Надежда Сергеевна Сакаева
Хантер
Глава 3. Наследство йольфа
На том и порешили, даже руки друг другу пожали.
Хан принялся раздавать указания, и староста с остальными жителями быстро собрали для него все, что требовалось. Страха в их глазах больше не было, только надежда. Еще бы, дети – они и есть дети, хоть смески, хоть нет. Дети – всегда будущее, без них деревня зачахнет. А знать, что твой ребенок обречен быть проклятым, потому что его прабабка смешение допустила – это ужасно.
Правда, родителям уже обращенных, было не до радости. Им-то ребят теперь никто не воротит. Остается лишь верить, что так они хоть в навь спокойно уйдут, и больше подобное не повторится.
Кроме того, что убить проклявшего, избавиться от черной напасти можно было, очистив место проклятия.
Чем Хан и занялся.
Жителям деревни действительно повезло – ни один другой ведьмак не стал бы этого делать. А если бы вдруг и решил помочь по какой-то нелепой случайности, то скорей всего просто бы не сумел. Ведьмаки нечисть убивать заточены, это их смысл жизни и другим они мало интересуются.
Хан же какое-то время изучал проклятия, считая, что они связаны с происхождением ведьмаков. Найти эту связь он так и не смог, а вот полезного узнал довольно много.
Место (а в этом случае, места) проклятий ведьмак обнаружил довольно быстро – с десяток домов были поглощены черным туманом практически полностью. Видно, там и жили когда-то те женщины, что рискнули вступить в связь с йольфом. А может и не знали они, что перед ними йольф – раз у него хватило силы на столь мощное проклятие, то и на сокрытие сути явно бы нашлось. Или, и вовсе, очаровал он их. Высшие такое умеют, особенно с людьми, только пользуются этим редко, иначе смертные бы совсем пропали.
Правда, зачем все это было нужно самому йольфу, так и оставалось загадкой. Получить обещанного ребенка из пророчества он явно не хотел, иначе бы и проклятие не наводил. А людские женщины эльфов и йольфов интересовали крайне редко, и, в основном, магически слабых.
Хан закончил лишь ближе к ночи. Его темные волосы слиплись от пота, а сил он потратил столько, что казалось, будто трое суток кинжалами без продыху махал.
Все ж не ведьмачье это дело – проклятия снимать.
Зато туман стал рассеиваться, и уже первые утренние лучи солнца испарили остатки этих черных клочьев ваты, сделав деревню свободной от проклятой магии.
Староста с женой еще спали – Хан слышал их ровное дыхание – когда в дверь дома постучали. Открывать ведьмак не стал, он был тут лишь гостем, но по запаху догадался, кто пришел в столь ранний час.
Стук повторился, и староста заворочался в своей кровати. Босые ноги зашлепали по деревянному полу, скрипнула дверь.
– Инейко! Инейко вернулся! Где он, наш спаситель, буду в ноги кланяться! – запричитала знакомая Хану старуха.
– Ну-ка, цыц! – шикнул на нее староста. – Спит он, совсем без сил остался, пока проклятие развеивал. Да и шутки ли, всю деревню очистить. Ведьмаки не маги, в них чар куда меньше будет.
– Меньше, но достаточно, – ответил Хан, возникая за спиной старосты. – Пойду я.
– Куда? – растерялся мужичок. – Рань-то такая, ты еще и не завтракал даже.
– Я, я накормлю его! – тут же вызвалась женщина. – Хоть чем-то отплатить смогу за то, что жизнь внуку спас! Господарь!
Она подорвалась кинуться Хану в ноги, но ведьмак ловко подхватил ее, остановив неуместный порыв.
– Годно. Тогда подождите немного, – староста метнулся в дом, и вернулся с небольшим мешочком. – Вот. Всей деревней собрали, сколько смогли. Ты, главное, про смесок уж никому не рассказывай.
– Я и без этого бы молчал, – ответил Хан, однако мешочек все же принял.
