– Что ты предлагаешь?
– Не знаю! Наше счастье, что курьер шел почти пустой. Кто мог предположить, что собаки учуют траву? Ты уверен, что упаковка не была разорвана?
– Не должна была. Я распорядился и кофе от души насыпать. Не предполагаю даже, что могло произойти.
– Ладно. Теперь уже поздно горевать. Нужно восстанавливать канал. Традиционным способом уже переправлять нельзя. У меня есть кое-какие задумки.
– Какие именно?
– Пока говорить рано. Я перетру тему с одним человеком, он, кстати, у нас основной потребитель. Прикинь, вместо традиционного способа он продвигает тему через собственную организацию. Собрал стебнутых по жизни и устраивает для них развлекаловку. Подымит и предлагает развлечься всем вместе. Говорит, отбоя нет. У него там мужики в дефиците, самочки оголодали в край. Одно могу сказать, голова у него на месте. Сам, естественно, нигде не замечен. Его там полубогом считают. Подсаживает на дурь на счет раз.
– Ты хочешь сказать, что мои дилеры действуют неправильно?
– Ничего я не говорю! У каждого свои методы. Важен результат.
– И когда он будет? У меня уже готова солидная партия. Если бы не проблема на границе, уже вполне мог бы слить тебе любое количество дури.
– Потерпи недельку. Я пробью тему и свяжусь с тобой.
Мужчина небрежно швырнул трубку на стол. За окном бесшумно проносились по ночному проспекту дорогие автомобили. Взбодренные ночной прохладой после душного, жаркого дня, люди жаждали развлечений. Самая пора предложить им отшибающее разум зелье, да вот только сложности с таможней грозили всерьез затормозить весь процесс. Плеснув в широкий стакан немного виски, мужчина еще немного постоял у окна, залпом опрокинул в себя остро пахнущий напиток и решительно потянулся к телефону.
– Вик! Я тебя не разбудил? Подъезжай ко мне завтра. Перетрем твой вопрос. Кажется, тема назрела. По поводу курьера.
Волошин не спал. Он прислушивался к ровному дыханию Гали и прокручивал в памяти прошлое. Страшно было представить, что судьба, подарившая ему встречу с ней, приготовила такой удар. Разумом он понимал, что Галя потеряна для него навсегда, но смириться, принять это не было сил. Зачем тогда им нужно было встречаться? Откуда вообще взялся этот моряк? Ведь им так хорошо было вместе! Волошин впервые в жизни понял, что такое дом. Настоящий дом, где его любят и ждут. Только оказалось, что это всего лишь мираж, иллюзия, фантом. У него есть всего лишь жилище, а вовсе не дом. И жены нет! А есть лишь женщина, эти последние три месяца делившая с ним постель и хозяйственные хлопоты. Это он сам себе придумал, что Галя его жена. Как придумал, что у них будут дети и для них он построит большой уютный дом, где им так замечательно будет вместе. Так вышло, что ничего этого у него не случится, как не было всю жизнь. И все три месяца оказались только лишь эпизодом.
Оказывается, она его даже не любила, хотя говорила об этом довольно часто. Всего каких-то полчаса назад она рыдала у него на плече и просила простить. Да, он уже простил ее, потому что никогда не обладал на нее никакими правами. Она просто жила рядом, жила с ним и в то же время всем сердцем принадлежала тому далекому, незнакомому подводнику, который так некстати попал в госпиталь, да так, что теперь вопрос стоял о его жизни или смерти. Сам Волошин не раз и не два смотрел в глаза этой пренеприятнейшей даме с косой на плече и, нужно честно признаться, несколько раз заглядывал ей за спину. Откровенно говоря, там ему совсем не понравилось. А многие его друзья и сослуживцы остались там, за чертой. И никто не спрашивал их согласия.
