Наталия Доманчук
Снежный ком любви
Даже самые сильные метели начинаются с одной снежинки
Конец 1993 года выдался невероятно сложным. Баба Глаша поскользнулась у подъезда, упала и сломала шейку бедра. Больничный на работе ей не дали, а сократили задним числом. В зарплате, которую не выплачивали полгода, тоже отказали, объявив, что их швейная фабрика практически обанкротилась и в ближайшее время будет закрыта.
Баба Люба, бабушка Валерии, подралась со своей дочкой Людой и ушла из дома. Все ждали, что Люба вернется, ведь такое случалось не в первый раз, но спустя пару дней Лера забеспокоилась и начала ее искать. Искала месяц и нашла в морге. Похоронили тихо, помянули, а через неделю тетя Люда устроила на кухне пожар: решила сварить кашу, разожгла костер из старых книг и, пока горел огонь, громко пела «Интернационал».
Валерии не без помощи пожарных удалось потушить костер, но тетю Люду за эту выходку поместили в психбольницу.
Валерия осталась одна и помогала Снежане, на которой были и уборка, и готовка, и школа, и присмотр за бабушкой.
Баба Глаша вела себя отвратительно, впрочем, как всегда. Старания Снежаны не ценила, сама ничем не помогала, зато прогнозы от нее, как обычно, сыпались самые ужасные:
– Не ходи в такую погоду в школу, а то упадешь, голову разобьешь и замерзнешь в сугробе. А за мной некому будет присмотреть.
Или:
– Опять пшенка? У меня будет заворот кишок, и я ночью умру.
Снежана уже и не слушала ее, и без того тошно было.
Перед самым Новым годом к ним забежала Лера и сказала:
– Все, хватит, надо работу искать, а не сидеть и ждать, пока окочуримся с голоду. Я все придумала. Завтра утром идем на дело! – и показала пальцем на Снежану.
Утром, ровно в семь, девочка была готова идти с Лерой куда угодно. Соседка зашла за ней и, пока Снежана обувалась, выслушала оханья и аханья бабы Глаши:
– Куда ты ее забираешь? Я чувствую, что сегодня умру, у меня сердце всю ночь билось как сумасшедшее!
– Главное, что билось. Все, пока, баб Глаша, вот ваша утка, вот кувшин с водой, вот отварное яйцо и кусок хлеба. – Она указала пальцем на каждый из предметов. – Вернемся часов в пять-шесть, не раньше. Включите телик и не скучайте.
И, не недослушав причитания бабульки, взяла за руку Снежану и увела из квартиры. У Леры за спиной был большой рюкзак, но Снежана постеснялась спрашивать, что там. До места назначения они добирались почти час, вышли из метро и оказались в толпе народа.
– Это Лужа, Снежок. Лужники. Тут продается все, что только есть на свете. И мы с тобой тоже будем продавать, пойдем.
Валерия повела девочку к автомобилю, на капоте которого лежали женские зимние колготки и черные мужские брюки. Рядом с этим товаром стояла бойкая женщина, которая громко кричала:
– Женские теплые колго-о-о-отки, покупаем, не замерзаем!
Валерия подошла к ней, они перекинулись парой слов, женщина пренебрежительно посмотрела на Снежану и недовольно кивнула.
Лера сняла массивный рюкзак, затащила его в салон автомобиля на заднее сиденье, достала две эмалированные миски, накрытые маленькими клетчатыми полотенцами, и одну протянула Снежане:
– Крепко держи, смотри, не урони!
Она достала из миски пирожок и выложила его сверху на полотенце.
– Будешь ходить по рядам и продавать. Пирожки с капустой. Один – сто рублей. Поняла?
– Ты с дуба рухнула? – спросила ее продавщица теплых колготок, которую, как потом узнала Снежана, звали Марго. – Кто у тебя за сто рублей купит такой маленький пирожок? Он же на один зуб, чтобы наесться, их надо штук десять купить. Я за восемьсот могу позволить себе шикануть и взять хот-дог или сосиску в тесте, еще двести за пепси-колу или оранж, и наемся до отвала! Не то что твоими пирожками.
