Наталья Андреева
Я садовником родился
2
Совесть у Алексея проснулась где-то к обеду. Еле прожевывая в кафе плохо прожаренный бифштекс, коммерческий директор грустно подумал: «А все-таки я свинья». Серега оставался единственным другом, который еще хоть как-то поддерживал с Леонидовым связь. Звонил, заезжал и просто помнил о дне рождения Алексея и о его маленьких семейных праздниках. Остальные приятели исчезли буквально за последний год, потому что было не до них. Работа, болезни маленькой дочки, бесконечные домашние дела. И с той дачей тогда, действительно, нехорошо получилось. Вместе ведь лезли. Так хотелось этого писателя на чистую воду вывести! Сочинитель, мать его! И ведь вывел же. С помощью Сереги. А теперь свинничает.
И, проглотив наконец последний кусок бифштекса, Алексей достал из кармана сотовый, чтобы сообщить Анечке Барышевой, что собирается заехать после обеда к ней в филиал. Посмотреть, как идут дела, ну и заодно поболтать.
– А как там Серега? – первым делом спросил он, добравшись до филиала.
– Работает, – улыбнулась Анечка.
– Да я знаю, что работает. Вчера только встретились с ним. У трупа.
– Где?!
– Разве он тебе ничего не рассказывал? Возле моего дома женщину убили.
– Нет, ничего не рассказывал, – упавшим голосом сказала Анечка.
– И про меня?
– Что-то случилось? – Алексей понял, что друг не предал. Жене о леонидовской трусости и уклонизме рассказывать не стал.
– Ничего. Он сейчас на работе?
– На работе.
– Дай-ка мне номер его телефона. Позвоню Сереге, а потом займемся делами филиала.
– Да у нас все нормально.
– А должно быть отлично. Лучше всех, больше всех. Нельзя на месте топтаться. Я тебя все время другим в пример ставлю как лидера продаж. Так что требуй что-нибудь, не стесняйся. Поддержу.
Алексей улыбнулся Анечке и с телефоном отошел в сторонку. Барышев отозвался сразу:
– Оперуполномоченный лейтенант…
– Вольно. Капитан Леонидов у аппарата.
– Леха?! Слушай, я рад. Ты извини за вчерашнее. Я все понимаю.
– За сегодняшнее. Дело-то уже ночью было. Вам, оперуполномоченный Барышев, надо быть точнее. Это первое правило сыщика: не пренебрегать мелочами. Черт с тобой, извиняю. И за завтрашнее заранее извиняю тоже.
– За завтрашнее?
– Ну да. Я ведь решил тебе помочь, Серега, поэтому придется с тобой общаться. А ты парень бесцеремонный. Из-за огромного роста, наверное. То, что для тебя безобидно, другому ой как бо-бо.
– Леха! Я…
– Проехали, не тормози. Скажи лучше, как у тебя дела? С убитой женщиной?
– А никак. Чиста, аки лист белый. Недаром Лилией звали.
– Как?!
– Ли-ли-ей. Повторяю по буквам: первая «Леня», вторая «Ирочка», третья снова «Леня», четвертая снова «Ирочка»…
– Пятая «Барышев, я не глухой». Просто удивился. Слушай, ты бы заехал ко мне.
– Куда?
– Да хоть на работу.
– А что я от тебя там услышу в перерывах между телефонными звонками? У тебя в кабинете сколько аппаратов-то стоит, коммерческий, два, три?
– Один. Плохо у тебя, Барышев, с предметом «оргтехника», учи матчасть. Сейчас телефоны в офисах многоканальные. У меня предложение: я сейчас у твоей жены в филиале.
– Ревную.
– Ко мне или к филиалу?
– К обоим.
– Так вот: ты приезжай. Пока доберешься, как раз будет конец рабочего дня. И жену наконец увидишь, и ревность полечим, и о деле поговорим.
– Идет, – обрадовался Серега. – Слушай, а почему ты удивился, когда узнал, что убитую Лилией зовут?
– Вот об этом и поговорим. Отбой.
– Есть! – в трубке раздались гудки.
– Скоро муж приедет, – улыбнулся Леонидов Анечке. – Рада?
