Наталья Буланова
Хозяйка хищного сада
Глава 5
Это кухня. Деревянные столешницы и подвесные ящики занимают целую стену. Посредине стоит небольшой столик и два стула. Но не это вызывает тихий мат в моей голове.
Стена треснула. Да так, что через нее пробиваются солнечные лучи и свистит внезапно поднявшийся ветер. Так, что не надо открывать окно и убирать плющ, чтобы сюда проник свет.
Деревянный пол под трещиной черный от гнили. Это пятно расплывается на половину кухни, уходит под цветастый ковер, на котором стоит стол и стулья.
Я иду по полу до окна крайне осторожно, чувствуя, как проседают доски под моим весом.
– Тут нужно менять полы. Даже ходить опасно, – говорю я Киаре, и она замирает на пороге.
Я добираюсь до окна и открываю его. Раздвигаю плющ, чтобы запустить тепло и свет, оборачиваюсь.
Кухонный мебельный гарнитур вполне себе годный, если его отмыть. Стол тоже ничего. А вот запах от ковра заставляет поморщиться. Воняет мокрой псиной.
Ко второму окну идти опасно – оно аккурат рядом с трещиной, над гнилым полом.
– Пойдем дальше, – говорю я, осторожно выходя из кухни и запирая дверь.
– А окно так и оставим открытым? – спрашивает Киара.
Я замечаю, как она уже объединяет нас словом “оставим”. Это прекрасно. Прогресс налицо.
– Да, пусть дом прогреется и проветрится. Здесь давно никто не жил. Не расскажешь мне немного о старшей госпоже? Почему она осталась одна в таком месте?
– Я знаю лишь, что после смерти старшего господина семья погрязла в долгах. Отобрали все, кроме Заболотья – приданного старшей госпожи. Она сюда и переехала с сыном. По семейной легенде она была настолько талантливой, что быстро укротила хищные цветы и поняла, чем они могут быть полезны для драконов. Через пять лет получила титул и земли от самого Аскельта Четвертого. На этих землях ее сын, отец господина, и построил родовое гнездо, завел семью. А она осталась здесь.
– Значит, все богатство просрали.
– Чегось?
– Ничего.
Похоже, потомки старшей госпожи не смогли сохранить наследие и деньги, раз муженек позарился на мое большое приданое. И сейчас вцепился в перспективную любовницу – дочку военного министра. Взбирается по карьерной лестнице через постель. Каков красавец, а? Век бы его не видела!
А ведь Теор может и припереться проверить мои косточки. Ему же нужно задокументировать смерть, чтобы спокойно жениться на рыжей Присцилле. А тут такой облом.
Ничего-ничего. Если объявится, я у него развод потребую. Надеюсь, в этом мире это возможно.
Я покосилась на Киару. Она нервничала, глядя на меня. Похоже, мое поведение ее сильно смущает. Надо притормозить с вопросами. Буду вытягивать истории постепенно.
– А теперь какую дверь откроем? – спрашиваю девушку.
Киара несмело кладет руку на ручки двери посередине и вопросительно смотрит на меня. Я киваю.
Со скрипом петель нам открывается вход в гостинную. Через затянутые плющом окна пробиваются мягкие лучи солнца. Они касаются дивана, камина, толстого ковра и кресла-качалки. Здесь, хоть и пыльно, очень уютно.
Половина пространства стен занимают стеллажи с книгами. На полу стоят кадки с засохшими цветами. Их так много, что, должно быть, в хорошие времена здесь было как в зимнем саду.
– Интересно, его растопить можно?
Тут даже пол не скрипит. Я прохожу к камину бесшумно, только гоняя пыль. Вижу черную гору внутри камина. Это старая зола или что-то еще?
Я не сильна в этой теме от слова совсем. Отопление на даче у меня было от электричества, так что я лишь почесала затылок, глядя на все это.
Повернулась к Киаре:
– Как думаешь, рабочий?
Девушка взглянула на гору черноты, потом засунула голову внутри и посмотрела наверх. Пожала плечами.
Ох. На своей шкуре знаю, как тяжело женщине в частном доме без мужика. После смерти Петра чувствую себя ужасно, постоянно прося соседей и знакомых о помощи.
А тут из мужиков неадекватный дракон, муж–изменник и Ковальски. Ворон, кстати, и то понадежней всех будет. Но с камином он точно не поможет.
