При этом образе мышления события независимо от того, когда они происходят с любой отдельной точки зрения, просто есть. Все они существуют. Они вечно занимают их особое положение в пространстве-времени. Здесь нет течения. Если вы провели замечательное время в момент полуночи накануне нового 1999 года, вы все еще его имеете, поскольку это просто одно неподвижное место в пространстве-времени.
Брайн Грин. "Ткань космоса: пространство, время и текстура реальности."
Глава 1.
Окраина провинциального поселка городского типа куталась в душные потоки летнего вечернего воздуха. Вездесущие оводы и крупные мухи носились в ароматах сбежавшего молока, квашенной капусты и навоза, издавая назойливые противные звуки.
Кривые улочки либо заканчивались огромным пустырем перед корпусами давно заброшенной промышленной зоны, либо лесным массивом в виде заросшей бурьяном и крапивой небольшой березовой рощицей, либо упирались в прямой как стрела проспект, с городской иллюминацией в виде рекламы, либо через проулок, начинающийся с поворота кривой улицы, набитой дорогой в сторону цыганского озера.
Ворота предпоследнего дома на одной из таких кривых улочек, участок которого был обнесен высоким частоколом, были патриотично окрашены в смесь белого, красного и синего цветов с трехглавым орлом, явно наклеенным поверх краски, в верхнем правом углу. Сам дом был добротным, ухоженным со множеством хозяйских построек. Одна из которых, гордо именуемая амбаром, если по простому сарай для хранения сена, зияла в данный момент темнотой провала вместо обычной двустворчатой двери, которая была аккуратно приставлена к стене этого же строения.
– Даже будучи законченной сволочью, ты не ожидал этого, да? – Петр, хозяин этого дома стоял у калитки своего соседа справа и держал в руке сломанную штыковую лопату. – Ты вообще думаешь о последствиях? Или как Бог на душу положит? Ты вообще о чем думал?
Петр был голубоглазым, с крутым загаром, блондином средних лет в хорошей физической форме. Однако лицо его оставляло желать лучшего. После осколочного ранения некоторые мышцы лица так и не восстановились. И в минуты очень сильных эмоций лицо его застывало, как лицо античных статуй с выражением умиротворения. Одет он был в линялую черную футболку, потертые старые джинсы, на ногах резиновые сапоги с широкими голенищами.
– А что не так?
– Ты подпер дверь моего амбара, в тот момент когда я там был с женщиной. С твоей женой был между прочим. – Лицо Петра на миг озарила довольная улыбка приятных воспоминаний. – Мужик ты или где? Сколько можно вести эти переговоры? Отпусти женщину. Я детей твоих обижать не буду, клянусь. Ну не сложилось у вас. Не можешь срать, не мучай жопу. Сколько можно трепать нервы себе и окружающим?
– Что? С моей женой? – По ту сторону ограды, у не менее ухоженного дома с колоннами типа греческих под аркой, стоял здоровенный очень средней упитанности рыжеволосый мужик с недельной щетиной на лице в ярко оранжевых с багряным отливом шортах, типа трусов, и ковырялся в зубах спичкой. – Если бы это было правдой, я бы знал.
– Твою мать, посмотрите на это позорище. Все знают, а он нет. – Петр ударил лопатой по ограде соседа. – Дин, не будь мудаком.
– Кому Дин, а кому Дмитрий Иванович Налимов.
– Не цепляйся к мелочам. Будет у нас мужской разговор? Или я тут воздух понапрасну сотрясаю, отпугивая комаров. – Он шлепнул себя по запястью, размазывая комара и каплю крови, что тот успел отжать. – Блин, жара же еще. Откуда они, твари, берутся. – Он прихлопнул еще одного, пристроившегося к его плечу. – Я весь сад неделю назад протравил. И по забору гадостью этой пролил. Все как обычно, реклама – деньги на ветер.