– Марго, давай мы сами разберемся, хорошо? – И, подмигнув Снежане, продолжила: – Иди, родная, и пусть у нас все получится.
Спрос был неплохой, и к обеду две эмалированные миски были пустые. Валерия радовалась, но когда они добрались до дома и она посчитала чистую прибыль, то вышло всего три тысячи рублей.
И если бы это было в начале года, когда средняя заработная плата составляла примерно пятнадцать тысяч рублей, то этот бизнес можно было бы назвать прибыльным. Но к концу года из-за инфляции, которая составила восемьсот сорок процентов, средняя зарплата выросла до ста сорока тысяч. Люди не поспевали за ценами в магазине. Булка хлеба в январе стоила сто двадцать рублей, а в декабре этого же года уже шестьсот. Цены на все поднимались, а зарплату не платили, задерживали.
Больше года, как отменили закон «О пенсиях в СССР», и начали действовать новые нормативы, по которым были введены понижающие коэффициенты к пенсиям прошлых лет. Для большинства пенсионеров реальный размер пенсии упал вдвое, многие стали получать меньше прожиточного минимума. На пенсию бабы Глаши в двадцать тысяч прожить было невозможно.
Валерия думала сутки, на следующее утро сама поехала в Лужники, вернулась только к вечеру и доложила:
– Продавать еду невыгодно. Возможно, на пропитание хватит, но нам нужно заработать, а не выжить. Сейчас самое время зарабатывать. Я в Польшу поеду за товаром, а потом вместе будем его продавать.
– Вместе – это с кем? – возмутилась баба Глаша.
– Со Снежаной.
– Я больная женщина, одной ногой уже в могиле, за мной надо ухаживать, и внучку я не пущу.
– Да? Ну тогда и живите как знаете! – психанула Валерия и пошла на выход.
Снежана побежала за ней и, уже закрывая за собой дверь, услышала Лерин шепот:
– Не переживай, я вас не брошу. Пусть неделю без моей помощи поест пшенку или лепешки на воде, потом быстренько отпустит тебя работать со мной.
– А где ты деньги возьмешь на Польшу? А паспорт? – спросила Снежана.
– С паспортом Марго помогает. Завтра шубу свою продам, уже договорилась с одной мадамой на рынке, и пару золотых браслетиков и сережки, подаренные Виталиком, ей втюхаю. Скажу, что бриллианты. Надеюсь, что покойный Колено не экономил на мне и это действительно брюлики.
Валерия собралась ехать в Польшу с новой знакомой, с которой разговорилась возле прилавка Марго. Та приехала на заработки из Воронежа и временно проживала у родственников. Звали ее Галя, на вид ей было лет двадцать пять – ярко-красные волосы, длинный нос и тонкие губы. Галя очень громко разговаривала, а еще громче смеялась. Валерию она ужасно раздражала, но особого выбора не было: им нужно было держаться вместе.
– Порожняком ехать в Польшу глупо, – поучала Леру Галя, – тетя сказала, что надо везти туда все, что есть. Она мне собрала две торбы, даже не знаю, где она все это раздобыла.
– А почему нельзя просто поехать с долларами, купить там товар и продать в Луже? – не понимала Лера.
– Потому что ты хреновый математик. Вот смотри: у тебя есть три рубля, ты поехала в Польшу, купила за эти три рубля три пары джинсов, продала их в Москве за шесть. Прибыль сто процентов. Хорошо? А теперь смотри мою схему: я за три рубля, которые у меня есть, купила тут товар, приехала в Польшу и продала его за шесть, купила товар в Польше за шесть и продала его в Луже за двенадцать. Доходность – триста процентов.
– А что именно ты везешь?
– Три искусственные елки, три чайника, кипятильников штук двадцать, дядьке их на заводе выдали вместо зарплаты, сигареты и десять бутылок водки.
– Марго сказала, что можно только две бутылки провезти…
– Ну а остальные спрячем, не ссы.
