Наталья Калинина
Станция похищенных душ
С любовью и благодарностью
Екатерине Неволиной и Юлии Набоковой,
Моим наставницам и спутницам
В творческом пути.
1
Тина пропала почти две недели назад, шестого августа. Ева запомнила тот день, расколовший на два обломка монолитную глыбу ее обыденной жизни со скудными вкраплениями полудрагоценных радостей, в мельчайших подробностях. Вернее, подробности стали вспоминаться позже. Они выплывали из тумана горя и тревоги, как айсберги, и замыкали Еву в ледяной плен, обрекая ее мысленно бродить по закольцованной траектории того дня от утра до вечера, бросаясь от одного воспоминания к другому в тщетных попытках нащупать маломальский след.
Та суббота, которая обернулась катастрофой, планировалась сестрами как долгожданный праздник. Ева получила премию, и поэтому решено было съездить в торговый центр, который местные жители прозвали неофициально «Шайбой» за форму здания и расположенные по кругу магазины. Они собирались купить Тине что-нибудь из обновок, а Еве – удобные босоножки, затем пообедать в кафе и сходить в кино. Накануне сестры весело и шумно спорили, выбирая фильм: Еве хотелось посмотреть романтичную комедию, а бесстрашной Тине – ужастик, но, чтобы никому не было обидно, остановились на американском блокбастере. Затем Ева отправила младшую сестру спать пораньше, та для проформы повредничала, но послушалась. Однако наутро Тина казалась вялой и невыспавшейся, с темными кругами под глазами. И Ева решила, что девушка вопреки наказам старшей сестры и как нередко случалось читала в постели. Еще Еве показалось, что Тина была будто чем-то встревожена: мобильный телефон она положила рядом на стол и то и дело косилась на него, на вопросы старшей сестры отвечала рассеянно и так, будто желала от той отвязаться. Было похоже, что предстоящая прогулка уже не вызывала у Тины прежнего энтузиазма. Ева собиралась спросить прямо, что случилось, но в этот момент на плите убежал кофе. Она отвернулась, чтобы снять с огня турку и вытереть темную лужицу. А когда повернулась, увидела, что сестра сидит, уткнувшись в телефон.
– Ты кофе с молоком будешь?
– А? – растерянно отозвалась Тина, не отрывая взгляда от экрана. Ева повторила вопрос, но сестра не ответила, быстро сунула телефон в карман джинсов и вдруг вскочила из-за стола.
– Ев, мне нужно выйти.
– Куда?!
– Скоро вернусь, – махнула рукой девушка и почти выбежала из квартиры, не забыв, однако, схватить с зеркального трельяжа в коридоре джинсовый рюкзачок.
Она не вернулась ни через пять минут, ни через час. Мобильный Тины вначале не отвечал, а потом и вовсе оказался вне зоны доступа. К обеду Ева от беспокойства уже ходила по стенам, вечером достала городской справочник и принялась обзванивать все больницы и контакты друзей сестры, которых знала. Утром отправилась в местное отделение полиции, а вернувшись домой, вошла в Интернет и составила сообщение о пропаже девушки. Поисками пятнадцатилетней Тины занимались не только официальные органы, но и волонтеры, которые объединялись в группы, прочесывали ближайшие лесопосадки, расклеивали объявления, создавали в социальных сетях группы и сообщества, информировали Еву о каждом своем шаге. Только ни официальные лица, ни добровольные помощники пока так и не могли выстроить более-менее ясную картину.