– Надо будет разобраться. Не все ночи будут теплыми.
Какой тут вообще климат? Как меняется погода?
Я покосилась на Киару. Пожалуй, хватит с нее потрясений. Она и так не понимает, почему ее госпожа вдруг так изменилась.
Мы открываем окна и здесь.
– Как думаешь, тут есть колодец? – спрашиваю я, глядя на толстенный слой пыли на мягкой обивке дивана.
Жалко, что никто не накрыл мебель чехлами. Возможно, обивка испорчена навсегда.
– Нужно посмотреть во дворе.
– А что со светом? – Я оглядываюсь.
– Там магические светильники висят. Нужно только пустить магическую искру. – Киара показывает на круглые шары под потолком.
Щелкает пальцами и словно высекает крошечную искру. Она разделяется, летит к светильникам и в комнате становится светло.
Я смотрю на свои пальцы. Тоже так могу?
Хм… Похоже, Киаре пока придется позажигать свет для нас. И тут мне главное не проколоться в том, что я это делать не умею. И как-то по-тихому научиться.
Ладно, она мне пробелы в памяти списала на отраву. Но тут магия. Обращение с ней должно быть рефлекторно? Или нет?
Никогда не жила в магическом мире, поэтому мне трудно судить.
Может, рассказать Киаре о том, что я попаданка?
Нет-нет-нет. Слишком опасно. Я не знаю ее. Не знаю местные порядки. Может, обмен телами – это преступление, которое не прощается?
Мы открываем третью дверь вместе. Я нервно смеюсь.
Вы когда-нибудь видели стул в стиле барокко с дырой под унитаз? Вот и я тоже наблюдаю первый раз.
В прямом смысле – удобства.
Знаю, что в прежние века были такие стулья со съемными тазиками. Барышни в пышных платьях поднимали юбки, садились и сидели вполне себе комфортно, не держа в руках несколько слоев ткани.
Неужели, прежняя хозяйка дома ходила тут в таких платьях? Или в этом мире продают только такие агрегаты?
Одно радует – тут есть нормальная канализация. И даже ванная на ножках. И раковина с зеркалом.
Я смотрю на стул-унитаз и изо рта вырывается стон:
– Ну да, не могло быть все так шикарно.
На желтом налете не было ни капли воды. И труб с кранами, которые бы все это перекрывали, я тоже не видела.
– Киар, а ты знаешь, как сделать, чтобы все работало?
Девушка смотрит следом за мной внутрь унитаза и переводит на меня беспомощный взгляд:
– У нас этим Пуч занимался.
Эх, а тут нет мужа на час? Хотя, даже если бы и был, в Заболотье бы он вряд ли поехал.
Как же я не люблю это ощущение зависимости от мужчин.
Петр у меня всегда решал подобные вопросы, поэтому я никогда не интересовалась, как там все работает. После его смерти я столкнулась напрямую с проблемами одиноких женщин. Но в моем мире можно было попросить знакомого или соседа, или вызвать помощника на разовую работу.
А тут кого вызывать? Дракона?
Так и вижу недавнего грубияна, которого я вежливо прошу починить нам туалет. Пошлет же моментально!
Работы тут невпроворот. Трещина в стене, нерабочая система водоснабжения, грязь толщиной с палец.
– Ковальски, – кричу я птице. – А где твоя хозяйка чистящие средства держала?
Ворон прилетает, садится на раковину и смотрит на меня, слегка повернув голову на бок:
– Чегось?
– Спрашиваю, чем твоя хозяйка убиралась? Тряпки, мыло?
– А-а-а! В кладовой под лестницей.
– Лестницей?
Я помнила только три двери: одна вела на кухню, другая в гостинную, а третья в туалет. Еще и спальни не видела. Т
– Ковальски, а где эта самая лестница?
Я протягиваю птице орех на открытой ладони. Ворон тут же его съедает и взлетает, на ходу бросая:
– Покажу!
Я бы в жизни сама не нашла этот ход наверх. Надо было нажать на кирпич каминной кладки, чтобы один из стеллажей с книгами открылся потайной дверью внутрь.
– Вот это да! – восклицает Киара.
– Согласна.
Я заглядываю внутрь. Тьма – хоть глаз выколи. Киара щелкает пальцами, высекает искру и та устремляется вверх. Тут же шарики под потолком зажигаются, открывая вид на лестницу.