Она порозовела. Алексей с усмешкой подумал, что видел в жизни лишь двух легко краснеющих женщин: Анечку Барышеву и свою жену. Интересно, а часто они друг другу звонят?
– Давай, Анна, рассказывай, – он уселся рядом с ней на стул и, щелкнув мышкой, открыл балансы постоянных клиентов филиала…
…Когда приехал Барышев, Алексей сказал ему со вздохом:
– Больше всего на свете мне не хотелось бы сейчас услышать, что убитая девушка работала продавщицей в цветочном павильоне. В фирме, принадлежащей некоему Николаю Лейкину. Но ты ведь именно это мне сейчас и скажешь. Ведь так?
– Так, – удивленно кивнул Серега. – Откуда знаешь?
– Хочешь верь, хочешь нет: интуиция.
– Ну что она цветы продавала, об этом еще можно догадаться. Раз Лилия. А насчет Лейкина? Ведь это невероятно!
– Про дедуктивный метод слышал? – таинственно понизив голос, сказал Алексей.
– Ну.
– Есть новейшие разработки в этой области. Фамилия цветочного магната складывается из первой буквы имени убитой, притяжательного местоимения «ей» и трех первых букв слова «кинули».
– А имя?
– Имя я только предположил.
Минуты три Барышев напряженно раздумывал, потом обиделся:
– Кончай заливать. Если бы ты не был мне другом, я бы тебе…
И он сжал огромный кулак. Леонидов очень кстати вспомнил, что Серега имеет спортивный разряд по многим видам спорта. В данном случае особенно следовало подумать про дзюдо.
– Я пошутил, – он тут же сделал обходной маневр. – Дело было так. Прогуливаясь в это воскресенье с ребенком от первого подъезда ко второму, я встретил своего бывшего одноклассника Николая Лейкина, приехавшего навестить приболевшую продавщицу. Мы минут десять постояли, поговорили о том о сем, потом Лейкин дал мне свою визитку и ушел. Взять на работу в цветочный павильон девушку по имени Лилия очень в Колькином духе. В школе он был романтиком. Да и сейчас… – Алексей слегка кашлянул: – В общем, своеобразный парень.
– Что ж. Значит, ты этого Лейкина знаешь?
– Знал. Когда мы школу-то закончили?
– И телефончик свой он тебе, конечно, оставил?
– Конечно, оставил. Ведь мы одноклассники.
– Это хорошо, – хмыкнул Серега. – Потому что Лейкин – единственная наша зацепка. Иными словами, фигурант. У него с покойной был роман.
– А туфля?
– Что?
– Чей туфля?
– Понятия не имею!
– Что, так никому и не подошла?
– Леонидов, ты что, Золушку мне предлагаешь искать? С тридцать девятым размером ноги?
– Какой размер обуви у ее матери?
– Вот, прихватил на всякий случай. Вдруг да поможет? Взгляни.
Барышев достал из кармана пачку фотографий:
– Она такого же роста, как и ее дочь, примерно сто пятьдесят пять сантиметров. И ножка маленькая.
Большинство из снимков были семейными. Алексей внимательно начал их разглядывать. Это было какое-то карликовое семейство: маленькая мама, маленький папа, маленькие дети, потому что все члены семьи мужского пола были не намного выше Лилии. А ее саму Алексей узнал с трудом. Девушка на фотографии была юной и милой, хотя и некрасивой. Не то что труп с ногами в луже, даже повидавшему виды Алексею показавшийся ужасным с этими странными шрамами на лице.
– Сколько ей было лет?
– Двадцать три.
– Двадцать три?! А вчера выглядела такой старой!
– Смерть, знаешь, никого не красит. Тем более такая. Она, между прочим, всю жизнь прожила в твоем доме. С родителями и братом. Ты должен был часто ее видеть, – тихо сказал Барышев.
– Ну не помню я ее! Не помню, и все! Некрасивая девица, маленького роста, наверняка тихоня. Глазки в землю, непременное вежливое «здравствуйте». Может, Сашка ее и знала. Но я-то в этом доме не так давно живу!
– Не ори. Кстати, а почему ты вчера был не на машине?