У Валерии в доме не было никакого товара, какой можно было продать, потому что ее покойные бабушка и мама много лет именно этим и занимались, так что у них в квартире даже занавесок не было.
– Когда раскрутимся, то поедем в Китай, а потом в Турцию. А пока будем радоваться и Польше.
Галя была оптимисткой, именно этим качеством она понравилась Лере с самого начала.
Лере и предложение понравилось: за границей лучше держаться вместе.
Компания им попалась интересная: два кандидата наук, муж и жена, по фамилии Коробейниковы, пожилая врач-терапевт Антонина Павловна и молодая, но уже бывшая учительница пения Мариночка. Перезнакомились все еще на автобусной остановке, а когда добрались до Польши, вообще как родные стали, делились опытом и помогали друг другу продать привезенный товар.
Коробейниковы обращались друг к другу по фамилии, много шутили и громко смеялись. Дома их ждал сын-студент. Они ездили в Варшаву более трех лет, все знали, советовали, куда спрятать товар, чтобы его не обнаружили таможенники. По закону можно было провезти только два блока сигарет и две бутылки водки. И этот товар был самым ходовым. Коробейниковы подсказали, что в следующий раз для провоза нелегальной продукции нужно сделать чемоданы и сумки на колесиках с двойным дном. Сами они уже давно пользовались таким примитивным способом, который, как ни странно, долго работал без осечек. А вот до сумок у них были гитары. Кроме того, что гитары очень хорошо продавались, в них чета провозила контрабанду: снимали струны, а резонаторы под завязку забивали сигаретами. Но на пятый раз пограничники раскусили этот трюк, и им пришлось придумывать новые хитрости.
Врач-пенсионер вела себя тихо, только улыбалась иногда грустными глазами. В Польшу она привезла продавать напильники, нитки, иголки, садовые инструменты, дрели и ножницы.
Учительница пения очень быстро подружилась с Галиной, в автобусе они пели частушки и пили на брудершафт.
Валерии Польша показалась раем на земле: такого разнообразия товаров она нигде не видела.
День складывался так: они вставали в четыре утра, садились в автобус, который вез их по прилегающим к Варшаве поселкам на ярмарки. За день удавалось побывать на двух ярмарках. Условия для продажи были почти такие же, как в Москве. На землю стелили клеенку, выкладывали товар и весь день его продавали. Поляки не особо любили русские вещи, но цены на них были такими копеечными, что отказаться они не могли и скупали все, что привозили русские бизнесмены.
Времени поесть не было. В первый день позавтракали в автобусе пирожками Валерии, а в последующие дни только ужинали, когда возвращались на ночлег. Ели хлеб, консервы и колбасу, которые привезли из Москвы. В Польше все казалось дорогим, и тратить деньги было жалко, все хотели закупиться товаром по максимуму.
Самое интересное время было в автобусе, когда Коробейниковы делились байками.
– Однажды нас долго шмонали на таможне. Пограничник попался вредный, проверял каждую сумку, потом авария на трассе произошла, мы в пробке простояли и приехали в гостиницу поздно ночью, опоздав на десять часов. А в гостинице этой ни воды, ни тепла не было, и хозяева ее закрыли и ушли домой, думая, что мы не приедем. И тут среди ночи мы заявляемся: устали жутко, замерзли, а в гостинице темнота и холод. В общем, хозяев нашли, они нам открыли, впустили, мы так и упали на кровати в чем были, накрылись одеялами и уснули.
– Ох, а один раз, – это уже жена Коробейникова вспомнила интересную историю, – мы были свидетелями одного очень интересного случая. Это было в самом начале, когда мы еще на поезде добирались до Польши. С нами в купе ехали бабуля лет шестидесяти и мужчина.