В исчезновении Тины было много чего странного. И эти странности вылезали не сразу, как петли из плохо связанного свитера, а постепенно, по мере того, как вопросы крючком поддевали вязаную зыбь тех дней. Только вот за какую бы нить Ева ни тянула, распутать клубок не получалось. Девочку видела соседка-собачница, которая выгуливала во дворе престарелого ризеншнауцера Тобби. Тина выбежала из подъезда, на ходу надевая лямки рюкзака, пролетела мимо соседки, не поздоровавшись и не остановившись, чтобы погладить Тобби по седеющему загривку, как обычно делала при встрече, и бегом направилась в сторону автобусной остановки. Затем девочку заметили возле ресторана «Млечный путь». Там она сделала пересадку на пятый маршрут, который шел за город, вышла на предпоследней остановке и направилась в сторону посадки. Волонтеры прочесали лесок вдоль и поперек, но не нашли никаких следов нахождения пропавшей девочки. Ева тем временем беседовала с одноклассниками и друзьями сестры. И эти разговоры принесли ей не столько пользы, сколько неожиданных открытий. Во-первых, от близкой подруги Нади Ева узнала, что девочки поссорились еще перед школьными экзаменами и с тех пор даже не разговаривали. Сказать, что она была удивлена, значит, ничего не сказать: Тина ни словом, ни настроением не выдала того, что разругалась с близкой подругой, с которой дружила со второго класса. Да и вспомнилось, что в последнее время младшая сестра, куда-то собираясь, на вопросы Евы, куда она идет, отвечала, что к Наде. К кому же тогда уходила Тина, с кем виделась и где проводила время? Но Надя не дала ответов, как и не смогла внятно объяснить причину ссоры с Тиной. «Так, уже не помню. Из-за какой-то ерунды». Во-вторых, Ева узнала, что у ее тихони сестры, оказывается, был молодой человек. Некий Макар из 11-«Б». Ева нашла адрес парня, но выяснилось, что тот уехал в столицу сдавать вступительные экзамены. Давать номер телефона Еве мать Макара отказалась, сказав, что разговаривать будет только с полицией – если той понадобится.
Следователь, который вел дело о пропаже Тины, в один из черных и тревожных дней, вымаранных тоской, словно мазутом, сообщил Еве, что пришла из телефонной компании запрошенная распечатка звонков девочки. Выяснилось, что ни в день исчезновения, ни накануне Тине никто не звонил. Более того, в истории контактов за последний месяц не оказалось ничего подозрительно: ни исходящих звонков и сообщений незнакомым адресатам, ни принятых вызовов с неизвестных номеров. Значит, сделала вывод Ева, Тине в то роковое утро прислали личное сообщение на ее страницу. Сосед-студент, компьютерный гений, подобрал пароль к странице Тины. И Ева получила доступ к личной переписке сестры. Однако и тут ее ожидало разочарование: Тина то ли не имела привычки сохранять разговоры в чате, то ли удалила почти все перед своим исчезновением. Только одно сообщение сохранилось, но оказалось именно тем, которое и искала Ева: время отправки соответствовало тому, в какое Тина получила сигнал, заставивший ее покинуть дом.
«06.08. 11:11
Следуй за красными башмачками на СтСт»
Правда, расшифровать сообщение удалось не полностью. Ева поняла, что сестре назначили дату и время. Примерно за час до предполагаемой встречи Тина и выбежала из дома. Но что означала аббревиатура СтСт и загадочная фраза про башмачки? Сообщение было отправлено с пустой страницы, заведенной словно для того, чтобы с нее написать девушке. Даже аватарку не установили, а имя пользователя значилось как «Кассир». Ева тут же отправила следователю скриншот сообщения и ссылку на загадочную страницу. Но когда она позже решила зайти в профайл Кассира, аккаунт оказался удален.
А два дня спустя позвонил следователь и сообщил, что возле местного озера, в противоположной стороне от лесопосадки, возле которой в последний раз видели Тину, нашли вещи девочки: одежду, в которую она была одета в день пропажи, ее рюкзачок с косметичкой и паспортом. Рюкзак обнаружили в зарослях кустарника, тогда как толстовку и джинсы выловили из воды. Ева взяла такси и приехала к озеру, возле которого уже собрались профессиональные водолазы и полиция. Волонтеров, которые тоже находились здесь, держали за огораживающей участок лентой и к воде не подпускали. Ева пожалела о том, что не попросила никого ее сопроводить, потому что едва она увидела перетаптывающихся в скорбном молчании людей, почувствовала, как ее ноги обмякли, словно у тряпичной куклы. Она бы упала, если бы ее неожиданно не подхватил под локоть рыжий бородач со спокойным взглядом деревенского батюшки – руководитель поискового отряда из волонтеров. Молодой мужчина молча и осторожно повел Еву к ленте. «Сестра», – кратко сказал он первому встретившемуся на пути человеку. Это слово шепотом передали дальше, толпа всколыхнулась и стала расступаться перед ними, словно некто раздернул гигантскую «молнию». «Василий», – вспомнилось Еве имя рыжего, когда толпа с тихим рокотом перешептываний снова сомкнулась за их спинами, лишая возможности отступить.