– Ха! Так она теперь ночью на платной стоянке! Потому что магнитолу у меня, по-русски говоря, свистнули.
– Вот. А дело это теперь на меня повесили. Об ограбленных машинах. В вашем дворе это, между прочим, частенько происходит. Когда магнитолам того самого. Ноги приделывают. А почему ты, гражданин Леонидов, в милицию не заявил?
– Потому. Я прекрасно знаю, какой шанс найти вора. И не хочу терять драгоценного времени.
– Вот она, значит, теперь какая, твоя гражданская позиция!
– Мне уже стыдно, – ехидно сказал он. – Но не до такой степени, чтобы я подал заявление, так ты особо не старайся. Давай по существу. Что у тебя есть кроме Лейкина?
– Ни-че-го. Ты прав на сто процентов: тихоня, скромница, внешность ниже среднего, никаких особых талантов. Не было ни одного повода, чтобы ее убивать. Дружная семья, мама, папа, я. И братик. Студент-очкарик. Квартира трехкомнатная, достаток средний. Лейкин своим девицам неплохо платит, между прочим.
– Как он за ней ухаживал?
– А я знаю?
– А вот узнай. Тебе непременно надо узнать, во-первых, чьи туфли были в пакете…
– Опять!
– Черт, что там еще было? Кефир, йогурт и две сдобных булочки?
– Да.
– А живет с родителями и братом?
– Ну да.
– А на работе у нее ты был?
– Был.
– Там тепло, холодно?
– Нормально.
– Да тебе-то, может быть, и нормально. Медведь. Обойди все Лейкинские павильоны.
– Зачем?
– Температуру воздуха выясни, вот зачем. А причину я тебе потом скажу. Черт, придется, видимо, моей жене заняться икебаной.
– Ты все время слова какие-то неприличные говоришь, коммерческий. А этого Лейкина, между прочим, можно просто взять за грудки и как следует потрясти. Он и расколется.
– Что ж, потряси. Признание в убийстве ты, может быть, и вытрясешь. А вот истину вряд ли. А если это не он? Если это и в самом деле маньяк?
– Да? Маньяк? Одной жертвы? Маленький такой маньячок. Исполосовал девчонке лицо и шею, снял ботинки, опустил ноги в воду и успокоился.
– Погоди, Серега, еще не вечер. Еще не вечер… – с грустью повторил он. Интуиция сыщика Алексея редко подводила.
3
Вечером Алексей, словно бы невзначай поинтересовался у жены:
– Сашенька, а ты знаешь, что такое икебана?
– Допустим, что знаю. Неужели и ты тоже знаешь? Слово не из твоего лексикона.
– Милая, да ты считаешь меня дураком!
– Лешенька! Ты последнее время все больше о кредитах и процентах. Мне иногда даже кажется, что рядом со мной в постели не муж лежит, а книга бухучета «Алексера», – ехидно сказала жена. – И вдруг этот талмуд заговорил об искусстве создавать цветочные композиции! Милый, ты не заболел?
– Здоров. Так тебе это интересно?
– Очень!
– Честно?
– Мне безумно интересно. Как и все, что не касается твоей работы.
– Так вот, – торжественно сказал Алексей: – Ты не хотела бы заняться икебаной? Это ж такая радость творчества! Такое счастье!
– Уже занимаюсь. Моя самая удачная композиция пятнадцать минут назад уснула наконец. И я счастлива.
– Да что ты говоришь? – тут же встрепенулся Алексей. – Ксюша уснула?
– Да.
– А Сережа?
– И Сережа. Уже одиннадцать часов, а у него первая смена. Я его предупредила, что в больное горло больше не поверю. Так что, займемся икебаной?
– Само собой. Как хорошо, что у нас трехкомнатая квартира! Черт, Барышев прав: в самом деле, слово какое-то неприличное.
И он развернулся к жене, пытаясь одной рукой дотянуться до кнопки и выключить бра, а другой расстегнуть пуговицы на ее халате. Радость творчества захватила его вполне.
…Он позвонил Лейкину с работы. Вечером, уже после девяти, подумав, что цветочный бизнес не требует от хозяина присутствия в рабочем кабинете до полуночи, и Колька уже расслабляется дома перед телевизором. Трубку взяла недовольная женщина:
– Алло? Говорите.