Интересный такой, солидный. Поезд стал на таможне, мужчина рассказал, что был в командировке, устал очень, бабуля поделилась, что в Москве совсем плохо стало, еды в магазинах нет, пенсии не хватает, ее дед больной дома ждет, и ему нужны лекарства. И вот ей пришлось заняться этим бизнесом, который она называла «купи-продай», и призналась, что в Варшаве продавала лампочки, а на вырученные деньги купила двадцать банок кофе. Это были Nescafe Gold, и выручка должна была составить минимум шестьсот процентов, не меньше. И вот поезд подъезжает в Брест, и в купе входят три пограничника. Один из них начинает просматривать вещи, и по его виду точно понятно, что с пустыми руками уходить он не собирается. Проверив у нас два чемодана, он обращается ко всем: «Что будете декларировать?» И этот мужик, который с нами в купе едет, отвечает:
«Да вот тут у этой женщины, – и указывает на нашу бабульку, – двадцать банок кофе припрятано». Бедная бабулька! У нее слезы из глаз, а таможеннику по хрену, естественно, он этих слез в каждом купе навидался. Короче, он изъял у нее все банки с кофе. Одну только оставил, и они, все трое таможенников, вышли из нашего вагона. Бабулька все рыдает и спрашивает у него: «Как же вы так? Мне на лекарство, деду, а вы, бездушный, подставили меня». А мужик молчит. Только когда поезд тронулся, мужик встал, поднял свое сиденье и достал огромный баул. «Сколько у тебя было? Двадцать? Бери пятьдесят. Я тоже кофе везу, и не сердись, лечи деда». «А почему не предупредил?» – Бабка уже успокоилась и вытерла слезы. «А потому что неправдоподобно бы вышло, а так все идеально прошло». К концу поездки они уже были друзьями и приглашали друг друга в гости.
– Может, сейчас тоже выгодно кофе закупаться? – спросила Мариночка.
– Нет. Это три года назад было, сейчас уже все напились кофе.
– А что тогда лучше привозить из Польши? – поинтересовалась Галина.
– Раньше мы советовали, а сейчас перестали. Сложно это. И все так стремительно меняется, что советовать, чем закупаться, мы не будем. Года три назад огромные деньжищи зарабатывали те, кто возил мебель. В Союзе всегда были проблемы с мебелью, и те парни, которые возили, работали под заказ. Так вот, покупатели их ждали на вокзале и сразу все разбирали. Они иногда без сна и отдыха отправлялись опять в Польшу. Но торговля мебелью требует физической силы, мы себе позволить этого не могли, только наблюдали за ними и втайне завидовали их доходам.
– А в Турцию не пробовали ездить? – спросила Валерия.
– Турция считается элитной. Туда можно добраться только на самолете. И хоть дорого, но зато быстро и комфортно. Туда товар возить не надо, только деньги. Условия проживания на голову выше, носить товар не надо, там и рынка как такового нет, одни частные магазинчики, где есть свои грузчики, которые помогут довезти товар до гостиницы и даже разгрузят и дотащат до номера в отеле.
– Здорово! – не сдержалась Валерия.
– Здорово, конечно, только туда с тремястами долларами не сунешься. Даже со штукой баксов там делать нечего. На дорогу много уйдет, на гостиницу, да и товар в разы дороже и его чуть сложней на рынке продавать – качество лучше. Этот товар больше подойдет богатым клиентам, а таких на рынке немного.
Валерии было невероятно сложно, ведь от ее выбора сейчас зависело многое, да практически все зависело от нее. Это были единственные деньги, больше ей продавать было нечего. И вложить их надо было так, чтобы увеличить доход хотя бы в два раза, тогда будет возможность еще раз поехать в Польшу.
Еще Валерия чувствовала ответственность за соседок: Снежану и ее бабушку. Снежана ей была как родная сестра. Когда маму Леры условно-досрочно освободили и они вернулись жить к свекрови, Снежане было всего два годика. Лера очень часто гуляла с ней, да и девочка ее обожала. Подвести соседей Валерия сейчас боялась больше всего на свете, потому что понимала, без нее они, возможно, пропадут. Баба Глаша совсем не ходячая, а Снежане всего двенадцать, где они деньги возьмут, если она им не поможет?