– Она моя жена по закону. Надеюсь, ты об этом помнишь. Я не намерен отдавать ее кому-то другому. – Дин выплюнул спичку себе под ноги, демонстративно отвернулся так, что щеки со спины просматривались и не оборачиваясь, шествуя к себе домой, лениво пригрозил. – Еще раз застану вас вместе – точно сожгу вместе с твоим домом. Вали домой, "необижало".
Легкий грузовичок бойко пролетел по неровной дороге и резко остановился в самом конце улицы, у пустующего уже несколько лет особняка по левой стороне от хозяйства Петра. Этот последний дом по улице являл собой разруху и забвение. Крыльцо его давно обвалилось, краска на фасаде облупилась, цветник зарос коноплей. И забор, местами поваленный местными свиньями, что рылись в данный момент на заднем дворике за летней кухней, был так же местами разобран на дрова за ненадобностью.
Из кузова выскользнули двое невысоких грузчика приятной внешности в темной робе без опознавательных и принялись перетаскивать в пустующий дом коробки перетянутые ярко красным скотчем. Дверца кабины медленно открылась и нога в коричневом ботинке опустилась на пыльную землю захолустья. Затем к ней с некой брезгливостью присоединилась другая. И уже потом дверца кабины захлопнулась, являя миру некого высокого черноволосого джентльмена в сером костюме при шляпе, с прямым носом аккуратными усиками на лице без возраста и зорким цепким взглядом.
Джентльмен скользнул взглядом по Петру, замершему у ворот своего дома, шутовски поклонился и направился в дом с заколоченными ставнями.
– Ты это видел? – Возле Петра появился Дин, жующий кусок копченной колбасы. – Я тебя предупреждал. Эта стерва так или иначе, но напакостит тебе.
– Не нервируй меня, Алые паруса. – Петр засунул руки в карманы, плечом толкнул свои ворота. Те распахнулись. Петр, обдумывая что-то, резко поменял тему. – Василиса моя вчера ожеребилась. Отпустишь завтра своих пацанов со мной на конюшню?
– Ха. Они с обеда там. – Дин запустил огрызком колбасы вдоль дороги, в сторону пустыря, простирающегося на километры перед глухими корпусами заброшенного химического завода. – Еще не вернулись.
Тем временем грузовичок поглотил обратно своих грузчиков, развернулся бодро, но неуклюже, сбивая сухой ствол яблони, растущий когда-то у самого края дороги, и укатил прочь.
– Может ему чего-нибудь предложить? – Дин вынул пакетик с чипсами из своих необъятных шорт, захомячил пару пригоршней и теперь делал кистью руки хватательные движения, как делал всегда когда хотел пить. – Ну там постельное белье или пожрать чего-нибудь?
– Перебьется. Не велика птица. Хватило же ума на ночь глядя переехать. Значит хватит ума и переночевать в пустом заброшенном доме.
Несколько капель дождя упали в пыль у ног мужчин. Они разом вскинули головы. Небо с запада затягивала черная пелена, изредка разрываемая молниями. В воздухе заметно посвежело и потемнело. Резкий порыв ветра покатил сломанный стебель яблони прочь по дороге. Где-то уже совсем рядом мелькнула молния и прогремел раскат грома.
– Ну, наконец-то. – Дин подставил свое лицо под тяжелые капли. – Я задолбался каждый вечер огурцы поливать. Все как в прорву. У редиски ботва повяла. Что б ее. Колодец наполовину вычерпал, а толку то? Как будто и не поливал. А еще и помидоры полива требуют. И яблони, и груши, и сливы, и даже та херь, что каждый год цветет, а плодов не дает. – Он глубоко и тяжело вздохнул. – Отощал совсем. Слава тебе, Господи, услышал наши молитвы. Вот еще бы колорадского жука с картохи прогнал, я бы тебе десяток свечек сразу поставил. Ну или хотя бы средство подкинул в магазины, что реально помогает избавиться от этой напасти.