Волошин осторожно, боясь потревожить сон Гали, высвободил из-под ее головы руку и вышел на кухню. За окном короткая майская ночь уже собиралась покинуть город. В предрассветных сумерках тусклее стали фонари, кусты сирени под окнами буйствовали пока еще сочной зеленью и гроздьями цветов. Тишину разрывали трели соловьев, доносившиеся от близких прудов. Красота и благолепие… Вот только тупо ноет сердце и невыносимо горек дым сигареты. Почему все это случилось именно с ним? – недоумевал Волошин. В той, прежней жизни он никогда не подпускал женщин так близко к себе не потому, что разошелся с женой буквально через полгода после свадьбы. Нет! Он вполне справлялся с бытом и прочими заботами сам. Просто ни одна не зацепила его, ни разу в его душе не поселилось незабываемое чувство единения. Да в целом и женщин у него было совсем немного, так, короткие курортные романы, ничего серьезного. Он делал вид, что ему это необходимо, а его подружки делали вид, что им хорошо с ним. Как говорят в янкесовских фильмах – ничего личного. Личное появилось неожиданно, в образе продрогшей на студеном февральском ветру молодой женщины, одиноко мерзнущей на пустынной троллейбусной остановке. То, что произошло дальше, не укладывалось ни в одну схему.
Голова болела так, словно в нее налили расплавленный свинец. Даже глаза открыть было невыносимо больно. Вязкая горечь уже подступала к горлу. Превозмогая себя, Таня поднялась на четвереньки и поползла. Рядом кто-то завозился и сонно забормотал. Руки нащупали край постели. С трудом придав себе вертикальное положение, женщина нашла дверь и вышла. Где-то должен быть туалет, знать бы где. Благо свет в коридоре горел, заветная дверь нашлась наконец, и Таня склонилась над унитазом.
Чтобы немного прийти в себя, она опустилась на край ванны и вдруг увидела в зеркале собственное отражение. Лучше бы не видела. По всему бледному телу были видны следы чужих рук. «Боже мой, что я здесь делаю? Что произошло? Где я? С кем?» – подумала Таня, но даже такая попытка разобраться в ситуации вызвала лишь очередной приступ тошноты.
Когда уже, казалось, желудок вывернулся наизнанку, невыносимо захотелось пить. Она напилась прямо из-под крана, теперь вялые мысли приобрели некоторую направленность. Отрегулировав душ, Таня стала под упругие струи и только теперь начала что-то вспоминать.
Да, вчера она развелась с мужем. С человеком, рядом с которым прожила двадцать пять невыносимо долгих лет. Наконец она обрела полную свободу, и выходит, тут же ею воспользовалась на всю катушку. Если бы не Лорик со своим предложением отметить знаменательное событие в ресторане, такого бы наверняка не случилось. Непрерывный, двадцатипятилетний конфликт разрешился вчера. Навсегда! Прямо там, в зале суда, она едва не расцеловала своего теперь уже бывшего мужа.
Все, больше не нужно будет терпеть его выходки, не нужно будет смотреть на его вечно недовольную физиономию. Она свободна! Главное, он не станет больше читать ей нравоучений, что должна делать жена. Со вчерашнего дня она уже не жена, а совершенно свободная женщина, и он ей не указ. Хотя нужно признать, что последние лет пять он ничего ей уже не читал, скорее вообще не замечал. Конечно, заботился по-прежнему. Но так, на уровне собаки. Даже еще хуже, потому что с собакой он разговаривал, а с ней нет. Впрочем, нет, он не молчал, но отвечал на ее вопросы так односложно, что больше ни о чем спрашивать не хотелось. И плюс ко всему эта бесконечная череда любовниц! Что он находил в этом занятии, непонятно. Вчера она доказала ему, что ей тоже все позволено. Да! Да, черт возьми! Она провела эту ночь с мужчиной, совершенно чужим, незнакомым, и пусть ей сейчас плохо, но вот только очень жаль, что он об этом ничего не узнает! Он все время говорил ей, что постель в супружеской жизни необходима, вот она прошла через постель – и что? А то, что теперь стыдно и больно. И противно, и следы чужих рук по всему телу и там, внутри, словно бы горит огнем, и на душе гадко, будто ее окунули с головой в омерзительные помои.
Она с остервенением терла и терла мочалкой свое поруганное тело, а слезы текли из глаз и не хотели никак останавливаться.