– Николая, пожалуйста.
– А кто его спрашивает?
«Друг детства», – хотел было ляпнуть Алексей, но сдержался и высказался вполне официально:
– Леонидов Алексей Алексеевич, коммерческий директор фирмы «Алексер». По делу. Срочно.
Видимо, женщина слегка напугалась, потому что Лейкин подошел к телефону не сразу, и голос у него был напряженным:
– Слушаю вас.
– Коля, это Леша Леонидов. Ты мне свою визитку оставлял.
– А! Леша! А мать черт знает что наплела!
– Ты прячешься, что ли? К телефону сам не подходишь?
– Не. Другое. Ты насчет денег?
– Каких денег? Нет. Слушай, Коля, жена моя скучает. Вязать у нее глаза болят, сериалы надоели. Вот психотерапевт и посоветовал для успокоения нервов заняться чем-нибудь отвлекающим. Созидательным. Икебана, говорят, подойдет идеально. Ты как насчет икебаны? Ты же этот, как его, флорист. Это как-то связано?
– Леша! Да ты даже не представляешь себе, как это здорово! Это же в каждой веточке, в каждой травинке отражена сама великая Мать-Природа! Это же творчество с большой буквы!
– Согласен, – без энтузиазма сказал Алексей. После вчерашнего «созидания» он не выспался и теперь думал о любом творчестве с глухой тоской. Но быстро спохватился: – Коля, а у тебя книги есть? Про это?
– Само собой! Сколько хочешь!
– Так я к тебе заскочу на днях?
– Буду рад.
– Ты все в том же доме живешь или тоже переехал?
– В том же.
– С мамой?
– Да.
– Номер квартиры напомни. Я на память не жалуюсь, но сколько лет-то прошло!
Алексей подумал, что в выходные обязательно заедет к своей матери, а заодно и к Лейкину на пару минут заскочит. Взглянуть на всю эту икебану. Если человек убивает женщин с именами цветов, должны же у него быть хоть какие-то странности? Почему-то Алексей так и подумал: женщин, а не женщину. Проклятая интуиция!
… все цветы мне надоели
Подумаешь, какая оказалась недотрога! Ей дело предлагают, а она вздыхает и глазки к небу! Как в детской игре, честное слово! Все цветы мне надоели, кроме… Лилия!
– Ой!
– Что с тобой?
– Влюблена!
– В кого?
– В садовника.
Ха! Да рассказать ей про этого типа всю правду, так сама бы сбежала! Она еще дома у него не была! И, вообще, все они сволочи и мерзавцы. Мужчины. И незачем так кидаться на шею к первому же, кто обратил на тебя внимание. Девочка подумала, что этот козел в нее влюблен! Бедняжка! Господи, какой наив!
Вообще-то, мир принадлежит им, этим козлам. И надо как-то приспосабливаться. Собственно, не так уж они мне неприятны. Некоторые даже ничего. Почти ничего. Вот именно: ни-че-го! Ничего я к ним больше не чувствую! Надоело.
Но приспосабливаться надо. Я мечтала когда-то, что, выкарабкавшись из грязной зловонной лужи, в которой живу, найду чистую, непыльную работенку, познакомлюсь с порядочным человеком. Богатым, разумеется. Машина там дорогая, квартирка хорошая. Разумеется, москвич. И погружусь с ним в океан любви. Тоже была наивной дурочкой. Порядочных и богатых давно уже разобрали. Остались только богатые и с заскоками. Те, которых и за большие деньги терпеть не будешь. Недолго можно и то, если хорошо заплатят.
…Подумать только, он снова принес мне цветы! Да меня от них тошнит! Как можно за несколько месяцев уже устать от работы? Оказывается, можно! Последнее время я постоянно чихаю. Может, пыльца? У меня на нее, похоже, аллергия. Руки стали ужасными, ничего не помогает, никакие крема. Мне кажется, что все только и смотрят на мои руки. И догадываются о моей профессии. Черт, клиент пришел!