Но чета Коробейниковых не оставила Леру и помогла ей выбрать и закупить такой товар, который в Лужниках раскупили за один день.
Снежана помогала ей, как могла, очень старалась, хотя от нее требовалось только одно – быть на подхвате. Когда Лера разговаривала с покупателями или обслуживала их, Снежана должна была отвечать другим потенциальным покупателям, почем товар, и следить, чтобы его не украли. Этот день, когда они всего за восемь часов продали все, что привезла Валерия из Польши, Снежана никогда не забудет. Они не успевали считать деньги! За весь день даже не перекусили ничего. Зато домой ехали довольные – да просто счастливые.
Очень скоро Валерия насобирала такую сумму, что решила поехать в Китай. Врач-пенсионерка Антонина Павловна старалась всегда быть рядом, даже товар похожий покупала и торговала в двух метрах от Валерии. Лере ее было очень жалко, с ней никто дружить не хотел, она вела себя тихо, в компании забивалась в угол и только наблюдала за всеми, даже не смеялась над шутками. Когда Лера заявила, что хочет попробовать поехать в Китай, Антонина Павловна попросила взять ее с собой. Но когда уже были куплены билеты, вдруг еле слышно спросила:
– А может, лучше опять в Польшу?
– Надо попробовать в Китай. А потом в Турцию. Вот тогда и будем решать, что лучше, – ответила ей Лера.
До Владивостока добирались регулярным рейсом «Аэрофлота». Эту поездку организовывал «Спутник» – крупнейшая в мире молодежная туристическая компания.
За весь полет выдали кусочек черного хлеба и небольшую сардинку в целлофановой упаковке. Ночевали одну ночь в гостинице, а наутро поездом отправились в город Суйфэньхэ, который находился на границе с Россией, напротив приморского поселка Пограничный. Расстояние было небольшим, но состав шел восемь часов.
В поезде подружились с двумя сестрами, Верой и Любой. Оказалось, что сестер трое, но Надя осталась дома, заболела. Валерия с сестрами быстро нашла общий язык, девушкам было чуть больше двадцати, а вот Антонина Павловна опять же все время молчала и в их жаркие разговоры и споры не вступала. Может, боялась, а может, и не хотела мешать. Но девушки чувствовали себя ответственными за пожилую женщину и вовсю помогали: и советами и даже ее сумки таскали.
– Ох, сейчас посмотрите, какой цирк будет на таможне, видите вон тех? – прошептала Люба и указала на двух мужчин в соседнем купе. – Они постоянно завозят шляпы. Половину в чемодан прячут и на голову по пять – десять штук, и три пальто одно на другое сверху надевают.
– А в Китае это ходовой товар? – не поняла Валерия.
– Еще какой! Шляпу в Москве можно за пятьдесят рублей купить. А две шляпы китайцы охотно меняют на пару говнодавов, которые в Луже или в Измайловском Вернисаже можно продать за две-три тысячи. С пальто такие же схемы. Навар раз в пять, не меньше. Только с таможней придется повозиться.
– А как их пропускают?
– Вечно спорят, но пропускают. «Нам холодно, я привык так ходить!» – отвечают они таможенникам. Эти мужики раньше алюминиевые ложки возили, их не пропускали, почему-то не разрешается их провозить. Но они их все равно в вещах прятали и провозили.
– В Суйфэньхэ у вокзала есть пятачок, огражденный веревками на манер боксерского ринга, и всех русских, кто приехал, загоняют внутрь, и они под присмотром полиции могут продавать свои вилки, ложки и шляпы, – объяснила Вера.
– А что такое говнодавы? – шепотом спросила Антонина Павловна у сестер.
Девочки улыбнулись, и Любаша ответила:
– Это ботинки такие, с круглым носом. Мне кажется, они были повсюду год-два назад, а сейчас уже всем приелись. Мы их покупали за доллар, максимум два, а продавали за две-три тысячи. Курс тогда был сто тридцать рублей. Выгода огромная, но сейчас они плохо идут, доллар не дремлет и повышается как на дрожжах.