Не дурак он был, чтоб деньгами разбрасываться.
– Знаю, нечисть благодарить не принято. Но все же хочу спасибо тебе сказать, – он протянул ведьмаку руку. – В нашей деревне тебе всегда будут рады, а если вдруг окажешься в Сурграде, то обратись к тамошнему управу. Скажешь, что от Мирши, и он тебе во всем поможет, мы с ним родственники.
Хан улыбнулся и пожал протянутую руку.
«Спасибо» неприятно кольнуло его иголками – нечисть боги не спасают – но доверие мужчины тронуло ведьмака. Немногие люди решались назвать ему свое имя.
– Как же хорошо, что вы пришли. Иначе не спасся бы Инейко, а он один у меня остался, – вновь запричитала женщина, едва они вышли из дома старосты.
Хан молчал. Инейко просто повезло, что самым последним обратился, а ведьмак тут вовсе не причем был. Но объяснять это женщине он не стал – толку-то? Просто не слушал, раздумывая, куда ему двинуться дальше.
Денег, выданных старостой, хватит на какое-то время, но ведь он так и не убил нечисть, а значит, скоро голод станет сильнее, и так или иначе, ему придется выйти на охоту.
– А все этот йольф, побери его навь, – внезапно привлекла его внимание женщина.
– Хм. Вы его знали? – удивился Хан.
Проклятию почти сотня лет, свидетелей сейчас найти подобно чуду.
– Мать мне о нем рассказывала. Пришел к нам, девок околдовал и смылся, – сплюнула женщина. – А потом девки все брюхатыми оказались. Только смеска лишь у одной из десяти вышел, да и его нечисть забрала. Тогда все решили, что это ей богиня наказание послала за связь с высшим. А моя мать расстроилась, ведь я нормальной родилась. Она надеялась, что тоже от йольфа понесла, а не от мужа своего. А потом смески стали появляться все чаще и чаще.
– Кровь сильных йольфов не сразу проявляется, – кивнул Хан. – А что еще ваша мать рассказывала?
– Что он был очень красив, этот йольф. Красивее всех мужчин, которых она когда-либо видела. Черноволосый, красноглазый и очень обаятельный. Он пришел в деревню пешком, один и пробыл тут всю зиму. Неизвестно, откуда он взялся, ведь война тогда еще дальше от нас, чем сейчас грохотала. Да и не был он на простого солдата похож, скорей уж на кого из знатных. Многие его боялись и презирали, однако ни слова поперек сказать не смели. Шутка ли, настоящий йольф с темной магией? А ну как уведет всех на войну, али убьет просто, а после подымет, и все равно воевать уведет? Но девушки, которыми он начинал интересоваться, тут же в него влюблялись, как кошки. Мужей и честь оставляли, лишь бы рядом быть разрешил. А потом он ушел, и все про него забыли, кроме этих девушек, что следом идти хотели. Правда, с его уходом, видать, и магия приворотная ослабла. Девушки поуспокоились, а после и сами вспоминать его перестали. Только мать моя такого не желала, и все твердила о нем, чтоб из памяти не ускользнул. Остальные помянули йольфа только когда смеска первый родился. И то, вспомнили не до конца – сойтись не могли на том, как он выглядел, да с кем связывался. А потом и снова забыли. Видно, специально он так сделал, чтоб никто после его описать не мог. Связи-то людей и йольфов запретили из-за пророчества об обещанном. Мать говорила, что ей особо нравились его узоры нательные, что словно живые были, да то в птицу, то в дракона складывались. Ой, пришли почти. Вы уж простите, господарь, но я вам больше ничего рассказать не могу. Да и при Инейко как-то не хочется. Он еще пока не понял, что смеска.
Хан кивнул и, поднявшись на крыльцо, они вошли в дом.
В словах женщины было много интересного, но подумать об этом ведьмак решил позднее, а пока ему хотелось поглядеть на смеску.