– Василий?.. – обратилась она к мужчине, но так и не смогла договорить фразу до конца.
– Пока никого не нашли, – правильно понял он ее вопрос. И у Евы отлегло от сердца.
– Она жива, моя Тина, жива, – прошептала она доверительно рыжему. Но тот словно не разделял ее надежды, лишь неопределенно качнул головой и подвел Еву к полицейскому.
Ни других вещей девочки, ни ее тела в озере в тот день так и не нашли. А сегодня Ева получила на почту ссылку на известный ресурс. На видео, загруженное этим утром, была Тина. Некто снял ее на фоне кирпичной стены, освещенной тусклым светом ближайшего фонаря. Само видео длилось шестнадцать секунд, было темным, черно-белым и без звука, изображение прыгало, словно тот, кто держал в руках камеру или телефон, нервничал, торопился и совершенно не заботился о качестве. Тина что-то говорила. Губы ее шевелились, а глаза смотрели прямо, словно тоже пытались передать старшей сестре сообщение. За эти шестнадцать секунд Тина ни разу не моргнула. Ева вглядывалась в темное изображение, пытаясь понять, что младшая сестренка хотела ей сказать, но губы девочки шевелились так быстро, что прочитать по ним что-либо было невозможно. В конце видео Тина резко оглядывалась, словно ее встревожил внезапный шум, ее личико искажалось от страха, а затем изображение обрывалось.
Ева гоняла туда-сюда видео, пытаясь выцепить и сложить в более-менее понятную картину все детали. Исследовала за спиной Тины кирпичную кладку в желании догадаться, где эта стена могла находиться. Рассматривала незнакомую ветровку на девочке явно не ее размера и тешила себя счастливой мыслью, что видео сняли уже после того, как возле озера нашли одежду и рюкзак. Она хотела понять, что могло напугать младшую сестренку. И радость сменялась паническим страхом. Что с Тиной стало? Успела ли она спастись от того, что, возможно, ей угрожало? И вновь, как на качелях, взлетала в поднебесье радости: раз Еве показали это видео, значит, Тина спаслась. В конце концов, устав гадать, девушка отправила ссылку на видео следователю. И уже после этого ее осенила идея найти кого-то, кто бы мог прочитать сообщение Тины по губам. Ева перелопатила Интернет, пытаясь выйти на такого человека. Но когда наконец-то смогла найти, кому написать, увидела, что видео удалили. Как и ту страницу неведомого Кассира. От досады и огорчения, что не успела скачать видео себе, Ева стукнула кулаком по столу. Ей оставалось лишь надеяться на то, что специалисты в полиции смогут восстановить его.
*********
В первый момент, вытащив из конверта из тонкой бумаги белоснежную открытку-раскладушку, на которой витиеватыми буквами золотилась надпись «Приглашение», Иван подумал, что его зовут на свадьбу и принялся прикидывать, кто из холостых приятелей мог бы сочетаться браком. Леонид был сторонником не моногамной, а полигамной жизни без обязательств. Вряд ли кому-то из случайных подружек удалось очаровать прожженного ловеласа настолько, чтобы тот изменил себе и своим принципам. Другой приятель, Макс, напротив, романы заводить не торопился, потому что еще не остыли угли от его сожженного до развода брака. Ну а другие приятели все были женаты. Оставалась только бывшая жена, которая вполне могла выкинуть такой финт – прислать ему приглашение на свадьбу. Эльза не преминула поставить Ивана в известность сразу же, как у нее закрутился роман с каким-то патлатым музыкантом. Видимо, надеялась разбудить в Иване ревность и сожаления. Только ему было все равно, встречается ли с кем-то его бывшая и собирается ли вновь замуж. Все чувства к Эльзе Селиной, в девичестве Елизавете Сидоркиной, сгорели еще раньше, в кострах их утомительных и опустошающих ссор, дотла, без шансов на реинкарнацию. Иван без всякого интереса открыл приглашение и увидел, что ошибся в своих предположениях дважды. Во-первых, открытку ему прислала не Эльза. А, во-вторых, это было приглашение не на свадьбу, а на ужин.