– А что хорошо идет?
– Мы в последнее время закупаемся костюмами «Адидас». Джинсы всегда на ура продаются, можно футболки взять.
– На самом деле все идет, честное слово! – продолжила за сестру Вера. – Просто говнодавы уже всем приелись. Надо брать ходовой товар, а не на любителя. Мы месяца два назад познакомились в самолете с одним мужчиной. Его жена отправила в Китай первый раз.
– Да это вообще был их первый раз, они даже Польши не нюхали! – перебила ее Любаша. – У жены с паспортом какие-то проблемы были, и на семейном совете решили послать мужа, Леонидом его звали. Жена приказала ему брать что-то кожаное, имела в виду какие-то курточки или слаксы. А Ленечка купил пять мешков перчаток из ангорки.
– Белых! – хихикнула Вера.
– Ага, мы в шоке были, когда увидели эти двухметровые мешки, и, самое главное, мы были уверены, что мужик точно прогорел. Кому нужны белые перчатки?
– И что? И как? – с волнением спросила Валерия.
– Через два месяца опять встретили Леонида в Китае. В этот раз послушался жену и купил дорогие кожаные курточки. Не те рыжие с косичками по десять тысяч, которые никто не берет на Измайловском Вернисаже, а хорошие, добротные, не лакированные, а мягкие такие, как будто стираные. Они «Антилопа» называются, и их по пятьдесят – семьдесят тысяч за день расхватали.
– А с перчатками все-таки прогорели, да? – опять поинтересовалась Валерия.
– Нет! Они их перекрасили. Устроили на своей кухне красильное производство, купили отечественные красители в таблетках: красные и черные. Варили эти перчатки, потом сушили в кухне на веревках. За неделю продали. Вот такие дела. Ладно, девочки, давайте чуть поспим, день нам предстоит жаркий, уж поверьте мне.
Добравшись до Китая, женщины сразу пошли на рынок за товаром. Языка Валерия не знала, но, как оказалось, его и не надо было знать. Все общались с помощью калькулятора: просто выводили цену на дисплее и забирали товар. Если китайский продавец был не согласен – шли дальше по рынку и искали другой товар или более сговорчивого продавца.
С купленным товаром они остановились в отеле. Условия там были ужасные, намного хуже, чем в Польше: горячей воды не было, холодная шла с перебоями, из мебели только кровати, хотя времени на сон не было. Всю ночь Валерия, Антонина Павловна и две сестры паковали товар по коробкам и сумкам, и все эти баулы складывали в номере – баррикады из коробок стояли до самого потолка. Загружали и разгружали товар тоже сами, без помощи грузчиков. И на себе тащили многокилограммовые сумки. Валерия давно поняла, что в этом бизнесе нет разницы – мужчина ты или женщина. Ты – челнок.
Лера закупилась основательно: свитеры, джинсы, футболки, непонятно зачем даже детские игрушки купила.
– Это ты зря, – ругала ее потом Любаша, – надо брать товар только на определенный возраст. Если взяла игрушки, то нужно было и детские вещи покупать и тогда только этим ассортиментом и торговать.
Но, как оказалось после, игрушки только помогли Валерии. Места они много не занимали, но привлекали внимание почти всех женщин, у которых были дети. А затем эти же женщины и покупали у Леры свитер или джинсы.
Самолет был забит до предела: сумки у людей были и под сиденьем, и на багажной полке, и на коленях. Валерия боялась, что самолет не взлетит, но Вера только рассмеялась и рассказала, что до 1992 года, когда поток челноков хлынул, авиаперевозчики быстро сориентировались в обстановке и включились в выгодную, хоть и рискованную игру. Тогда багажные отсеки самолетов забивались до отказа, а когда там заканчивались места, то сумки затаскивали в салон и рассовывали везде, где только можно было. Бывало, баулы складывали даже в служебных отсеках, кухнях, и если было два санузла, то жертвовали одним, а второй заполняли до краев, чтобы не терять драгоценного объема.