…Так вот: я решила ей все рассказать. Сколько можно? Пора и настоящим делом заняться. Среди мужчин ведь тоже есть любители экзотики. Одни любят розы, а другие и на лилию могут запасть. Символ чистоты и непорочности. Опять я думаю о цветах. Они повсюду, в вазах, в горшках, на прилавке и даже на полу. Я обрезаю увядшие цветки гипсофилы и они сыплются на пол, как снежный дождь. Подбирать их нет смысла, это не товар, а отходы. И я тоже теперь – отходы.
Как же я хочу отсюда уйти! Не в силах я больше смотреть каждый день, как другие мужчины делают другим женщинам праздник! Неужели кого-то любят? Настолько, что готовы выбросить деньги на ветер. Сколько дней простоят эти цветы? С моим умением впаривать – одну только ночь. Которая для кого-то станет ночью любви.
Нет! Это ложь! Они делают это затем же, зачем он приносит цветы и мне! Чтобы их грязные деньги пахли ландышами или розой! Но они по-прежнему пахнут деньгами. Грязными деньгами. А я по-прежнему их беру. Хотя слово себе давала, что не буду, что надо остановиться наконец!
…Она сама виновата. Берегла себя, берегла, вот и умерла непорочной. Надо было раньше со мной пойти. А ведь это, должно быть, обидно, умереть девственницей? Все это понимают и все спешат. А ей непременно замуж сначала хотелось. Замуж!
– Лилия?
– Ой!
– Что с тобой?
– Влюблена!
Быть может, я не права и от этого мне так страшно? Я хожу и все время оглядываюсь. В моей жизни было много страшного, но умереть из-за того, что тебя назвали именем какого-то цветка? Ха-ха! Ведь именно ему я обязана своей работой, этому имени. И знакомству с Лилией. И теперь я понимаю, что просто ей завидовала. Ведь мой цветок ничуть не хуже. «Я желаю тебе всего лучшего» – означает он.
Я действительно желала ей всего самого лучшего. Но вынуждена была ею воспользоваться. Не получилось. И может, это хорошо, что лилия так и осталась белоснежной?
Глава 2
Вика
1
Поговорив по телефону с Лейкиным, Алексей решил: пора домой. Разве можно столько работать? Не замечать, как быстро пролетает время, а приехав домой, поесть и мгновенно уснуть, чтобы на следующий день снова была только работа. А жить когда?
В машине Алексей только и думал об этом: когда жить? Смотреть интересные фильмы, ходить в театры, быть может, даже в музеи, которые он терпеть не мог, но их любила жена, интересы которой неплохо было бы разделять. А не то до развода дойдет. Надо ходить с ней на выставки, развлекать ее, а главное, встречаться с другими людьми. Не по работе. Использовать свободное время не затем, чтобы выспаться, а затем, чтобы узнать что-то новое. Алексей машинально взглянул на панель приборной доски: десять часов вечера, всего через два часа начнется новый день. Да, похоже, что сегодня жить он уже не успеет. И узнать что-то новое. Опять с понедельника?
Он некстати вспомнил про синие трусы. И в этот момент зазвонил мобильник.
– Алло?
– Леха, ты где? Это Барышев.
– В машине.
– А машина где?
– Почти уже возле стоянки.
– Будь добр, загляни в третий подъезд, когда до дома доберешься.
– Что-то случилось?
– Случилось.
– Ты загадками не разговаривай. Подробнее.
– Подробнее некоторые в аварии попадают, когда по мобильному в машине много болтают. Еще влепишься в столб, а ты мне еще пригодишься.
– Корыстный ты человек, Барышев.
– А то! Жду. Отбой.
По тону и краткости лучшего друга Алексей понял, что Серега злой. Попросил заглянуть в третий подъезд. Неужели еще один труп? Значит, это все-таки маньяк? Поганое дело. Все дела с маньяками поганые. У каждого свой персональный заскок. Следовательно, к каждому нужен персональный ключ. А у тебя на связке одни отмычки. Вскрыть-то можно, да толку? Тут непременно надо разгадать секрет.
Алексей быстренько зарулил на стоянку, оставил там машину и на этот раз не стал геройствовать, запрыгнул в автобус.