Инейко сидел за столом, сложив перед собой сцепленные в замок руки. Худой, высокий, тонкокостный, он уже походил на йольфа, хотя его уши пока не вытянулись, а волосы, пусть и были черными, но не того глубокого оттенка абсолютной ночи, какой встречается только у чистокровных высших.
Темная йольфская магия была прочно заперта внутри него, причем уже очень давно, едва ли не с рождения – это Хан безошибочно видел своим ведьмачьим глазом. Хорошая тут у них травница, нечего сказать. Такое запирающее зелье сварить – опыт нужен и знания. Да еще храбрость, ведь зачем иначе запирать магию высших, если только не чтоб смеску скрыть?
Пока хозяйка хлопотала, накрывая на стол, Инейко поведал Хану свою историю, которая оказалась весьма короткой.
Чистил курятник, никого не трогал, а потом что-то случилось. Дальше – как во сне. Помнит лишь холод нечеловеческий, да туман черный.
Очнулся в лесу, вокруг места незнакомые, хлопья пепла кружатся. Ноги босые, все в сажи, а воздух спертый, будто и не в лесу он вовсе, а в сыром подвале. И деревья мертвые. Побежал оттуда, думал, что никогда из леса не выберется – шел без разбора, куда ноги несли, но на удивление скоро вышел к деревне, а там и бабушка, и дом родной.
– Лешак тебя местный вывел, – кивнул Хан. – Сам бы ты не смог, заплутал. В следующий раз, как в лес пойдешь, принеси ему отвара из рябины, да сладостей. Лешаки это любят. И дерево какое посади.
Инейко восторженно закивал.
– Скажите, господарь, а проклятие теперь со всех снято? – спросила женщина, выйдя проводить Хана на крыльцо.
Ведьмак вопросительно вскинул брови.
Некоторое время та переминалась с ноги на ногу, раздумывая, но в итоге все же решилась.
– Как смески стали рождаться, так староста еще тогдашний порешил, что никому деревню покидать нельзя, и все с ним согласились. Никто не хотел, чтоб о детях наших эльфы, или йольфы прознали да пришли сюда кару воздавать. Вот только дочь моя, мать Инейко… незадолго до смерти мужа она второй раз забеременела, почти сразу после рождения первого малыша. Побоялась в деревне оставаться – все тогда уже знали, что нечисть местная смесок ворует. Только староста бы ее ни за что не выпустил, вот она и решила притвориться, что за мужем следом в навь ушла. А сама сбежала. Инейко тоже хотела с собой забрать, да токма не вышло. А теперь, раз известно, что это проклятье было, боюсь я, как бы и второй внук, али внучка в нежить не превратились. Срок-то как раз подходит…
– Проклятье снято с рода, – покачал головой ведьмак. – Ваша дочь с ребенком теперь тоже в безопасности, если только уже не обратились.
– Спасибо вам, господарь, – из глаз старухи полились слезы, и она растерла их морщинистой рукой.
«Спасибо» вновь кольнуло Хана, но он даже не поежился, лишь улыбнулся женщине, да поспешил прочь.
Лошадь встретила Хана недовольным ржанием – еще бы, он оставил ее в привязи на целые сутки.
Хан потрепал свою новую попутчицу по холке, накормил припасенной морковкой, и вновь прикрыв повязкой свой ведьмачий глаз, вскочил верхом.
Лошадь испуганно попятилась – не привыкла пока к духу нечисти – но все же послушно потрусила по дороге, хотя уши ее то и дело вздрагивали, и она постоянно оглядывалась на своего седока, словно надеясь, что он вот-вот исчезнет.
Странные вещи рассказала Хану бабка.
Выходит, забрел в эту деревню сотню лет назад йольф, и по каким-то своим причинам зимовать здесь остался. А вкусы у этого йольфа, видать, были весьма специфичны, раз он местных портить принялся. Потому что три месяца для йольфов, которые живут слишком долго, что для людей три дня – не срок вовсе. Легко бы стерпел, если б захотел только. Но йольф похоже был любителем именно человеческих женщин, раз даже кары за смешение не побоялся.
