Инна-Иллиана
С домиком мне повезло – хотя вставать теперь придется ну очень рано, чтобы вовремя успеть на работу. Сам-то он расположен на окраине города и совсем недалеко от территории академии. Но уж очень велика эта территория – так что выходить надо сильно заранее и рысить по ней бешеным кроликом.
Вообще-то большинство преподавателей и сотрудников как раз по этой причине жили при академии. Мне даже предложили вполне комфортные двухкомнатные апартаменты в общежитии – увы, переехать в них я по некоторым причинам не могла.
И все-таки с домиком мне повезло. Во-первых, он удачно расположен, а арендовать мансарду удалось совсем недорого. А во-вторых – его хозяйка как раз искала не только квартирантов, но и работу… и каким-то немыслимым образом мгновенно нашла общий язык с Лелькой.
– Я дома! – завопила я, едва переступив порог. Хм, как-то подозрительно тихо… Я заглянула в гостиную. Пусто. В спальне она не любит сидеть – там тесновато, а уж с Умой вдвоем и вовсе не повернуться.
Дедуктивный метод привел меня на кухню – и не подвел: Лелька, по уши перемазанная в муке, увлеченно лепила из теста какое-то кривобокое чудище.
– Я дома, – повторила я, разглядывая свое чумазое сокровище.
С секунду Лелька смотрела на меня ничего не выражающими глазами. И только потом, вспомнив, уже без сомнений кинулась мне на шею.
– Ма-ама!
Ребенок до сих пор никак не привыкнет до конца к тому, как я теперь выгляжу. Сама-то она осталась прежней. Это ужасно странно, но теперь мы с ней в каком-то смысле принадлежим к разным видам. Более того – в каком-то смысле мы теперь даже не кровные родственницы. Да и я, пожалуй, слишком юна, чтобы быть ее матерью. Но кому какое дело до этого? Лелька – моя дочь, и кроме меня, у нее нет никого ни в одном из миров.
– Перепачкаешь же, егоза! – охнула Ума, поворачиваясь от печи и вытирая руки о полотенце. – Ну вот…
– Поздно, – констатировала я и чмокнула дочь в нос.
– А мы тут с Лелечкой пироги затеяли, – зачастила наша квартирная хозяйка. – И с капустой, и с повидлом – дитю-то…
Какие пирожки лепила Ума, а какие – Лелька, было видно сразу: половина из них отличалась весьма авангардным дизайном, а вторую можно было хоть на выставку везти. Просто удивительно, как наша квартирная хозяйка своими ручищами легко и непринужденно справляется даже с самой мелкой и тонкой работой.
Ума – тролльша. Как и положено – здоровенная, широкоплечая, серокожая, с широким грубо вытесанным лицом. Наверное, никому, кроме чокнутой иномирянки, не пришло бы в голову нанять в няньки тролльшу. Здесь считается, что тролли туповаты и неповоротливы. Но у меня нет местных предрассудков – а того, кто вот так сходу поладит с моей непоседливой дочерью, поди еще найди. Вдобавок я очень быстро убедилась, что Ума на самом деле совершенно необыкновенная хозяйка и просто бесконечно добрая женщина. И с ней Лельке точно ничего не грозит. Любому, кто попробует обидеть моего ребенка, придется иметь дело с огромной тролльшей и ее пудовыми кулаками.
С Умой мне тоже повезло.
Вот странно, раньше я никогда не считала себя особенно везучей… впрочем, может быть, это везет на самом деле не мне, а Лельке. В конце концов, это ради нее я здесь оказалась. И это ради нее готова перевернуть вверх тормашками любой из миров. Устроиться на какую угодно работу, освоить магию, да хоть победить дракона – потому что я не допущу, чтобы моему ребенку снова грозило остаться сиротой.
…В той, прошлой жизни у меня был муж. Впрочем, как был, так и сплыл. Вот как только узнал о моем диагнозе и прогнозах врачей – так и сплыл моментально. Лелька все спрашивала, когда придет папа, а я… не знала, что ей ответить. Потому что бросить меня – это понятно, это бывает. Но бросить ребенка? О существовании своей дочери он, кажется, после развода вообще не вспоминал. Алименты, правда, переводил исправно – минимальные, как безработный. На самом деле он зарабатывал чуть более чем неплохо, но – неофициально, и доказать это оказалось невозможно. Квартиру мы тогда продали – моей доли хватило, чтобы купить однушку.