Доехав до дома, мгновенно оценил обстановку. Милицейские машины и «скорая» стояли на этот раз возле третьего подъезда. Убийство Лилии произошло у первого, Алексей с семейством жил во втором. Его подъезд убийца по каким-то причинам пропустил, выбрал жертву сразу из третьего. Игра в чет-нечет? Алексей пошел на зов друга, а не домой.
– Куда прешь? Нельзя! – перегородил ему дорогу мужик в камуфляже.
– Меня ждут, – отмахнулся он.
– Прокуратура, что ли?
– Хуже. Эксперт по особо странным преступлениям.
– А такие есть?
– Уже есть. Новая штатная единица в милиции. Не слыхал?
«Камуфляж» задумчиво покачал в руке резиновую дубинку. У спортсменов с чувством юмора плохо, а мужик явно спортсмен. Алексей уже начал опасаться за свое здоровье. Барышев появился вовремя.
– Леха? Здорово! Тут еще одна девица нашлась. Убита примерно с час назад.
– Аналогичный случай?
– Тот да не тот. Не знаю пока. Посмотришь? Проходи.
Барышев любезно открыл перед Алексеем тяжеленную дверь подъезда. Перед тем, как войти, он подмигнут «камуфляжу»:
– А ты не верил! Говорю же тебе: новую штатную единицу ввели.
– Какую еще единицу? – подозрительно спросил Барышев, захлопывая дверь.
– Черт, чего темно-то так? – выругался Алексей, попав в маленький темный предбанник между первой дверью и второй.
– Ночь.
– Ага. Души человеческой. Электрического света не выносит, так и просит лампочки в подъездах бить. Где она?
– Вон лежит, – кивнул Серега на лежащее навзничь женское тело.
В подъезде за двумя дверями было светлее. Женщина лежала возле будочки вахтера. Крохотной комнатой, отгороженной простой фанерой, давно уже не пользовались. Когда-то здесь по очереди дежурили жильцы, но потом среди обитателей подъезда начался раздрай, и окно в будочке заколотили той же невзрачной фанерой. Алексей потрогал хлипкую дверь. Она тут же открылась.
– Замок давно сломали, – хрипло сказал Барышев. Отчего-то у него сел голос. Алексей понимающе усмехнулся: к такой работе еще надо привыкнуть.
– Интересно, кто это сделал, бомжи или наш замечательный во всех смыслах парень? Я имею в виду убийцу. Следов многовато. Популярное место, должно быть, вон, и банки из-под «джин-тоника» валяются. Хреново. А где все?
– Кто именно?
– Коллеги твои. Эксперта вижу, – Алексей кивнул на мужика, который притулился у почтовых ящиков и, не обращая на них с Серегой никакого внимания, похоже, дремал.
– Они свое отработали. Ждем труповозку.
– И ты мне только сейчас позвонил?!
– Ты же работаешь, – пожал могучими плечами Серега. – Что толку тебе звонить? Да и не положено. Мы тут все уже почистили, материал забрали, – деловито сказал он.
– А я, значит, на закуску, – обиделся Алексей.
– Коммерческий, выдохни, – примирительно сказал Серега. – Глянь: у нее такие же шрамы на шее, как и у первой. И на лице. Я тебя за этим и позвал.
– А кто она? Уже выяснили?
– Да. Паспорт в сумочке. Капитан Степанов, начальник мой, поднялся наверх. К мужу.
– К мужу?! Так она что, замужем?!
– А что тут странного?
– Как что? Первая-то девица!
– А с чего ты решил, что работал маньяк?
– Опыт мне подсказывает. Зачитай данные.
– Воробьева Виктория Сергеевна, тридцать девять лет. Прописана вот уже десять лет в этом доме. По адресу…
– Тридцать девять лет! Высокого роста!
Алексей покачал головой и обошел тело, внимательно осмотрел женские ноги в тяжелых зимних ботинках.
– А размер-то, а? Видишь?
– Тридцать девять-сорок, не меньше. И что?
– А то. Ты, Сережа, туфельку-то ей примерь. На всякий случай. Вдруг между ней и убитой позавчера белой Лилией все-таки было что-то общее?
