиню и в твоих снах, и наяву! Так что будешь бояться заснуть! Чтобы таких снов больше никогда не видать! – расхрабрился Афоня, однако призадумался: «А не слишком ли я… того?..» Но всё же продолжил:
– Но и это не всё! Расскажи, как пройти мне к ведунье-вещунье, что у Хрусталь-реки сидит и ворожит. И кто она такая? – попросил Афоня.
– А! Это… – опять прогудел в ответ великан. – Так это просто! Сидит ведунья-вещунья на берегу Хрусталь-реки. Хрусталь-река здесь ручейком начинается. А потом течёт, пока не впадёт в Огненную реку. Огненная река протекает под горой – вулканом. Я тебя во сне уж видал под той самой горой. Тогда, когда извержение вулкана началось, я и проснулся. Так вот, эта самая Огненная река сливается с Хрусталь-рекой, и только потом выходят они на поверхность уже во всей силе полноводной. Ступай по берегу Хрусталь-реки и непременно найдёшь на берегу ведунью-вещунью.
– Хорошо! – ответил Афоня и попросил великана:
– Дай хоть лодку иль парусник лёгонький, я и поплыву по Хрусталь-реке. А ты, как обещал, отпускай корабли с золотом и моряков, уцелевших в кораблекрушениях. А не послушаешься – так и будет твой океан поперёк себя застывшей волной торчать, сколько я захочу!
Великан от радости, что этот жуткий сон наяву наконец прекратится, в ответ Афоне хвостом чешуйчатым по воде ударил, подняв фонтан брызг, и расхохотался. Потом из горы, сложенной из кораблей, взял небольшой парусник. Великан прижал парусник к груди, как любимую игрушку. Вздохнул и посреди ручья, где глубже было, поставил его. Да ещё разлюбезно и мягонько самого Афоню в свои ладони взял, поднял и на палубу парусника опустил. А потом пальцем кораблик подтолкнул и в самые паруса дунул. И парусник поплыл. Афоня, управляя парусом на ветру, оглянулся и крикнул великану:
– Озорничать больше не смей!
– Не буду-у-у! – прогудел в ответ великан. И парусник Афони поплыл ещё быстрее к тому месту, где из океана вытекала Хрусталь-река и текла дальше по земле. Афоня оглядывался время от времени и видел, что та огромная волна, вставшая поперёк океана, начала таять. Набежали волны, и вскоре вся красота скрытого от глаз океанского дна со всеми её чудесами и диковинками опять ушла под воду. А на поверхности океана появилось множество прекрасных судов разных времен и народов. Они плыли в разные стороны, и флаги разных стран и держав пестрели над ними. Но парусник Афони был уже далеко. Он плыл к тому берегу, где начинала свой путь Хрусталь-река на Земле. Афоня рассматривал, куда же течёт Хрусталь-река. А она уходила, прячась среди камней и глыб, разбросанных у подножия дымящегося вулкана, вглубь пещеры. Вулкан этот тоже был Афоне знаком. Это был тот самый вулкан, что видел он в том сне, что навеяли ему усыпившие его капельки из чародейского пузырька. Раздался гром, засверкала молния. Камни полетели во все стороны. Страшно Афоне стало. Но на этом самом месте сны, что видел он тогда в царской опочивальне, закончились. Дальше-то подсказки нет! Пытаясь спрятаться от извержения, он направил свой парусник под высокие своды пещеры, в которую текли воды Хрусталь-реки. Корабль вплыл в неё беспрепятственно. Но внутри оказалось так жарко, словно Афоня в самое пекло угодил. Пещера была ярко освещена пламенем горящей реки, которая текла навстречу из глубины пещеры. Афоня присмотрелся. И увидел, что огненно-красный поток её пламени мчался под сводами пещеры, вырываясь из бокового свода внутри пещеры, а потом сливался с потоком Хрусталь-реки. Там, откуда вытекала эта Огонь-река, Афоня увидел огромного краснолицего великана, раздувающего пламя Огонь-реки. Великан усердно подкладывал вырванные с корнем могучие старые деревья. Ох, и пришлось ему потрудиться, чтобы запасти их здесь столько для поддержания такого огня. Великан деловито брал целое дерево и изо всех сил дул на него, выдыхая огненные столбы пламени. И как только дерево загоралось от его пламенного выдоха, он, довольный своей работой, опускал горящее дерево в поток этой удивительной реки. И тогда Огонь-река возгоралась ещё сильнее. Он был так занят этим, что не заметил появления Афони. Да и дым, наполнявший всю пещеру, тоже скрывал его присутствие. А воды Хрусталь-реки, по которой Афоня вплыл в пещеру, встречались с огненным потоком Огонь-реки, но не смешивались, а сплетались, как коса девичья. И так текли они в третий свод пещеры, который Афоня не сразу заприметил на противоположной стороне из-за густого дыма. Афоня поднял голову и увидел, что свод пещеры заканчивается небольшим отверстием, сквозь которое голубеет небо, такое чистое, ясное…
–Вот так-то и дымится вулкан? А великан этот сторожит Огонь-реку, чтобы не угасла она? Как мне через всё это перебраться и выжить? А великан этот пострашнее прежнего, океанского великана, – пронеслось у Афони в голове, пока он тёр злосчастный перстень в надежде на спасение. Надеялся он, что волшебство перстня поможет ему и в этот раз. Потому что плыть дальше становилось всё жарче и жарче. Афоня почувствовал, что задыхается. Он прошептал:
– Прошу, эх! Да что там – молю! Чтобы великан меня не видел, не слышал. Чтобы смог я беспрепятственно из этой пещеры живым выйти и попасть наконец-то на нужный мне берег Хрусталь-реки. Тот, где сидит ведунья-вещунья!