То, что девушки на него вдруг молиться стали – оно понятно. Высший, что светлый, что темный, любого человека к себе расположить может, если захочет. Только обычно им это без надобности – для них люди, что мусор, пушечное мясо.
Выходит, наделал йольф делов, а после, чтоб под закон о смесках своим же не попасться, память о себе стер, да проклятье по родам пустил. Дабы дети с магией йольфов до зрелых ушей не доживали. И сил ведь не пожалел на это.
Впрочем, если прабабка Инейки запомнила его верно, то сил этих у него было почти без границ.
Хан узнал йольфа, посетившего забытую богиней деревушку.
Нет, черные волосы, острые уши, красные глаза – так выглядели все темные высшие. Только клыков не хватало, но мать наверняка про них умолчала, дабы дочку не пугать.
Под такое описание каждый йольф подходил. Это – то же самое, что и у ведьмаков острые зубы, или у эльфов светлые волосы, белые глаза, да уши – отличительные признаки расы.
А вот живые татуировки… такие только верховные йольфы носили, представители аристократии.
И если Хан правильно помнил геральдику (а он помнил ее правильно) дракон и птица-ворон были символами одного из самых древних и знатных йольфских родов – рода Рантиэль.
Даже слабые йольфы Рантиэль были превосходными малефиками – темная магия этого рода была заточена под всевозможные сглазы и проклятья.
Но татуировки носил лишь глава рода – Рей Рантиэль, более известный, как Темный Малефик. Его магический потенциал был равен силе самого короля йольфов, а кое-кто и поговаривал, что даже превосходил ее.
Дело проклятой деревушки пахло самыми темными глубинами нави.
Пытаясь узнать свое происхождение, Хан многое изучил о йольфах, эльфах, вечной войне и пророчестве об обещанном ребенке. И Рей Рантиэль выделялся на фоне всего изученного.
Уже давно возмужавший, Темный Малефик, активно исследовал магию йольфов, отставив личную жизнь и женитьбу на второй план, и теперь Хан понимал почему.
Но кроме шуток, Рей добился больших успехов как в некромантии, так и в проклятиях, и в создании и управлении нежитью. Благодаря его армии личей йольфы не так давно смогли отхватить у эльфов несколько людских королевств.
И если всех темных высших, с их магией смерти, можно было бы назвать злом, то Рей, несомненно, являлся его апофеозом.
Так что теперь будет?
Хан снял проклятье, а староста обещал присмотреть за смесками, но если Темный Малефик вдруг решит вернуться в эту деревушку… Да и сбежавшая девчонка радости не добавляла – а ну как у нее снова смесок родился? Знал бы Хан о ней, да о Рее раньше…
Хотя, что бы это изменило? И без того догадывался, что проклятье не рядовой йольф накладывал.
Сделанного все равно не воротишь, да и Темный Малефик вряд ли в эту деревню вернется, а сбежавшая девчонка теперь уже женщина. Своих она точно не выдаст, ведь у нее там сын остался.
Хан пришпорил лошадку, размышляя, куда бы направиться теперь, как копыта животного зачерпнули воздух, снизу раскрылась пропасть, и ведьмак полетел туда, не успев ничего сообразить.
Глава 4. И овцы сыты, и волки целы
Приземление, вопреки ожиданиям, оказалось мягким – копыта лошади плавно опустились на темную каменную плитку, жалобно звякнув в воцарившейся вдруг тишине.
Хан соскочил с кобылы, в мгновение ока обнажив свои кинжалы. Оскалился, радуясь, что зубы сейчас не сточены. Сорвал повязку с ведьмачьего глаза и понял, что попался.
Маг.