Уважаемый Иван Сергеевич!
Приглашаю Вас на торжественный ужин,
посвященный Воскрешению Воспоминаний.
Мероприятие состоится 18 августа в 22–00.
С надеждой на встречу
Виктор Пономарев
Далее шел адрес, который Ивану ни о чем не говорил. А вот имя человека, приславшего конверт, показалось знакомым. Оно не кольнуло сразу острыми воспоминаниями и не пробудило в памяти четких картин. Лишь вызвало поначалу чувство тревоги, еле уловимой, как еще не развеянные в воздухе флюиды чьих-то духов, которые вдруг вызывают ассоциацию со строгой учительницей, влепившей несправедливую «двойку», или бросившей тебя в пубертатном возрасте первой девушкой. А затем буквы, складывающиеся в смутно знакомое имя, будто на мгновение воспламенились, и Ивана обожгло этой вспышкой. Пономарев Витя. Перед глазами встал образ худощавого лопоухого мальчишки пятнадцати лет с ссутуленными плечами и затравленным взглядом. Витька Пономарь – так звали его в областном городке, в котором родился и вырос Иван. Поздний сын сторожихи в детском саду. Близкой дружбы с ним никто не водил, потому что Витька был скучным, молчаливым и забитым – не матерью, а теми нищими условиями, в которых он рос, словно квелый стебелек сорного растения на клумбе. Он и к компании, в которой верховодили Иван и его близкий друг Володька, приткнулся с тем же затравленным ожиданием в прозрачно-светлых глазах, что его вот-вот выдернут из почвы и отшвырнут, как сорную траву. Но его не гнали. Не гнали, потому что не чувствовали в Пономареве конкуренции. Парнишка как парнишка, молчаливый, робкий, без особых задатков, середнячок. В знак благодарности за то, что ему позволили остаться, он нередко приносил в компанию детсадовские плюшки, которые оставляли его матери поварихи. И выполнял поручения вроде «принеси-подай-разведай» лучше всякой мелюзги, которая иногда прибивалась рыбками-подлипалами к стайке местных шестнадцатилетних акулят.
С именем Вити Пономарева была связана темная история. Случилась она пятнадцать лет назад, но начало ее было положено раньше, в тот день, когда они познакомились с Долговязым.
С появлением Бориса по прозвищу Долговязый времяпровождение четырнадцати-шестнадцатилетних пацанов (которое чаще всего заключалось в бесцельном блуждании по вечерним улицам города, распитию подпольно купленного в палатке пива в подъездах, курении дешевых сигарет и иногда перемежалось скучными драками с пацанами из другого «клана») кардинально изменилось. «Пфу… Это же не клево!» – вспомнилась сейчас Ивану фраза, с которой и началось знакомство со старшим другом.
2000–2001 года
В тот промозглый осенний Иван с Володей и еще парой пацанов, одним из которых был Витька Пономарь, грелись в подъезде чужой девятиэтажки, смолили единственную на четверых сигарету и лениво перебрасывались фразами. Им было скучно. На улице хлестал дождь, они промочили ботинки, промерзли и на самом деле хотели разойтись по домам, но никто из их четверки не решался первым озвучить разумное желание. Иван как раз затушил о подоконник окурок, когда хлопнула подъездная дверь, и кто-то, пришаркивая, стал подниматься по лестнице. Чуть позже перед ними появился молодой мужчина в широкой, но короткой ему болоньевой куртке, словно он из нее внезапно вырос, но набрать веса так и не успел. Мужчина, который на самом деле оказался парнем ненамного старше Ивана, остановился и с улыбкой произнес:
– Здорово, пацаны!