А потом потянулись бесконечные дни борьбы с болезнью. И тысячу раз я готова была сдаться – но просто не могла себе позволить умереть. Из-за Лельки. Бывший муж не собирался обременять себя ребенком. Его мать тоже предпочла забыть не только о нелюбимой и неудобной невестке, но и о внучке.
А у меня родителей и не было. Я сама выросла в детском доме – и готова была на все, чтобы моя дочь такой судьбы избежала.
Пожалуй, эта борьба уже совсем скоро должна была подойти к закономерному концу, когда однажды на экране моего телефона отобразилось имя едва знакомой женщины.
…С Ликой Ведуновой мы познакомились в больничном коридоре – и мгновенно оценили «прически» друг друга. У нее на голове красовалась элегантная замысловатая «чалма» – эдакий слегка экстравагантный аксессуар. А у меня – душераздирающе-зеленый парик.
– Креативненько! – сказала тогда Лика.
Парики я начала носить, чтобы не пугать дочь, когда после очередной «химии» сохранять остатки волос стало просто нелепо. Можно было, конечно, выбрать похожий на мои «родные» волосы, но…
Волосами я всегда гордилась. Красавицей в той жизни никогда не была – мелкая, с почти подростковой фигурой и не самым выразительным лицом. Зато волосы всегда были моим украшением – длинные, ниже талии, яркого медового цвета. Меня регулярно спрашивали, чем я их крашу и где наращиваю. И я всегда смеялась в ответ. А теперь просто представила, как где-то зацеплюсь своими, как все знакомые не раз слышали, «никогда не крашеными и не наращенными» волосами за что-то – и они попросту слетят с головы. Нет уж, такого я точно не хочу пережить… и я решила, что пусть по парику будет сразу видно, что это парик. Заказала целую коллекцию карнавальных – синий, зеленый, ярко-розовый. С каре, с мальчишеской стрижкой, с длинными локонами. Пусть я лучше буду выглядеть как неформалка. Или даже как клоун – пусть! Пусть лучше, глядя на меня, люди улыбаются, а не жалеют.
Мы непринужденно поболтали с Ликой – и даже посмеялись над собой. Совсем непохожая на меня – эффектная, сильная, уверенная в себе, она была, кажется, то ли бизнес-леди, то ли каким-то топ-менеджером. Но она мне понравилась – потому что, как и я, предпочитала смеяться, а не рыдать. Даже если больно. Она говорила, что собирается отправиться в лучшее путешествие в своей жизни. Мы обменялись тогда телефонами и даже созванивались несколько раз – все реже и реже.
А потом я увидела ее имя на экране своего телефона – но, когда взяла трубку, услышала совсем другой голос.
– Здравствуйте, – сказала незнакомка. – Меня зовут Лариса. Лика попросила связаться с вами… Мне очень нужно с вами поговорить. Скажите, вы можете подъехать на улицу Тригорскую?
*
Дом на Тригорской… впечатлял. Трехэтажный, каменный, мрачный – хоть ты фильм ужасов снимай. Но в то же время почему-то он не пугал – скорее будто… обещал приключения? Может быть, во всем виновата была яркая вывеска над подъездными воротами: «Туристическое агентство «Тысячи дверей».
Я усмехнулась. Ну да, мне сейчас только приключений, пожалуй, и не хватает для полного счастья. А потом пожала плечами: пока Лелька в садике, есть еще немного времени, чтобы выяснить, чего от меня хочет девушка по имени Лариса. И я решительно направилась по подъездной дорожке к дому.
Тяжелая деревянная дверь распахнулась, стоило мне только прикоснуться к дверному звонку. Я занесла ногу, чтобы сделать шаг, и… с визгом отшатнулась.
Потому что дверь мне открыл скелет. Вполне себе такой живенький и бодренький, со светящимися зеленью глазами.
Скелет посмотрел на меня и прижал к грудной клетке костлявые руки, будто извиняясь за свой вид. А потом… поклонился. Очень вежливо. Сделал приглашающий жест и отступил вглубь дома.