Да не просто какой-нибудь чародей, способный, разве что фейерверк цветистый устроить, а настоящий, сильный маг.
И сейчас Хан находился в его башне, где даже камни ему помогали.
Это не с нечистью бороться – против толкового волшебника ни кинжалы, ни зубы не сдюжат. Особенно, когда он готовился к встрече.
Наверно, если бы все маги смогли объединиться, то они отвоевали бы людям независимость. Но, на счастье высших, магам это было неинтересно – ими владела жажда знаний, как ведьмаками владел голод.
Нет, многие маги оказывали помощь смертным, например, снимая проклятья, или продавая им свои амулеты. Однако, в основном, этим занимались лишь слабые чародеи, либо ученики.
По-настоящему сильных, способных на великие вещи магов мало что волновало в этом мире, и здесь заключался великий парадокс – люди, могущие практически все, не хотели делать абсолютно ничего.
Правда, как и везде, исключения все же встречались – некоторыми чародеями, помимо жажды знаний, владела еще и жажда власти. Правда, сил у таких обычно бывало как раз-таки совсем немного.
Хан видел магов прежде лишь издалека. И то, даже не самих магов, а их башни, которые они строили, дабы накапливать себе чары и желая оказаться ближе к источникам высшей силы.
Этого «издалека» Хантеру вполне хватило. Не волновали его маги – не связывал он отчего-то с ними свое доведьмачье прошлое.
Он больше высшими интересовался.
– Ведьмак?! – в голосе мага, поймавшего его в ловушку, слышалось неприкрытое удивление, будто ожидал он увидеть здесь кого-то совершенно другого.
Впрочем, выяснять кого именно, Хан не стал. Как и не стал дожидаться от мага каких-либо действий – ведьмачий глаз говорил ему, что это не ученик, а полноценный, весьма сильный чародей.
Поэтому-то Хан вскочил обратно на свою лошадь, пришпорил ее что есть мочи, и торопливо зажал в кулаке простой кусочек дерева, который всегда висел у него на шее, скрытый от посторонних глаз.
Ловушка мага была хороша всем – наверно, из нее не смог бы выбраться и сам Темный Малефик. Но, к счастью Хана, выплетая заклятия магией высшей, чародей недооценил магию низшую, какую испокон веков употребляла нечисть. А может, и не знал он нюансов и истинной мощи навьей силы – зачем, если ей только из нави вышедшие пользоваться и могут?
Это сыграло ведьмаку на руку, потому что деревяшка на его шее была непростой, а с секретом. Ее Хану Усур подарил, и открывал этот подарок зеленую тропу. Из любой точки двух империй прямиком в лес молодого лешака. Ведьмак им пользовался, когда на путь долгий времени зазря терять не хотел.
Был еще у Хантера вариант от мага скрыться – по нави пробежать. Да только тогда бы и с кобылкой, и с деньгами, и со всеми вещами пришлось бы расстаться, а этого ведьмак не хотел. Впрочем, не сработал бы ключ лешего – пришлось бы так, но ключ все же сработал.
За мгновение до перехода Хану показалось, что кто-то вцепился в хвост его лошадке, но разбираться было поздно.
Пара шагов, и вместо давящих магических стен вокруг оказался зеленый, искрящийся свежестью лес.
Тропа схлопнулась, оставив одураченного мага одного в его башне.
Только вот радость Хана длилась недолго – в ноздри ударил резкий, хищный запах волка. Напуганная донельзя кобыла, безумно заржав, понеслась вскачь, петляя среди деревьев.
Чтобы не быть выбитым из седла низко растущей веткой, Хану пришлось пригнуться к самой ее холке.
– Вот это фокус! С ключом лешака это ты, конечно, круто придумал, хотя непонятно, какой такой лешак ведьмаку доверять станет, – послышался рядом странно рыкающий голос.
Запах зверя переместился левее, и, опустив взгляд, Хан увидел рядом с собой бегущего волка, настолько крупного, что головой тот мог коснуться стремени.