– Ну, здорово, – лениво откликнулся Иван, тогда как остальные промолчали и лишь смерили нарушившего их уединение жителя хмурыми взглядами.
– Курим? – все так же улыбаясь, парень проводил взглядом бычок, который Иван выстрелил в приоткрытую форточку.
– Сигарет больше нет, – поспешно отозвался Вовка, решив, что парень попросит закурить.
– Я не курю. Пфу… Это же не клево! – отозвался тот и сунул кулаки в глубокие карманы куртки.
– Нотацию будешь читать? О вреде курения? Нам неинтересно, – набычился Иван и сплюнул себе под ноги.
– Не буду. Тоже не клево. И плевать в подъезде…
– Совсем не клево! – подхватил Иван, закипая. – Слушай, чего пристал? Мы тебя не звали. Проваливай!
Остальные пацаны встрепенулись, скука с них облупилась, как непрочная старая эмаль, явив жажду поразвлечься. Ноздри всех четверых затрепетали, как у молодых волчат, почувствовавших запах крови. Дайте, дайте им вцепиться острыми зубками в теплое тело жертвы, поддеть на клыки мягкую плоть, утолить жажду горячей, одуряюще пахнущей кровью! Иван непроизвольно, предчувствуя развлечение и ощущая, как в его собственной крови закипает адреналин, сжал кулаки. Сейчас этот несуразный длинный тип, похожий в своей куртке-хламиде на колобка на тонких ножках, начнет их учить жизни – о том, как «не клево» пачкать в чужом подъезде. Но еще не успеет и фразу произнести до конца, как получит в тонкий длинный нос, такой же несуразный, как и весь он сам, первый удар. Ивана даже не смущало то, что бой выйдет неровный, и не только потому, что шансы у этого долговязого против них четверых равны нулю, но еще и потому, что любой из их компании, даже самый младший и тщедушный Пономарь, комплекцией превосходил незнакомца.
– Скучно вам, пацаны, – не спросил, а вдруг произнес долговязый. Но не с издевкой или сочувствием, которое лишь больше завело бы парней, а с неожиданным пониманием. И вдруг предложил:
– А пошли ко мне! Чего вам по подъездам шаркаться?
– И что мы у тебя забыли? – спросил Иван, обескураженный таким поворотом. И не потому, что, как учила в детстве мама, уходить с незнакомцами опасно, а удивившись беспечности долговязого. Приглашать к себе домой группку незнакомых пацанов, которые от скуки вот-вот готовы наброситься на тебя – не самое разумное решение.
– А я расскажу, что забыли, – усмехнулся по-взрослому парень. – Лекарство от скуки! Ну, так что, идем?
Он достал из кармана ключи и подкинул их на ладони. Иван успел заметить, что в связке было всего два ключа. Недавно в их городке случилась история, когда один молодой мужчина, вот так прикинувшись добрым дядей, попечалился двум мальчишкам о потерянных ключах и попросил тех влезть через форточку в «его» квартиру на первом этаже и открыть дверь. И даже в благодарность дал пацанам по шоколадке. А потом, конечно, выяснилось, что был это домушник. Мама, узнав о той истории, прочитала целую лекцию на тему, как опасно поддаваться на просьбы и уговоры незнакомцев. Иван еще рассердился на мать: будто он маленький и сам не знает, как себя вести.
– Слышь, а это точно твоя квартира? – видимо, вспомнив ту же историю, спросил Володя. – А то, знаешь ли…
– Да моя, моя! – засмеялся долговязый. – Я с отцом живу. Он позже придет.
– А чего это ты нас приглашаешь? Может, мы тебя изобьем, а квартиру обчистим? – сощурился Иван.
– Не получится, – хитро усмехнулся долговязый. – Сейчас поймете, почему. Ну, айда?