Таня быстро оделась в то, что нашла из своего, хотя на блузке недоставало половины пуговиц, а белья не осталось вовсе, лишь клочья кружев валялись там и сям. Пока она одевалась, удалось вспомнить, что приехала она сюда не одна, а с Лориком. Найти бы ее и бежать! Бежать отсюда домой, и как можно быстрее.
Лорика она нашла мирно спящей в объятиях такого же молоденького парнишки, как и тот, что остался в другой комнате. Осторожно, чтобы не разбудить парня, Таня растолкала подругу и чуть ли не силой вытащила в коридор. Голая Лорик зябко поеживалась и все порывалась вернуться обратно в теплую постель. Но иногда Татьяна бывала неумолимой. Подруге ничего другого не оставалось, как одеться и вместе с Татьяной выбраться из дома. Сверкающее июньское солнце только вставало над городом.
Такси им удалось поймать буквально через десять минут. Правда, цену водитель заломил несусветную, но ехать все равно было нужно.
Едва добравшись до дому, Татьяна отпустила Лорика досыпать, а сама нырнула в ванну. Здесь, в собственной квартире, сидя по горло в душистой пене, она наконец смогла немного собраться с мыслями.
А мысли были совсем невеселые. Еще бы, только вчера она развелась с мужем и сразу же оказалась в постели какого-то малолетки, да еще и в стельку пьяная. Ведь все так мило начиналось. Вернувшись домой, она сразу же позвонила Лорику, та тут же примчалась с поздравлениями. Подруга всегда недолюбливала Андрея,[1] как, впрочем, и мама. Все годы, что Татьяна была замужем, мама твердила: он тебе не пара, вам нужно развестись, зачем тебе гробить жизнь с этим неудачником, хотя сама почти одновременно с дочерью вышла замуж, причем за весьма обеспеченного человека. Это продолжалось постоянно: и когда муж служил, и когда уволился из армии, и потом, когда начал собственный бизнес. Хотя нужно признать, и Андрей не слишком жаловал Танину мать. Постоянно между ними вспыхивали стычки, которые лишь чудом не переросли в войну, особенно в последние годы, когда теща увлеклась нетрадиционной религией. Андрей начал активно противодействовать попыткам втянуть в непонятную секту еще и дочь.
Бутылочка кагора оказалась как нельзя кстати, и вскоре подруги уже весело комментировали все, что связано с бывшим мужем. Таня была действительно на седьмом небе от счастья. Никто теперь не будет указывать ей, как жить. Пусть теперь он делает что хочет, таскается по девицам, блудит сколько влезет, она будет жить спокойно. Лорик постоянно говорила, что Таня еще очень привлекательная женщина, никто не даст ей ее законных сорока пяти. Если она только свистнет, набежит столько кавалеров, сколько она пожелает. Слова Лорика бальзамом ложились на душу, она говорила то же самое, что и мама, а такие близкие люди просто не могли ошибаться. Татьяна с удовольствием выслушивала комплименты в свой адрес и весьма легко согласилась на предложение подруги продолжить празднование столь знаменательного события в ресторане.
Когда метрдотель поинтересовался, не будут ли дамы против, если к ним подсадят молодых людей, поскольку мест уже явно не хватало, Татьяна не стала сопротивляться, а Лорик, та вообще сразу же согласилась. Вот тут-то все и началось. В интимной полутьме зала, подогретые выпитым, Татьяна и Лорик очень быстро познакомились с мужчинами, волею случая оказавшимися рядом с ними. Они вместе танцевали, немного ели и очень, очень много пили.