– Где тут кладовая?
Мы находим ее аккурат под ступенями. Небольшая дверца скрывает за собой чулан со швабрами, вениками, ведрами и тряпками.
– Убираться есть чем. Уже хорошо, – улыбаюсь я.
Мы с Киарой обе смотрим на лестницу.
– Пойдем?
– Давай.
Мы поднимаемся по скрипучим ступеням. Первый лестничный пролет хвастается скрипом, то второй – постепенно чернеющими досками. На самые верхние даже страшно наступать – они крошатся гнилыми щепками прямо под ногами.
Стоит подняться, как становится ясно, что крыше пришел конец.
Плющ и вода годами проникают на верхний этаж, разрушая все на своем пути: две спальни, кабинет, еще один туалет и пустую комнату.
– Работы тут непочатый край, – бормочу вслух я.
Киара молчит. Смотрит на мокрый матрас в спальне, расцвёвший черной плесенью и тихонько вздыхает.
От сырости корпус кровати вздулся и раскололся. Шкаф рядом еще можно спасти.
– Потом нужно проверить, что оставить, а что выкинуть.
– Может, удастся пустить на дрова, – говорит Киара, а потом грустно смотрит на меня: – Даже спать негде.
– У нас есть диван, – я пожимаю плечами.
– Он один.
– Поместимся. Мы с тобой обе миниатюрные.
Киара резко распахивает глаза:
– Спать на одной кровати?
– А есть другие варианты?
– Я буду спать на полу, – Киара опускает голову.
– А чем я тебя потом лечить буду? Хватит думать глупости. Мы тут на равных. Две девушки, попавшие беду. Понимаешь?
Киара, кажется, только сейчас осознает, что я серьезно. Словно раньше переход на “ты” было игрой, в которую захотела поиграть ее госпожа.
Она несмело кивает.
– Вот и отлично, – говорю я. – А пока давай-ка приведем наш дом в порядок. Невозможно дышать такой пылью.
И мы хватаемся за тряпки. Киара находит во дворе колодец, и мы набираем ведра воды.
Сначала вениками смахиваем со всего первого этажа паутину. Ковальски ловит разбегающихся пауков и вкусно ими полдничает. Я сразу начинаю разгребать прихожую. Почти все вещи можно использовать дальше, и лишь две теплые куртки придется выбросить – от них несет плесенью.
Из нутра сапогов вытягиваем столько грязи, что можно сделать стихийную клумбу. Примеряем размерчик. Мне чуть велико, а вот Киаре подходит на все сто.
Отлично! Обувь и верхняя одежда есть.
– Надо еще будет посмотреть, что у нас в шкафах наверху. Может, одеждой обогатимся. И хорошо бы найти две подушки и два одеяла.
Но мечта не сбывается. Подушки и одеяла все были на кроватях и пришли в негодность.
– Будем пока укрываться верхней одеждой, – пожимаю я плечами.
Трудности меня никогда не пугали. За свою жизнь я столько раз оказывалась на самом дне, что привыкла от него отталкиваться со всех сил.
Однако, столько грязи я никогда не вычищала. От нескольких движений вениками по полу в воздух поднимается столько пыли, что мы выходим на крыльцо, чтобы вздохнуть и подождать, пока все осядет.
И так повторяем много-много раз. Проходимся по всем по всем углам, по потолку, по шарикам, которые горят при помощи магической искры.
Даже на стенах столько пыли, что когда мы по ним проходимся, они становятся ярче и светлее на несколько тонов.
Выметаем всю грязь, протираем пыль. Полы моем пять раз подряд, и каждый раз выносим всё менее черную воду в ведрах во двор до момента, пока она не становится почти прозрачной.
– Вот так-то лучше!
Ковальски все это время мотается за нами тенью.
Мы падаем на диван уже ночью.
– Я не могу пошевелить ни пальцем, – говорит Киара и улыбается.
Я тоже улыбаюсь. Устала до чертиков, но довольна.
– Мы забыли про хищные цветы. Даже не посмотрели, не подобрались ли они к дому, – тихим от усталости голосом говорю я.
В открытые окна едва задувает теплый ветер. Плесенью больше не пахнет, зато нос щекочет запах ночного леса.
