Наталья Борохова
Досье на адвоката
– А кто вас, уважаемая, выдаст? Я этого делать не собираюсь. Нет у меня в этом интереса. Боитесь Климова? Кто ему поверит? Он же маньяк-убийца. О каком нарушении его прав можно говорить? Вешать таких надо на первом же попавшемся столбе.
– А что, его вина уже доказана? Может, и приговор уже есть? – съязвила Лиза.
– Помилуйте! – поднял руки вверх Вострецов. – Давайте только не будем вспоминать о презумпции невиновности. Вы хотите сидеть часами в следственном изоляторе? Ради бога! Я лишь хотел сказать, что это ничего не даст. За решеткой – убийца. Это я вам говорю без всяких сомнений.
– Странно, что вы в этом так уверены.
– Ничего тут странного нет. Доказательств у нас достаточно. Более того, раскрою наш маленький секрет, пока неизвестный широкой общественности. Мы взяли этого Климова прямо на месте последнего убийства. Тепленьким.
– Сразу после убийства? – открыла рот Лиза. – Над трупом?
– Почти, – засмущался вдруг следователь. – Слышали ли вы когда-нибудь, уважаемая, что преступника тянет на место совершенного им преступления?
Заинтригованная Дубровская кивнула головой.
– Так вот, этот Климов нарисовался там аккурат в то время, когда мы производили осмотр местности и трупа. Принесла его нелегкая. Видимо, хотел взглянуть на бедняжку еще раз. Видели бы вы, во что он превратил девушку. Хотя такая возможность вам представится. Я думаю, одних фотографий с мест происшествий хватит с лихвой, чтобы присяжные вынесли обвинительный вердикт.
– Откуда вы знаете, что это дело будет рассматриваться присяжными? Насколько я знаю, для этого требуется ходатайство от самого Климова.
– О! Да вы, я вижу, кое-что усвоили из институтской программы, – ухмыльнулся Вострецов. – Ну что же. Не будет суда присяжных, так любой профессиональный судья размажет нашего маньяка по стенке. Судите сами. На бумажнике убитой и картонной иконке с места происшествия обнаружены пальчики вашего подзащитного. Вы, уважаемая, слыхали о дактилоскопии? Припоминаете, что нет двух людей с одинаковыми отпечатками пальцев?
– Знаю.
– Отлично. Кроме того, на этом злосчастном пустыре обнаружена джинсовая сумочка, ну, в каких обычно вы, девчонки, всякую дребедень храните: помаду, зеркальце.
– Косметичка?
– Что-то вроде. Так вот, волокна этой самой сумочки и волокна, изъятые с одежки нашего подонка, идентичны. А о чем это говорит? О том, что он брал ее в руки… И на все, уважаемая, есть уже данные экспертиз. Я, так сказать, немного опережаю события. Тороплюсь. Рассказываю вам это только для того, чтобы вы не теряли даром времени.
– А что говорит Климов?
– Что он должен говорить? Полностью согласен с обвинением. Во всяком случае, признает последний эпизод – убийство возле жилого комплекса «Западный». Но мы-то с вами знаем, что все три убийства связаны между собой одним исполнителем. Слышали о принципе «нитка – иголка», когда признание одного факта автоматически влечет за собой и признание других? Так что, уважаемая, Климов повязан крепко. Не надрывайтесь даром. Если будете вести себя достойно, я подскажу вам верную линию защиты.
– А если я последую вашему совету?
– Собирайте справочки о своем подопечном: грамоты из пионерских лагерей, табель успеваемости в начальной школе, выписки из медицинской книжки о перенесенном в детстве коклюше. – Вострецов наслаждался собственным красноречием. – Кстати, не забудьте и о личностях погибших. Не промахнетесь. Благодатный материал для защитника! Все три девицы как на подбор ночные феи. Так что при хорошем раскладе ваш клиент получит двадцать пять годков. Чем не успех?
– А может случиться, что ваш Климов откажется от моих услуг? Я – молодой неопытный адвокат и полагаю, что ему без услуг профессионала не обойтись, – прикинулась овечкой Лиза.