Таня смутно помнит, как вышли из ресторана, затем куда-то поехали, а потом, потом было такое, о чем лучше забыть. Она до сих пор не могла поверить, что все это происходило с ней. Даже сейчас, лежа в любимой ванне, она чувствовала омерзение от одного только воспоминания о проведенной ночи. Неужели это была она, никогда не позволявшая ничего подобного даже с законным мужем? Можно подумать, что в нее этой ночью вселился какой-то бес, который усиленно толкал ее на все эти бесстыдства. За те годы, что она делила постель с мужем, ничего даже отдаленно похожего с ней никогда не происходило. Скорее наоборот, когда она отказывала ему, он чаще всего уходил спать в другую комнату. Правда, иногда, примерно один раз в месяц, он не выдерживал и начинал с ней разговоры, которые порою затягивались до утра. Но это вполне можно было пережить. Мама ведь неспроста ей говорила, что мужа нужно удерживать на дистанции, чтобы он постоянно желал получить жену как величайшую драгоценность. Впрочем, так оно и было: если муж получал доступ к телу, он весь следующий день не отходил от Татьяны ни на шаг и готов был носить ее на руках. Что греха таить, ей очень нравилось упиваться собственной недосягаемостью и безграничной властью над ним. Только, к сожалению, он выдержал такой жизни всего-то лет десять, а потом принялся закручивать романы. Таня была весьма хорошо информирована о его похождениях. И вот наконец она не выдержала и подала на развод. Удивило ее только одно обстоятельство: он не стал спорить, просто собрал вещи и ушел. Вчера в суде Таня, честно говоря, все еще надеялась, что он попросит прощения. Но он молчал и строил глазки судье. Или это Тане показалось? Все-таки он подонок, и нечего о нем вспоминать. Да, в доме стало как-то пусто с его уходом, но зато она совершенно свободна, и это она доказала, пусть даже самой себе.
Волошин уже решил вернуться домой – поздно, холодно, людей загнал по домам пронизывающий, дикий ветер, – но нерешительно поднятая рука заставила его остановиться. В первый момент он даже не посмотрел на нее, ну, очередная пассажирка, что тут особенного. Приняв из замерзших рук деньги за проезд, он выехал на пустынную улицу и повел свою маршрутку дальше. Через несколько минут она спросила, не знает ли он, где можно снять квартиру на время.
– Надолго или на пару дней? – уточнил Волошин.
– Не знаю. Видно будет, – чуть хриплым, словно простуженным голосом ответила она.
Волошин взял с панели трубку и позвонил Милочке.
– Есть квартира, на сутки. Двадцать долларов. Устраивает? – обратился он к пассажирке и посмотрел на нее в зеркало. В тусклом свете нельзя было даже разобрать возраст, довольно молодая, но какая-то подавленная.
– Да, вполне. Вы можете меня туда отвезти? Я заплачу!
– Мне по пути, – ответил Волошин. – Только мне еще в магазин нужно заехать. Вы меня подождете?
– Я с вами. Если можно. Мне тоже нужно за покупками, – неуверенно сказала она и замолчала.
Волошин пожал плечами и, свернув с маршрута, направился в сторону Серебрянки. У супермаркета машин на стоянке почти не было. Подъехав поближе к входу, Волошин остановил свой «мерседес» и, дождавшись, когда пассажирка выйдет, запер микрик.
– Я быстро, туда и обратно. Мне только зубную пасту купить, ну и щетку, – непонятно зачем сообщила она Волошину.
Он кивнул и отправился за продуктами. То, что в холодильнике пусто, он помнил с самого утра.
Когда минут через двадцать он вернулся, женщина уже, похоже, ничего не соображала от холода. Конечно, подождать внутри у нее не хватило сообразительности, – уныло подумал Волошин и, достав из кармана брелок, открыл машину.
– Садитесь, поедем, здесь недалеко, – бросил он и запустил мотор.
Действительно, не проехав и пятисот метров, Волошин остановил машину у неприметной девятиэтажки.
– Пошли, нас уже ждут! – сказал он, запирая «мерседес».
Женщина неотступно следовала за ним, ничего не спрашивая, внимательно глядя себе под ноги, словно искала что-то.
Домофон весело сообщил, что дверь открыта, и впустил их в подъезд. Лифт, как всегда, болтался где-то в районе восьмого этажа, и Волошин привычно направился к лестнице. На площадке третьего этажа он достал из кармана ключи и, обернувшись, сказал своей спутнице:
– Нам сюда.
Та только кивнула. Пропустив ее в тесный тамбур, Волошин распахнул дверь и громко крикнул:
– Милочка! Мы пришли.
Из комнаты в прихожую вышла молодая девушка в уютном свитере грубой вязки и голубых джинсах.
– Добрый вечер, проходите, я вам сейчас все покажу, – сказала она женщине и, посмотрев на Волошина, добавила: – Я к вам зайду потом?