И он, не оглядываясь, стал подниматься по лестнице, словно уверенный в том, что пацаны последуют за ним. Четверка переглянулась между собой и, пожав плечами, гуськом потянулась за странным парнем. Едва на площадку четвертого этажа поднялся последний в их цепочке, как одна из дверей со скрипом приоткрылась, и в проеме показалось сморщенное старушечье лицо в обрамлении седой пакли растрепанных волос.
– Ты, што ль?
– Я, я, баба Поля.
Бабка высунулась в проем уже до плеч, повела носом совсем по-звериному, словно что-то вынюхивала, и вдруг вперила пронизывающий, как рентгеновский луч взгляд в Ивана.
– А это хто с тобой? – спросила она у долговязого, держа Ивана под прицелом черных маленьких глазок.
– А это мои друзья, баба Поля, – дружелюбно отозвался парень. – Позвал их на чай. Дождь на улице, они промерзли и промокли.
– Больно уж молоды друзья твои… И давно ты их знаешь? – продолжала допрашивать парня бабка. Из дверей она уже вылезла по пояс, и Иван подумал, что если соседка выйдет полностью, избавиться от нее, приставучей, как репей, будет не так просто. Он уже понял, что имел в виду долговязый, когда усмехнулся в ответ на его провокацию: такая бабка получше всяких скрытых видеокамер будет. Все приметит, что не приметит – о том допросит, а потом донесет. Но долговязому как-то удалось и усыпить подозрительность соседки, и удовлетворить ее любопытство. Он что-то сказал, после чего бабка покачала косматой головой и пробурчала:
– Ну, смотрите. И чтобы без шума! Будет шум, я тут же вызову милицию! И энто… Твой отец када придет?
– Через полтора часа, баба Поля. Если не будет ничего срочного.
– Скажи ему, что у меня давление опять скакет, будь оно неладное.
– Хорошо, я попрошу его зайти к вам, – сказал парень и открыл дверь. Пацаны, воинственность которых сменилась смущением, переступили порог и в растерянности замерли в коридоре. Что ожидать от этого приглашения они не знали. А хозяин уже суетился в каком-то веселом предвкушении, будто визит ребят обещал принести ему нечто особо радостное и давно ожидаемое. Сейчас, без куртки, он показался еще истощенней, чем в первый момент. Все его тело словно было сложено из тонких стержней, скрепленных шарнирами, а голова, напротив, казалась по сравнению с тщедушным телом непомерно большой. Лицо у парня тоже было некрасивым: с широким лбом, выпуклыми светлыми глазами и длинным тонкогубым ртом. И все же было в нем какое-то странное обаяние, которое зажигалось не сразу, а разгоралось постепенно и незаметно. Но когда вспыхивало полным пламенем, поглощало всех вокруг полностью, и избежать этого сокрушительного пожара уже оказывалось невозможным. Это Иван понял позже. А в тот вечер, переступая в неловкости ногами в мокрых носках и чувствуя себя в чужой прихожей лишним, он, придав голосу безразличной небрежности, дабы казаться «выше» хозяина, спросил:
– Слышь, долговязый, как тебя зовут-то?
– Борисом, – ответил хозяин, ничуть не смутившись развязного тона гостя. И улыбнулся своим лягушачьим ртом. Но кличка «Долговязый» с того вечера к Борису приклеилась намертво. Никто из мальчишек в их компании по-другому его и не звал. Только в обращение уже вкладывалось не легкое презрение, а, напротив, уважение и даже любовь. Самому парню, похоже, было все равно, как его будут называть. Лишь бы пацаны были увлечены.
О себе Борис рассказал еще в тот вечер, когда готовил мальчишкам горячий чай с мятой и выкладывал под их смущенными взглядами в вазочки конфеты и печенье. Ему недавно исполнилось двадцать, и был он студентом-третьекурсником, учился в местном педагогическом на историческом факультете. Его родители давно развелись, и хоть он жил с матерью, с отцом связь поддерживал тесную. До третьего курса жил в общаге, так как поселок, в котором Борис проживал с матерью, находился в сотне километров от областного города. Но усугубились проблемы со здоровьем: у Бориса с рождения был порок сердца. И тогда было решено, что он переедет к отцу-врачу. Так с осени парень поселился в этом городке, успел познакомиться со всеми соседями и почти обаять подозрительную соседку бабу Полю.