– Не беспокойтесь, – успокоил ее следователь. – Ему тут «вышак» ломится, вернее, пожизненное заключение, так что мне его отказ, что козе гармонь. Он должен быть обеспечен защитником, а вы, уважаемая, ему подходите. Будем работать!
– Сделайте такое одолжение, – вспылила наконец Дубровская. – Вот вам ордер и постарайтесь выучить наконец мое имя и отчество.
– Слушаюсь, – дурачился следователь. – А вы, будьте так любезны, когда пойдем в СИЗО, наденьте юбку подлиннее. Не ровен час, наш маньяк перевозбудится. Вы, должно быть, в его вкусе. Да, еще я настоятельно советую вам сменить персональный автомобиль на общественный транспорт. Не хочется, знаете ли, искать замену такому симпатичному адвокату!
– Какое хамство! – сорвалась с места Елизавета. – Я ухожу.
– До встречи, – приветливо отозвался Вострецов. – Приходите завтра в изолятор. Я вам дам время пообщаться с нашим героем. Клянусь честью своего мундира, в суде, в паре с Чулочником, вы будете выглядеть потрясающе.
Елизавета выскочила за дверь. Ей было слышно, как смеется следователь.
– Наглец! Нахал! Хам! – сквозь зубы шипела Лиза.
Хорошо же для нее началось это миленькое дельце. Молодой паршивец – следователь и подзащитный – маньяк! Можно представить, в каком аду она окажется ближайшие месяцы.
– Девушка! У вас, кажется, сломался каблук, – приподнялся со своего места охранник.
Лиза остановилась. Обувь была в порядке.
– Очень смешно, – процедила она.
– До свидания, – помахал ей фуражкой милиционер, – адвокат!
– Готовься, мы вечером идем в гости! – радостно сообщила мать, едва Елизавета успела ступить на порог дома.
– О боже! Только не это, – простонала девушка.
Она предвкушала спокойный вечер в кругу семьи.
После словесной дуэли с энергетическим вампиром Вострецовым Лиза чувствовала себя опустошенной. Как здорово было бы принять душ и поваляться в кровати с книжкой. Но Вероника Алексеевна иногда бывала чертовски упряма. Светская дама по призванию, при жизни мужа, высокопоставленного чиновника в масштабах отдельно взятого федерального округа, она вела довольно-таки активную жизнь: губернаторские приемы, презентации, фуршеты. Но стоило Герману Андреевичу покинуть этот грешный мир, как, словно по мановению руки злого волшебника, двери всех респектабельных домов оказались для нее закрыты.
Вероника Алексеевна чувствовала себя, как рыба, выброшенная на пустынный берег. Кругом – ни души! А ведь были и другие времена. Когда телефон в их квартире просто раскалялся от звонков. С ней хотели общаться, ее любили, в ней нуждались. Мужчины вокруг были обходительны и галантны. Официанты в ресторанах подобострастно улыбались. Портнихи и маникюрши сносили капризы и дурное настроение светской львицы с покорностью и почти библейским смирением. Но всему на свете приходит конец! И вот сегодня, буквально напросившись на небольшую закрытую вечеринку к старым знакомым, Вероника Алексеевна была на седьмом небе от счастья.
– Погляди, не высовывается лямочка? – Она крутилась перед зеркалом, так и эдак поправляя ладно сидящее на фигуре вечернее платье. Сейчас она снова чувствовала себя молодой и красивой, тогда как в течение последнего года ее неизменными спутниками оставались скорбь и траур.
Она тараторила как заведенная, пытаясь за пустой болтовней скрыть непонятную ей нервозность.