– Да, конечно! – ответил тот, уже входя в свою квартиру.
Эту квартиру он купил после увольнения из армии – маленькая, однокомнатная, но ему одному вполне хватало. Что еще нужно закоренелому холостяку? Не раздеваясь, Волошин прошел на кухню, разгрузил пакеты, поставил на плиту воду для пельменей и только после этого вернулся в прихожую, чтобы снять куртку. Пока закипала вода, он тщательно вымыл руки и открыл вынутую из холодильника бутылку пива. Не успел он наполнить стакан, как вошла Милочка.
– Ну, привет еще раз, – сказала она и, увидев наполненный стакан, потянулась к нему: – Можно? – и, не дожидаясь ответа, пригубила.
Уж кому-кому, но ей Волошин ни за что не посмел бы отказать. Он тихо любил эту очаровательную девушку беззаветной отеческой любовью. Не только потому, что она годилась ему в дочери, но еще, наверное, и потому, что именно о такой дочери Волошин мечтал всю жизнь.
– Как живете, Саша? – поинтересовалась Милочка, устраиваясь на диване.
– Неплохо, спасибо. Ты вот не часто заходишь, а так все в полном порядке.
– Простите, дел очень много. Но когда есть время, я всегда рада вас видеть. Взяли бы, осмелились да и забрели бы ко мне, или лень подняться лишних пару этажей?
– Нет, просто неудобно. Может, у тебя друг твой или мало ли что.
– Друга больше нет, отправила в отставку. Так что в любое время жду.
– Спасибо тебе на добром слове.
– А откуда вы эту дамочку взяли, Саша?
– Просто пассажирка, а что?
– Да так, ничего, просто странная какая-то. Вроде и при деньгах, одета прилично, но что-то в ней не то. Я с ней разговариваю, а она вроде не слышит. Сдачу с сотки даю, не реагирует. И вещей у нее нет, даже крошечной сумочки. В ванной, когда я ей показывала, достала из кармана зубную пасту и щетку, положила на полочку и ушла, словно меня там нет. Вы бы приглядели за ней, а то мало ли что.
– Хорошо, я пригляжу, только вот как? Не вламываться же к ней среди ночи.
– Не знаю, ну, пофлиртовали бы или как.
– Дорогая, я уже стар для флирта!
– Ой, не скажите, если бы мы не были столько знакомы, я бы в вас непременно влюбилась или хотя бы сделала вас своим постоянным любовником.
– Не шути с огнем, Милочка. Кто знает, как все может обернуться. А за соседкой я пригляжу, не волнуйся.
– Тогда я пойду, завтра мне с самого утра на работу. Спасибо за пиво! – Милочка поднялась и, поцеловав Волошина в щеку, убежала.
Оставшись в одиночестве, Волошин выложил на тарелку пельмени, налил пиво и принялся за немудреный ужин.
Чтобы занять себя, Таня решила переложить вещи. Странно, она всегда считала, что Андрей занимает слишком много жизненного пространства. Но когда он уходил – все его вещи оказались в двух небольших сумках. Да еще Дашка на поводке. Интересно, где он сейчас? Живет у очередной подружки? Или снял себе квартиру? Впрочем, какая разница, теперь ее это совершенно не должно волновать! Он, как выяснилось, давно совершенно чужой для нее человек. И Лорик, и мама в один голос твердили ей, чтобы она разводилась. И вот теперь все позади.
Таня прошлась по комнатам, присела в его любимое кресло, включила компьютер. Именно здесь он последние годы проводил почти все свое время. Что-то писал, просто сидел, думал о чем-то. Эта комната была его суверенной территорией, только больше он в нее не войдет. С того дня, как Андрей ушел, Таня здесь почти не бывала, только сегодня, когда развод был уже позади, она решила освоить это новое для себя жизненное пространство. Муж переселился сюда сразу же, как сын переехал в свою квартиру. Переселился и как бы отрезал окончательно тонкой дверью свою личную жизнь от жизни Татьяны. Шли годы, внешне все продолжалось по-прежнему, тот же кофе в постель по утрам, то же внимание, только он совершенно перестал с ней общаться, даже заговаривать о постели. Таня, когда уже окончательно потеряла надежду на возрождение каких-либо отношений с мужем, решила поговорить с мамой. Сообщив мужу, что на завтра ей нужны билеты, спокойно начала собираться. На следующий день рано утром Андрей отвез Таню на вокзал. Всего пять часов – и мама уже обнимала любимую дочь у себя дома.