– Челноки – люди неприхотливые, им бы только свои баулы затащить в самолет! Да что там говорить, мы готовы были лететь стоя, лишь бы больше провезти, – делилась воспоминаниями Верочка.
– Помнишь, как мы потеряли одну клетчатую сумку и ходили по всему самолету искали ее? – со смехом спросила сестру Любаша.
– Ведь так и не нашли, между прочим, кто-то ее украл, перепрятал в другую сумку, и мы вернулись в Москву без нее, а там были носки. Как сейчас помню, красные в белую полосочку.
– Так вот! – продолжила Верочка. – Весь этот беспредел продолжался до августа 1992 года, когда перегруженный самолет не смог взлететь во Владивостокском аэропорту. Он даже оторваться от земли не смог, да и затормозить тоже, и самолет въехал в пашню. Вот только после этого случая командирам строго запретили брать лишний вес.
Весь товар из Китая Валерия со Снежаной продали за неделю.
В Турцию Лера так и не поехала, приноровилась ездить два раза в месяц в Китай, стала привозить намного больше товара, чем в первый раз, и через полгода даже наняла помощницу для Снежаны – Антонину Павловну. Та очень обрадовалась, что ей больше не придется летать в Китай, и старательно выполняла все инструкции Валерии.
Их торговое место находилось в Южном ядре в пятнадцати – двадцати минутах ходьбы от склада, где Валерия хранила товар.
Каждый день, кроме понедельника, в шесть утра огромная армия торговцев вбегала на территорию Лужников, затем все неслись на склад, где товар погружали на тележки, и бежали на торговую точку, чтобы успеть выложить его к первой волне покупателей. Этой первой волной были оптовики, и если товар не успевали выложить на прилавок, они покупали у тех, кто успел. Валерия всегда успевала, но, когда она уезжала в Китай, товар на место торговли доставляла Антонина Павловна. Валерия была категорически против школьных прогулов Снежаны, хотя видела, что девочка была готова и в школу не ходить, а каждую минуту проводить с ней, и постоянно рвалась помогать. Но так как Антонина Павловна не справлялась, то пришлось искать выход, и они его быстро нашли: когда Валерия уезжала за товаром в Китай, им помогала Снежана. Ее день начинался в четыре утра. К шести она была у входа, неслась на склад, загружала товар и сразу бежала к торговому месту, где ее уже ждала Антонина Павловна.
Торговые места выглядели по-разному. Некоторые торговали, расстелив на полу клеенку, или на большой коробке, у многих были раскладные столики, большинство – с машин. Каждый продавец придумывал свои способы рекламы товара и оформлял витрину, как умел.
Когда весь товар был разложен, Снежана возвращалась в Тушино и шла в школу. Отсиживала там, как наказание, все уроки, забегала на минуточку к бабе Глаше на помощь и потом опять ехала в Лужники. Успевала к закрытию, помогала убирать и отвозить то, что не продали, на склад.
Каждое такое торговое место стоило приличных денег, и каждый день в условленное время по рядам ходили бравые ребята – сборщики – и собирали с продавцов деньги. Сборщиков не интересовало, успели ли продавцы наторговать или нет, в установленное время необходимо было заплатить дань, а если кто-то отказывался платить, его столик переворачивали, товар разбрасывали и давали еще пару часов на поиск денег. Если продавец продолжал стоять на своем и не платил, его выгоняли, а его место сдавали другому. Ближе к метро были самые «козырные места», и на что только торговцы не шли, чтобы выжить конкурента и завладеть его местом: и товар воровали, и бензином обливали, и натравляли на продавцов цыган или милицию.
