Наталья Гимон
Егорка
Попрощавшись с женщинами, Иван собирался уже уходить, когда его неожиданно окликнули:
– Товарищ!
Мужчина оглянулся. К нему бежала молодая девушка, с лихорадочно блестящими глазами и дрожащими губами на бледном лице. Она замерла перед ним, не зная, как обращаться, потом сделала ещё один шаг и, срываясь от волнения, заговорила:
– Товарищ командир, вы ведь… они… они ведь заплатят? Они… всё забрали… и кур и лошадей. Всё! Но… всё равно всех… всех, всю деревню, даже детей, понимаете? Даже детей!.. Никого не пощадили! Всех!.. Почему?!
Самообладание ей всё же изменило, и спрятав лицо в сжатые кулаки она мелко затряслась в беззвучных рыданиях.
– Оксинка, ну, милая, перестань… – Морщинистые руки подошедшей к ним седой женщины обняли первую за плечи. Острый ясный взгляд обратился к солдату: – Прости сынок. Сестра у неё здесь жила с ребятками. Мужик у ней как у всех на фронте, а сама она с тремя детками дома его дожидалась. – Женщина тяжело вздохнула, погладила молодую по волосам и тихо закончила: – Теперь вот все четверо где-то здесь – и Маруся, и два хлопчика её с маленькой дочкой…
Иван стоял, не в силах выдавить и слова. Молча кивнул и так же молча ушёл, чувствуя в груди разъедающую сердце боль, будто иглы в грудь вогнали. А ветер донёс до него негромкое:
– Береги себя, сынок…
– Товарищ комдив!
Голос Сашко вернул мужчину к действительности, и, вытерев глаза рукавом, тот откликнулся, махнув парню рукой:
– Здесь я, здесь.
Сделав вид, что ничего не заметил, Сашко остановился рядом и доложил:
– Иван Степаныч, дозорные вернулись. И ещё из штаба приказ прибыл.
– Быстро они, – пробормотал Котов, не сводя глаз с зажатой в руке фуражки. – Что с людьми?
– Отдыхают.
– Хорошо. Сейчас иду.
Иван ждал, что Сашко немедленно унесётся по своим медноволосым делам, но тот неожиданно присел рядом на корточки и заглянул в лицо командиру.
– Отдохнуть бы вам, Иван Степаныч.
Тот усмехнулся в ответ и потрепал зама по плечу.
– Успеется, Сашко. Иди. Я следом.
Когда парень исчез с глаз, Иван тоже поднялся и хотел вернуться в лагерь, как вдруг услышал еле уловимый плеск. Секунду поколебавшись, он пошёл на звук и шагов через пятьдесят оказался на краю овражка. По дну его, присыпанный палыми листьями, бежал небольшой прозрачный ручеёк. В одном месте дно его русла резко проваливалась вниз, образуя крошечный водопад и выбитую под ним купель с кристальной водой. Именно его серебристый звон и услышал мужчина.
Спустившись по склону овражка, Иван наклонился, зачерпнул ледяной воды и поднёс пригоршню к губам. Вода была такая холодная, что заломило зубы. Чуть сладковатая, она почему-то напомнила берёзовый сок. Мужчина зачерпнул ещё и с удовольствием умылся. Откуда-то из глубины тела сразу же поднялись силы, наполняя его бодростью. Невольно Иван улыбнулся, поднял голову, оглянулся и замер от неожиданности.
Чуть поодаль на куче многоцветных осенних листьев сидел худенький мальчонка. Русоволосый, лет десяти на вид, не двигаясь, он смотрел на комдива ясными, будто лучащимися светом на загорелом лице голубыми глазами. В них не было ни капли страха, только недоверие. Синяя телогрейка была ему чуть великовата, и из рукавов выглядывали только детские пальчики. Сдвинутый на затылок картуз выпускал на свободу немного вьющиеся прядки.
Иван медленно распрямился и изумлённо спросил:
– Здорово, паря. – Мальчонка не пошевелился, по-прежнему не сводя с незнакомца глаз. – Тебя как звать, малец?
Помолчав несколько секунд, тот перевёл взгляд мужчине за спину, будто ожидая там увидеть кого-то, а потом всё же ответил:
– Егорка.
– А чего ты тут делаешь? – задал Иван следующий вопрос.
– Жду.
– Чего ждёшь? – чуть опешил мужчина.
– Когда вернуться можно будет.
– Куда? – комдив осторожно шагнул к мальчонке.
– Обратно. – Егорка убегать от него явно не собирался, но и ближе не подходил. Так и сидел на листьях, обняв колени руками. – Мы с братом и ещё хлопцами с деревни лошадей в лесу прятали. От немцев. Всю ночь на Монастырских топях просидели. Утром, едва рассвело, хлопцы обратно подались, посмотреть, как там, дома-то. А меня с лошадями оставили. А когда Михась вернулся, то посадил меня на нашего Белого и сказал, будто мамка велела к батиной сестре тётке Наталье ехать. Сказал, что скоро меня нагонит. Чтоб я его здесь, у Юрьева ручья ждал.
– И где же теперь твой Белый?
– Здесь где-тось. Он далеко не отходит.
– А скажи-ка, паря, деревня твоя как называется? – прищурился солдат.