– Ну, как у тебя дела? Рассказывай! А то последнее время только по телефону и общаемся. Как у тебя с твоим тираном? Все еще ноет или приутих наконец?
– Знаешь, мама, приутих, и причем основательно. С тех пор как сын отселился, он ко мне в спальню и не заглядывает практически. Даже приставать перестал.
– Ну, детка, ты не забывай, что ему уже не двадцать и даже не тридцать лет. Может быть, ему это уже и не очень нужно. Или ты страдаешь по этому поводу? Зря, если тебе будет нужен мужчина для постели, всегда можно завести себе молодого любовника. Ты у меня красавица, так что грустить, пожалуй, не стоит. Не забывай, кто ты, а кто он. Он как не стоил твоего мизинца, так и не стоит до сих пор.
– Я понимаю мама, но меня это начинает немного беспокоить. Понимаешь, раньше он проявлял ко мне интерес, а теперь словно меня и не существует.
– Значит, он уже состарился. Не переживай, мы с тобой вели правильную политику. Не такой уж он и супермужик, мне твой муженек никогда не нравился. Невзрачный, упрямый – что ты в нем нашла, я не понимаю.
– Но все-таки, может быть, с ним нужно было вести себя как-то иначе?
– Вот еще! Зачем? Он у тебя на поводке, ты можешь приказать ему все, что угодно. А он выполнит, потому что твое право – подпустить его к себе или оттолкнуть. Все ведь в твоих руках, доченька. Да и заменить его ничего не стоит; если что, разведешься – и найдем мы тебе наконец достойную партию. Вспомни, я замуж за Михаила Андреевича вышла, когда мне было уже за пятьдесят, и ничего, живем себе. Так что тебе беспокоиться совершенно не о чем.
Когда через две недели Таня вернулась, муж, как обычно, встретил ее на вокзале. Задав привычные, дежурные вопросы, привез домой, накрыл на стол, накормил, напоил чаем и… ушел в свою комнату. Вроде бы все было как обычно, с той лишь разницей, что он даже не поцеловал ее. Впрочем, Таня не слишком огорчилась. Подумаешь, не такое большое счастье целоваться. Буквально на следующий день к ней забежала Лорик.
– Ты знаешь, похоже, у твоего козла появилась очередная пассия. Его видели, когда он рассекал по городу с женщиной.
– Да ну, он уже давно ни на что не годен! Зачем ему женщина? Он может уже только смотреть.
– Откуда такая уверенность? – лукаво сощурила глаза Лорик.
– Подруга, кому, как не мне знать? Он уже несколько лет как ко мне даже не прикасается.
– Да ты что? А как же ты выдерживаешь? Как ни крути, но мужик-то нужен.
– Но я же пока обхожусь!
– Вижу, как обходишься: глаза тусклые, настроение никакое. А ты уверена, что он уже не может?
– Не знаю. Раньше он постоянно меня домогался, а потом все реже и реже.
– А сама?
– Что – сама? Мне что, самой его раздразнить? Ну, ты скажешь! Мама всегда мне говорила, чтобы не очень-то шла на уступки. Разок-другой в месяц подпущу, бывало, и хватит. Впрочем, когда это было!
– А он что? Терпел? Никогда не поверю!
– Скажи, а что ему оставалось делать? В конце концов я ведь решаю, когда и как.
– Ты что, серьезно? Может, он того, импотент?
– Нет, не похоже, я видела совершенно иную реакцию. Просто мама всегда говорила, чтобы я не слишком баловала его сладким. Вот и держала все время на голодном пайке, чтобы не мнил ничего о себе.
– Тань, но мужик ведь не может без этого! Они же с ума сходят, если им периодически не давать!
– Мой же не сошел! Живем.