От первого шока я успела оправиться и начать соображать. Ну… мало ли, может, это что-то вроде огромной марионетки? Направляющих лесок не видно в полумраке прихожей. Собственно, и в первую секунду я завизжала скорее от неожиданности, чем от реального испуга. Ну в конце концов, я взрослый человек, в комнатах страха бывала. Но зачем обычному турагентству такой… привратник?
Прихожая оказалась просторной и современной – совсем не такой, как ожидаешь в таком мрачном доме… да еще и со скелетом. Зеркальный шкаф-купе, панели на стенах… от зеркала я, едва глянув, привычно отвернулась. Ничего приятного я там давно уже не видела.
Между тем скелет снова сделал приглашающий жест, распахнув дверь за винтовой лестницей. Передо мной открылся длинный коридор со множеством дверей. И первая же из них оказалась приоткрыта.
Продолжая оглядываться на своего своеобразного провожатого, я прошла, куда указали. Где у него все-таки леска? Или он на дистанционном управлении?
За дверью оказался самый обычный офис – пожалуй, такого и ожидаешь от турфирмы. И совсем юная – пожалуй, лет на пять моложе меня – девушка с каштановыми волосами вскочила из-за письменного стола.
А вот ее наряд в офисный интерьер не особенно вписывался. Потертые джинсы и майка – от сотрудника турфирмы обычно ожидаешь более делового вида.
– Здравствуйте! – девушка искренне просияла, – вы Инна? А я Лариса, крестница Лики Ведуновой и хозяйка этого дома.
– День добрый, – я кивнула. – С Ликой что-то случилось?
Пожалуй, это было моей первой мыслью, когда позвонила Лариса. Те, с кем знакомишься в онкологическом отделении, иногда перестают звонить, и это становится привычным. Правда, они обычно не просят крестниц связаться с вами.
– Нет, – девушка мотнула головой и прошла мимо меня к выходу из кабинета. – То есть да, но не то, о чем вы подумали… знаете, пожалуй, это проще показать, чем объяснить. Давайте пройдем в коридор? Ох, извините, я не предупредила вас о Генри… Генри – это наш дворецкий. Но вы не бойтесь! Он совершенно мирный. И очень вежливый!
– Простите, – я нахмурилась, шагнув следом, – вы о…
– Скелет. Он открыл вам дверь… а можно на «ты»?
Я рассеянно кивнула. Лариса казалась какой-то очень «свойской», и говорить ей «вы» было даже странно. Мы оказались все в том же коридоре, и моя провожатая остановилась.
– Итак, ты попала в очень необычный Дом. Здесь очень много дверей. Может, и не тысячи… не знаю, сосчитать мне ни разу не удалось. Но главное – что все эти двери могут вести куда угодно. Абсолютно. Например…
Выдержав театральную паузу, Лариса прикрыла дверь кабинета, из которой мы только что вышли – и открыла ее снова.
Кабинета не было. Была поляна, окруженная густым лесом, а на ней – самая настоящая избушка на курьих ножках! Избушка перебирала лапами, будто разминая их. Впрочем, главное внимание сейчас привлекала даже не она, а здоровенный трехголовый змей, спавший возле нее.
Змей похрапывал. Хором. Одна голова – басом, другая – дискантом, третья присвистывала и причмокивала в такт.
– Ну… вот, – Лариса сделала приглашающий жест, точь-в-точь, как скелет Генри недавно. – Ты можешь зайти, только возьми-ка меня за руку. Это…
Дверь избушки со скрипом распахнулась, и оттуда выглянул здоровенный серый кот с пенсне на носу. А потом он заговорил – самым что ни на есть человеческим голосом.
– Ларка – ты, что ль, опять? – кот подслеповато прищурился, поправил пенсне, а потом с неожиданной для его габаритов – и пузатости! – ловкостью спрыгнул на землю. – Сколько раз просил туристов не водить!
Не знаю даже, испугалась ли я – но за порог шагнула, будто зачарованная, и Лариса только в последний момент успела цапнуть меня за руку и выйти следом.
– Не ругайтесь, Василий Артамонович! Мы на минутку!
– Тебе на минутку, а мне убирай потом за ними, лешака задабривай! – сварливо продолжал кот. – То фантиков понакидают, то весь папоротнев цвет на гербарий пооборвут!