Покропил он из пузырька поток Хрусталь-реки под своим парусником, слёзно моля, чтобы Хрусталь-река и Огонь-река остановились. Только пожелал Афоня, и пещера сразу же наполнилась прохладой. А потом и вовсе холодом. И внутри пещеры пошёл снег. Завьюжила и завыла метель. Хрусталь-река замерзать стала, быстро покрываясь льдом. А Огонь-река чёрным углём да головешками, ещё тлеющими, покрылась. Кое-где тотчас же огонь замер, как нарисованный. Сплетённые между собой Огонь-река и Хрусталь-река, замерли в своём течении. И что ещё удивительнее – даже великан огнедышащий так замёрз, что весь сосульками покрылся. Прыгает, пытается согреться. И сколько ни дует на сложенные, как дрова, деревья, а огонь, как прежде, никак не выдувается. Только кашляет бедняга! И потому не может этот великан зажечь деревья, чтобы поджечь Огонь-реку.
Афоня проворно спустился с парусника и пустился бегом бежать. То по льду Хрусталь-реки, то по обжигающим ступни головешкам тлеющей Огонь-реки. Перепрыгивал через замершие и стоящие, как частокол, языки пламени. И так Афоня пробирался всё глубже и дальше в пещеру. Пока не увидел брезжащий вдалеке свет. Это был выход из пещеры, через который раньше потоки Огонь-реки и Хрусталь-реки вытекали из пещеры. Только у выхода Афоня смог остановиться и перевести дух. Потом на берегу прилёг отдохнуть. Но, вспомнив, что великан может замёрзнуть, повелел, потирая камень перстня:
– Желаю, чтобы всё в пещере стало, как до моего появления в ней! Пусть великан согреется! А Огонь-река пламенеет, как прежде!
Только сказал это, и замёрзший великан сильно закашлял от холода. Столб огня с чёрным дымом вырвался из его пасти. Тут он и заметил оставленный Афоней парусник. Взял его в руки. С удивлением рассматривая, повертел, как игрушку, и, уже почти не веря в себя, посильнее дунул на него. Парусник загорелся сразу. Довольный великан радостно забросил горящий парусник с пылающими парусами в середину пещеры, прямо в замерзшую Огонь-реку. Огонь от горящих парусов быстро перекинулся на головешки. И Огонь-река сразу ожила. Поднялась высоким пламенем, растопив остатки льда Хрусталь-реки.
Хоть и не видел Афоня того, что происходило в пещере, но, как только зажурчала и потекла вода в опустевшем русле, понял, что всё уладилось. Хотел было зачерпнуть водицы, чтобы умыться и попить, да обжёг ладони. Поэтому, не теряя времени, он пошёл вдоль реки по берегу. Сколько шёл, теперь уж не важно. Совсем из сил выбился. Уж думал:
– Брошу всё это! Бродягой стану! Не вернусь домой! Пропала моя голова из-за перстенька девчоночьего!!!
Ночь была звёздная. А Афоне и голову приклонить негде. И сам себе в сердечной досаде выкрикнул он:
– Брожу, точно зверь лесной. Так у тех хоть норы есть…
– Не сетуй! Не ворчи! Плыви сюда! – вдруг услышал он знакомый девичий голос. Поискал глазами и увидел на том берегу старушку, сидящую на камушке. Она отражалась в воде. Ласково его рукой поманила. Старенькая совсем, а голос точь-в-точь, как у той Чудо-Рыбы.
– Ты кто, старушка? Добрый человек или наваждение? Ты ли та ведунья-вещунья, что на Хрусталь-реке сидит?
– Да! Это я! Плыви ко мне! Не бойся, уж остыла вода в Хрусталь-реке. Тёплая, ласковая! Самое время поплавать! – успокоила его старушка.
Афоня, ободрённый её приветствием, смело вошёл в воду и поплыл к ней. Вода и вправду хороша была. Теплая! Да ещё и какое-то радужное сияние красоты диковинной от неё исходить стало. Афоня плыл вперёд, зажмурившись, восхищённый этим чудом. Звуки всплесков воды превращались в музыку чудесную. Тут он приметил, что с каждым взмахом его руки река становилась всё шире и шире. И переплыть эту без конца расширяющуюся реку становилось невозможно. Потому что, чем дальше он плывёт, тем дальше берега, словно убегают вдаль, а не приближаются. Речная вода превратилась в морскую бесконечную гладь. Небо над головой Афони стало ночным, звёздным. Появились волны. Они становились всё выше и выше. Поднялся настоящий шторм. И звуки вздымающихся и разбивающихся волн звучали всё оглушительней. Смертельный ужас охватил его. Афоня стал захлёбываться. В какое-то мгновенье он и вовсе потерял сознание. Очнулся Афоня на траве, лежащий у ног старушки.