– А сама как, неужели не хочешь?
– Как тебе сказать, сначала, конечно, трудно было, а потом привыкла.
– А ты не допускаешь, что он все время по бабам бегал? Пока ты из себя недотрогу строила?
– Слушай, Лорик, а не все ли равно? Живет-то он со мной.
– Ну, как знаешь. Я бы его на твоем месте все же попробовала совратить. Интересно же. Может, он еще в постели чего-то стоит.
В тот же вечер Таня разыскала свое любимое белье. Выйдя из ванной, накинула на плечи роскошный пеньюар и вошла в комнату мужа. Тот, по обыкновению, что-то писал. Услышав шаги за спиной, тут же закрыл страницу, и на мониторе, словно по мановению волшебной палочки, возник весенний лес.
– Ты хочешь чаю или кофе? – обернулся он.
В стеклах очков отразилась люстра. Из-за этих проклятых стекол никогда невозможно было рассмотреть выражение его глаз.
– Как я выгляжу? – кокетливо спросила Татьяна, томно потягиваясь.
– Ты выглядишь, как всегда, великолепно. Но я не понял, что тебе сделать? Чай? Кофе?
– А что, если нам сегодня немного расслабиться? Может, устроим романтический ужин?
– Хорошо, подожди немного, я закончу через несколько минут.
– Ничего, если я посижу здесь?
Андрей, вместо ответа, сохранил информацию и, выключив компьютер, вышел из комнаты. Вскоре с кухни потянулись весьма аппетитные запахи.
– Стол накрыть в твоей спальне? Или в гостиной? – спросил он, появившись бесшумно в дверном проеме.
– Что? – переспросила Татьяна, поворачиваясь так, чтобы пеньюар распахнулся и продемонстрировал ее холеное тело. – Лучше, пожалуй, у меня.
– Хорошо, через минуту все будет готово, – невозмутимо ответил муж, словно бы не заметив ничего особенного.
Когда Татьяна вошла к себе, на столе уже горели свечи, стояла ваза с фруктами, на тарелках исходило ароматным паром жареное мясо с овощами, открытая бутылка красного вина завершала композицию. Огоньки свечей романтично играли на хрустале бокалов. Телевизор был переключен на музыкальный канал, но звук продуманно приглушен. Да, что и говорить, умел он создать романтическую атмосферу.
– Я поставил пиццу, если ты захочешь, она скоро будет готова, – сказал Андрей, наливая в бокалы вино.
Таня посмотрела на огонек свечи сквозь темное вино и изящно коснулась губами края бокала.
– За что мы будем пить? – понизив голос, спросила она.
– Разве обязательно пить за что-то? – спросил Андрей.
Он сел напротив нее, и Таня решилась пустить в ход свое главное оружие. Она забралась с ногами на диван и теперь свернулась, словно кошка, демонстрируя пластику и гибкость своей точеной фигурки.
Андрей тем не менее спокойно ел, запивая мясо терпким вином, и, казалось, совершенно не обращал на жену ни малейшего внимания. Когда мелодично звякнул таймер плиты, он встал и через минуту принес великолепную пиццу, которую редко найдешь даже в итальянской пиццерии. Слов нет, готовить он был большой мастер. Вот только жену он по-прежнему упорно не замечал. Когда же Таня, слегка возбужденная вином и едой, начала бросать на него совсем уж откровенные взгляды, Андрей напрямую спросил:
– Ты хочешь еще что-нибудь?
– А если я скажу, что хочу тебя? – промурлыкала Татьяна.
– Могу я поинтересоваться – зачем?
– Как это? Мы не были близки достаточно давно и… – несколько опешила Татьяна.
– И что из этого следует? – поднял бровь Андрей.
– Мы могли бы, так сказать… Я имею в виду, что ты мой муж, и я имею право на то, чтобы мы… Ну, словом, ты уже давно не трогал меня. Ты что, не допускаешь, что я могу тебя захотеть?
– Почему не допускаю? Ты живой человек, у тебя вполне могут возникать определенные желания. Это естественно. Только я не совсем понимаю, при чем здесь я? – негромко, но твердо сказал Андрей.