Он подошел к нам совсем близко – причем на задних лапах. И оказался даже крупнее, чем почудилось мне сначала – почти по плечо мне ростом. Во время разговора кот бурно жестикулировал передними лапами, демонстрируя впечатляющий маникюр.
– А мы без фантиков, Василий Артамонович!
Я протянула руку, намереваясь потрогать кота, однако Лариса одернула меня, приводя в чувство.
– Не советую, – шепнула она на ухо. – Откусит и не поморщится! Зато вот его, – она кивнула на спящего змея и продолжила уже вслух, – можешь погладить. Его, когда дрыхнет, все равно из пушки не разбудишь.
Кот на это только хмыкнул многозначительно.
Я посмотрела на змея… и на подпалины в траве по всей поляне.
– Спасибо, – сглотнула. – Что-то не хочется.
Ощущение абсолютной ирреальности происходящего не покидало. И в то же время все вокруг было настоящим. Запах леса, прелой листвы и травы сложно с чем-то спутать. Здесь даже погода была не такая, как в нашем городе! У нас пасмурно сегодня. А еще на этом месте только что был кабинет…
– Идем… Спасибо за гостеприимство, Василий Артамонович! Простите, что побеспокоили!
Лариса шагнула снова в свой коридор, потянув меня за собой.
– Да лаа-аудно! – кот махнул лапой. – Своим привет передавай!
– Непременно!
Девушка прикрыла дверь – и тут же снова открыла.
– А можно и вот так…
На этот раз я ожидала уже чего угодно. Кроме, пожалуй, космоса.
За дверью оказалась рубка космического корабля – вся из серого то ли металла, то ли пластика, заполненная малопонятными мигающими приборами и экранами – и с огромным иллюминатором, открывающим вид в космическое пространство.
За одним из экранов спиной к нам сидел человек в облегающем комбинезоне – пилот, навигатор? Понятия не имею. Я, протянув руку, потрогала переборку. Теплая.
– Только сама туда не ходи, – торопливо проговорила Лариса. – Если потеряешься в космосе, искать тебя будет сложно. В общем… думаю, смысл ты поняла. Это миры. Разные. За любой дверью в этом доме может быть какой угодно мир – любой, который ты только можешь вообразить. Ты читала книги о попаданцах?
Дверь она снова закрыла и открыла – на сей раз опять в свой кабинет – и за руку провела меня в него, а затем и усадила на стул для посетителей. Я не сопротивлялась – уложить все в голове оказалось сложновато.
Кот! Змей Горыныч! Избушка на курьих ножках! Другие миры!
А моя собеседница, снова устроившись за своим столом, нажала на что-то.
– Генри, будь любезен, принеси нам чаю в кабинет… так вот, попаданцы. Этим и занимается мое турагентство – организует путешествия в другие миры. Среди наших клиентов есть туристы, а есть и переселенцы. Разница между ними очень простая. Я – смотрительница Дома, и могу пройти в любую дверь, оставшись сама собой. Туристы проходят в выбранный мир вместе со мной – и тоже остаются прежними. А вот переселенцы уходят сами – и попадают не только в другие миры, но и в другие тела.
– Подожди… – из ее речи я выделила главное и подалась вперед. Не знаю, поверила ли я во все происходящее сразу. Но… поверить слишком уж хотелось. – То есть – я могу получить, пусть и в другом мире, здоровое тело? И ты можешь привести туда же кого-то еще? Например… моего ребенка?
– Да, – она кивнула. – Все верно. Только есть подвох.
*
На скелета по имени Генри, вошедшего с подносом и аккуратно расставившего перед нами чашки с чаем, я едва обратила внимание.
Ну скелет, подумаешь. Бывает! Я только что Змея Горыныча видела. И кота говорящего.
…Да и плевать мне на все подвохи, если я смогу самостоятельно вырастить свою дочь! Да и вообще – жить.
– Сколько это стоит? – решила начать с главного. Может, Лариса ловкая мошенница, а все вокруг – какая-то чудовищная постановка, но… нет. В глубине души я уже точно знала, что все – правда. И этот дом, и разные миры, и возможность стать кем-то совсем другим. И, пожалуй, за эту возможность я готова была отдать все.