Но не только рост отличал его от обычного животного – вокруг волка ярко горело магическое поле, словно был он мощнейшим артефактом.
Правда, лошадь Хана ведьмачьим глазом не обладала, и потому косилась на него глазом обычным, отчаянно пытаясь оторваться от преследования.
Хантера подобная компания тоже не слишком радовала, но, в отличие от лошади, ведьмак свои чувства держать при себе умел.
– Хотя ты и на ведьмака-то не особо похож. Глаз ведь у тебя один нормальный, – продолжал разглагольствовать волк.
Очередная ветка едва не снесла Хану голову, и ему пришлось свеситься на самый бок.
Лошадь, без того еще к духу ведьмака толком не привыкшая, ныне окончательно обезумела, и поразмыслив, Хан спрыгнул с несущегося вскачь животного.
Перекатился через бок, плечом смяв кусты орешника, да врезался спиной в шершавый ствол дерева, едва не откусив язык собственными же, так и не сточенными зубами.
– Ого, как ты умеешь, – не отстающий волк, затормозил, вспахав огромными лапами землю, и уселся перед Ханом, разглядывая его своими желтыми глазами. – Только вот лошадь твоя, кажется, ускакала. Насовсем.
– Насовсем? – тихим ласковым голосом спросил Хан, поднимаясь.
Спина пока еще болела от удара, в волосах запутался мелкий лесной мусор. Щека саднила, во рту чувствовался железистый привкус крови.
– На… насовсем, – почувствовав что-то неладное, волк стал пятиться назад.
– Насовсем, значит? – ведьмак сделал маленький шаг вперед, быстрым движением достав один из своих кинжалов.
– Эй-эй, ты чего это делать собрался? – волк скосился на зачарованную сталь.
Ему бы и обычной хватило, но у ведьмака обычной не водилось.
– Ну так лошадь же насовсем ускакала. Вот, буду новую себе добывать, – Хан усмехнулся, показав свои акульи зубы.
– Ого, – восхитился волк, вмиг позабыв про кинжалы. – И как у тебя с этим добром рот-то закрывается?
– А я тебе сейчас покажу как, – Хан сделал еще несколько шагов вперед.
– Все-все, я понял. Закрыть рот стоит мне, – закивал головой волк. – Ты это, успокойся что ли, водички вон может попей.
– Водички, которая лежала в седельной сумке? Которая была привязана к лошади? Лошади, которая ускакала?
– Ну, ускакала и ускакала, что ты заладил-то? Подумаешь, всего лишь лошадь. Тебе нужно учиться отпускать.
– Ты кто такой? – глубоко вздохнув, Хан опустил кинжалы.
Он уже понял, что животное, пусть и выглядит большим, но не опасно. Разве что очень болтливо.
– Я волк, – зверь оскалился и сделал странный жест, будто бы разводя лапами. – Обычный, серый.
– Обычные волки не разговаривают, – вскинул брови Хан.
– Ну, хорошо, предположим, я был обычным волком. А потом попал к этому чокнутому магу, которому некуда силу девать, и стал таким, – прорычал недоволк.
– Хм. Ты знаешь, как этого мага зовут, и что он в итоге хотел из тебя получить? – спросил Хантер.
Маги обычно не тратили силы попусту, а волк выглядел абсолютно бесполезным.
– Зовут… – зверь помахал хвостом. – Не, не запомнил. То ли Кутрус, то ли Кларус…
– Ялрус?
– Возможно, ну говорю же, не помню. Один раз его имя слышал, и то мельком. А хотел он получить волкодлака.
Хан удивился.
Оборотни-волки были довольно редкой, высшей нечистью. Несмотря на агрессивность их волчьего облика, опасность для людей они представляли лишь в ночи полной луны. В остальное время волкодлаки вполне себе спокойно жили в человеческих поселениях, успешно маскируясь под людей. Отличал их разве что едва заметный запах зверя, да глаза, в темноте угольями горящие. Ну и сила сверхъестественная, разумеется.