– Пойти посмотреть? – спрашивает Киара.
– Не надо. Там тьма – ничего не увидеть.
– Они больше не двигались по территории, хозяйка, – говорит Ковальски.
Я с удивлением отрываю голову от спинки дивана и смотрю на ворона. Он сидит на камине и смотрит на меня весьма доверительно.
Хозяйка? Да это прорыв!
– Ковальски, сможешь проследить за ними, пока мы поспим? – спрашиваю я.
– Легко! – Ворон тут же вылетает в открытое окно.
Мы засыпаем сидя. Понимаем, что нас вырубило только утром, когда лучи солнца будят нас ласковым прикосновением к лицу.
Мы с Киарой сонно переглядываемся, протираем глаза. Не знаю, кто проснулся первый, в кто – от движения другого, но мы улыбаемся. Вчерашний день нас сделал нас ближе друг другу.
Воздух тут удивительный. Сладкий запах перебродивших фруктов напоминает, что мы вчера только пили и ничего не ели.
Идем на кухню. Мы вчера отмыли холодильник и перенесли туда часть продуктов из чемодана. Другую расположили на полках.
Ковер под столом выкинули, стулья со стулом передвинули на часть пола без гнили. Отмыли чайник и поставили его на огонь. Здесь он, к слову, тоже зажигался от магической искры.
Надо научиться ее зажигать, а то я чувствую себя беспомощней котенка.
Зато благодаря вчерашнему труду сегодня мы заварили чай из чемоданских запасов и поели сыр.
Сегодня нам предстояло прикинуть, на сколько у нас хватит еды и можно ли пить воду из колодца. Мы как раз обсуждали планы, когда в кухонную щель в стене влетел ворон и заголосил:
– Караул!
Кусок застревает у меня в горле, и я закашливаюсь.
– Что случилось?
– Караул!
– Объясни нормально. Что там? Варианты, Ковальски. Варианты.
Вместо этого ворон пролетает над нашими головами к выходу. Мы с Киарой тут же соскакиваем со стульев и бежим за ним. И когда тормозим на крыльце, понимаем, почему Ковальски не назвал ни одного варианта.
Я смотрю прямо в грудь дракону. Точнее, его человеческому воплощению.
Отступаю на шаг. Машинально поправляю прическу, платье, и только потом поднимаю взгляд.
Мужчина смотрит на меня холодно и прямо.
– Стучать надо, – тихо говорю я.
Что с моим бойким голосом?
Подумаешь, драконище. Так чего я тушуюсь?
– Крыша и так проломлена, чтобы по ней стучать. – Мужчина бросает взгляд за мою спину в дом и его брови едва дрожат.
Удивлен? А то! Генералить я умею.
– А от ворот кричать не пробовали? – спрашиваю я, задирая подбородок.
– Генерал драконов не кричит, а приказывает. – Он смотрит на мой подбородок так, словно хочет опустить его одним взглядом.
И реально работает!
– А-а-а, ну да. И вторгается на частную собственность генерал драконов тоже умеет, – говорю я и заслуживаю недовольный взгляд с прищуром.
Бешу его. Но не только.
Меня не обманешь. Я мужской интерес всем пятидесяти семилетним опытом чую. И прилетел сюда драконище еще раз заглянуть мне в декольте, да на ножки поглазеть. Между прочим, с пустыми руками.
А так не пойдет.
– Уважаемый генерал драконов, а у вас имя есть? – спрашиваю я.
Мужчина смотрит на меня так, словно думает, а не завалить ли меня на лопатки прямо здесь. А это очень опасно. Надо с него немного страсть стравить. А то знаю я этих солдафонов – нарубятся в войнушку, тестостерон подскочит, и все – бешеные самцы ищут самочку с глазами навыкате.
А мы тут, между прочим, соседствуем. И спать с Киарой по ночам спокойно хотим.
А что делает из самца человека? Верно – труд. А у нас тут как раз мужской руки не хватает.
– Фарх, – представляется мужчина.
– Красивое имя. Мощное, – говорю я и вижу, как он чуть расслабляет плечи.
Ох, что другой мир, что наш – работает одно и то же.
– Фарх, хотите чаю? – приглашаю я его в дом.
Он молчит, а, значит, согласен. Я разворачиваюсь, иду на кухню, говоря по пути:
– У нас тут как раз липовый чай. Надеюсь, вы его любите? И сыра немного.