– Доченька, кажется, я поняла, чем мне нужно заняться в ближайшее время. Прости, я была так невнимательна к тебе. Но теперь все пойдет по-другому. Я подыщу тебе подходящую пару, и когда ты выйдешь замуж…
Личная жизнь Елизаветы сейчас находилась где-то на отметке, близкой к нулю. Конечно, обладая яркой внешностью женщины-ребенка и остатками былого материального благополучия, дочь Дубровских притягивала к себе не один заинтересованный мужской взгляд. Но после череды разочарований, когда прежний рой поклонников из среды «золотой молодежи» сгинул в никуда, беспечная и своенравная Лиза по-иному взглянула на окружающих ее людей. Открылись малоприятные вещи, а именно, что одной смазливой мордашки и легкого, беззлобного характера вовсе не достаточно для ее бывших знакомых, некогда внимательных и щедрых, а теперь желчных и меркантильных. Елизавета уже морально подготовилась посвятить остаток своей молодой жизни служению Родине, Фемиде, чужим детям и бродячим животным. Тем не менее нелепое предложение матери ее рассмешило.
– Ma! Ты это без шуток?
– А что тут такого? – пожала плечами Вероника Алексеевна. – Хватит тебе сидеть в девицах, да и семье нужен мужчина.
– Ну и каким ты видишь моего будущего принца?
– Каким? Молодым… Впрочем, это необязательно. Из хорошей семьи, с материальным достатком, с образованием. Что там еще? Без вредных привычек, с чувством юмора, ну и тому подобное.
– Главным, конечно, является достаток и хорошие связи? – иронизировала Лиза.
– Это даже не обсуждается, – отрезала Вероника Алексеевна. – И давай-ка, дорогая, поспеши. Мы можем опоздать…
Лиза вздохнула. Не хочется, но идти все-таки придется. Конечно, она не восприняла всерьез виды матери на ее сватовство. Жить за мужской спиной как за каменной стеной – это были альфа и омега женского счастья в понимании старшей Дубровской. Но то, что она наконец стряхнула с себя траурное оцепенение и задалась хотя бы такой, пусть бредовой идеей, это уже многого стоило. Мать следовало поддержать, а для этого Лиза готова была спуститься даже в преисподнюю или же принять участие в шабаше ведьм.
…Лиза давно не посещала подобные мероприятия, и поэтому ее поразила нелепость происходящего. На вечеринке во всем ощущалось отсутствие меры и здравого смысла.
Большой загородный дом, построенный в духе новорусского архитектурного идиотизма, запросто мог бы служить декорацией к фильму о Средневековье. Многочисленные башенки из неизменного красного кирпича с флюгерами на верхушках, витражные оконца, кованые ворота… Для полноты картины не хватало разве что крепостного рва с водой и моста на массивных цепях, который можно было бы легко поднять перед неприятелем: налоговой полицией, разъяренной толпой старых русских или одураченными конкурентами.
Содержание ничуть не уступало форме. Великолепная резная лестница, бархатные портьеры, ковры, способные заглушить даже поступь мамонта, антикварные подсвечники и огромный камин – всего этого было бы достаточно для того, чтобы у любого среднестатистического иностранца при виде столь впечатляющей роскоши начисто снесло крышу.
Съестное изобилие могло бы вызвать желудочные спазмы даже у сказочных трех толстяков. Столы ломились под тяжестью самых разных блюд: заливных креветок, фаршированных щук или карпов, кальмаров в сметанном соусе, жареных поросят со специальными подливками в соусниках, индеек в печеных яблоках. Мириады тарталеток с различными наполнителями из ветчины, сыра, бекона, сардин громоздились на хрустальных подносах. Спелые виноградные гроздья делили ложе с великолепными персиками. Хохолки ананасов гордо возвышались над апельсиново-банановым беспределом. Взмыленные официанты сновали в толпе жующих господ, предлагая вино, коньяк, водку. В серебристых ведерках покоилось шампанское.
Но даже не это бездумное расточительство коробило Елизавету. За внешним лоском собравшихся, за этим царским размахом скрывалось… убожество. Бриллианты в ушах, дорогие костюмы и роскошные иномарки не значили ровным счетом ничего. Все казалось театральным, вычурным, ненастоящим.
Елизавета почувствовала отвращение. С бокалом шампанского в руках она уселась в сторонке, ничуть не страдая от одиночества. Она наблюдала за пляшущими языками пламени, удивляясь, кому могла прийти в голову потрясающая по своей глупости мысль – растопить камин в такую жару.