– Лисна.
– Егорка… – Иван оторопело повторил имя ясноглазого парнишки. Неужто тот самый Егорка? Выходит, не всех пожгли немцы. Выходит, сколько-то мальчишек убереглись. Но женщины говорили, что живность всю из деревни гады увели. И лошадей в том числе… Хотя откуда бы им видеть. Их в тот момент рядом не было…
Приблизившись, Иван присел перед пацанёнком. Его не покидала мысль, что мальчонка в лесу совсем один. И ночь скоро. И неизвестно, когда брат его нагонит. И ещё: почему не нагнал до сих пор?..
– А ты один здесь не забоялся сидеть?
– Наши хлопцы в этих лесах каждую берёзу знают. И я с ними пару раз за грибами бегал. А ручей этот вообще в каждой деревне ведом. Так чего мне бояться, пока светло?
– А волки?
– Волкам есть кого задрать. У нас в лесах зверья много.
– Так ты и от дома сейчас далеко.
– Не. – Маленький деловня махнул рукой куда-то за спину. – Если напрямки, то не очень.
– Понятно. Есть хочешь? – коротко спросил комдив, сдерживая улыбку. Мальчишка кивнул, не опуская глаз. – Тогда идём, хоть поспишь в тепле. Если брат за тобой прибудет, мои дозорные его перехватят. Давай, зови своего Белого и айда.
– Да пусть пасётся. Ему на воле лучше. Если что, я его найду.
– Ну, как знаешь. Пошли.
Мужчина протянул Егорке руку, но тот поднялся сам, отряхнул штаны и ловко выбрался из овражка.
Когда Иван вылез следом, то снова глянул вниз и поймал себя на мысли: всё-таки странно, что он мальца сначала не заметил.
– Дядь, – позвал его пацанёнок, придерживая картуз на темени, чтобы не упал. – А ты командир?
– Командир, – улыбка всё-таки тронула усталое лицо.
– А какой ты командир? Как мне тебя называть? – затаил дыхание парнишка.
– А зови меня просто – дядя Иван. Идём.
– Тогда и ты меня тоже просто зови – Егорка, – ответил ему в спину тот, зашуршав следом высохшими листьями. Комдив улыбнулся шире и пошёл к дороге.
Ночная темень давила со всех сторон, словно заливая всё вокруг непроглядной чернотой и придавливая к земле упрямые жаркие костерки. Она затуманивала голову и смежала усталые веки. Спать хотелось неимоверно. Иван растёр ладонями лицо и снова склонился над картами и чертежами.
Вчера его с Егоркой около лагеря ждал Сашко с приказом из штаба армии готовиться к решительному наступлению на линии Борщёвка – Навля. Это означало, что они будут прорываться, любой ценой выходить из окружения. Наступление было назначено на рассвет послезавтрашнего дня. Пока же люди отдыхали и набирались сил.
Разведгруппа доложила, что примерно в шести километрах далее дорога выходит из леса, но практически на выходе перекрыта немецким блокпостом. Дальше в ближайших к лесу деревнях и вдоль него расположились немецкие войска. По словам разведчиков, с опушки был слышен гул танковых моторов.
Совещание с командирами батальонов было проведено немедленно, разработан план наступления и прикрытия тыла, внесены предложения и оговорены варианты действий.
По окончании совещания Сашко усмехнулся и выдал:
– Сценарий пьесы написан, роли выучены, актёры готовы к действу.
– И это будет наш триумфальный концерт, – совершенно серьёзно закончил его мысль командир…
Вторая же группа принесла поистине невероятную весть: дивизия Котова расположилась на отдых точнёхонько с краю от основных войск советской армии. Они даже поздоровкаться с караульными сто тридцать седьмой дивизии умудрились.
Егорку вечером Иван больше не видел. После того, как привёл его в лагерь, мальчонка словно растворился среди костров. Комдив ещё только давал распоряжение Сашко накормить и устроить найдёнка, а кормить и устраивать уже было некого. Командир тогда усмехнулся и подумал, что у Сашко появился брат по духу. К слову, настоящий брат Егорки так и не объявился. И спрашивая у Анны Николаевны, сколько бойцов она сможет к завтреннему поставить на ноги, Иван мельком подумал, что, возможно, Егорка просто отыскал среди раненых своего отца и теперь сидит, наверное, с ним рядом, не отходит. И хотя мужчина точно знал, что в его дивизии паренька не обидят, но всё же ему было бы спокойнее, натыкайся он среди солдат хоть иногда взглядом на синюю телогрейку или потёртый картуз с выбивающимися русыми волосами.
– Иван Степаныч, – Спросонья зябко кутаясь в шинель к нему подошёл Сашко. – Идите поспите. А то так до утра просидите.
– Да, – Иван зевнул и потряс головой, – правда, пойду. Ты…
– Я покараулю, – перебил его замком и кивнул на своё нагретое место у костра.
Комдив поднялся из-за грубо сколоченного наспех стола под навесом, уступая парню место рядом с керосинкой, и направился к костру. Устроившись поудобнее, прежде чем провалиться в сон, он успел увидеть, как к Сашко присоединился Фёдор, как в темноте зарделись красными угольками папиросы и вскоре вместе со сном до него доплыл горький запах табака.