Правда, мое «все» – это не так уж и много. Но я могу продать свою квартиру – зачем она мне нужна, если мы с Лелькой все равно переедем?
Однако Лариса качнула головой.
– Нисколько. Не удивляйся – этот Дом и правда необычный. Меня он обеспечивает всем, что мне нужно. С туристов мы, конечно, берем деньги – да они бы иначе и не поверили во все это. Хотя и так не верят. Думают, что у нас тут что-то вроде виртуальной реальности. Ты не представляешь, как достало объяснять каждому идиоту, что не стоит дразнить огнедышащих драконов, хамить магам и вызывать на бой настоящих рыцарей, если сам не знаешь, с какой стороны браться за меч! Хуже всех – геймеры и ролевики, эти реально думают, что они в своих играх «прокачались» и все могут… ой, извини. Наболело! В общем, мне от тебя ничего не нужно. Это скорее тебе нужно… и тому миру, в который ты попадешь. Видишь ли, если бы этот Дом не был тебе нужен – или ты ему, с ним никогда не поймешь – ты бы просто его не нашла. Не взяла бы трубку, когда я звонила, или приняла мой звонок за спам, или тебя бы что-то отвлекло и ты не смогла приехать, а потом и вовсе забыла… Но если ты здесь – значит, так и должно быть. Значит, у одного из миров в бесконечной многомерной вселенной есть какое-то «больное место», которое можешь вылечить именно ты.
Каждая душа бесконечно рождается и умирает, проживая сотни жизней в самых разных мирах и с каждым рождением забывая о них. Время для душ ничего не значит – в следующей жизни ты можешь родиться в семье древних кроманьонцев, а можешь в далеком будущем. В каком-то смысле твоя душа прямо сейчас проживает все сотни своих жизней. Самостоятельно переступив порог одной из дверей в этом доме, ты не займешь чье-то чужое тело. Ты попадешь в одну из своих собственных других жизней, и будешь помнить свое прошлое и в этом мире, и в том. Точнее, земную свою жизнь ты вспомнишь, как только я тебя там найду и назову по нынешнему имени. Найду, не волнуйся – у меня в этом деле богатый опыт.
Подвох в том, что ты не выбираешь мир – это он выбирает тебя. Ты можешь оказаться там кем угодно. Гномкой, тролльшей… да хоть разумной каракатицей.
И главное – момент, в который ты попадешь, будет каким-то важным и критическим, в котором твое альтер-эго может принять неверное решение и испоганить себе судьбу… в общем, попросту говоря, там ты гарантированно и сразу вляпаешься в неприятности. Хорошая новость в том, что, если ты туда попала, значит, именно нынешняя ты можешь что-то изменить к лучшему – причем обычно не только в той своей жизни, но и в целом в том мире. Именно твои нынешние опыт и знания тому миру и той, другой тебе очень для чего-то нужны. Что касается твоей дочери – я действительно смогу ее туда к тебе привести. Поскольку она войдет в дверь со мной за руку, то и останется сама собой, в своем нынешнем теле. Но ты должна понимать, что можешь оказаться в ситуации, где забрать к себе ребенка будет… затруднительно. Лика, например, попала в гарем… правда, очень быстро все там изменила.
– Неприятности меня не пугают, – я пожала плечами. – Куда уж неприятней, чем умирать? И нет такой ситуации, в которой бы я не нашла способа быть со своим ребенком. Только, знаешь…
Мои опыт и знания? Я криво усмехнулась. Честно говоря, звучало это… почти как насмешка. Потому что мне всю мою жизнь для чего-нибудь не хватало знаний и опыта. И еще потому что я… обычная. Слишком обычная для всего этого.
Да, я читала книги о попаданках. И точно поняла одно: таким людям, как я, в других мирах делать нечего. Никогда не пропадет, скажем, врач: для него везде обязательно найдется работа. Или повар-профессионал. Или хотя бы домохозяйка – виртуозная, способная создать домашний уют из ничего, сложить печку из подручных материалов и приготовить ужин из даров леса. Та же Лика Ведунова с ее опытом управления людьми наверняка любой другой мир под себя подстроит. А у меня – нет никаких полезных навыков.
Собственно, мне их и в этом-то мире всегда отчаянно не хватало.