– Ничего между ними не было общего! Ты сам только что это озвучил. Та маленькая, эта высокая, та не замужем, и вообще, как это поприличней выразиться? Словом, как сказал эксперт, половой жизнью никогда не жила. А эта замужем, двое детей, тридцать девять лет. Женщина в возрасте, – сказал Серега, которому не исполнилось еще и тридцати.
– В возрасте! – возмутился Алексей. – Имей совесть! Молодая еще женщина, надо говорить. – Серега скептически хмыкнул. – А чем это так пахнет?
– Пахнет? – Барышев принюхался. – Не знаю, не чувствую.
– Эх ты, сыщик! Духами пахнет.
– Ну и что? От всех баб духами пахнет. Моя Анька каждый день на себя прыскает из флакона.
– Такими же?
– А я разбираюсь?
– Вот и узнай, что за духи. – Леонидов принюхался. – Резкий запах. Резеда, что ли? Как ты, говоришь, ее звали?
– Виктория Сергеевна Воробьева.
– Виктория. Вика.
– Вот именно. Никаких цветов. И тут мимо.
– А это что? – Леонидов обратил внимание на целлофановый пакет, разрисованный желтыми подсолнухами. Он валялся рядом с убитой. – А это что?!
– Пакет.
– А в нем?
– Продукты. Двухлитровая бутылка «Пепси», большой пакет чипсов, мороженое «Лакомка» четыре штуки…
– Странный набор для матери семейства. Хотя… Он желтого цвета. С подсолнухами.
– Кто?
– Не тупи. Пакет. Соображаешь?
– И что с того? Подумаешь: пакет желтого цвета! Да этих пакетов полно в супермаркете напротив! Полмикрорайона с этими подсолнухами ходит, так что, он их всех убивать будет, что ли?!
– Не знаю. Но пакет – это существенно.
– Леха, да ты сам подумай. Это же звучит смешно: между двумя убитыми женщинами была связь. А именно: из магазина, который работает круглосуточно (заметь: круглосуточно!), обе несли домой продукты в целлофановом пакете с картинкой «Подсолнухи»!
– Да. Именно. Кстати, обрати внимание: она обута.
– Обратил. Обута. А вдруг это вообще не он? Другой кто-то, а? И никаких серийных убийств.
– Эй, товарищ! – окликнул Алексей эксперта. Тот зевнул и открыл глаза.
Видя, что коллега на Леонидова не реагирует, подключился Барышев:
– Как думаешь, Ваня? Он или не он?
– Раны характерные, – лениво сказал эксперт. – Той же штуковиной душили.
– Давно в экспертах? – подозрительно спросил Алексей.
– Не-а. Я вообще-то педиатром хочу быть, – поделился сокровенным Ваня.
– А что за штуковина? – безнадежно спросил Леонидов у будущего педиатра. Да, с кадрами напряженка. Зарплата у бывших коллег маленькая. По этой причине и сам Алексей подался в бизнес. Семью-то надо кормить.
– А кто наверняка знает? – широко зевнул Ваня. – Железная. Я вчера как раз экспертизу делал. Следы металла на коже убитой девушки присутствуют.
– Прут? Железный прут? – оживился Алексей.
– Прут толще.
– Проволока?
Эксперт тяжело вздохнул. Все его мысли, похоже, были о детях, которых он хотел лечить, а не о трупах.
– А что вскрытие? – спросил Леонидов. – Первой девушки? Результаты готовы уже?
– Завтра перешлю официальное заключение. Вот ему, – Ваня кивнул на Барышева.
– А мне, по секрету?
– Вы вообще-то частное лицо. Хотя и очень знакомое. В органах работали, признавайтесь?
– Было.
– Так вот: у меня этих экспертиз каждый день…
– Маленькую какую-нибудь детальку, Ваня. Подсказку.
– А зачем вам?
– Была работа, стало хобби. Играю в Эркюля Пуаро, – серьезно сказал Алексей. Ваня хмыкнул и лениво протянул:
– Наличие небольшой дозы спиртного в организме.
– Пьяная была? – с надеждой спросил он. Пьяная женщина – это бросается в глаза. Ее могли запомнить.