Фарх заходит, и дом становится маленьким. С кухни, пока я наливаю чай, вижу, как он медленно идет по дому и осматривается. Без спроса проходит дальше в гостинную, потом в туалет, и только потом на кухню. Мрачным взглядом пронзает трещину в стене.
Я тоже смотрю на нее и тихонечко вздыхаю. Ничего не говорю. Протягиваю полную чашку чая, кладу сыр на хлеб. Достаю вяленое мясо, ставлю на стол. Высыпаю горстку орехов.
Фарх внимательно следит за каждым моим движением. Открываю шкаф – устремляет внимательный взгляд на полку.
– Стол скромный, но угостим тем, что есть, – вежливо улыбаюсь я и тянусь к крану, чтобы помыть свою чашку.
Кран плюет черным шматком и все. Воды нет.
– Точно. Забыла, что у нас нет воды. В тазике помою.
Достаю тазик. Ставлю на столешницу. Молча ухожу к колодцу и пристаскиваю полное ведро воды.
Фарх тут же подрывается, забирает у меня ведро и наливает полный таз воды. Трогает ее. Бросает на меня мрачный взгляд.
– Что вы забыли в этой дыре? – спрашивает с наездом, словно это мы виноваты в том, что оказались здесь.
Я пожимаю плечами:
– Выживаем.
– Это не то место, где это можно сделать.
– Ночь же пережили.
На мое возражение Фарх молчит. Смотрит исподлобья. Я замечаю, что он не сделал ни глотка, не съел ни крошки.
И еще что он злится. Очень.
– Ты же замужняя? – неожиданно спрашивает он.
Я киваю.
Он отворачивается. Потом резко поворачивается и обвиняюще спрашивает так, словно это я у него дома поселилась:
– Тогда что здесь забыла?
Я на несколько секунд теряю дар речи, а потом отвечаю:
– Сдохнуть.
Теперь теряет дар речи он. Единственное, что выдает его удивление – это едва приподнятые брови.
– Чужая жена неприкосновенна, – зачем-то говорит мне Фарх. – Нельзя вмешиваться в их отношения.
– Цветы не в курсе, что я чья-то жена.
– Я про другое. Была бы свободна, я бы тебя отсюда вытащил.
Киара замирает в дверях. Смотрит широко открытыми глазами на Фарха.
Я спрашиваю ее:
– Киара, ты же не замужем?
– Нет.
– Фарх, вытащи ее отсюда, пожалуйста.
– Госпожа, не надо! – Киара кидается мне в ноги.
Я тут же хватаю ее за руку и поднимаю, причитая:
– Я – Игнрид. Сколько можно говорить? И почему не хочешь? За территорией уж точно спокойней.
В глазах Киары плещется страх. Я сразу вспомнила про ее рассказ о том, что у драконов пропадают женщины.
Тогда я спрашиваю Фарха:
– Ты можешь помочь Киаре выбраться в город и отпустить?
– Нет! – кричит девушка. – Мне все равно там не жить. Слуги умирают вместе со своими господами.
Что за каменный век? Так вот почему она тут со мной.
Я смотрю на Фарха, который почти без эмоций на лице наблюдает за нашим разговором:
– Фарх, а возможно отправить Киару в какой-нибудь дальний город, чтобы о ней не узнали?
Он медленно кивает, не сводя с меня тяжелого взгляда.
Киара мотает головой:
– Нет. Нет, госпожа! Пожалуйста, не надо.
Она боится драконов больше, чем умереть здесь. Ясно.
Я вздыхаю:
– Спасибо за предложение, Фарх, но мы остаемся здесь полным составом. По крайней мере, пока. Но у меня есть вопрос: можешь рассказать, чем именно хищные цветы помогают твоему войску?
Фарх смотрит на меня враждебно. Даже не отвечает, словно я перешла допустимые границы. Вместо этого оглядывает кухню и недовольно стискивает челюсти.
Молча закатывает рукава. Подходит к раковине, открывает дверцу в кухонном гарнитуре и заглядывает внутрь. Распрямляется, идет в туалет. Мы за ним.
Там он осматривает унитаз, трубы, находит потайной стояк и изучает его.