Многие считали, что волкодлаки – это люди, что обращаются в волков. Однако дело обстояло совсем иначе, ведь даже в человечьем своем обличье, они оставались нечистью. Разве что солнца чуть меньше боялись.
Ведьмаки на них лишь в ночи полной луны охотились, однако те, будучи разумными, успешно от них скрывались.
– Зачем ему это ты не спрашивал?
– Не спрашивал, – поморщился волк. – Тут, знаешь ли, не до разговоров, когда над тобой постоянно эксперименты проводят, палками тыкают, магию вливают. Вроде хотел научиться расы скрещивать, да нечисть себе послушную создавать. Мол, вы, ведьмаки, ведь беретесь откуда-то, а значит, нет пределов знаниям, и границы науки расширим мы бодро. А еще что-то про обещанного ребенка упоминал. Но что общего у искусственно созданных волкодлаков и детей я так и не понял.
– Хм, – машинально Хан провел рукой по волосам. – Ну, судя по тебе, у него ничего не вышло?
– Почему это не вышло? – возмутился волк. – У него вышел я. Чело-волк. Или волко-чел. Не, чело-волк звучит лучше. О, придумал, людо-волк!
– Волко-ляд, – фыркнул Хан. – И что ты умеешь?
– Как что? Мыслить! Говорить!
– Жаль, только, молчать тебя не научили. Мыслить и говорить любой лешак может, а в тебя столько магии вложено, что ты и сам колдовать должен.
– А может, и могу колдовать! Просто не пробовал, – обиделся волк. – А куда мы идем?
Действительно, Хан уже давно пробирался по лесу, окидывая округу своим ведьмачьим глазом.
– Лошадь мою искать, – ответил он, останавливаясь. – Приветствую, друг, давно не виделись.
Прямо перед ними, словно из ниоткуда, появился лешак. Молодой, как и лес, который он хранил, с изумрудными кудрями, похожими на листья карагача, он залихватски свистнул, открывая тропу.
Хан увидел зеленый туман, из которого, спустя пару мгновений, выбежала его лошадь. Усур ловко вскочил на нее, зашептал что-то на ухо, и животное успокоилось, остановилось.
– ДОбро, – улыбнулся Хан, – любят же тебя звери, хоть ты и нечисть.
– Это потому, что лесовики животных тоже хранят, – пояснил Усур, возвращаясь и ведя игреневую кобылку в поводу. – Мы не шишиги, мы зверьми не питаемся. И что это за существо ты привел ко мне?
– Я не существо, – тут же возмутился волк.
– А кто ты тогда, да как тебя звать?
– Кто ж нечисти свое имя то называет? – хмыкнул зверь, но под двумя осуждающими взглядами стушевался. – Да нет у меня его… волки имен не заводят, а маг меня только ходячей неудачей кликал, да все в навь спустить грозился, но так и не исполнил угрозы. Видно привык.
– Хм. Или силу свою, в тебя вложенную, жалел, – покачал головой Хан.
В добродушие мага ведьмаку мало верилось. Эти два понятия редко бывали совместимы.
– Значит, будем звать тебя Ильфорт, – проговорил Усур.
– Ильфорт? А что, мне нравится. Солидно так звучит, представительно, – волк остался доволен.
Хан усмехнулся.
«Ильфорт» на лешачьем значило «Ошибка». Но имя волку все же шло.
– Ладно, Хан, некогда мне. Там на западе крестьяне лес рубить без спросу да уважения повадились. Проучить их надо бы, – лешак махнул рукой. – И русалки совсем распоясались. Так что бывай, еще свидимся.
– Свидимся, – кивнул Хан.
Усур исчез на одной из своих троп, а ведьмак принялся успокаивать лошадь, что не знала, кого ей больше бояться – волка, или самого Хана.