В тот вечер Иван и его друзья засиделись в гостях у Долговязого допоздна и даже успели познакомиться с его отцом, вернувшимся с работы. Может, если бы кто-то другой, не Борис, и попытался заинтересовать их подобной темой, то потерпел бы крах. Долговязому же увлечь их получилось так быстро, легко и естественно, что Иван потом, не раз оглядываясь на тот день, удивлялся его таланту. А может, дело было вовсе не в особом таланте Долговязого, а в том, что он просто жил тем, чем оказывался увлечен. И жил тоже с увлечением, которым невольно заражал всех вокруг. Такой жажды жить, такого удовольствия от самого факта существования, такой радости от каждого дня Иван не встречал больше ни у кого – ни до Долговязого, ни после.
Они, все четверо, вернулись к нему через день и привели с собой еще пару новых мальчишек. Постепенно их компания расширялась: кого-то позвали они, кого-то пригласил Долговязый. Здесь, в доме Бориса и его отца, им были рады в любой день и час, к ним относились с уважением, как к взрослым, и, одновременно, с заботой и любовью. И, может, не столько за захватывающим времяпровождением приходили мальчишки в эту небольшую квартиру, сколько за пониманием и теплом, так недостающим им в тот промозглый период переходного возраста с его пронизывающими ноябрьскими ветрами, заморозками и выстуживающим душу одиночеством.
Как знать, может, дружба с Долговязым длилась бы и по сей день, если бы не случившаяся в мае 2001 трагедия, о которой еще долго шумели в городке. В тот день, суливший изначально радость и адреналин, к которому готовились долго и тщательно, пропал Витя Пономарев, и как его ни искали, так и не сумели найти. Дорогу Пономарева скрыл такой плотный туман, что так и оставалось неясным, ушла ли она в небо или так и продолжает раскатываться себе полотном, только уже в каких-то неведомых далях. Борис обвинил во всем себя. Его больное сердце не выдержало переживаний, и к осени того же года Долговязого не стало. А потом, спустя пятнадцать лет, и Володьки.
И вот надо же! Приглашение на ужин от пропавшего пятнадцать лет назад Виктора Пономарева. Получается, жив… Только где ж его черти носили все это время? Иван повертел в руках открытку, а потом набрал номер секретаря. Но, не дождавшись первого гудка, положил трубку на рычаг и сам вышел в приемную.
– Лена, кто принес это приглашение? – спросил он, показывая отвлекшейся от работы девушке конверт.
– М-м-м… – на секунду задумалась та. – С курьером прислали, Иван Сергеевич. Я точно помню, потому что попросили расписаться за получение.
Что ж, логично. По крайней мере Иван догадывался, как его могли найти: недавно в одном популярном журнале вышло интервью с ним, основателем известной сети магазинов, торгующих стройматериалами и товарами для дома. Иван потоптался на месте, раздумывая, что еще спросить. Но, так и не найдя, кивнул секретарю и вернулся в свой кабинет. Чертова открытка. Чертова история. Чертовы воспоминания, которые воскресила она. Иван резко выдвинул ящик стола и вытащил из него пачку сигарет. Курил он редко, но, как сам же и посмеивался, метко. То есть если срывался, то одной сигаретой не ограничивался, а смолил две или три подряд. Но сейчас, достав из пачки сигарету, он помял ее в пальцах, а затем решительно убрал на место и опять взял злополучную открытку.
Ишь ты! Как пафосно – «ужин, посвященный воскрешению воспоминаний». И какие же это воспоминания собирается воскрешать Пономарь? Или так напыщенно названный ужин обернется поминками по тем, кто уже ушел? Иван тихонько стукнул кулаком по столешнице. Приглашение вывело его из равновесия. Не было желания ехать на этот странный ужин, но, с другой стороны, Иван понимал, что не сможет просто выбросить из головы мысли о нем так легко, как если бы выкинул открытку в мусорное ведро. Не получится и все тут. Да и чтобы поставить точку в той истории, ему нужно знать, что случилось с Пономарем.