Валерия боялась цыган и Снежану просила обходить их стороной. Этот шумный и наглый народ наверняка был связан с милицией, потому что по Лужникам они всегда шествовали вместе: впереди шел милиционер, а за ним несколько цыганок с переброшенными через руку сумками или платками. Эти сумки прикрывали режущие инструменты, которые находились у них в руках. Замыкал процессию еще один милиционер. Цыганки втирались в толпу оптовиков и мастерски подрезали их борсетки и кошельки. Делали они это виртуозно: одна толкала в правый бок, пока тот оглядывался, другая слева делала надрез в сумке и доставала деньги. Поймать их было практически невозможно, а даже если кому-то и удавалось это сделать, то тут же появлялся милиционер и вел всех в участок. Там цыганок уводили куда-то, но на самом деле сразу отпускали. Потерпевший писал заявление, и его тоже провожали, обещая найти пропажу. В лучшем случае делали вид, что преступление практически раскрыто, и возвращали документы. Валерия один раз была свидетелем, как один из продавцов заметил, как орудуют цыгане, и предупредил оптовика об опасности. К нему через пятнадцать минут подошел милиционер и попросил показать документы. Потом его попросили собрать весь товар и проследовать в участок. Больше этого продавца никто не видел.
Были в Лужниках также воры, эти специализировались исключительно на товаре, который складировался за спинами продавцов. Валерия очень быстро подмечала их, указывала Снежане, учила ее, как быть начеку, и они ни разу не стали жертвами этих проныр.
Валерии иногда казалось, что она находится на передовой, только непонятно было, какой войны и за что она воюет. Соседи по торговому месту были разные, и настоящей дружбы среди них быть не могло, каждый был за себя и, чтобы продать свой товар, был готов почти на все. С самого утра до десяти – одиннадцати часов на разговоры времени не было совсем, еле поспевали с оптовиками, тем надо было быстро закупиться и отправиться на свою точку торговать. А точки у них были разные – от других районных рынков до городов.
Но после десяти, когда первая волна покупателей сходила, все немного расслаблялись, завтракали, пили кофе и оглядывались по сторонам – кто и сколько продал.
Сосед справа, бывший военный, имел привычку сразу докладывать:
– Сорок пар ботильонов забрали оптовики и пять продал даже без примерки!
Он с болью в голосе и слезами на глазах рассказывал всем соседям-торгашам про свою воинскую часть, как ее еще пять лет назад разворовали и что он вынужден был оставить службу, потому что есть нечего было. На лице у него отражались грусть и злость на то, чем он вынужден заниматься. Правда, когда к нему подходил покупатель, он преображался и становился сама любезность:
– Туфельки как раз на вашу ножку. Каблучок небольшой, аккуратненький, колодочка удобная и натирать не будет – все натуральная кожа, – искусно врал он.
Если покупательница брала ботильоны, он ее еще час нахваливал, описывая все ее прелести, а если нет, то доставал из глубин своих коробок бутылку коньяка, прямо из горла отхлебывал и ворчал что-то под нос.
Соседка слева, Машка, приехала из Тулы, жила у деда, красивая, яркая, с рыжей копной волос. Она разговаривала матом. Валерия постоянно закрывала уши Снежане, а Машу просила:
– Тут дети, ну пожалуйста, можно потише и на русском языке?
– Детям тут не место, пусть дома сидят, в куклы играют! И это, между прочим, на русском! – отвечала Маша в ответ. – Скажи спасибо, что я не на арабском ругаюсь, потому что я на всех языках мира умею.
Еще у Марии была привычка – раздувать ноздри. Выглядело это странно, когда в разговоре она ни с того ни с сего начинала крутить головой, нюхать и громко втягивать в себя воздух. Снежана поначалу, как ребенок, пыталась повторить за ней, но Лера ей объяснила, что это некрасиво.
В Лужниках зарабатывали все и на всем. У входа в метро обосновались те, кто зазывал поиграть: попытать счастья и заработать кучу денег. И стоило человеку только заинтересоваться, как дальше все шло по четко отработанной схеме. Ему давали немного выиграть, потом чуть проиграть, потом опять выиграть и под конец проиграть все деньги, которые у него были. Очень часто такие азартные люди проигрывали весь товар, но все равно желающие находились снова и снова.
На выходе из Лужников было очень много нищих, просящих милостыню, а также различных народных исполнителей: аккордеонисты, бабушки с частушками и умельцы красиво петь и танцевать.