– Вот ты где прячешься, дорогая! – вывел ее из задумчивости голос матери.
Вероника Алексеевна, раскрасневшаяся от вина и праздничной атмосферы, чувствовала себя в своей тарелке. Рядом с ней стоял молодой человек, несколько грузный для своего роста, но безупречно одетый и, по всему видно, до занудства воспитанный.
– Лиза, это Вадим, сын хозяина дома. Он учится в МГИМО. Приехал к родителям погостить… Вадим, это Лиза, моя дочь, молодой преуспевающий адвокат, без пяти минут кандидат юридических наук.
Вадим поцеловал Лизе ручку. Мать была в восторге.
– Я, пожалуй, пойду. Думаю, молодым людям всегда есть о чем поговорить. Вадик, солнышко, покажи Лизе парк. Она здесь почти ничего не видела.
Мать поправила прическу и, кокетливо помахав дочери кончиками пальцев, удалилась. Столь откровенное сводничество не на шутку разозлило Елизавету. Она покраснела, представив, что о ней может подумать новый знакомый. Но тот смотрел на нее глазами теленка и, похоже, не подозревал, что его приготовили для заклания.
– Пройдемся, – Вадим предложил девушке руку. Та без энтузиазма согласилась.
Парень оказался галантным кавалером. Он рассказывал Дубровской анекдот за анекдотом, смеялся сам и, словно невзначай, касался ее талии. В паузах он показывал Лизе достопримечательности своей усадьбы и давал комментарии:
– Поглядите-ка, милая! Это парадная зона нашего землевладения. Направо – розарий, выполненный в викторианском стиле. Далее – современная «американская лужайка». Это просто идеальное место для активных игр. Вот когда вы с матушкой и с многоуважаемым Германом Андреевичем посетите нас в нашем скромном жилище…
Дубровская настолько была погружена в свои размышления, что не обратила внимания на последнюю реплику своего экскурсовода. Голос Вадима звучал так же монотонно, как вода в искусственном ручье, что совсем не мешало ей анализировать события прошедшего дня. Выводы были малоутешительными.
«Недаром отец когда-то советовал мне заниматься другой областью права. Хозяйственные дела, арбитраж – это престижно, современно, а главное – доходно. Грустно сознавать, но материальный интерес для меня теперь на первом месте. Мне надо содержать семью…»
– …На светофоре стоит «шестисотый» «Мерседес». Со всей дури к нему в багажник врезается «КамАЗ»… Вы ждете продолжения про бандитские разборки? Ха-ха-ха… Из «Мерседеса» никто не вышел. Это анекдот такой! – Вадим принял кислую мину Дубровской за искреннее выражение восторга и решился взять ее под локоток. – Я смотрю на вас и думаю: «Какая у Германа Андреевича красивая дочь!» Знаете ли, ваш отец вызывает во мне искреннее восхищение. Такая цельная натура! Такой редкий сплав организаторского таланта и человеколюбия…
«Прав был папа! Уголовные дела – это такая грязь, от которой стоит держаться подальше. Взять того же Чулочника… Что, кроме мигрени, я смогу получить, занимаясь его защитой? Благодарность? От кого мне ее ждать: от родственников убитых, от взбудораженной прессы или от самого монстра? О деньгах говорить вообще не приходится. Крохотное вознаграждение за многочасовое сидение в суде и издерганные нервы, наконец. Не стоит ли мне прислушаться к совету отца и завязать с уголовщиной? Может быть…»
– Взгляните на эти бронзовые скульптуры, – дребезжал Вадим. – Мои предки ухлопали на них кучу денег. Но смотрятся они совсем неплохо… Ах, как мне хотелось бы вас хоть чем-нибудь удивить! Но глубокоуважаемый Герман Андреевич, должно быть, исколесил с вами полмира. Теперь вас может восхитить разве что Пизанская башня, вкопанная прямо посередине нашего розария!
Дубровская вяло кивнула головой.
– А что же сам Герман Андреевич не приехал? – выплыл из небытия голос Вадима. – Наверняка он очень занят.