До десяти вечера еще оставалось порядка пяти часов. Иван вошел в Интернет, набрал в гугл-мапс адрес и тихо присвистнул. Ну и местечко выбрал для ужина Пономарь! Мужчина распечатал карту, а затем набрал номер секретаря:
– Лена, ни с кем меня сегодня уже не соединяй.
– Вы уезжаете, Иван Сергеевич? – вежливо уточнила девушка.
– Да, – чуть помедлив, ответил он. И пусть до ужина еще оставалось много времени, он лучше уйдет пораньше. Поколесит по городу, потому что езда его успокаивала, перекусит в любимом кафе, соберется с мыслями – перед этим вечером «воскрешения воспоминаний».
Иван подъехал к промышленной зоне, расположенной в одном из отдаленных районов столицы, ровно за полчаса до ужина. Он не любил опаздывать, так же, как и приезжать сильно заранее. Но когда встречу назначали в незнакомом месте, прибывал с учетом времени на поиски парковки. Место для ужина Пономарь выбрал не самое удобное – на территории бывшего завода, здания которого в дань моде и практичности переделали под офисные. Изучив в Интернете план и сайт, Иван узнал, что помимо ресторана, который в будние дни служил общепитом для офисных сотрудников, а в выходные сдавался под банкеты, в зданиях бывшего завода размещались фитнес-клуб и несколько небольших компаний. В общем, какая-никакая жизнь здесь наблюдалась.
Найти свободное парковочное место удалось почти сразу. Правда, находилось оно довольно далеко от ресторана, так что остаток времени ушел на пешую прогулку. А вот ресторан, не смотря на карту, Иван нашел не сразу: пришлось поплутать между зданиями из красного кирпича, которые еще недавно наверняка щерились выбитыми стеклами, а сейчас, благодаря новыми стеклопакетами, приобрели европейский лоск. Ресторан располагался в бывшей заводской столовой, затерявшейся между двумя зданиями. Иван в полном одиночестве приблизился к бетонному крыльцу, которое освещали два простых фонаря, и остановился. Что-то не так. Не слышно ни музыки, ни гомона голосов, да и свет за занавешенными окнами, кажется, тоже не виден. И только он подумал, не стоит ли повернуть назад, как занавеска на одном из окон вдруг колыхнулась. Значит, его дожидаются. И, может, даже выглядывают его в окно. Иван потянул на себя тяжелую металлическую дверь и вошел.
Никто его не встретил – ни швейцар, ни администратор. Только приглушенный свет двух напольных светильников освещал обозначенный зеленой ковровой дорожкой путь. Иван шагнул на вытертый ворс ковра и только сейчас понял, что тишина в ресторане царит не абсолютная, как в первый момент ему показалось, а наполнена приглушенным треском и жужжанием. Он толкнул дверь в зал, и к усилившемуся стрекоту и жужжанию добавилось металлическое позвякивание. В полумраке обеденного зала Иван увидел, что все места заняты. Но когда он переступил порог, над ближайшим столиком вдруг вспыхнула навесная лампа и осветила табличку с черными печатными буквами: «Селин Иван Сергеевич». Мужчина присел за стол, повертел табличку в руках и оглянулся в поисках официанта. В этот момент лампа над столом моргнула и погасла. На несколько неприятных моментов весь зал оказался погружен в темноту, в которой шумы, казалось, раздавались громче. А потом совсем близко, за его же столиком, неожиданно раздался хохот. И во вспыхнувшем во всем зале свете Иван увидел напротив себя худую фигуру с несуразно длинными руками и огромной башкой. От неожиданности мужчина вздрогнул. У сидевшего за его столом оказалось уродливое лицо с крупным носом, глазами навыкате и длинным ярким ртом, в разрезе которого выглядывали по-крольичи два зуба.