И тут начинается магия, которую я и в нашем мире видела. Называется – мужчина с золотыми руками. Он что-то крутит, куда-то выпускает искры, изредка то ли кряхтит, то ли рычит. То лежит на полу на животе, то на спине, залезая в самые труднодоступные места (и как только не застревает?)
А потом случается чудо – унитаз набирает воду, а из кранов сначала вытекает жижа, а потом – прозрачная жидкость.
– Киара, у нас есть вода! Фарх, большое тебе спасибо! Мы теперь заживем, – я чуть не хлопаю в ладоши.
Киара обнимает меня. Мы обе понимаем, какое же это счастье – вода в доме.
Фарх встает мрачный, недовольный, злой. Мне хочется его чем-нибудь отблагодарить. Была бы дома с запасом продуктов – сделала бы ему борщ, но тут мой кулинарный талант не находил выхода.
– На втором этаже тоже туалет? – спросил мрачно он.
Я на секунду задумалась, нужно ли показывать ему потайной путь на второй этаж, а потом поняла, что если надо, то он просто зайдет туда через дыру в крыше.
– Да.
Фарх мрачно шагал по второму этажу, совершенно не боясь наступать на гнилые доски пола. Они крошились иногда под его весом. Один раз его нога даже провалилась, и он зло зыркнул на меня, словно в этом была виновата я.
Не понию, почему он злиться. Не хочет помогать – пусть не помогает. Но вот он запускает воду и в туалете на втором этаже.
– Это свалка! Какой муж отправит сюда свою жену? – неожиданно рычит он.
И тут ворон влетает через дыры в крыше и кричит:
– Караул!
– Кого еще нелегкая принесла? Растения? – спрашиваю я.
Ворон улетает, оставляя нас в неведении.
Фарх мгновенно напрягается.
Мы спускаемся вниз. Выходим на крыльцо.
Заболотье гудит возмущением. Лианы на воротах извиваются в воздухе змеями, что почувствовали угрозу, и идет она извне. Местные росянки клацали зелеными челюстями в сторону густой зелени, шуршали листьями заросли плюща.
– Что это? – тихим, но полным страха голосом, спрашивает Киара.
Что-то страшное приближается к особняку.
Мне даже кажется, что я слышу едва уловимый писк растений, что кричат от боли. И это поднимает во мне волну возмущения.
Кто еще издевается над бедной растительностью? Огромные хищники? Мега-насекомые? Магическая раса?
Я уже не знала, что предположить. Шум нарастал. Нервы натягивались все сильнее.
Фарх же стоит рядом с видом, словно наблюдает за ползающей мухой – верх спокойствия.
– Ковальски, ты можешь слетать на разведку? – беспокойно спрашиваю я у ворона.
Он кивает и летит над Заболотьем, а возвращается спустя минуту.
– Чужаки! – отчитывается Ковальски.
– Драконы? Звери? – предполагаю я, косясь на Фарха.
Ворон мотает головой и говорит:
– Страшнее. Люди.
Действительно. Пострашнее драконов и зверей будут. Уж мне-то не знать.
Я захожу в дом и беру грабли. Киара, глядя на меня, вооружается шваброй. Ковальски думает-думает, да берет в клюв садовый пинцет.
Такой командой мы идем к воротам.
Фарх смотрит на меня, и его брови медленно ползут вверх.
Кажется, я вызываю у него больше эмоций, чем приближающийся враг. А я мелочно радуюсь, что на нашей стороне дракон.
Удивительно, но плющ с забора начинает переползать на кованые прутья, все больше закрывая обзор, пока не поглощает зеленью ворота. Фарх отходит вплотную к колонне, к которой прикреплены ворота, встает наготове.
Мы не видим ничего. Зато я слышу звук, очень похожий на то, когда нажимаешь на ручной огнетушитель – что-то среднее между шипением и разбросом жидкости под давлением. Правда, к этому еще добавляется странный треск.
Растения уже не пищат – они визжат прямо за воротами так, что по коже бегут мурашки. И когда плющ начинает исчезать под действием огненной струи снаружи, я заношу грабли в воздухе.
И вижу в образовавшееся окошко козломужа с рыжей, что ждет, пока двое подручных выжгут пламенем путь.
– Прекрати немедленно! – кричу я, не в силах больше слышать, как страдают растения.
Явился не запылился.
И чего приперся? Собрать мои кости и с достоинством их похоронить, пустив скупую слезу?