Почему-то люди часто думают, что, если ты из детского дома, значит, точно везде пробьешься и умеешь все на свете, ибо «жизнь научила». Но правда в том, что детдомовские дети не умеют множества самых обычных вещей, которым «домашние» учатся чуть ли не с младенчества – не намеренно даже, а просто наблюдая за взрослыми, попадая в самые обычные житейские ситуации.
Вот, скажем, готовка. Конечно, у нас были уроки домоводства в школе – это когда человек пятнадцать девчонок у одной плиты жарят общую сковородку картошки или пекут единый противень печенья. На самом деле тесто замешивает одна, раскатывает вторая, противень в духовку сажает третья. А большинство просто стоят в сторонке в своих косынках и фартуках. И в итоге – ни одна не может уверенно сказать, что теперь умеет печь это чертово печенье, хотя все записали в тетрадки его рецепт. Или может – если уже пекла что-то дома с мамой. Да хотя бы видела, как мама это делает!
А представьте, что абсолютно весь ваш опыт приготовления пищи и вообще обращения с продуктами до их попадания в тарелку сводится к тем самым урокам домоводства! Нет у вас мамы и своей кухни, всю еду вы видите только готовой – в столовке. Да я даже не знала, как включить газовую плиту. И картошку чистить так и не научилась.
После девятого класса нас распределяли в средние специальные учебные заведения. Выбор нерабочих специальностей был невелик – и я пошла на секретаря-референта. Да-да, есть в училищах такая специальность. Обучение два года после одиннадцатого класса или четыре – после девятого. Нас учили основам бухгалтерии и делопроизводства, стенографии – кому нужна вообще стенография в век, когда у каждого есть смартфон с диктофоном?
Но мы учились. Машинопись у нас тоже была – слепой десятипальцевый метод, и мы на полном серьезе учились печатать на здоровенных механических пишущих машинках. Наша преподавательница гордо говорила, что профессиональная машинистка даже мизинцем левой руки может ударить так, что мало не покажется! Чистая правда. По клавишам этих монстров приходилось колотить со всей дури – и мизинцами в том числе. Та еще тренировка. Зато как после этого легко оказалось набирать текст на компьютере!
В общаге при училище были и «домашние» дети. И нас, детдомовских, они обычно сначала жалели – а потом недолюбливали. Считалось, что мы поголовно – лентяи и неряхи. А у нас просто не было элементарных навыков, которые казались им само собой разумеющимися – например, мыть за собой посуду или стирать свои вещи. Конечно, всему этому пришлось очень быстро учиться – в общежитии водились и тараканы, и даже мыши, так что оставаться неряхой там было чревато – но слава уже закрепилась.
Потом был универ и новая общага. Я пошла на непрестижный факультет филологии – не по особенному зову души, а потому что не верила, что смогу поступить куда-то еще. А общежитие было мне жизненно необходимо. После выпуска детдомовцев полагается обеспечивать жильем… но на практике его часто приходится ждать, а то и выбивать. Как что-либо выбивать, я тоже не представляла, и спросить было не у кого.
А на третьем курсе я вышла замуж и родила Лельку. Сначала взяла в универе академический отпуск, но потом как-то стало не до учебы: денег нам с Игорем вечно не хватало, и пришлось идти работать… хм, по первой специальности. Офис-менеджером. Хотя мой диплом училища у всех вызывал нервный смех, и устроиться с ним в серьезную компанию и на хорошую зарплату оказалось невозможно – даже от секретарши все ждали законченного высшего образования. Правда, к моим профессиональным качествам вопросов не возникало.
Зато вопросы постоянно возникали дома. Я бесконечно сталкивалась с тем, что чего-то не знаю и не умею. Не представляла, как платить за коммуналку, какие продукты покупать… свекровь очень любила тыкать меня носом в эту мою бытовую беспомощность.
Да даже отношения в семье – та тема, что была для меня очередным «темным лесом». Обычно, растет ребенок в хорошей семье или в плохой, в полной или неполной, но у него есть хоть какая-то модель, представление, «как должно быть». У меня не было никакого. Наверное, я постоянно делала ошибки… может быть, еще тогда, когда согласилась на предложение Игоря.