Дубровская оторопело взглянула на молодого человека и наконец поняла, о чем он спрашивает.
– Мой отец умер более года тому назад.
– Разве? – в свою очередь опешил Вадим.
Находясь вдалеке от родительского дома, он не знал всех городских новостей. Елизавета Дубровская в его представлении по-прежнему оставалась лакомым кусочком, любимой дочерью могущественного родителя.
Известие поразило его настолько, что он разом забыл все свои анекдоты.
– Я искренне тебе сочувствую, – промямлил он.
Искренности в его словах Елизавета не услышала, зато неожиданный переход на «ты» не остался ею незамеченным…
Внезапно кто-то энергичный и деловитый вклинился между ними. Дубровская сразу и не поняла, что это был Семен Иосифович Грановский, лучший адвокат их города и старый знакомый Лизиного отца.
– Позвольте, молодой человек, я освобожу вас от столь коварной особы, – сказал он полушутя-полусерьезно. – Я украду ее ненадолго. Думаю, вы простите старика.
Вадим не возражал. Елизавете даже показалось, что он вздохнул с облегчением. Должно быть, не слишком занимательно играть роль вежливого хозяина, когда под руку ведешь не перспективную невесту (новость о кончине папаши Дубровского поразила его в самое сердце) и даже не потенциальную любовницу (родители бы не одобрили подобной связи). Как ни верти, пустая трата времени, и только!
Лиза же была рада видеть старого знакомого. Пожилой адвокат действовал на нее, как джин-тоник. Подумать только, совсем недавно они были почти врагами. Семен Иосифович, возглавляющий самую престижную юридическую фирму города, отказал Лизе от места чуть ли не в тот же день, когда получил известие о смерти ее отца. Конечно, это было форменным свинством, но, учитывая некоторые последующие события, а именно то, что Елизавета по глупости развалила защиту Грановского по очень громкому делу и выставила его на всеобщее посмешище, они в итоге оказались квиты[1]. В конце концов, Семен Иосифович являлся по-настоящему талантливым адвокатом, и побеседовать с ним было не столько занимательно, сколько полезно.
– Семен Иосифович, а бывали у вас в практике такие дела, когда одна мысль о том, что сотворил ваш подзащитный, вызывала рвотную реакцию? – после первых приветствий Елизавета перешла к теме, которая занимала ее сейчас больше всего.
– Конечно, Лизонька, такое было. Представь себе, я защищал Хряпова, знаменитого убийцу малолетних детей. Не хочу пересказывать события, это выше моих сил. Но поверь, дорогая, чувствовал я себя при этом не самым лучшим образом.
– Но тогда почему же вы не отказались от защиты? Деньги?
– Я думаю, что ответ ты знаешь сама. Во-первых, адвокат не вправе отказаться от принятой на себя защиты. Ну а во-вторых, адвокат никогда не защищает преступление, он нужен для того, чтобы наказание оказалось справедливым. Думаешь, ты одна возомнила себя редкой добродетелью, способной судить без суда? Так поступают многие наши коллеги. Не попадайся в ловушку, будь выше всего этого.
– А как же потерпевшие? Ведь они будут готовы растерзать меня за каждое слово, сказанное в защиту убийцы. И положа руку на сердце их можно в чем-то понять.
– Вот ты и пойми их. А потом прости. И они, если отойдут от эмоций, не осудят тебя. Ведь ты ни за что на свете не скажешь, что твой подзащитный поступил правильно. Ты лишь укажешь суду на смягчающие обстоятельства, если они, конечно, есть. Только и всего… Не забывай, однако, что подсудимый может оказаться невиновен.
– Ой, Семен Иосифович, послушать их, так они все невиновны.
– Лизонька, детка, ты, без всяких сомнений, слышала про Чикатило.
Лиза кивнула головой.
– Так вот, он совершил около пятидесяти пяти зверских убийств. Да еще каких! От невероятного количества ножевых повреждений его жертвы казались изрешеченными дробью. Не забывай, в подавляющем большинстве это были дети.
– Вот видите, разве такого следует защищать? Казнить, и точка!