Муженек смотрит на меня через зеленое окно в воротах диаметром метр.
– Ты жива.
– Звучит разочарованно.
Фарх притаился так, что его не видно незваным гостям. И вид у него такой, словно последнее, чему он хочет быть свидетелем – так это супружеской ссоры.
Мы с козломужем берем паузу и смотрим друг на друга. Я вижу, как поднимаются его брови, когда он видит, насколько коротко я обрезала платье.
И я вчера посчитала его красивым? Сейчас вижу лишь гнилую натуру. То, как льнет к его руке рыжая вообще выше моего понимания.
Это при живой-то жене!
– Давай разведемся! – Кричу я и стучу черенком граблей о землю.
Фарх широко распахивает глаза. Козломуж удивляется еще больше. Переводит взгляд от моих ног к лицу и спрашивает:
– Ты тут вольного корня не объелась, случайно?
– И не только его. Здесь, вообще, много растений.
Киара смотрит на меня с ужасом. Ковальски косит глазом с гордостью (ну, мне так хочется думать).
Теор хмыкает. Некрасиво так, подло, и с презрением разглядывает дом за мной и заросшую территорию. Я же за ним вижу выжженную огнем полосу.
Бедные цветы! Только поверили мне, и тут на тебе. Как же мне будет сложно после сегодняшнего. Конечно, если мы выживем. Ведь пришел этот хрыч не с добром.
Козломуж при помощи двух магов расчистил себе путь к дому своей бабушки и явно не испытывал удовольствия от нахождения здесь. Более того – хотел уйти отсюда как можно быстрее. То и дело его взгляд срывался на хищные цветы, а когда челюсти вдалеке клацали особенно неожиданно, он едва заметно вздрагивал.
Еще и трус. Фу таким быть.
Нет, нужно решать все здесь и сейчас:
– Ты же хочешь быть с этой рыжей. Так будь. Отдай мне Заболотье как отступные, стань свободным, женись на барышне.
– Ты не в своем уме? Сразу язык отрастила, как на свободе оказалась? Что у тебя за вид? Или ты уже стала потаскухой драконов?
Мой взгляд невольно косит на Фарха. Тот скрещает руки на груди, опирается о заросшую зеленью колонну и скептически изгибает брови. Плющ потихому пытается его придушить, обвиваясь вокруг шеи, но Фарх словно этого не замечает – могучая шея все выдерживает, он даже не кашляет, лишь пальцем снимает с себя лозу.
Я с шумом втягиваю носом воздух и чесу пальцем нос. Очень хочу погонять козломужа по Заболотью граблями, но нельзя. Такого унижения он мне точно не простит.
– Тебе же никогда не нравилось Заболотье, – говорю я, отбросив все лишнее.
– Это ценный ресурс, – говорит муженек.
– Ресурс, с которого наживаются драконы? Тебе-то хоть что-то перепадает?
Фарх теперь смотрит на меня так, словно я совсем потеряла совесть.
Рыжая широко распахивает глаза, открывает рот и капризно протягивает:
– Милый, смотри, как она одичала. Говорит с тобой без уважения.
– После отравы поехала крышей. Ага.
Вижу, что они не понимают моего жаргона. Говорю более понятней:
– Опасна для общества стала. Так что заберу Заболотье и сможешь забыть о моем существовании. Считай, что умерла.
Козломуж задумчиво рассматривает плющ, потом окружающие растения и, растягивая слова, говорит:
– А должна быть съедена. Неужели, правда, ведьма? Почему кусты тебя закрывают?
Я не знаю, как быть. Соглашусь, что ведьма – могу на костер попасть. Кто знает, какие здесь порядки. Пойду другим путем.
– А твоя бабушка тоже ведьма? Растения ее слушались.
Козломуж задумчиво молчит, а потом, неожиданно, выдает:
– В договоре пропишем, что с любой выручки с Заболотья ты будешь мне должна пятьдесят процентов.
Пятьдесят? Совсем страх потерял?
С другой стороны, как он проконтролирует мой доход? Я могу показывать копейки. Нужно соглашаться!
И тут Фарх отрывается от колонны.
Не-е-ет! Стой на месте. Мы только с козломужем договорились.
Но Фарх идет ко мне и встает рядом. Я вижу, как глаза бывшего сначала выкатываются, а потом наливаются кровью.