Потом случилась моя болезнь, и Игорь растворился в пространстве. Благо, к тому времени свекровь все-таки добилась того, чтобы мне выделили жилье, мы обменяли его на двушку, за которую доплачивал муж – а после развода разменяли снова.
И все, что я делала после этого, свелось, по сути, к борьбе за собственную жизнь, попыткам свести концы с концами – и обеспечить своей дочери хоть насколько-то нормальную жизнь.
Словом… вряд ли во мне есть хоть что-то особенное. Я не из тех, кто способен изменить к лучшему какой-то чужой мир. Тут бы с собственной дурацкой жизнью разобраться.
Я честно рассказала обо всем этом Ларисе. Вывалила на нее – может, рассказ получился и сумбурным, но она не переспрашивала. Только посмотрела долгим взглядом, когда я замолчала, отхлебнула остатки уже остывшего чая и поставила чашку на стол.
– Ты даже не представляешь, насколько ты особенная, – сказала она наконец.
И почему-то отчаянно захотелось ей поверить.
*
Говорят, один переезд можно сравнить с двумя пожарами и тремя потопами. Пожалуй, соглашусь… особенно если ты собираешься переезжать в другой мир!
Ну да, ну да – я собиралась «переезжать» еще и в другое тело, и Лариса сделала большие круглые глаза, когда я объявила, что мне нужно собрать вещи. А как вы думали? У меня-то, понятно, на новом месте будет одежда и прочее. А вот у Лельки – нет. А вдруг там будет холодно? А что мы будем делать зимой? А одеяло? А любимые игрушки и книжки? Ха! Ничего-ничего, вон, у Ларисы в качестве носильщика отличный скелет есть. И парень у нее в агентстве работает, я видела! Авось донесут как-нибудь мой багаж.
Лариса от моей наглости так опешила, что даже не нашлась, что возразить. Да, да, дайте водички напиться, а то так кушать хочется, что аж переночевать негде.
А еще нужно было решить вопрос с тем, что остается у меня здесь. Все та же Лариса посоветовала нотариуса, и я составила хитрое завещание, по которому никто не сможет получить мою квартиру только потому, что мы с ребенком «пропали без вести много лет назад». Квартира принадлежит Лельке, и точка! С оговоркой: если моя дочь не объявится в течение двадцати пяти лет, ее наследство перейдет благотворительному фонду. Но если Лелька, когда вырастет, захочет вернуться – ей будет куда.
Лельку я пока оставляла на Ларисиных соседей – родителей ее коллеги и, по-моему, ее парня Матвея. Эти прекрасные люди согласились присмотреть за ребенком несколько дней – у них и у самих растут двое детей, так что скучно там никому не будет. Лариса приведет ее ко мне, когда разыщет меня в новом мире. И багаж принесет!
Провожала меня целая делегация – Лариса, Матвей, скелет Генри, соседское семейство в полном составе… и Лелька, конечно. Непривычно серьезная. В чудеса и другие миры она поверила сразу. А вот в то, что какая-то незнакомая тетя будет ее мамой, и это все равно буду я… по-моему, не очень.
В очередной раз обняв дочь, я наконец повернулась к ближайшей из множества дверей – и нажала на ручку.
На этот раз Лариса стояла в стороне – и никакого видимого мира за дверью не оказалось. Там клубился густой разноцветный туман.
И почему-то только сейчас я поняла, что пути обратно не будет. Я принимаю решение здесь и сейчас. Стало дико, безумно, до рези в желудке, скрутившемся тугим узлом, страшно. Захотелось все отменить, повернуть назад.
В конце концов, врачи создают все новые методы лечения, и иногда чудеса случаются даже в нашем мире.
Но…
Я оглянулась на Лельку. А потом снова шагнула к ней и присела на корточки.
– Ты ведь понимаешь, что я не брошу тебя ни за что на свете? – спросила ее.
– Точно? – серьезно переспросила она, сосредоточенно хмурясь.
– Точно-точно.
Легко чмокнув дочь в лоб, я поднялась на ноги и снова обернулась к дверному проему, заполненному туманом.
И почему-то страх сменился вдруг диким азартом. Адреналин забурлил в крови от предвкушения. У меня будет новая жизнь. Совсем другая. Наверняка интересная. У меня будет… жизнь!
Уже не сомневаясь ни в чем, я шагнула через порог.