– Не торопись, дорогая. Сама знаешь, спешка оправданна лишь при ловле блох, а если речь заходит о человеческой жизни – рубить сплеча уж никак не годится… Так вот, я продолжу. Убийцу долго не могли вычислить. Не секрет, что наиболее опасные маньяки весьма искусно маскируются под обычных граждан. Кто заподозрит в серийных убийствах почтенного главу семейства, скромного труженика и ничем не примечательного соседа? Так вот, в течение двенадцати лет за совершенные Чикатило преступления были осуждены несколько человек, а одного из них даже расстреляли. И вот теперь представь на мгновение, если бы тебя назначили защитником к этому бедняге. Стала бы ты его защищать? Ты, так же, как и сейчас, толкала бы умные речи о расправе без суда и следствия и, робко потупив голову и не задавая ни единого вопроса, наивно полагала, что делаешь благо – не мешаешь справедливости торжествовать. А что в итоге? Осудили бы невиновного, лишили его жизни. Как бы ты себя чувствовала? Смогла бы ты себя простить?
Елизавета задумалась. В чем-то Грановский был прав. Она, пожалуй, попытается разузнать, что там и к чему, и лишь потом даст деру. Убедиться, так ли все в этом деле гладко, конечно, следует.
– Не буду занимать дальше твое драгоценное время, – Грановский церемонно раскланялся. – Здесь столько интересных молодых людей. С моей стороны бессовестно держать тебя своим старческим брюзжанием. Удачи тебе, дорогая!
Возможно, этот вечер оставил бы в памяти Елизаветы единственную метку – полезный во всех отношениях разговор с мудрым адвокатом Грановским, – если бы не происшествие, занявшее в цепи последующих событий центральное место.
Итак, Елизавета не без сожаления распрощалась с Грановским. Заняться было решительно нечем. Для начала было бы совсем неплохо скрыться подальше с глаз матери и зануды Вадима. Она не перенесла бы еще одну экскурсию по саду. Лучше было бы отсидеться за кустами сирени. Пусть будущего дипломата терзают другие, более озабоченные построением безоблачного семейного счастья дамы.
Лиза обогнула кусты и с размаху налетела на какого-то человека.
– Эй, да так ведь и убить можно! – громко возмутился он. – Смотреть надо, дамочка, куда идете.
– Я думаю, очки вам бы тоже не повредили, – в тон ему ответила Елизавета.
– Надо же, а я думал, что здесь сегодня собрались только выпускницы института благородных девиц. Неужели я ошибся?
Нет, это уже было слишком! Встречаться с хамами не только на работе, но и в свое законное свободное время Лиза не собиралась.
– Какое совпадение! А я ожидала, что меня будут окружать одни джентльмены. Но, видно, сэр, вы не из их числа.
Мужчина рассмеялся. Лиза насупилась. Ну почему она не может ответить так, чтобы нахала как ветром сдуло? В ответственные моменты жизни ей всегда изменяет сообразительность.
– Знаете, мне наша нечаянная встреча напомнила сцену из «Унесенных ветром». А вам? Могу поспорить, вы обожаете эту книгу. Я угадал?
– Может быть. Только вы мне мало напоминаете Ретта.
Елизавета слегка лукавила. Внешне молодой мужчина был совсем не плох. Темноволосый, спортивный, с живым подвижным лицом, он был так не похож на тех снобов, которые в избытке наводняли эту средневековую резиденцию. Вот только одет он был как-то уж очень скромно: легкий трикотажный свитер и джинсы.
– Не лезьте в бутылку, прекрасная незнакомка. Назовите лучше свое имя. Меня зовут Андрей. Я – давний приятель Вадима, еще со школьных времен. Признаюсь честно, я не принц, не банкир и даже не бандит.
Лиза почему-то заулыбалась.
– Я тоже не принцесса и не банкирша. А вот бандитов я иногда защищаю. Я – адвокат, Дубровская Лиза.
– Могу поспорить, что ваш отец – какая-нибудь важная шишка и, увидев меня рядом со своей дочерью, придет в ярость и откажет мне в радости увидеть вас снова.