– Но ты мой муж, и, наверное, уже пора!
– Прости, но, насколько я помню, уже несколько лет такой вопрос у тебя не вставал. Что случилось? Ты рассталась с любовником? Или он тебя уже не удовлетворяет?
– Андрей! Как ты можешь такое говорить! У меня никогда не было любовника! Ты единственный мужчина, с которым я ложилась в постель!
– Положим, не слишком часто.
– Это не имеет значения! Сейчас я хочу! – возмущенно, уже едва не крича, бросила в ответ Таня.
– Прости, но это невозможно, – спокойно, даже несколько равнодушно ответил Андрей.
– Но почему?! Мне кажется, что теперь, когда мы остались одни, ничто не должно сдерживать наших чувств, и мы вполне можем начать жить для себя!
– У нас что, не было времени, которое мы могли бы посвятить друг другу? Мне почему-то кажется, что, прожив без малого двадцать пять лет вместе, мы вполне могли бы найти и время, и возможности для близости.
– Но разве не ты настаивал все время на этом? – Голос Татьяны уже звенел, как струна.
– Да! Я не только настаивал, но и умолял, едва ли не ползал перед тобой на коленях.
– Так в чем же теперь дело?
– В том, что я больше не хочу, – глядя в глаза жене, спокойно ответил Андрей.
– Этого не может быть! Но почему?!
– Наверное, перегорел. У меня уже не осталось никакого желания.
– Но других-то ты трахаешь! Мне многое о тебе рассказали!
– Прости, но тебя это совершенно не касается. У тебя было достаточно времени, чтобы все осознать и начать жить так, как живут нормальные люди.
– Как? Какие нормальные люди? У тебя всю жизнь на уме был только секс! Ты готов был вылезти из кожи, только бы разложить меня на постели! В семье это не главное! Ты как был грубым, неотесанным солдафоном, так им и остался! У тебя нежность проявлялась только в постели! Ты просто хам!
– Таня, ты все сказала?
– Да! Ложись, я хочу, чтобы эту ночь ты посвятил мне!
– Я уже сказал тебе, что не хочу. И не могу. У тебя, повторюсь, было достаточно времени, чтобы понять меня и мои желания, но ты не удосужилась снизойти. Так что давай без обид. – Андрей встал и, не говоря больше ни слова, ушел к себе.
Стук в дверь, робкий, несмелый, вызвал у Волошина искреннее удивление. А когда на пороге он увидел свою пассажирку, то удивился еще больше.
– Что-то случилось?
– Нет, извините, просто мне показалось, что вы еще не спите, и я… Ну, в общем, как это сказать… Можно я побуду немного с вами? Я очень боюсь, что наделаю глупостей, а не хотелось бы.
– Вы ужинать со мной будете? Я сварил пельмени, правда, кажется, немного переварил, но так уж получилось.
– Нет, спасибо, я ничего не хочу, мне бы только не оставаться одной.
– Да что вы стоите, проходите сюда, на кухню. Садитесь.
– Спасибо, вы очень добры.
– Ну, что вы заладили – спасибо да спасибо. Вы сегодня ужинали? Вижу, что нет. – Волошин поставил перед гостьей тарелку и положил пельмени. – У меня, к сожалению, нет разносолов, я не особенно люблю готовить. Разве что когда гости приходят.
– А вы что, один живете?
– Вас это удивляет? Да, я живу один. Но как-то не чувствую себя одиноким.
– Вы развелись, ушли от жены или она вас бросила?
– Милая девушка, это произошло так давно, что я уже не помню подробностей. Больше двадцати лет я один и ничуть об этом не жалею.
– Простите меня. Я совсем не хотела вас задеть.
– Вы меня и не задели. Я же говорю, что все это было очень давно. А как так получилось, что вам негде жить? Вы ведь не приезжая?
– Нет, не приезжая, но я не хочу об этом говорить.
– Ясно, да вы ешьте, что вы смотрите на них, ручаюсь, пельмени не отравлены. Я, правда, не хочу знать, из чего и как их делают, но в том, что они съедобны, уверен. Может, вы выпить хотите? У меня, правда, нет вина, но зато есть хороший коньяк.