– Небольшой, я сказал. Без сомнения, она где-то ужинала. И выпила совсем чуть-чуть. Вина красного выпила.
– Барышев, во сколько часов Лилия домой с работы ушла? – развернулся Алексей к другу.
– В семь.
– А убили ее в начале первого. Четыре с лишним часа. Где-то поужинала. С кем-то.
– Я же говорю: Лейкин.
– А здесь тоже Лейкин? – ехидно спросил Алексей.
– А кто? Только мотив пока не ясен. Но не тянет, Леха, на цветочного маньяка. Никак не тянет.
– Вика. Трава такая есть, между прочим. В поле растет. Или на лугу.
– Трава? – усмехнулся Барышев. – Фантазия у тебя…
За их спинами лязгнули двери большого лифта. Леонидов обернулся: капитан Степанов поддерживал под локоть тщедушного трясущегося мужчину в спортивном костюме. Мужчина часто-часто моргал и все время щурился, пытаясь разглядеть людей, находившихся в подъезде. Алексей сразу понял, что у свидетеля слабое зрение. Другого никого не нашли, что ли?
– Вика? – неуверенно позвал мужчина. – Вика, ты где?
«Ах, это муж!» – догадался Алексей.
– Петр Александрович, вы держитесь. Сюда гляньте, только постарайтесь держаться. В обморок не падайте. Это ваша жена?
Мужчины расступились, муж Виктории Воробьевой неуверенно моргнул еще пару раз. Потом взялся рукой за сердце.
– Нитроглицерина ему! – крикнул капитан Степанов.
– Нету нитроглицерина, – сказал будущий педиатр.
– А что есть?
– Телефон, – флегматично ответил Ваня. – «Скорую» вызвать.
Степанов бросил на него уничижающий взгляд и, увидев, что Воробьев осел кулем у почтовых ящиков, отвел Барышева в сторонку. Алексей услышал, как начальник сказал Сереге:
– Убитая главным бухгалтером работала в коммерческой фирме. Семью содержала. А в фирме, между прочим, всю последнюю неделю были проблемы с налоговой инспекцией. Муж говорит, на Викторию хозяин сильно давил. Много знала. Вот тебе и мотив.
– Я ведь говорил: Вика, брось ты эту работу! Ведь не платят просто так больших денег! Не платят! – словно в ответ на эти слова запричитал Воробьев. Падать в обморок он, похоже, не собирался. Просто сидел и моргал своими подслеповатыми зенками.
– А сам на эти деньги жил, – еще тише сказал капитан. Алексей едва уловил следующую фразу: – Вместо того, чтобы самому пойти и заработать, проще каждый день говорить жене: «Брось эту работу». И сидеть дома, по-прежнему беря у нее деньги.
– Он не работает? – так же тихо спросил Барышев.
– Нет.
– Что, хозяина Воробьевой будем трясти?
– Само собой. Надо выяснить, что она такого знала? Много – это как-то туманно.
Алексей пожал плечами и направился к двери. Сами теперь разберутся. Фигурант нарисовался, а образ маньяка значительно потускнел. Будем считать, что его нет.
– Эй, Леха! – уже на улице окликнул его Барышев, который вышел следом.
– Я за него, – не оборачиваясь, сказал Алексей.
– Ты только не обижайся, но проблемы с бухгалтерией мне как-то ближе, чем пакеты с подсолнухами. Деньги – это мотив. А пакет – твоя фантазия.
– Я где-то слышал, что желтый цвет всегда связывали с изменой. Неприятный цвет.
– И что?
– И очень уж яркий. Запоминающийся. Значит, я свободен?
– Ладно тебе прикалываться. В общем, спасибо, Леонидов, – с чувством сказал Серега. – Ты настоящий друг…
– Но мы теперь как-нибудь сами обойдемся, – закончил его мысль Алексей. – Что ж, ставлю мою интуицию против твоего прагматизма, что тут дело в цветах, а не в бухгалтерии. Спокойной ночи. Малыши, – не удержался он оттого, чтобы не съязвить.
Серега только понимающе усмехнулся и пошел обратно в подъезд, к своему начальству.