– О, здесь вы не правы.
– Скажете, что вы – дочка садовника?
– Нет, не скажу. Моего отца уже нет в живых. Я здесь с мамой. Но она абсолютно безобидна.
– Это здорово! – искренне обрадовался Андрей. – Значит, мы с вами товарищи по несчастью. Я попал на этот бал-маскарад случайно и чувствую себя здесь очень неуютно. Боюсь, что мои ужасные манеры могут смутить изысканную публику. Знаете, я ведь даже не представляю себе, как выглядит вилка, которой надо есть рыбу!
– Велика печаль! Я этого тоже не знаю.
– Вот я и говорю, что мы с вами чем-то похожи. Кстати, а если мы перейдем на «ты», это не будет слишком нахально с моей стороны?
Остаток вечера они провели, непринужденно болтая обо всем понемногу. Только тогда, когда на садовые дорожки легли тени, а живописная местность погрузилась в полумрак, Лиза спохватилась:
– Меня наверняка разыскивает мама.
Она оказалась права. Вероника Алексеевна, не в лучшем расположении духа, вот уже час тщетно пыталась разыскать свою дочь среди гостей. Она немало была раздосадована той переменой, которую заметила в отношении к ней окружающих. Нет, ее никто не обижал. Боже упаси! Все были даже внимательны к ней, но как-то до смешного снисходительны. Создавалось впечатление, что она тяжело больна и нуждается в соболезнованиях. Никаких тебе сногсшибательных комплиментов, галантного шарканья ножкой, льстивых заверений в вечной любви и преданности.
В довершение всех несчастий собственная дочь нарисовалась перед ней в компании какого-то подозрительного типа. Вероника Алексеевна окинула молодого человека взглядом. От нее не укрылась ни одна деталь его более чем скромного внешнего вида. «Не нашего круга!» – вынесла она вердикт и поставила в конце жирную точку.
– Познакомься, мама, это Андрей.
Вероника Алексеевна милостиво кивнула головой.
Молодой человек улыбнулся и подчеркнуто вежливо поклонился.
«Смесь смазливой внешности и наглости – это действует на женщин безотказно. Бедная моя дочь!» Она решила, что молодой человек недостаточно хорошо воспитан.
– Чем вы занимаетесь, Андрей? – спросила она не из интереса, а только для того, чтобы что-то спросить.
– Я – компьютерщик.
– Кто, простите?
– Программист. Могу помочь вам в ремонте компьютера.
– А-а, – промычала что-то неопределенное Вероника Алексеевна. – Хорошо, хорошо, мне все понятно… Лизонька, я жду тебя в машине. Поспеши. У меня страшно болит голова. Всего доброго, Андрей.
Она удалилась.
– Не очень-то я ей понравился, – заметил молодой человек.
– Ерунда! Моя мама иногда бывает не в настроении. Ты здесь совсем ни при чем. Так что если вдруг решишь навестить нас – милости просим. Да, кстати, я ничего не смыслю в компьютерах!
– Это легко можно поправить.
Лиза рассмеялась. Что ни говори, а поход в гости удался на славу. Слушать маму иногда бывает очень даже полезно!
Лиза долго размышляла над словами Грановского. Она выстраивала в уме варианты первой встречи с человеком, при упоминании о котором у женской половины миллионного города от страха стучали зубы.
Итак, она может по-прежнему разыгрывать из себя идиотку в смутной надежде на то, что маньяк откажется от ее услуг и потребует для себя квалифицированного защитника. «Я ни черта не смыслю в этих книжках, – скажет она, ткнув длинным накладным ногтем в обложку Уголовно-процессуального кодекса. – А красный диплом мне купил папа. Не представляешь, сколько на это ушло денег. Пришлось пожертвовать покупкой шикарного манто и поездкой в Париж». После этих слов любой здравомыслящий маньяк видеть второй раз глупую как пробка адвокатессу не захочет, вне всяких сомнений.
Вариант, может быть, и неплохой, но уж слишком обидно изображать из себя непроходимую тупицу, тогда как у нее ума целая палата (в этом Лиза ничуть не сомневалась).
Другой выход из положения подсказал ей противный Вострецов. Подписать протоколы следственных действий, а знакомство с темной личностью отложить на будущее. К тому моменту, когда дело окажется в суде, Лиза может сломать ногу, выйти замуж и забеременеть или же уехать на постоянное местожительство в Австралию. Пусть тогда Чулочника защищает кто-нибудь другой.
Идея вообще неплохая, тем более что при ее осуществлении экономится уйма времени и сил. К слову сказать, так поступают многие адвокаты, если надежды на гонорар не более чем пустые мечты. Но дурацкая сознательность не позволяла Лизе работать спустя рукава. Проигрывать – так хоть с музыкой!
И последний вариант – начинать работать. Она пойдет в изолятор, будет беседовать с серийным убийцей, знакомиться с материалами уголовного дела и, когда убедится, что перед ней маньяк, а не случайная жертва следственного произвола, тогда она… Кстати, а что тогда она станет делать?
Маньяком оказался молодой мужчина довольно привлекательной наружности. Светлые волосы, чуть волнистые; открытый, высокий, без единой морщинки лоб. Серые глаза, оттененные пушистыми ресницами, не выражали озлобленности, только безнадежную тоску да, пожалуй, усталую покорность. Его телосложение вряд ли можно было назвать богатырским.
Привлекали внимание руки, вернее, пальцы. Длинные, нервные, безупречно ухоженные, они находились в постоянном движении: то поправляли непослушную прядь волос, то теребили ворот рубашки.
– Климов? – осведомилась Елизавета. Она не была уверена, что этот молодой мужчина и есть тот кровожадный маньяк, за здорово живешь отправивший на тот свет трех девушек.
Тот вскочил с места, неловко опрокинув на пол лежащие перед ним бумаги. Он зарделся как красна девица, чем привел Дубровскую в еще большее замешательство.
– Вы, должно быть, мой адвокат. Как хорошо, что вы меня навестили.
Такой любезный прием несколько смягчил боевой настрой Елизаветы. Она еще не распрощалась с тайной надеждой кинуть это бесперспективное дело. Правда, сегодня она выглядела скромно, как и полагается приличному адвокату. Темный деловой костюм, портфель с бумагами, неброский макияж – и никаких женских завлекалочек.
– Понимаете, я попал в жуткую ситуацию, – признался Климов почти шепотом. – Они думают, что я виновен.
«Хм! Я, кстати, в этом почти не сомневалась».
– М-м… А вы разве не признали свою виновность?
Мужчина вздохнул, затем задрал рубашку. На теле отчетливо были видны следы побоев. Багровые полосы уже затянулись корочкой, но все равно выглядели ужасающе.
– Видите?
– Что это?
– Цена моих показаний. Я просто не выдержал. Они требовали признания. Я сломался.
Климов уронил голову на руки и разрыдался. Елизавета не знала, что и думать. Во всяком случае, это не походило на спектакль.
– Вы мне поможете?
Парадоксально, но такие слова Елизавета в своей недолгой адвокатской практике слышала впервые. Ей отчаянно не везло с клиентами. Первый из них, главарь боевиков одного из крупнейших преступных сообществ области, конечно, нуждался в помощи. Но доведенный безумным прессингом оперативников до состояния комнатного растения, он мог только таращить на адвоката глаза и чесать свое интимное место. Второй клиент, некий Петренко, в конце концов признанный невиновным в убийстве, не обращал на своего защитника никакого внимания. Поэтому простая и бесхитростная просьба Климова польстила Елизавете. Его глаза просто молили о помощи.
«То, что при задержании некоторые особо нервные работники правоохранительных органов распускают руки, – далеко не новость. Иногда, кстати, их понять можно. Трудно удержаться от эмоций, когда перед тобой детоубийца или насильник. А тут попался знаменитый Чулочник, беспощадный монстр, из-за которого жены и дочери тех же оперативников после девяти вечера не рисковали появиться на ночной улице без сопровождения…»
Но Елизавета не решилась озвучить Климову свои мысли. Вместо этого она почти робко произнесла:
